Внимание!
среда, 27 августа 2014
I have another wind to ride ©
Название: Поиск неравной волны
Автор: Корейский Песец
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин), Лухан (Лу Хань)
Рейтинг: 13
Жанр: НФ, космо!АУ, джен, если очень хочется - броманс
Размер: 6100
Размещение: запрещено
Аннотация: Кто-то спасает потерянных в космосе людей, а кто-то потерянный хочет спасти историю погибшего мира любой ценой. Ну а если всё сложно и трудно предсказать результат, приходится делать выбор.
Звукам в космосе не место, а жаль, ведь он так любил слушать звуки. Их закодированные переплетения с разной частотой ― громкие, отчётливые или на грани, одиночные или аккорды, разбивающие тишину на множество осколков или тревожащие долго и не желающие затихать.
Под звуки можно танцевать в невесомости и видеть за толстой преградой иллюминатора живую тьму, где иногда мелькают кусочки света, да и те всё равно не больше, чем тьма.
В этой невесомости лишь два источника звука: автоматика и он сам. Шопен и его голос ― прямо сейчас. Хотя пусть лучше это будет только Шопен, а он просто послушает и помолчит.
На правой панели беззвучно замигал алый огонёк ― ещё один отказавший двигатель. Ничего неожиданного, всё предсказуемо. И если он, танцуя в невесомости, приблизится к монитору, то непременно увидит сообщение: "Двигатель А-1548 не функционирует. Ремонту не подлежит. Сбросить балласт?"
И даже если он сбросит балласт, останутся ещё семнадцать двигателей, которые будут выходить из строя один за другим в положенный срок. Если верить последним расчётам главной системы, потенциала оставшихся двигателей недостаточно, чтобы корабль достиг пункта назначения хоть когда-нибудь. Поэтому... поэтому однажды на мониторе его контрольной капсулы тоже появится сообщение: "Ким Чонин, навигатор класса М-589. Системы контроля и жизнеобеспечения работают без результата. Сбросить балласт?" Но подтвердить команду будет уже некому. Хотя он мог бы запрограммировать главную систему на такой случай. Собирался несколько раз, но так и не сделал.
Последние аккорды упали в тишину и растаяли бесследно. Чонин приблизился к монитору, подтвердил команду сброса отказавшего двигателя и открыл дверную панель. Стабилизация гравитации ― прощай, чувство лёгкости и невидимых крыльев за спиной. Он осторожно переступал по мягкому покрытию, заново привыкая ходить на двух ногах. В салоне за серебристой дверцей ждали высокие стаканы с напитками на выбор, и он по привычке проверял запасы. Много. Слишком много для одного человека, но угощать ему некого. Лет сто назад он всё ещё играл и развлекал сам себя, пытаясь сразу изобразить множество людей. Как будто он не один, а в весёлой компании. Только фальшь такой игры почувствует даже самый бесталанный и тщеславный актёр.
Слишком тихо. Слишком одиноко. Слишком... бесперспективно. И слишком жестоко, наверное, знать, что всё ни к чему, напрасно, бесполезно. И уже незачем ждать. Да и нечего.
Когда откажет последний двигатель, всё закончится.
Из любопытства Чонин пытался просмотреть записи главной системы и выяснить, где же была допущена ошибка в расчётах. Это оказалось не так и просто сделать, а потом обнаружилось, что самая старая часть данных повреждена. О том периоде Чонин знал ровно столько, сколько сообщила главная система, потому что родился он уже на этом корабле и в пути.
Последний рождённый и оставшийся в живых. Такая вот ирония. Последний представитель некогда обитаемого мира ХМ-6 звезды класса Р-58. И он не принадлежал ни одному миру, потому что родился не на планете, а в свободном пространстве на корабле без порта постоянной приписки.
Главная система отметила его случай как беспрецедентный. И это означало, что его дело требуется рассматривать отдельно. Наверное, он мог бы этим гордиться, если бы было перед кем.
― Последний блок, ― устроившись в кабине мнемотеатра, отдал он команду главной системе.
― Прямой порядок?
― Уже всё равно.
В самом деле, какая разница? Всё равно увиденное не с кем будет обсудить, поэтому в его основной памяти вряд ли что-то задержится. Кроме того, в архиве не хранились записи тех, кого бы он знал. Он был последним рождённым представителем уже погибшей колонии. И последним живым с момента рождения до нынешнего дня. Он всю жизнь слышал лишь голос системы и свой собственный.
― Запись-1958426745. Леона Вайгард. Восемьдесят три года. Варрахт. Место рождения ― Райн...
Чонин закрыл глаза и просунул правую руку в манипулятор. Под пальцы удобно легли управляющие мембраны, а мозг перешёл в режим мнемовосприятия записи.
Горные массивы, ущелья, стремительные потоки, утопающий в зелени город. Очень красиво, если не думать о том, что этого уголка мира больше не существует.
Дом на окраине с белыми колоннами, сад строгой планировки, распахнутые двери и детский смех. На полках много книг, значит, библиотека. Дети весело перекрикивались на варрахтском.
Чонин знал все языки колонии, но понятия не имел, какой из них ― его родной. Точно так же, как не мог узнать имён своих родителей. В его карте перечислялись имена первоначального экипажа корабля, и значилось "наш последний ребёнок". В прилагающейся аудиозаписи ему оставили свои пожелания те двадцать семь человек, что дожили до момента его зачатия. Он часто слушал их и пытался понять, кто же из них... Кто именно? И понять не мог. А ещё ни один из них не носил такую же фамилию, как у него. Странно, но, пожалуй, он так никогда и не узнает ответа на этот вопрос, как не сможет и расшифровать повреждённые данные первого периода, чтобы найти ошибку в расчётах.
Чонин прошёл через библиотеку и поднялся по лестнице на второй этаж. Мимо пробежала горничная, следом за ней из детской комнаты вынеслись две девочки с забавными бантиками в светлых волосах. Они громко смеялись и держали в руках венки из цветов.
― Не шалите! ― строго велела дама в твидовом костюме, выглянувшая из кабинета чуть дальше по коридору. ― Потише, я беседую с клиентом!
― Да, мама! Мы уже тихие-тихие!
Чонин с интересом заглянул в кабинет, обошёл даму в костюме и остановился возле огромного глобуса на резной подставке. Он знал, как выглядела погибшая планета, но всё равно не мог отказаться от желания прикоснуться к глобусу и заставить его медленно вращаться. А ещё всегда хотелось помечтать и представить, что на самом деле ничего не случилось, что где-то во тьме всё так же светит солнце, и вокруг него вращается вот именно эта планета с синими боками океанов и красно-зелёными массивами материков. И когда-нибудь одиноко бредущий сквозь пустоту корабль остановится у внешнего космопорта в космической лиге от третьего спутника.
Погладив глобус, Чонин отступил к двери, вышел в коридор и вернулся к лестнице. Он бродил по этажам, встречая то прислугу, то обитателей дома, то детишек. Все они не обращали на него внимания, потому что не видели и видеть не могли. Всё вокруг Чонина было лишь мнемозаписью, и он не входил в число действующих лиц. Он числился среди зрителей.
Леона Вайгард училась в элитной школе для девочек, и этот кусок записи Чонин просмотрел лишь по важным эпизодам, поскольку данные об элитных школах уже содержались в его памяти. Потом пришло время колледжа. Леоне нравился Шопен, и вот это стало приятным сюрпризом, как и её умение играть на фортепиано. Чонин с удовольствием прослушал выпускной концерт, устроившись в зале на свободном месте. И пришло время Летнего концерта в Саду Архитектуры.
Этот сад располагался в центре Райна, Чонин помнил его по другим записям. Он даже знал все лучшие места и привычно расположился на третьем ярусе открытой галереи. Отсюда звучание рояля казалось волшебным и насыщенным, сильным и ярким. А ещё сюда редко приходили люди. Чонин понимал, что никто его не увидит, ведь это мнемозапись, но присутствие людей всё равно мешало ему. Когда же людей не было, он мог не только слушать, но и танцевать.
Во время Летнего концерта в записи Леоны Чонину не повезло. На третьем ярусе галереи стоял светловолосый парень в тонком сером свитере. Положив локти на мраморные перила, мусолил в руках тонкую тетрадь и иногда резким движением откидывал то и дело спадающую на лоб чёлку.
Чонин остановился чуть поодаль и время от времени бросал на парня раздражённые взгляды, ждал, что тот уйдёт в конце концов, ведь не особо-то и слушал музыку. Но парень с тетрадью всё не уходил ― продолжал почти что висеть на перилах, мусолить пальцами обложку, кусать губы, хмуриться, думать о чём-то совершенно ином. Чонин весь извертелся от непреодолимого желания окунуться в музыку и потанцевать. И не мог этого сделать из-за парня с тетрадкой. Он сто раз мысленно сказал себе, что никто ничего не увидит, но, как обычно, это не помогло.
Через несколько минут светловолосый парень отлип от перил, выпрямился и двинулся в сторону Чонина, остановился в двух шагах и тихо поинтересовался:
― Что ты так на меня пялишься?
С резким выдохом Чонин распахнул глаза и сел в кабине мнемотеатра. Голова тут же закружилась из-за нарушения процедуры перехода ― Чонин рефлекторно нажал на мембрану экстренной отмены воспроизведения мнемозаписи. Обычно этой командой он не пользовался и спокойно просматривал записи от начала и до конца. Было пару раз, когда он знакомился с записями древних периодов и сталкивался с неприятными вещами, но потом привык.
Только вот ещё ни разу никто не пытался с ним заговорить. Это ведь всего лишь записи о прошлом тех людей, которых больше нет на свете. Просто воспоминания, данные, информация о разных слоях и областях жизни, общества, науки и искусства, что в целом давало картину существовавшего когда-то мира. Это просто файлы. И эти файлы неизменны, одинаковы.
Но тот парень...
Чонин высвободил руку из манипулятора и потёр лоб. А с чего он вообще взял, что тот парень обратился именно к нему? А если за спиной Чонина кто-то был, и тот парень обратился вовсе не к Чонину? Но... просто он смотрел как будто бы прямо на Чонина, так отчётливо... словно видел его на самом деле.
Чонин запустил психотесты и проверил собственное состояние. Нет, всё в порядке. Наверное, он действительно ошибся и не заметил за своей спиной другого человека.
― Запись-1958426746. Мартин Галлах. Сорок семь лет. Иана. Место рождения ― Кабо...
Чонин привычно закрыл глаза и сунул руку в манипулятор.
Южные острова, жара, тропики и полуденный ливень. Рыбацкие лодки на отмели, скатки сетей... Он сбросил ботинки и переступил босыми ногами по песку. Ощущения вполне реальные и приятные, такие же, как промокшая под ливнем одежда. Тёплая вода струйками стекала по лицу и шее. Он запрокинул голову и улыбнулся, не разжимая губ.
― Это твой сон?
Чонин едва не нажал вновь на мембрану экстренной отмены воспроизведения, потому что узнал голос.
Он обернулся и уставился на того самого парня: светлые волосы потемнели от влаги, как и тот же тонкий серый свитер, по лицу с изысканными чертами точно так же бежали струйки воды, как и по лицу Чонина. Разве что тетрадь куда-то подевалась.
Чонин огляделся по сторонам, но так никого рядом не увидел. Парень стоял в паре шагов от него и, кажется, на самом деле видел. Чонин медленно поднял руку и поводил ладонью перед своим лицом. Странный незнакомец фыркнул, сделал шаг и небрежным движением попытался отбросить руку Чонина в сторону.
Именно попытался.
Его пальцы прошли сквозь ладонь Чонина.
Они оба ошарашенно пялились то друг на друга, то на собственные руки. Потом незнакомец повёл рукой обратно, и его пальцы вновь прошли сквозь ладонь Чонина. Как у призрака.
― Впервые такое вижу, ― растерянно признался незнакомец. ― Так это твой сон, да?
― Я не сплю, ― пожал плечами Чонин и принялся изучать ладонь, сквозь которую пальцы чужака прошли уже дважды.
― Сейчас не спишь? Или вообще?
― Вообще.
― Но это не настоящий мир, верно? ― Незнакомец сжал руку в кулак, озадаченно осмотрел и покосился на Чонина так, что сразу стало понятно ― подумывает ещё разок проверить, сможет ли дотронуться.
― Если ты здесь, то должен знать, как сюда попал. Это мнемозапись, чужие воспоминания о жизни с момента рождения до момента смерти.
― Так вот почему меня никто не замечал и не слышал... А ты? Ты ведь не часть воспоминаний? Ты меня видишь.
― Я запоминаю. Смотрю и запоминаю. Я не часть воспоминаний, я ― резервная копия архива.
― Серьёзно? ― Парень смерил Чонина недоверчивым взглядом. ― То есть, ты где-то живёшь вполне по-настоящему, смотришь эти записи, запоминаешь... Так?
Чонин кивнул и отбросил со лба потяжелевшие от воды волосы. Ливень прекратился столь же внезапно, как и начался. И они вместе со странным незнакомцем побрели вдоль кромки прибоя, оставляя две цепочки следов на влажном песке.
― Меня зовут Хань, ― соизволил представиться парень в сером.
― Чонин.
В молчании они добрались до крошечной бухты и принялись наблюдать за вознёй десятка крабов ― те пытались поделить выброшенную на берег рыбину.
Чонин опустился на корточки, подхватил валявшуюся на песке ветку и поворошил одного из крупных крабов. Тот вцепился клешнёй в ветку и забавно повис на "добыче", когда Чонин поднял ветку повыше.
― Так как ты сюда попал? ― Чонин посмотрел на Ханя поверх плеча и отвернулся к крабу, тот пытался ухватить ветку и другой клешнёй, но не дотягивался.
― Не знаю. Наверное, из-за тебя.
― Это как?
Хань сел рядом ― прямо на влажный песок ― и вытянул кончиками пальцев почти круглую раковину из холмика.
― А вот так. Я занимаюсь поиском нуждающихся в спасении, работаю на спасательном крейсере. У меня смена недавно началась, а потом я стал попадать в странные места. Обычно я попадаю в сны тех, кто потерялся или нуждается в помощи. Достаточно лёгкой полудрёмы, чтобы я мог поймать неравную волну, настроиться и узнать нужные координаты. Но я впервые оказался в этих... как ты там их назвал?
― Мнемозаписи.
― Да. Обычно я снюсь людям, но могу управлять снами, а тут... Я говорил, что меня не замечали. А потом ты на меня пялился на той галерее. Сначала я не мог понять, то ли ты видишь меня, то ли нет. Потом понял, что видишь. И ты исчез вдруг. И всё исчезло, а потом я оказался уже тут. И снова увидел тебя.
― При чём тут неравные волны? ― поразмыслив с минуту, спросил Чонин. Пока ему плохо верилось в реальность происходящего. Он не рассчитывал на гостей никогда.
― Неравные волны ― излучения живых и мыслящих организмов. Я их слышу, могу с ними работать как в обычных условиях, так и в космосе. Пси-мутация. Пока нет лучшего средства для поиска затерявшихся.
― А насколько далеко... Как далеко...
― Радиус действия? ― легко догадался Хань о том, что хотел спросить Чонин. ― Радиус не так велик, как хотелось бы. В среднем ― около тысячи лиг.
― То есть, ты сейчас где-то в тысяче лиг от меня?
В это вообще не верилось. Чонин отвык ждать.
― Похоже на то. А ты потерялся?
― Я родился потерянным. У меня семнадцать двигателей, и их не хватит, чтобы добраться до Винтакс в системе...
― Как? Винтакс? Это же устаревшее название. И это чёрт знает где. Чтобы туда попасть, нужен всего один двигатель и долгий прыжок в подпространстве. Откуда ты вообще?
Чонин механически ответил давным-давно заученное:
― Обитаемый мир ХМ-6 звезды класса Р-58, известный ещё как...
― Артемис Нуэва, ― договорил за Чонина Хань и тяжело вздохнул. ― Но планета погибла около двух сотен лет назад. Вспышка Р-58, образование чёрной дыры, если правильно помню... Ты не можешь быть оттуда. Там уже и Р-58 не осталось. Там ничего не осталось.
Чонин опустил краба обратно на песок и отложил ветку, сплёл пальцы и искоса глянул на заинтригованного Ханя.
― Ничего не осталось. Остались только я и архив.
― Так, погоди!
Хань уселся, скрестив ноги, и задумался. Он рассеянно чертил на песке какие-то формулы, а Чонин терпеливо ждал и смотрел на его склонённую голову. Вроде бы похож на обычных людей из мнемозаписей, но отличается всё же, ведь он настоящий. Должен быть настоящим.
― Ты говорил про двигатели... Где ты вообще? Физический объект?
― На корабле. Координаты я не знаю. Ошибка в системе, и повреждены исходные данные. Курс рассчитан приблизительно по направлениям.
― Откуда в космосе направления? ― помрачнел Хань. ― Проще говоря, ты потерялся.
― Наверное. ― Чонин растянулся на песке и подложил руки под голову. ― Но корабль потерялся с самого начала. Я просто последний, кто остался. Ничего страшного. Архив вот только жалко. Там полная информация о колонии. Множество таких вот мнемозаписей. Они, конечно, не могут долго храниться просто так, нужен кто-то, кто смог бы делать резервную копию и перезаписывать архив.
― И сколько там записей?
― Немного больше двух миллиардов.
― Сколько? ― почему-то шёпотом переспросил Хань.
― Чуть больше двух миллиардов именных и где-то миллиард общих по всем достижениям, истории, искусству...
― Чтоб я сдох!
― Что? ― Чонин повернул голову и удивлённо посмотрел на Ханя. Тот таращился на него круглыми от изумлениями глазами.
― Не заливай, ладно? Ты хочешь сказать, что у тебя в голове три миллиарда записей? Вот таких, как это всё? ― Хань повёл рукой вокруг себя. ― Да куда они могут поместиться? Как это вообще можно запомнить, а потом ещё куда-то записать?
Чонин прикрыл глаза, слабо улыбнулся и поиском нашёл нужную запись.
― "Мнемопередача данных базируется на ассоциативном методе шифровки, где все детали переводятся в сложную систему кодировки, воспринимаемую мозгом в виде точечных сигнальных картин. Метод не имеет ничего общего со зрительными, слуховыми или логическими памятью и восприятием, но хранит в себе полную информацию. Ввиду своей специфики имеет ничтожно малый объём, и ― в теории ― обучить этому методу можно любого человека. Мнемоархивы, как правило, хранятся в цельном виде, то есть, сам процесс загрузки прост. Но работать с ними непосредственно ― с каждой записью отдельно ― могут лишь специально обученные люди. Просто транспортировка архива ― без возможности работы с ним ― доступна любому человеку". Знаешь, я мог бы записать весь архив тебе, но если ты не знаешь, что это такое, то архив будет просто бесполезно болтаться в твоей голове. Польза от него будет лишь тогда, когда ты сможешь записать его на обычные носители, например. Но тебя этому не учили, значит, ты не сможешь. Жаль...
Хань продолжал смотреть на Чонина и ошеломлённо молчать. Через пару минут он всё же обрёл дар речи.
― Вот чёрт... У тебя в голове три миллиарда записей. Поверить не могу. Яйцеголовые убили бы за такое сокровище. Там же кучу всего наизучать можно. Да и история погибшего мира тоже многое значит... Надо же.
Чонин перевернулся на живот и принялся разглядывать те формулы, что Хань не так давно рисовал на песке. Вытянув руку, он смахнул часть одной из формул и переписал кусок по-своему.
― Вот так правильно. Семнадцать двигателей на самовоспроизводящемся топливе. Через тысячу пять часов их останется шестнадцать.
― Нет, погоди, вот тут... ― Хань тоже стёр один из символов и хотел написать другой, но неверный, поэтому Чонин оттолкнул его руку и обратно нарисовал стёртый значок.
В тишине он вскинул голову и посмотрел на Ханя. Тот держался левой рукой за правую и озадаченно разглядывал Чонина. Непонимание в блестящих глазах и чуть изогнутые в недоумении брови.
― Как ты это сделал?
― Что именно? ― не понял Чонин.
― Ты дотронулся.
Дошло не сразу. Потом Чонин вспомнил, что пальцы Ханя проходили сквозь его ладонь. Как у призрака. Чонин медленно поднял руку и тронул пальцами запястье Ханя.
― Тёплое, ― немного растерянно поделился он впечатлениями. ― Необычно...
Хань дождался, пока он неохотно уберёт пальцы, и тоже попытался прикоснуться. Светлые пальцы прошли сквозь смуглую кожу, словно Чонин был нематериален.
― Чертовщина какая-то, ― обиженно подытожил Хань и отдёрнул руку. На запястье Чонина не осталось никаких следов. Он вообще ничего не почувствовал. Но стоило Чонину самому тронуть пальцы Ханя, и он отчётливо ощутил материальность, тепло, даже пульс.
― Не понимаю.
― Побочный эффект мнемозаписей?
― Не уверен. Внутри мнемозаписи все ощущения соответствуют реальным. Обычно. Но люди холодные.
Они помолчали, потом принялись вновь изучать формулы на песке и вносить исправления. Выяснили предельную скорость передвижения корабля, разобрались в природе двигателей и смогли подсчитать примерное расстояние между спасательным крейсером и нуждающемся в спасении объектом. Иногда Чонин прикасался к пальцам Ханя, задевал будто ненароком, но он просто не мог удержаться от желания почувствовать тепло другого человека ― настоящего и живого, как он сам. В мнемозаписях ощущения соответствовали реальным, но люди всегда оставались холодными. Хань был тёплым и не отдёргивал пальцы, лишь замирал на секунду от неожиданности прикосновения.
― Около пяти сотен лиг, ― решительно огласил последний вариант Хань. ― Если использовать датчики движения, контроллеры электромагнитного излучения и мои способности, можно будет точно рассчитать, где ты находишься.
Чонин уронил голову на руки и немного мечтательно улыбнулся.
― Странно...
― Что странно?
― Странно осознавать, что где-то рядом есть кто-то ещё. Я отвык слышать ещё чей-то голос, кроме собственного. Внутри мнемозаписей это совсем по-другому, а вот на корабле... ― Он вздохнул.
― Разве ты всегда-всегда был один? ― недоверчиво уточнил Хань и тоже растянулся на песке рядом с Чонином.
― Все умерли.
― Как же ты... Ну, то есть...
― За мной следила главная система, а потом я смотрел мнемозаписи.
― Всё время?
― Ну да. Пока я смотрю мнемозаписи, я отдыхаю, поэтому сон мне не нужен. Одного раза было достаточно для сохранения архива. Сейчас я периодически пересматриваю записи и подновляю их. Иногда слушаю музыку и танцую в невесомости. Всё равно делать больше нечего. И я всегда знал, что двигателей не хватит, чтобы добраться до пункта назначения. Все это знали. Из-за ошибки. Но данные повреждены, поэтому ошибку найти невозможно. Странно, что получается пока всё совсем не так.
― А ты пробовал посылать электромагнитный сигнал?
― Он непрерывен, но его никто не слышит, как я понимаю. Может быть, всему виной разница в технологиях?
― Как вариант, ― согласился Хань. Уж он-то знал наверняка, как сложно подать сигнал в космосе при отсутствии естественных звуковых волн. Будь всё так просто, никто бы не брал в спасательные команды пси-специалистов.
Они расстались на закате. Чонин собирался потанцевать в невесомости и вернуться к записям, а Хань должен был сделать доклад по всей форме и проследить за поисками корабля Чонина. К тому же, Хань не мог долго находиться с чужих снах ― пси-сеанс обладал собственными закономерностями и ограничениями.
Время тянулось и тянулось. Мучительно. Чонин выставил таймер после встречи с Ханем. Если верить таймеру, прошло почти шестьдесят стандартных часов по старому исчислению. Пять сотен лиг можно пройти за десять часов. Главная система не сообщала ни о каких кораблях в пределах видимости.
Чонин позволил системе позаботиться о себе и привычно утроился в кабине мнемотеатра. Очередная запись, новые образы и пейзажи, новая ― кем-то и когда-то прожитая ― жизнь.
В степи гулял ветер, а над головой уходило в бесконечность невероятное синее-синее небо. Хань сидел в траве и выжидающе смотрел на Чонина.
― Что-то случилось?
Хань сжал губы и жестом попросил присесть рядом. Дождался, пока Чонин удобно устроится, и тихо поинтересовался:
― Сколько тебе лет?
― Я не думаю, что система исчисления...
― Это неважно. Просто скажи, сколько тебе лет?
― Какое это имеет значение?
― Большое. Пока поверь мне на слово. Так сколько тебе лет?
― Сто сорок два стандартных года, ― после долгой паузы ответил Чонин и отвернулся, чтобы не видеть реакцию Ханя на эти слова.
― Угу... ― Хань произнёс это очень спокойно, но это ничуть не убавило вдруг возникшую неловкость. ― Остальной экипаж тоже мог похвастать тем, что отлично сохранялся в столь почтенном возрасте?
― Н-нет... Если верить отчётам, продолжительность жизни составляла в среднем восемьдесят лет.
― Они все родились на планете?
― Нет. Только первое поколение. Второе ― на корабле.
― А ты? Ты к какому поколению относишься?
― Ну... я последний. Я позже всех родился. И я не понимаю, какое это имеет значение?
― Тебе сто сорок два года. Выглядишь ты где-то на двадцать два. ― Хань не удержался от лёгкой иронии: ― Тебя ничто не смущает? Артемис Нуэва погибла двести сорок лет назад. Ты родился спустя примерно восемьдесят лет после этого, а прожил в два раза больше, но выглядишь на двадцать два. Я определил твои координаты, но в нужной точке мы ничего не нашли. Там ничего нет, понимаешь? Ты должен быть там. Судя по твоим описаниям, корабль не крошечный, не заметить его нельзя. Но там нет ничего. Ни-че-го. Вообще. И я не могу к тебе прикоснуться.
Хань продемонстрировал на практике, как его пальцы прошли сквозь плечо Чонина.
― Я не понимаю, ― честно признался Чонин. ― Да, я не видел таких данных, чтобы люди жили столько же, сколько живу я, но я вполне реален. Если бы я был мнемозаписью... нет, это просто бред какой-то!
― Нет, ты не мнемозапись, ― покачал головой Хань. ― Я сутки ломал голову над этой шарадой. И у меня есть идея. Хотя я могу и ошибаться, но ничего более логичного и правдоподобного мне в голову не приходит. Сначала я грешил на чёрную дыру и пространственный карман, но в нужном квадрате чёрных дыр нет. Ни одной самой захудалой. Кроме того, я никогда не ошибаюсь в том, что касается неравных волн. Я чую твои волны и могу найти их источник. Я нашёл. Но тебя нет. Я чувствую тебя там, но там пустота.
― Может, какой-нибудь сбой? ― предположил озадаченный Чонин.
― Нет, тут сбоя быть не может. Я или чувствую разум, или не чувствую. И вот тебя-то я как раз чувствую. Твоё присутствие. Но материального объекта нет. Поэтому я и спросил, сколько тебе лет.
― Не улавливаю связи. ― Чонин сорвал травинку и принялся жевать стебель.
― Люди столько не живут. Без особого ухода. Или без криокамеры. Ты же вообще не спишь, правильно? И в твою голову втиснуто три миллиарда мнемозаписей. И тебе сто сорок два года ― поверить не могу. При этом я тебя чувствую, но не вижу. И в твоих... в твоей замене сна я не могу ничем управлять, даже прикоснуться не могу, а ты ― можешь. У меня только одно решение этой задачи.
― Какое? ― Чонин сорвал вторую травинку. Он не расстроился. Он давно ничего не ждал. Подумаешь, появился шанс что-то изменить. Появился и исчез. Всё сложнее, чем хотелось бы, но Чонину давно ничего не хотелось. Он всегда знал, что не достигнет пункта назначения.
― Пространственно-временная петля. Если я верно определил твои координаты, ты находишься в шестидесяти годах от того места, где когда-то была Артемис Нуэва. То есть, в расчётах не было ошибки. Просто корабль попал в ловушку, из-за чего пострадали данные и сбились настройки. И потом корабль просто двигался внутри петли всё время по одному и тому же маршруту. А ты... ты был единственным, кто родился внутри петли, понимаешь? Все остальные умерли, потому что время и пространство для них оставались всё теми же, а ты... ты родился уже вне времени и пространства, ты родился в петле, где другие значения и системы исчисления. Скорее всего, тебе действительно двадцать два года. Здешних. А вне петли эти двадцать два года растянулись на сто сорок два. И когда я прихожу сюда, в твои записи, я попадаю в зону петли, но на самом деле нахожусь за её пределами. И именно поэтому я не могу к тебе прикоснуться. Для меня ты не настоящий. Настоящий только твой разум. И по этой же причине тебя не смогли найти раньше. Без поиска неравной волны это было невозможно.
Они молча смотрели вверх, на бесконечно далёкое небо, и думали каждый о своём. Или об одном и том же.
― И что с этой петлёй? Как можно из неё выйти или зайти? ― задал самый важный вопрос Чонин ― в архиве о петлях нашлось не так много информации, и он уже с ней тесно познакомился. ― И что будет, если я смогу вывести корабль из петли?
― Зайти в петлю... предположительно, это невозможно. Я не знаю даже, как можно найти точку входа, существует ли она вообще. В теории сказано, что точки входа в пространственно-временные петли открываются и закрываются произвольно. Их появление невозможно предсказать. И появляются они очень редко. По предварительным расчётам ― весьма приблизительно ― последний раз такая точка была лет сто шестьдесят назад. Та самая, через которую твой корабль попал в ловушку.
Хань тоже сорвал травинку и погрыз. Чонин всё это уже выяснил, но перебивать Ханя не стал
― Возможно, у этой петли цикл в пять сотен лет. Точнее нельзя сказать.
― То есть, зайти в петлю никак, ― кивнул Чонин. ― А выйти?
― Ты же не думаешь, что простое изменение курса что-то изменит? ― помрачнел Хань и расстроенно взлохматил светлые волосы.
― Нет. Но если я разогрею все двигатели одновременно и переключусь с автоматики на ручное управление с предельным ускорением? В случае правильно выбранного курса сможет ли петля удержать корабль на прежнем маршруте? Или этого будет достаточно, чтобы преодолеть аномалию петли? У меня семнадцать двигателей. Должно хватить. Прямо сейчас. Потом... Потом уже не выйдет.
― Ты отдаёшь себе отчёт в том, что твоему кораблю две с половиной сотни лет? ― строго вопросил Хань, сложил ладони вместе и переплёл пальцы. Неприятно говорить, но... ― Он просто не выдержит и развалится на куски.
― Там есть спасательная капсула, ― легкомысленно пожал плечами Чонин. ― И это маленькое приключение точно лучше вечного покоя.
― Ладно. Тогда подумай вот ещё о чём... ― Думать об этом не хотелось даже самому Ханю, но он обязан был сказать. ― Существует риск обратного эффекта. Это касается конкретно тебя. Тебе сто сорок два года ― в стандартных единицах. Если ты покинешь петлю... понимаешь... Если ты...
― Могу осыпаться прахом? ― Чонин поразмышлял с минуту и рассмеялся, огрев Ханя по плечу ладонью. От неожиданности тот зашипел и принялся растирать ушибленное место.
― Что смешного-то?
― Это будет забавно.
― Не вижу ничего забавного. Ты же сам хотел спасти архив. Если превратишься в прах из-за обратного эффекта, архив погибнет.
Чонин поднялся на ноги, потянулся, закинув руки за голову, и посмотрел вверх. Самое красивое небо ― в степи. Нигде больше нет такого.
Он медленно двинулся прочь.
― Эй!
― Архив не погибнет. Записи останутся в мнемотеатре на корабле. И копия в малом мнемотеатре в спасательной капсуле. И я ― резервная копия. Что-то останется точно. Я попробую.
― С ума сошёл? Погоди! Чонин! Не надо! Не делай...
Мембрана экстренной остановки воспроизведения стала почти родной. Чонин пару минут сражался с головокружением, потом выбрался из кабины и рухнул в кресло навигатора. Давно же он тут не сидел.
― Внести изменения в нынешний курс.
Куда бы свернуть? Положиться на интуицию?
Хань ошибался ― Чонин не сошёл с ума. Чонин точно знал, что хотя бы одна копия архива уцелеет, а это ― самое главное. Если мир перестал существовать, то ценность заключается в его истории и достижениях. Нет ничего важнее архива Артемис Нуэва и уникального метода мнемопередачи. Кому-то это непременно пригодится. И нет никакого смысла в том, чтобы последний корабль Артемис Нуэва бесцельно болтался веками в пространственно-временной петле. Коль уж случилось чудо, и кто-то смог найти Чонина с помощью неравных волн... надо этим чудом воспользоваться так, чтобы никому потом не было обидно.
К тому же... Чонин прожил уже сто сорок два года, а это намного больше, чем полагалось жить людям. Быть может, он хотя бы услышит наяву чей-то ещё голос, кроме своего собственного.
― Полный разгон всех двигателей.
― Критическая перегрузка.
― Отключить автоматику. Ручное управление.
― Навигатор, ваше решение может повлечь за собой...
Чонин не глядя отключил звуковые сообщения и повернул ключ дезактивации контрольных функций главной системы.
― Да знаю я... ― тихо пробормотал он. ― Но это не значит, что не попробую.
Хань срывал с себя провода и микроанализаторы, но всё равно не успевал. Выход из пси-сеанса невозможен с помощью одного лишь голого желания. Ассистент быстро подал ему передатчик и протянул стакан с водой. Руку со стаканом Хань оттолкнул ― не время.
― Капитан, он попытается пройти на предельном ускорении и разгоне всех двигателей.
― Где?
― Понятия не имею, поэтому лучше отойти подальше.
― Корабль старый, не выдержит.
― Я знаю, ― сквозь зубы ответил Хань и сдёрнул ещё один провод с плеча. Он попытался сесть на койке, но не смог. Тело ещё не пришло в норму. ― Нужно объявить готовность бригадам быстрого реагирования.
― Если корабль развалится, уже ничто не поможет. В те времена контрольной защитой не пользовались. Да и ты говорил про какой-то там эффект... парень всё равно не жилец, хоть архив получим. Лишь бы корабль не раздолбал.
Хань с яростью отодрал от кожи ещё один анализатор на липучке и закусил губу от боли.
― Нам полагается спасать...
― Тех, кого спасти можно. Мы не виноваты, что он проболтался в петле сотню с лишним лет. И мы ничего не можем сделать.
― Но обратный эффект ― это только предположение.
― Если корабль развалится, никакой обратный эффект не понадобится. И скафандр не поможет тоже.
― Есть сигнал! ― вклинился в переговоры наблюдатель с мостика. ― На три часа. Крупный объект. Скорость ― двести лиг. Ни черта ж себе... Капитан, он идёт прямо на нас!
― Разворот, уходим на второй нижний...
― Что там? ― Ханю никто не ответил, зато крейсер ощутимо тряхнуло. Перепуганный ассистент рванул прочь из блока в коридор, где уже метались люди. ― Капитан, чёрт возьми! Что происходит?
― Кажется, двигатели рванули. Не выдержали. Ударная волна. Ничего пока не разобрать.
Дали старт бригадам быстрого реагирования ― Хань слышал переговоры на канале. Он торопливо сорвал оставшиеся анализаторы, счётчики и провода, кое-как сполз с койки, но на ногах не устоял ― рухнул на пол, уцепившись рукой за металлическую перекладину койки. Он перевёл дух и прикинул расстояние до информационного монитора. Не дойти, но можно попробовать доползти. Одеревеневшие после пси-сеанса мышцы никак не желали слушаться и приходить в норму.
Хань дополз до монитора минут за пять, потом хватался за выступы и пытался подняться. Привалившись к металлической коробке на стене и удерживаясь за неё, он прижался щекой к панели и приоткрыл глаза.
Так... кнопки... Какой там был код?
Код он вспомнил попытки с четвёртой, набрал и включил передачу данных с камер бригад.
В пустоте висели огромные куски корабля, похожие на бесформенные мелкие обломки разрушенных планет в каком-нибудь астероидном поясе. Видимо, корабль Чонина и в самом деле был здоровенным.
― Архив сильно повреждён, ― доложила одна из бригад, добравшаяся до центральной части корабля.
― Спасательная капсула пустая. Архив не подлежит восстановлению, ― отчиталась другая бригада.
― Нашли навигатора.
Хань едва не сполз на пол, но удержался на месте из последних сил и увеличил картинку от третьей бригады. Достаточно увеличил, чтобы увидеть кресло навигатора, свесившуюся с подлокотника левую руку ― с пальцев срывались тёмные капли и превращались в маслянисто блестевшую на полу лужицу. Пульт управления, тёмные волосы, в луче фонаря ― красное на серебристой поверхности.
Слишком много красного.
Хань разжал руку и медленно сполз по стене на пол. Хотелось просто взять и уснуть. Потом проснуться и понять, что это был просто сон. А потом новый пси-сеанс, встретить Чонина и ничего ему не говорить о петле. Сказать просто, что не получается нащупать координаты. Пообещать, что они скоро смогут найти его, пусть только подождёт ещё немного и ничего не делает.
Ничего, чёрт бы его побрал, не делает! Просто сидит и ждёт. Он сто сорок лет сидел и ждал, у него опыт, подождал бы ещё чуть-чуть...
― Навигатор жив.
― К чёрту живых ― архив спасайте!
― Что? ― выдохнул Хань, поднёс к губам передатчик и рявкнул: ― Что?!
― Навигатор жив. Пока что. Требуется срочная помощь. Несколько переломов, рука и рёбра...
Хань отложил передатчик и принялся с яростью растирать голени и лодыжки, чтобы вернуть мышцам чувствительность.
― Что с архивом?
― Ничего, капитан.
― Навигатор в нормальном состоянии? Или обратный эффект есть?
― Да вроде нормальный... Травмы от столкновения ― и всё. Медики говорят, тесты в норме тоже. Через три минуты доставят в медблок.
― К чёрту навигатора, архив всё равно пропал, ― завздыхал кто-то на канале связи.
Хань умудрился подняться на ноги и натянуть форменную рубашку. Сообщать всем тоскующим то, что архив в голове у того самого навигатора, которого "к чёрту", Хань не посчитал нужным. Обойдутся пока.
― Нужно ещё полежать, ― предупредил вернувшийся ассистент и попытался отправить Ханя обратно на койку. Разбежался!
― Полежу. В медблоке, ― отрезал Хань и медленно побрёл в нужном направлении. В коридорах продолжали метаться люди, иногда толкали неуверенно державшегося на ногах Ханя, но он упрямо шагал вперёд. Туда, где под тонкой мембраной лежал в восстановительной капсуле последний навигатор Артемис Нуэва, хранивший в собственной голове историю и достояние погибшего двести лет назад мира.
Прислонившись плечом к стене, Хань стоял и рассматривал его по-настоящему, в реальности. Чонин был всё тем же, что и в мнемозаписях, только бледным и облитым фиксирующим раствором. И половину его головы скрывала белая повязка.
― Тоже мне... навигатор... ― проворчал за спиной Ханя капитан. ― Раздолбал корабль, засранец, и погубил весь архив. А нам бы такие премиальные дали за архив...
― Идиоты.
― Что ты сказал?
― Идиоты, ― громко и отчётливо повторил Хань и устало прикрыл глаза. ― Это он.
― Что значит "он"?
― Это значит, что Чонин и есть архив, который вы так мечтали заполучить. Все записи в его памяти. И он умеет с ними работать. Я же говорил, что спасать нужно его, а не корабль. Это Чонин ― резервная копия архива. Мнемотехнологии, ясно? И премиальные вы получите, когда наши яйцеголовые напишут монографию о пространственно-временной петле и преимуществах поиска неравной волны. Полегчало?
― Ты бы поспал, что ли, ― негромко предложил капитан, придя в себя через пару минут. ― Я сниму тебя с дежурства.
― Не надо. Я посижу с Чонином. Когда поздороваюсь, приду на дежурство.
― Что ещё за блажь?
― Он сто сорок два года ждал, пока его найдут. Пусть все остальные подождут несколько часов, чтобы я смог ему сказать...
― У тебя получилось то, что ты так хотел сделать. Спасибо, что остался жив, потому что у меня тогда тоже получилось то, что хотел сделать я. Но ты всё равно чёртов придурок. Кто же так кораблём управляет?
― Я просто хотел по-настоящему услышать твой голос. Говорить с самим собой полторы сотни лет совсем не весело.
― Услышал, и что?
― У тебя красивый голос. Расскажи что-нибудь.
― Ты же спишь почти. Научился, да?
― Время, кажется, идёт быстрее. Но я всё равно слышу. Просто говори. Что угодно. Только не останавливайся.
Звукам в космосе не место, но слышать спустя сто сорок два года ещё чей-нибудь голос, кроме собственного, невыразимо приятно.
Автор: Корейский Песец
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин), Лухан (Лу Хань)
Рейтинг: 13
Жанр: НФ, космо!АУ, джен, если очень хочется - броманс
Размер: 6100
Размещение: запрещено
Аннотация: Кто-то спасает потерянных в космосе людей, а кто-то потерянный хочет спасти историю погибшего мира любой ценой. Ну а если всё сложно и трудно предсказать результат, приходится делать выбор.
Поиск неравной волны
Поиск неравной волны
Звукам в космосе не место, а жаль, ведь он так любил слушать звуки. Их закодированные переплетения с разной частотой ― громкие, отчётливые или на грани, одиночные или аккорды, разбивающие тишину на множество осколков или тревожащие долго и не желающие затихать.
Под звуки можно танцевать в невесомости и видеть за толстой преградой иллюминатора живую тьму, где иногда мелькают кусочки света, да и те всё равно не больше, чем тьма.
В этой невесомости лишь два источника звука: автоматика и он сам. Шопен и его голос ― прямо сейчас. Хотя пусть лучше это будет только Шопен, а он просто послушает и помолчит.
На правой панели беззвучно замигал алый огонёк ― ещё один отказавший двигатель. Ничего неожиданного, всё предсказуемо. И если он, танцуя в невесомости, приблизится к монитору, то непременно увидит сообщение: "Двигатель А-1548 не функционирует. Ремонту не подлежит. Сбросить балласт?"
И даже если он сбросит балласт, останутся ещё семнадцать двигателей, которые будут выходить из строя один за другим в положенный срок. Если верить последним расчётам главной системы, потенциала оставшихся двигателей недостаточно, чтобы корабль достиг пункта назначения хоть когда-нибудь. Поэтому... поэтому однажды на мониторе его контрольной капсулы тоже появится сообщение: "Ким Чонин, навигатор класса М-589. Системы контроля и жизнеобеспечения работают без результата. Сбросить балласт?" Но подтвердить команду будет уже некому. Хотя он мог бы запрограммировать главную систему на такой случай. Собирался несколько раз, но так и не сделал.
Последние аккорды упали в тишину и растаяли бесследно. Чонин приблизился к монитору, подтвердил команду сброса отказавшего двигателя и открыл дверную панель. Стабилизация гравитации ― прощай, чувство лёгкости и невидимых крыльев за спиной. Он осторожно переступал по мягкому покрытию, заново привыкая ходить на двух ногах. В салоне за серебристой дверцей ждали высокие стаканы с напитками на выбор, и он по привычке проверял запасы. Много. Слишком много для одного человека, но угощать ему некого. Лет сто назад он всё ещё играл и развлекал сам себя, пытаясь сразу изобразить множество людей. Как будто он не один, а в весёлой компании. Только фальшь такой игры почувствует даже самый бесталанный и тщеславный актёр.
Слишком тихо. Слишком одиноко. Слишком... бесперспективно. И слишком жестоко, наверное, знать, что всё ни к чему, напрасно, бесполезно. И уже незачем ждать. Да и нечего.
Когда откажет последний двигатель, всё закончится.
Из любопытства Чонин пытался просмотреть записи главной системы и выяснить, где же была допущена ошибка в расчётах. Это оказалось не так и просто сделать, а потом обнаружилось, что самая старая часть данных повреждена. О том периоде Чонин знал ровно столько, сколько сообщила главная система, потому что родился он уже на этом корабле и в пути.
Последний рождённый и оставшийся в живых. Такая вот ирония. Последний представитель некогда обитаемого мира ХМ-6 звезды класса Р-58. И он не принадлежал ни одному миру, потому что родился не на планете, а в свободном пространстве на корабле без порта постоянной приписки.
Главная система отметила его случай как беспрецедентный. И это означало, что его дело требуется рассматривать отдельно. Наверное, он мог бы этим гордиться, если бы было перед кем.
― Последний блок, ― устроившись в кабине мнемотеатра, отдал он команду главной системе.
― Прямой порядок?
― Уже всё равно.
В самом деле, какая разница? Всё равно увиденное не с кем будет обсудить, поэтому в его основной памяти вряд ли что-то задержится. Кроме того, в архиве не хранились записи тех, кого бы он знал. Он был последним рождённым представителем уже погибшей колонии. И последним живым с момента рождения до нынешнего дня. Он всю жизнь слышал лишь голос системы и свой собственный.
― Запись-1958426745. Леона Вайгард. Восемьдесят три года. Варрахт. Место рождения ― Райн...
Чонин закрыл глаза и просунул правую руку в манипулятор. Под пальцы удобно легли управляющие мембраны, а мозг перешёл в режим мнемовосприятия записи.
Горные массивы, ущелья, стремительные потоки, утопающий в зелени город. Очень красиво, если не думать о том, что этого уголка мира больше не существует.
Дом на окраине с белыми колоннами, сад строгой планировки, распахнутые двери и детский смех. На полках много книг, значит, библиотека. Дети весело перекрикивались на варрахтском.
Чонин знал все языки колонии, но понятия не имел, какой из них ― его родной. Точно так же, как не мог узнать имён своих родителей. В его карте перечислялись имена первоначального экипажа корабля, и значилось "наш последний ребёнок". В прилагающейся аудиозаписи ему оставили свои пожелания те двадцать семь человек, что дожили до момента его зачатия. Он часто слушал их и пытался понять, кто же из них... Кто именно? И понять не мог. А ещё ни один из них не носил такую же фамилию, как у него. Странно, но, пожалуй, он так никогда и не узнает ответа на этот вопрос, как не сможет и расшифровать повреждённые данные первого периода, чтобы найти ошибку в расчётах.
Чонин прошёл через библиотеку и поднялся по лестнице на второй этаж. Мимо пробежала горничная, следом за ней из детской комнаты вынеслись две девочки с забавными бантиками в светлых волосах. Они громко смеялись и держали в руках венки из цветов.
― Не шалите! ― строго велела дама в твидовом костюме, выглянувшая из кабинета чуть дальше по коридору. ― Потише, я беседую с клиентом!
― Да, мама! Мы уже тихие-тихие!
Чонин с интересом заглянул в кабинет, обошёл даму в костюме и остановился возле огромного глобуса на резной подставке. Он знал, как выглядела погибшая планета, но всё равно не мог отказаться от желания прикоснуться к глобусу и заставить его медленно вращаться. А ещё всегда хотелось помечтать и представить, что на самом деле ничего не случилось, что где-то во тьме всё так же светит солнце, и вокруг него вращается вот именно эта планета с синими боками океанов и красно-зелёными массивами материков. И когда-нибудь одиноко бредущий сквозь пустоту корабль остановится у внешнего космопорта в космической лиге от третьего спутника.
Погладив глобус, Чонин отступил к двери, вышел в коридор и вернулся к лестнице. Он бродил по этажам, встречая то прислугу, то обитателей дома, то детишек. Все они не обращали на него внимания, потому что не видели и видеть не могли. Всё вокруг Чонина было лишь мнемозаписью, и он не входил в число действующих лиц. Он числился среди зрителей.
Леона Вайгард училась в элитной школе для девочек, и этот кусок записи Чонин просмотрел лишь по важным эпизодам, поскольку данные об элитных школах уже содержались в его памяти. Потом пришло время колледжа. Леоне нравился Шопен, и вот это стало приятным сюрпризом, как и её умение играть на фортепиано. Чонин с удовольствием прослушал выпускной концерт, устроившись в зале на свободном месте. И пришло время Летнего концерта в Саду Архитектуры.
Этот сад располагался в центре Райна, Чонин помнил его по другим записям. Он даже знал все лучшие места и привычно расположился на третьем ярусе открытой галереи. Отсюда звучание рояля казалось волшебным и насыщенным, сильным и ярким. А ещё сюда редко приходили люди. Чонин понимал, что никто его не увидит, ведь это мнемозапись, но присутствие людей всё равно мешало ему. Когда же людей не было, он мог не только слушать, но и танцевать.
Во время Летнего концерта в записи Леоны Чонину не повезло. На третьем ярусе галереи стоял светловолосый парень в тонком сером свитере. Положив локти на мраморные перила, мусолил в руках тонкую тетрадь и иногда резким движением откидывал то и дело спадающую на лоб чёлку.
Чонин остановился чуть поодаль и время от времени бросал на парня раздражённые взгляды, ждал, что тот уйдёт в конце концов, ведь не особо-то и слушал музыку. Но парень с тетрадью всё не уходил ― продолжал почти что висеть на перилах, мусолить пальцами обложку, кусать губы, хмуриться, думать о чём-то совершенно ином. Чонин весь извертелся от непреодолимого желания окунуться в музыку и потанцевать. И не мог этого сделать из-за парня с тетрадкой. Он сто раз мысленно сказал себе, что никто ничего не увидит, но, как обычно, это не помогло.
Через несколько минут светловолосый парень отлип от перил, выпрямился и двинулся в сторону Чонина, остановился в двух шагах и тихо поинтересовался:
― Что ты так на меня пялишься?
С резким выдохом Чонин распахнул глаза и сел в кабине мнемотеатра. Голова тут же закружилась из-за нарушения процедуры перехода ― Чонин рефлекторно нажал на мембрану экстренной отмены воспроизведения мнемозаписи. Обычно этой командой он не пользовался и спокойно просматривал записи от начала и до конца. Было пару раз, когда он знакомился с записями древних периодов и сталкивался с неприятными вещами, но потом привык.
Только вот ещё ни разу никто не пытался с ним заговорить. Это ведь всего лишь записи о прошлом тех людей, которых больше нет на свете. Просто воспоминания, данные, информация о разных слоях и областях жизни, общества, науки и искусства, что в целом давало картину существовавшего когда-то мира. Это просто файлы. И эти файлы неизменны, одинаковы.
Но тот парень...
Чонин высвободил руку из манипулятора и потёр лоб. А с чего он вообще взял, что тот парень обратился именно к нему? А если за спиной Чонина кто-то был, и тот парень обратился вовсе не к Чонину? Но... просто он смотрел как будто бы прямо на Чонина, так отчётливо... словно видел его на самом деле.
Чонин запустил психотесты и проверил собственное состояние. Нет, всё в порядке. Наверное, он действительно ошибся и не заметил за своей спиной другого человека.
― Запись-1958426746. Мартин Галлах. Сорок семь лет. Иана. Место рождения ― Кабо...
Чонин привычно закрыл глаза и сунул руку в манипулятор.
Южные острова, жара, тропики и полуденный ливень. Рыбацкие лодки на отмели, скатки сетей... Он сбросил ботинки и переступил босыми ногами по песку. Ощущения вполне реальные и приятные, такие же, как промокшая под ливнем одежда. Тёплая вода струйками стекала по лицу и шее. Он запрокинул голову и улыбнулся, не разжимая губ.
― Это твой сон?
Чонин едва не нажал вновь на мембрану экстренной отмены воспроизведения, потому что узнал голос.
Он обернулся и уставился на того самого парня: светлые волосы потемнели от влаги, как и тот же тонкий серый свитер, по лицу с изысканными чертами точно так же бежали струйки воды, как и по лицу Чонина. Разве что тетрадь куда-то подевалась.
Чонин огляделся по сторонам, но так никого рядом не увидел. Парень стоял в паре шагов от него и, кажется, на самом деле видел. Чонин медленно поднял руку и поводил ладонью перед своим лицом. Странный незнакомец фыркнул, сделал шаг и небрежным движением попытался отбросить руку Чонина в сторону.
Именно попытался.
Его пальцы прошли сквозь ладонь Чонина.
Они оба ошарашенно пялились то друг на друга, то на собственные руки. Потом незнакомец повёл рукой обратно, и его пальцы вновь прошли сквозь ладонь Чонина. Как у призрака.
― Впервые такое вижу, ― растерянно признался незнакомец. ― Так это твой сон, да?
― Я не сплю, ― пожал плечами Чонин и принялся изучать ладонь, сквозь которую пальцы чужака прошли уже дважды.
― Сейчас не спишь? Или вообще?
― Вообще.
― Но это не настоящий мир, верно? ― Незнакомец сжал руку в кулак, озадаченно осмотрел и покосился на Чонина так, что сразу стало понятно ― подумывает ещё разок проверить, сможет ли дотронуться.
― Если ты здесь, то должен знать, как сюда попал. Это мнемозапись, чужие воспоминания о жизни с момента рождения до момента смерти.
― Так вот почему меня никто не замечал и не слышал... А ты? Ты ведь не часть воспоминаний? Ты меня видишь.
― Я запоминаю. Смотрю и запоминаю. Я не часть воспоминаний, я ― резервная копия архива.
― Серьёзно? ― Парень смерил Чонина недоверчивым взглядом. ― То есть, ты где-то живёшь вполне по-настоящему, смотришь эти записи, запоминаешь... Так?
Чонин кивнул и отбросил со лба потяжелевшие от воды волосы. Ливень прекратился столь же внезапно, как и начался. И они вместе со странным незнакомцем побрели вдоль кромки прибоя, оставляя две цепочки следов на влажном песке.
― Меня зовут Хань, ― соизволил представиться парень в сером.
― Чонин.
В молчании они добрались до крошечной бухты и принялись наблюдать за вознёй десятка крабов ― те пытались поделить выброшенную на берег рыбину.
Чонин опустился на корточки, подхватил валявшуюся на песке ветку и поворошил одного из крупных крабов. Тот вцепился клешнёй в ветку и забавно повис на "добыче", когда Чонин поднял ветку повыше.
― Так как ты сюда попал? ― Чонин посмотрел на Ханя поверх плеча и отвернулся к крабу, тот пытался ухватить ветку и другой клешнёй, но не дотягивался.
― Не знаю. Наверное, из-за тебя.
― Это как?
Хань сел рядом ― прямо на влажный песок ― и вытянул кончиками пальцев почти круглую раковину из холмика.
― А вот так. Я занимаюсь поиском нуждающихся в спасении, работаю на спасательном крейсере. У меня смена недавно началась, а потом я стал попадать в странные места. Обычно я попадаю в сны тех, кто потерялся или нуждается в помощи. Достаточно лёгкой полудрёмы, чтобы я мог поймать неравную волну, настроиться и узнать нужные координаты. Но я впервые оказался в этих... как ты там их назвал?
― Мнемозаписи.
― Да. Обычно я снюсь людям, но могу управлять снами, а тут... Я говорил, что меня не замечали. А потом ты на меня пялился на той галерее. Сначала я не мог понять, то ли ты видишь меня, то ли нет. Потом понял, что видишь. И ты исчез вдруг. И всё исчезло, а потом я оказался уже тут. И снова увидел тебя.
― При чём тут неравные волны? ― поразмыслив с минуту, спросил Чонин. Пока ему плохо верилось в реальность происходящего. Он не рассчитывал на гостей никогда.
― Неравные волны ― излучения живых и мыслящих организмов. Я их слышу, могу с ними работать как в обычных условиях, так и в космосе. Пси-мутация. Пока нет лучшего средства для поиска затерявшихся.
― А насколько далеко... Как далеко...
― Радиус действия? ― легко догадался Хань о том, что хотел спросить Чонин. ― Радиус не так велик, как хотелось бы. В среднем ― около тысячи лиг.
― То есть, ты сейчас где-то в тысяче лиг от меня?
В это вообще не верилось. Чонин отвык ждать.
― Похоже на то. А ты потерялся?
― Я родился потерянным. У меня семнадцать двигателей, и их не хватит, чтобы добраться до Винтакс в системе...
― Как? Винтакс? Это же устаревшее название. И это чёрт знает где. Чтобы туда попасть, нужен всего один двигатель и долгий прыжок в подпространстве. Откуда ты вообще?
Чонин механически ответил давным-давно заученное:
― Обитаемый мир ХМ-6 звезды класса Р-58, известный ещё как...
― Артемис Нуэва, ― договорил за Чонина Хань и тяжело вздохнул. ― Но планета погибла около двух сотен лет назад. Вспышка Р-58, образование чёрной дыры, если правильно помню... Ты не можешь быть оттуда. Там уже и Р-58 не осталось. Там ничего не осталось.
Чонин опустил краба обратно на песок и отложил ветку, сплёл пальцы и искоса глянул на заинтригованного Ханя.
― Ничего не осталось. Остались только я и архив.
― Так, погоди!
Хань уселся, скрестив ноги, и задумался. Он рассеянно чертил на песке какие-то формулы, а Чонин терпеливо ждал и смотрел на его склонённую голову. Вроде бы похож на обычных людей из мнемозаписей, но отличается всё же, ведь он настоящий. Должен быть настоящим.
― Ты говорил про двигатели... Где ты вообще? Физический объект?
― На корабле. Координаты я не знаю. Ошибка в системе, и повреждены исходные данные. Курс рассчитан приблизительно по направлениям.
― Откуда в космосе направления? ― помрачнел Хань. ― Проще говоря, ты потерялся.
― Наверное. ― Чонин растянулся на песке и подложил руки под голову. ― Но корабль потерялся с самого начала. Я просто последний, кто остался. Ничего страшного. Архив вот только жалко. Там полная информация о колонии. Множество таких вот мнемозаписей. Они, конечно, не могут долго храниться просто так, нужен кто-то, кто смог бы делать резервную копию и перезаписывать архив.
― И сколько там записей?
― Немного больше двух миллиардов.
― Сколько? ― почему-то шёпотом переспросил Хань.
― Чуть больше двух миллиардов именных и где-то миллиард общих по всем достижениям, истории, искусству...
― Чтоб я сдох!
― Что? ― Чонин повернул голову и удивлённо посмотрел на Ханя. Тот таращился на него круглыми от изумлениями глазами.
― Не заливай, ладно? Ты хочешь сказать, что у тебя в голове три миллиарда записей? Вот таких, как это всё? ― Хань повёл рукой вокруг себя. ― Да куда они могут поместиться? Как это вообще можно запомнить, а потом ещё куда-то записать?
Чонин прикрыл глаза, слабо улыбнулся и поиском нашёл нужную запись.
― "Мнемопередача данных базируется на ассоциативном методе шифровки, где все детали переводятся в сложную систему кодировки, воспринимаемую мозгом в виде точечных сигнальных картин. Метод не имеет ничего общего со зрительными, слуховыми или логическими памятью и восприятием, но хранит в себе полную информацию. Ввиду своей специфики имеет ничтожно малый объём, и ― в теории ― обучить этому методу можно любого человека. Мнемоархивы, как правило, хранятся в цельном виде, то есть, сам процесс загрузки прост. Но работать с ними непосредственно ― с каждой записью отдельно ― могут лишь специально обученные люди. Просто транспортировка архива ― без возможности работы с ним ― доступна любому человеку". Знаешь, я мог бы записать весь архив тебе, но если ты не знаешь, что это такое, то архив будет просто бесполезно болтаться в твоей голове. Польза от него будет лишь тогда, когда ты сможешь записать его на обычные носители, например. Но тебя этому не учили, значит, ты не сможешь. Жаль...
Хань продолжал смотреть на Чонина и ошеломлённо молчать. Через пару минут он всё же обрёл дар речи.
― Вот чёрт... У тебя в голове три миллиарда записей. Поверить не могу. Яйцеголовые убили бы за такое сокровище. Там же кучу всего наизучать можно. Да и история погибшего мира тоже многое значит... Надо же.
Чонин перевернулся на живот и принялся разглядывать те формулы, что Хань не так давно рисовал на песке. Вытянув руку, он смахнул часть одной из формул и переписал кусок по-своему.
― Вот так правильно. Семнадцать двигателей на самовоспроизводящемся топливе. Через тысячу пять часов их останется шестнадцать.
― Нет, погоди, вот тут... ― Хань тоже стёр один из символов и хотел написать другой, но неверный, поэтому Чонин оттолкнул его руку и обратно нарисовал стёртый значок.
В тишине он вскинул голову и посмотрел на Ханя. Тот держался левой рукой за правую и озадаченно разглядывал Чонина. Непонимание в блестящих глазах и чуть изогнутые в недоумении брови.
― Как ты это сделал?
― Что именно? ― не понял Чонин.
― Ты дотронулся.
Дошло не сразу. Потом Чонин вспомнил, что пальцы Ханя проходили сквозь его ладонь. Как у призрака. Чонин медленно поднял руку и тронул пальцами запястье Ханя.
― Тёплое, ― немного растерянно поделился он впечатлениями. ― Необычно...
Хань дождался, пока он неохотно уберёт пальцы, и тоже попытался прикоснуться. Светлые пальцы прошли сквозь смуглую кожу, словно Чонин был нематериален.
― Чертовщина какая-то, ― обиженно подытожил Хань и отдёрнул руку. На запястье Чонина не осталось никаких следов. Он вообще ничего не почувствовал. Но стоило Чонину самому тронуть пальцы Ханя, и он отчётливо ощутил материальность, тепло, даже пульс.
― Не понимаю.
― Побочный эффект мнемозаписей?
― Не уверен. Внутри мнемозаписи все ощущения соответствуют реальным. Обычно. Но люди холодные.
Они помолчали, потом принялись вновь изучать формулы на песке и вносить исправления. Выяснили предельную скорость передвижения корабля, разобрались в природе двигателей и смогли подсчитать примерное расстояние между спасательным крейсером и нуждающемся в спасении объектом. Иногда Чонин прикасался к пальцам Ханя, задевал будто ненароком, но он просто не мог удержаться от желания почувствовать тепло другого человека ― настоящего и живого, как он сам. В мнемозаписях ощущения соответствовали реальным, но люди всегда оставались холодными. Хань был тёплым и не отдёргивал пальцы, лишь замирал на секунду от неожиданности прикосновения.
― Около пяти сотен лиг, ― решительно огласил последний вариант Хань. ― Если использовать датчики движения, контроллеры электромагнитного излучения и мои способности, можно будет точно рассчитать, где ты находишься.
Чонин уронил голову на руки и немного мечтательно улыбнулся.
― Странно...
― Что странно?
― Странно осознавать, что где-то рядом есть кто-то ещё. Я отвык слышать ещё чей-то голос, кроме собственного. Внутри мнемозаписей это совсем по-другому, а вот на корабле... ― Он вздохнул.
― Разве ты всегда-всегда был один? ― недоверчиво уточнил Хань и тоже растянулся на песке рядом с Чонином.
― Все умерли.
― Как же ты... Ну, то есть...
― За мной следила главная система, а потом я смотрел мнемозаписи.
― Всё время?
― Ну да. Пока я смотрю мнемозаписи, я отдыхаю, поэтому сон мне не нужен. Одного раза было достаточно для сохранения архива. Сейчас я периодически пересматриваю записи и подновляю их. Иногда слушаю музыку и танцую в невесомости. Всё равно делать больше нечего. И я всегда знал, что двигателей не хватит, чтобы добраться до пункта назначения. Все это знали. Из-за ошибки. Но данные повреждены, поэтому ошибку найти невозможно. Странно, что получается пока всё совсем не так.
― А ты пробовал посылать электромагнитный сигнал?
― Он непрерывен, но его никто не слышит, как я понимаю. Может быть, всему виной разница в технологиях?
― Как вариант, ― согласился Хань. Уж он-то знал наверняка, как сложно подать сигнал в космосе при отсутствии естественных звуковых волн. Будь всё так просто, никто бы не брал в спасательные команды пси-специалистов.
Они расстались на закате. Чонин собирался потанцевать в невесомости и вернуться к записям, а Хань должен был сделать доклад по всей форме и проследить за поисками корабля Чонина. К тому же, Хань не мог долго находиться с чужих снах ― пси-сеанс обладал собственными закономерностями и ограничениями.
Время тянулось и тянулось. Мучительно. Чонин выставил таймер после встречи с Ханем. Если верить таймеру, прошло почти шестьдесят стандартных часов по старому исчислению. Пять сотен лиг можно пройти за десять часов. Главная система не сообщала ни о каких кораблях в пределах видимости.
Чонин позволил системе позаботиться о себе и привычно утроился в кабине мнемотеатра. Очередная запись, новые образы и пейзажи, новая ― кем-то и когда-то прожитая ― жизнь.
В степи гулял ветер, а над головой уходило в бесконечность невероятное синее-синее небо. Хань сидел в траве и выжидающе смотрел на Чонина.
― Что-то случилось?
Хань сжал губы и жестом попросил присесть рядом. Дождался, пока Чонин удобно устроится, и тихо поинтересовался:
― Сколько тебе лет?
― Я не думаю, что система исчисления...
― Это неважно. Просто скажи, сколько тебе лет?
― Какое это имеет значение?
― Большое. Пока поверь мне на слово. Так сколько тебе лет?
― Сто сорок два стандартных года, ― после долгой паузы ответил Чонин и отвернулся, чтобы не видеть реакцию Ханя на эти слова.
― Угу... ― Хань произнёс это очень спокойно, но это ничуть не убавило вдруг возникшую неловкость. ― Остальной экипаж тоже мог похвастать тем, что отлично сохранялся в столь почтенном возрасте?
― Н-нет... Если верить отчётам, продолжительность жизни составляла в среднем восемьдесят лет.
― Они все родились на планете?
― Нет. Только первое поколение. Второе ― на корабле.
― А ты? Ты к какому поколению относишься?
― Ну... я последний. Я позже всех родился. И я не понимаю, какое это имеет значение?
― Тебе сто сорок два года. Выглядишь ты где-то на двадцать два. ― Хань не удержался от лёгкой иронии: ― Тебя ничто не смущает? Артемис Нуэва погибла двести сорок лет назад. Ты родился спустя примерно восемьдесят лет после этого, а прожил в два раза больше, но выглядишь на двадцать два. Я определил твои координаты, но в нужной точке мы ничего не нашли. Там ничего нет, понимаешь? Ты должен быть там. Судя по твоим описаниям, корабль не крошечный, не заметить его нельзя. Но там нет ничего. Ни-че-го. Вообще. И я не могу к тебе прикоснуться.
Хань продемонстрировал на практике, как его пальцы прошли сквозь плечо Чонина.
― Я не понимаю, ― честно признался Чонин. ― Да, я не видел таких данных, чтобы люди жили столько же, сколько живу я, но я вполне реален. Если бы я был мнемозаписью... нет, это просто бред какой-то!
― Нет, ты не мнемозапись, ― покачал головой Хань. ― Я сутки ломал голову над этой шарадой. И у меня есть идея. Хотя я могу и ошибаться, но ничего более логичного и правдоподобного мне в голову не приходит. Сначала я грешил на чёрную дыру и пространственный карман, но в нужном квадрате чёрных дыр нет. Ни одной самой захудалой. Кроме того, я никогда не ошибаюсь в том, что касается неравных волн. Я чую твои волны и могу найти их источник. Я нашёл. Но тебя нет. Я чувствую тебя там, но там пустота.
― Может, какой-нибудь сбой? ― предположил озадаченный Чонин.
― Нет, тут сбоя быть не может. Я или чувствую разум, или не чувствую. И вот тебя-то я как раз чувствую. Твоё присутствие. Но материального объекта нет. Поэтому я и спросил, сколько тебе лет.
― Не улавливаю связи. ― Чонин сорвал травинку и принялся жевать стебель.
― Люди столько не живут. Без особого ухода. Или без криокамеры. Ты же вообще не спишь, правильно? И в твою голову втиснуто три миллиарда мнемозаписей. И тебе сто сорок два года ― поверить не могу. При этом я тебя чувствую, но не вижу. И в твоих... в твоей замене сна я не могу ничем управлять, даже прикоснуться не могу, а ты ― можешь. У меня только одно решение этой задачи.
― Какое? ― Чонин сорвал вторую травинку. Он не расстроился. Он давно ничего не ждал. Подумаешь, появился шанс что-то изменить. Появился и исчез. Всё сложнее, чем хотелось бы, но Чонину давно ничего не хотелось. Он всегда знал, что не достигнет пункта назначения.
― Пространственно-временная петля. Если я верно определил твои координаты, ты находишься в шестидесяти годах от того места, где когда-то была Артемис Нуэва. То есть, в расчётах не было ошибки. Просто корабль попал в ловушку, из-за чего пострадали данные и сбились настройки. И потом корабль просто двигался внутри петли всё время по одному и тому же маршруту. А ты... ты был единственным, кто родился внутри петли, понимаешь? Все остальные умерли, потому что время и пространство для них оставались всё теми же, а ты... ты родился уже вне времени и пространства, ты родился в петле, где другие значения и системы исчисления. Скорее всего, тебе действительно двадцать два года. Здешних. А вне петли эти двадцать два года растянулись на сто сорок два. И когда я прихожу сюда, в твои записи, я попадаю в зону петли, но на самом деле нахожусь за её пределами. И именно поэтому я не могу к тебе прикоснуться. Для меня ты не настоящий. Настоящий только твой разум. И по этой же причине тебя не смогли найти раньше. Без поиска неравной волны это было невозможно.
Они молча смотрели вверх, на бесконечно далёкое небо, и думали каждый о своём. Или об одном и том же.
― И что с этой петлёй? Как можно из неё выйти или зайти? ― задал самый важный вопрос Чонин ― в архиве о петлях нашлось не так много информации, и он уже с ней тесно познакомился. ― И что будет, если я смогу вывести корабль из петли?
― Зайти в петлю... предположительно, это невозможно. Я не знаю даже, как можно найти точку входа, существует ли она вообще. В теории сказано, что точки входа в пространственно-временные петли открываются и закрываются произвольно. Их появление невозможно предсказать. И появляются они очень редко. По предварительным расчётам ― весьма приблизительно ― последний раз такая точка была лет сто шестьдесят назад. Та самая, через которую твой корабль попал в ловушку.
Хань тоже сорвал травинку и погрыз. Чонин всё это уже выяснил, но перебивать Ханя не стал
― Возможно, у этой петли цикл в пять сотен лет. Точнее нельзя сказать.
― То есть, зайти в петлю никак, ― кивнул Чонин. ― А выйти?
― Ты же не думаешь, что простое изменение курса что-то изменит? ― помрачнел Хань и расстроенно взлохматил светлые волосы.
― Нет. Но если я разогрею все двигатели одновременно и переключусь с автоматики на ручное управление с предельным ускорением? В случае правильно выбранного курса сможет ли петля удержать корабль на прежнем маршруте? Или этого будет достаточно, чтобы преодолеть аномалию петли? У меня семнадцать двигателей. Должно хватить. Прямо сейчас. Потом... Потом уже не выйдет.
― Ты отдаёшь себе отчёт в том, что твоему кораблю две с половиной сотни лет? ― строго вопросил Хань, сложил ладони вместе и переплёл пальцы. Неприятно говорить, но... ― Он просто не выдержит и развалится на куски.
― Там есть спасательная капсула, ― легкомысленно пожал плечами Чонин. ― И это маленькое приключение точно лучше вечного покоя.
― Ладно. Тогда подумай вот ещё о чём... ― Думать об этом не хотелось даже самому Ханю, но он обязан был сказать. ― Существует риск обратного эффекта. Это касается конкретно тебя. Тебе сто сорок два года ― в стандартных единицах. Если ты покинешь петлю... понимаешь... Если ты...
― Могу осыпаться прахом? ― Чонин поразмышлял с минуту и рассмеялся, огрев Ханя по плечу ладонью. От неожиданности тот зашипел и принялся растирать ушибленное место.
― Что смешного-то?
― Это будет забавно.
― Не вижу ничего забавного. Ты же сам хотел спасти архив. Если превратишься в прах из-за обратного эффекта, архив погибнет.
Чонин поднялся на ноги, потянулся, закинув руки за голову, и посмотрел вверх. Самое красивое небо ― в степи. Нигде больше нет такого.
Он медленно двинулся прочь.
― Эй!
― Архив не погибнет. Записи останутся в мнемотеатре на корабле. И копия в малом мнемотеатре в спасательной капсуле. И я ― резервная копия. Что-то останется точно. Я попробую.
― С ума сошёл? Погоди! Чонин! Не надо! Не делай...
Мембрана экстренной остановки воспроизведения стала почти родной. Чонин пару минут сражался с головокружением, потом выбрался из кабины и рухнул в кресло навигатора. Давно же он тут не сидел.
― Внести изменения в нынешний курс.
Куда бы свернуть? Положиться на интуицию?
Хань ошибался ― Чонин не сошёл с ума. Чонин точно знал, что хотя бы одна копия архива уцелеет, а это ― самое главное. Если мир перестал существовать, то ценность заключается в его истории и достижениях. Нет ничего важнее архива Артемис Нуэва и уникального метода мнемопередачи. Кому-то это непременно пригодится. И нет никакого смысла в том, чтобы последний корабль Артемис Нуэва бесцельно болтался веками в пространственно-временной петле. Коль уж случилось чудо, и кто-то смог найти Чонина с помощью неравных волн... надо этим чудом воспользоваться так, чтобы никому потом не было обидно.
К тому же... Чонин прожил уже сто сорок два года, а это намного больше, чем полагалось жить людям. Быть может, он хотя бы услышит наяву чей-то ещё голос, кроме своего собственного.
― Полный разгон всех двигателей.
― Критическая перегрузка.
― Отключить автоматику. Ручное управление.
― Навигатор, ваше решение может повлечь за собой...
Чонин не глядя отключил звуковые сообщения и повернул ключ дезактивации контрольных функций главной системы.
― Да знаю я... ― тихо пробормотал он. ― Но это не значит, что не попробую.
***
Хань срывал с себя провода и микроанализаторы, но всё равно не успевал. Выход из пси-сеанса невозможен с помощью одного лишь голого желания. Ассистент быстро подал ему передатчик и протянул стакан с водой. Руку со стаканом Хань оттолкнул ― не время.
― Капитан, он попытается пройти на предельном ускорении и разгоне всех двигателей.
― Где?
― Понятия не имею, поэтому лучше отойти подальше.
― Корабль старый, не выдержит.
― Я знаю, ― сквозь зубы ответил Хань и сдёрнул ещё один провод с плеча. Он попытался сесть на койке, но не смог. Тело ещё не пришло в норму. ― Нужно объявить готовность бригадам быстрого реагирования.
― Если корабль развалится, уже ничто не поможет. В те времена контрольной защитой не пользовались. Да и ты говорил про какой-то там эффект... парень всё равно не жилец, хоть архив получим. Лишь бы корабль не раздолбал.
Хань с яростью отодрал от кожи ещё один анализатор на липучке и закусил губу от боли.
― Нам полагается спасать...
― Тех, кого спасти можно. Мы не виноваты, что он проболтался в петле сотню с лишним лет. И мы ничего не можем сделать.
― Но обратный эффект ― это только предположение.
― Если корабль развалится, никакой обратный эффект не понадобится. И скафандр не поможет тоже.
― Есть сигнал! ― вклинился в переговоры наблюдатель с мостика. ― На три часа. Крупный объект. Скорость ― двести лиг. Ни черта ж себе... Капитан, он идёт прямо на нас!
― Разворот, уходим на второй нижний...
― Что там? ― Ханю никто не ответил, зато крейсер ощутимо тряхнуло. Перепуганный ассистент рванул прочь из блока в коридор, где уже метались люди. ― Капитан, чёрт возьми! Что происходит?
― Кажется, двигатели рванули. Не выдержали. Ударная волна. Ничего пока не разобрать.
Дали старт бригадам быстрого реагирования ― Хань слышал переговоры на канале. Он торопливо сорвал оставшиеся анализаторы, счётчики и провода, кое-как сполз с койки, но на ногах не устоял ― рухнул на пол, уцепившись рукой за металлическую перекладину койки. Он перевёл дух и прикинул расстояние до информационного монитора. Не дойти, но можно попробовать доползти. Одеревеневшие после пси-сеанса мышцы никак не желали слушаться и приходить в норму.
Хань дополз до монитора минут за пять, потом хватался за выступы и пытался подняться. Привалившись к металлической коробке на стене и удерживаясь за неё, он прижался щекой к панели и приоткрыл глаза.
Так... кнопки... Какой там был код?
Код он вспомнил попытки с четвёртой, набрал и включил передачу данных с камер бригад.
В пустоте висели огромные куски корабля, похожие на бесформенные мелкие обломки разрушенных планет в каком-нибудь астероидном поясе. Видимо, корабль Чонина и в самом деле был здоровенным.
― Архив сильно повреждён, ― доложила одна из бригад, добравшаяся до центральной части корабля.
― Спасательная капсула пустая. Архив не подлежит восстановлению, ― отчиталась другая бригада.
― Нашли навигатора.
Хань едва не сполз на пол, но удержался на месте из последних сил и увеличил картинку от третьей бригады. Достаточно увеличил, чтобы увидеть кресло навигатора, свесившуюся с подлокотника левую руку ― с пальцев срывались тёмные капли и превращались в маслянисто блестевшую на полу лужицу. Пульт управления, тёмные волосы, в луче фонаря ― красное на серебристой поверхности.
Слишком много красного.
Хань разжал руку и медленно сполз по стене на пол. Хотелось просто взять и уснуть. Потом проснуться и понять, что это был просто сон. А потом новый пси-сеанс, встретить Чонина и ничего ему не говорить о петле. Сказать просто, что не получается нащупать координаты. Пообещать, что они скоро смогут найти его, пусть только подождёт ещё немного и ничего не делает.
Ничего, чёрт бы его побрал, не делает! Просто сидит и ждёт. Он сто сорок лет сидел и ждал, у него опыт, подождал бы ещё чуть-чуть...
― Навигатор жив.
― К чёрту живых ― архив спасайте!
― Что? ― выдохнул Хань, поднёс к губам передатчик и рявкнул: ― Что?!
― Навигатор жив. Пока что. Требуется срочная помощь. Несколько переломов, рука и рёбра...
Хань отложил передатчик и принялся с яростью растирать голени и лодыжки, чтобы вернуть мышцам чувствительность.
― Что с архивом?
― Ничего, капитан.
― Навигатор в нормальном состоянии? Или обратный эффект есть?
― Да вроде нормальный... Травмы от столкновения ― и всё. Медики говорят, тесты в норме тоже. Через три минуты доставят в медблок.
― К чёрту навигатора, архив всё равно пропал, ― завздыхал кто-то на канале связи.
Хань умудрился подняться на ноги и натянуть форменную рубашку. Сообщать всем тоскующим то, что архив в голове у того самого навигатора, которого "к чёрту", Хань не посчитал нужным. Обойдутся пока.
― Нужно ещё полежать, ― предупредил вернувшийся ассистент и попытался отправить Ханя обратно на койку. Разбежался!
― Полежу. В медблоке, ― отрезал Хань и медленно побрёл в нужном направлении. В коридорах продолжали метаться люди, иногда толкали неуверенно державшегося на ногах Ханя, но он упрямо шагал вперёд. Туда, где под тонкой мембраной лежал в восстановительной капсуле последний навигатор Артемис Нуэва, хранивший в собственной голове историю и достояние погибшего двести лет назад мира.
Прислонившись плечом к стене, Хань стоял и рассматривал его по-настоящему, в реальности. Чонин был всё тем же, что и в мнемозаписях, только бледным и облитым фиксирующим раствором. И половину его головы скрывала белая повязка.
― Тоже мне... навигатор... ― проворчал за спиной Ханя капитан. ― Раздолбал корабль, засранец, и погубил весь архив. А нам бы такие премиальные дали за архив...
― Идиоты.
― Что ты сказал?
― Идиоты, ― громко и отчётливо повторил Хань и устало прикрыл глаза. ― Это он.
― Что значит "он"?
― Это значит, что Чонин и есть архив, который вы так мечтали заполучить. Все записи в его памяти. И он умеет с ними работать. Я же говорил, что спасать нужно его, а не корабль. Это Чонин ― резервная копия архива. Мнемотехнологии, ясно? И премиальные вы получите, когда наши яйцеголовые напишут монографию о пространственно-временной петле и преимуществах поиска неравной волны. Полегчало?
― Ты бы поспал, что ли, ― негромко предложил капитан, придя в себя через пару минут. ― Я сниму тебя с дежурства.
― Не надо. Я посижу с Чонином. Когда поздороваюсь, приду на дежурство.
― Что ещё за блажь?
― Он сто сорок два года ждал, пока его найдут. Пусть все остальные подождут несколько часов, чтобы я смог ему сказать...
***
― У тебя получилось то, что ты так хотел сделать. Спасибо, что остался жив, потому что у меня тогда тоже получилось то, что хотел сделать я. Но ты всё равно чёртов придурок. Кто же так кораблём управляет?
― Я просто хотел по-настоящему услышать твой голос. Говорить с самим собой полторы сотни лет совсем не весело.
― Услышал, и что?
― У тебя красивый голос. Расскажи что-нибудь.
― Ты же спишь почти. Научился, да?
― Время, кажется, идёт быстрее. Но я всё равно слышу. Просто говори. Что угодно. Только не останавливайся.
***
Звукам в космосе не место, но слышать спустя сто сорок два года ещё чей-нибудь голос, кроме собственного, невыразимо приятно.
@темы: EXO, fanfiction, K-pop
I have another wind to ride ©
Название: Ар.Буз - Агентство решает. Без уведомления заказчиков
Автор: Корейский Песец
Пейринг/Персонаж: Шим Чанмин/Пак Ючон, Ким Джунсу
Рейтинг: пока прилично всё
Жанр: юмор, АУ, детектив, экшн, мистика
Размер: серия историй, истории планируются мини, но как получится
Предупреждения: сериал
Размещение: запрещено
Примечания: рейтинг общий, как и жанры, поскольку истории будут разными и будут затрагивать разные вопросы.
Если тебе не так много до тридцати, и ты при этом не самый успешный специалист по рекламе, то твоя жизнь похожа на засохшую конфету в яркой обёртке. Красиво, стильно, но фиг укусишь и наешься. Разве только... Но куда ж это годится?
Ючон с тоской смотрел на мелькающие впереди машины, барабанил пальцами по рулю и ждал, когда же вспыхнет зелёный.
Сегодня его в очередной раз отчитали, указали на недостатки в проекте и велели завтра принести новый вариант. Идеальный. Как он его сделает, когда и из чего ― никого не волновало.
Ючон вздохнул, нашарил в бардачке плитку шоколада и отломил кусочек. Шоколад успокаивал, пока медленно таял во рту, и дарил нотку оптимизма.
Внезапно распахнувшаяся дверца и свалившийся на заднее сиденье тип явно с шоколадом и оптимизмом диссонировали, зато усиливали тоску.
― Это не такси, ― соизволил сообщить Ючон типу, набивавшемуся в пассажиры.
― Я не придирчив, ― отозвались с заднего сиденья. Незнакомец дышал тяжело и неровно, словно только что пробежал стометровку. ― И мне всё равно, куда ехать, лишь бы поскорее отсюда умотать.
― Слушай, я не занимаюсь... ― начал Ючон, поворачиваясь к типу. И умолк. Трудно рассуждать с невозмутимым видом о транспортных проблемах, когда тебе к виску приставляют дуло пистолета.
― Просто рули туда, куда собирался. Словно меня тут нет вовсе, ― посоветовал тип.
Ючон осторожно повернулся и сел как положено, мягко тронулся на зелёный свет и покосился в зеркало. Пистолет по-прежнему угрожал его жизни и здоровью, а вот тип то и дело оглядывался и пытался что-то высмотреть за стеклом, но не ослаблял внимания и следил за Ючоном. Молодой, нахальный, с запоминающимся лицом и живыми глазами. Ючону он напомнил собой нескладного породистого щенка. Однако "породистый щенок" держал пистолет уверенно и профессионально, чёрта с два отберёшь. Стоит только дёрнуться ― и плакала чистота салона, от крови долго придётся отчищать. И не только от крови.
― Ладно, куда тебе надо? ― вздохнул Ючон. ― Отвезу, куда скажешь, лишь бы поскорее от тебя избавиться. Мне не нужны неприятности ― своих хватает.
― Бодрый ты какой... Сказал же, поезжай туда, куда ехал.
― Домой я ехал. Везти тебя туда мне не улыбается.
― А мне плевать. Вези домой.
Ючон отчаянно отбивался от неприятностей, но они сами настырно к нему липли. Вызвать полицию? Не вариант. Полиция Ючону была нужна так же сильно, как вот этому типу с пистолетом.
― С работы? ― нейтрально поинтересовался тип, не ослабив контроль ни на йоту.
― Именно.
― И кем же ты у нас работаешь?
― У вас ― никем. У себя ― специалистом по рекламе.
― Ого, типа слоганы всякие выдумываешь и ролики снимаешь? ― Тип пропустил мимо ушей язвительный выпад Ючона и продолжил трепаться ни о чём.
― Слоганы, да. И концепт. Ролики снимаю уже не я. А тебе, что, рекламу надо сделать?
― Не помешало бы, ― вздохнул тип, здорово озадачив Ючона своим ответом.
Странная, конечно, ситуация. Ючону полагалось бы трястись от страха и чувствовать себя заложником, коего в любой момент могут пристрелить. Однако... Однако ничего подобного он не чувствовал и трястись не собирался. Хотя бы просто потому, что тип вёл себя адекватно и излучал профессиональную уверенность. Такой не станет палить из пистолета направо и налево, дай только повод. Хорошая школа, это ощущалось сразу же.
― Зачем тебе реклама? Хочешь позировать для полиции?
― Нет, конечно. Зачем сразу для полиции? Дофига людей есть, что недовольны своими ближними. Они мне денежку заплатят, а я их красиво избавлю от ближних. Ничего личного, просто бизнес.
― Есть куча более надёжных и менее опасных способов хорошо заработать, нежели быть киллером.
― Угу, отлично. Ты много зарабатываешь своей рекламкой?
― Ну...
― И клиенты всегда-всегда довольны?
― Можно подумать...
― В моём деле клиенты довольны всегда. Половина. Другая половина ― трупы, так что и они довольны. И не надо ля-ля. Знаю уже, слышал не раз.
― Хорошо тебя припёрло, ― буркнул Ючон, сворачивая к своей вилле, обсаженной чахлыми кустиками, за которыми никто не смотрел, вот они и чахли себе.
― И не говори. Надоело. Так что с рекламой?
― Что?
― Я тебя тут нанять пытаюсь. Как бы. Ты нанимаешься или будешь и дальше из себя примадонну корчить?
― У меня такое чувство, будто один из нас то ли спятил, то ли бамбуком обкурился.
― Ты тогда, а со мной всё в порядке. Ты тут вот и живёшь? Вылезай давай, только без глупостей.
Тип выбрался из машины первым и сунул руку с пистолетом в карман. Самое время расслабиться, но так решил бы дилетант. Ючон расслабляться не собирался, потому что тип держал оружие правильно и твёрдо. Если и пальнёт сквозь ткань брюк от бедра, то не промахнётся в любом случае. Пришлось ступить на дорожку, ведущую к крыльцу, и после запустить типа в дом.
― Один живёшь? ― остановившись у лестницы и аккуратно глянув вверх, уточнил "породистый щенок".
― А тебе меня одного мало? ― мрачно хмыкнул Ючон.
― Нет, но если соврал, тебе же будет хуже. ― Тип опустился на ступеньку и сложил руки на коленях. ― Так как насчёт работы?
― Вот чёрт... ― Ючон тоже присел, правда, на тумбочку у зеркала. ― Ты издеваешься?
― Почему же? ― И тип бросил Ючону что-то небольшое. Ючон поймал и уставился на пачку банкнот.
― Тут десять штук. В твёрдой валюте. Это за то, что подвёз и в дом пригласил. Так как? Я достойный доверия клиент? Мне нужна реклама.
― Слушай, чудак...
― Чанмин.
― Что?
― Я не чудак. Я Чанмин.
― Ладно. ― Психов не рекомендуется раздражать, поэтому Ючон и старался не раздражать. ― Чанмин, как ты себе вообще это представляешь? Неужели ты думаешь, что реклама с подобным содержанием пройдёт хоть куда-то? "За деньги убиваю неугодных вам людей..." Ха, да проще сразу полиции сдаться!
― Вот поэтому я и нанимаю тебя, ― хмыкнул Чанмин. ― Ты же специалист в этом деле, так? Ну так придумай что-нибудь невинное на первый взгляд, но чтобы потом стало ясно, что это такое на самом деле.
― А луну тебе с неба, случаем, не надо?
― А ты можешь? ― оживился Чанмин, лукаво сверкнув глазами из-под изрядно отросших тёмных волос.
― Это был риторический вопрос.
― Хоть логический, лишь бы по делу, а не пустопорожний. Ты ведь знаешь всю эту кухню, знаешь, кому, что и как надо говорить и подавать. Вот и сообрази.
Ючон открыл было рот. И закрыл. Он, конечно, мог бы объяснить этому умнику на пальцах, что нормальные люди реагируют иначе на угрозу их жизни и здоровью пистолетом и подобное наглое поведение. Но если бы он такое сказал, то сделал бы акцент на себе и своём поведении. Дураком Чанмин не выглядел, а значит, мог сложить два и два так, чтобы получить четыре. А Ючону очень не хотелось, чтобы Чанмин ― или хоть кто-то ещё ― получил четыре в его конкретном случае. Потому что прах к праху, пепел к пеплу, а прошлое к прошлому. Делать шаг назад и возвращаться туда, откуда когда-то удалось свалить почти чудом, Ючон не собирался ни за что на свете, но этот... этот чёртов Чанмин сидел на ступеньке, болтал пистолетом и улыбался с видом искусителя. Словно личный бес Пак Ючона, присланный по его душу из самой преисподней.
― Я попить схожу? Можно?
― Иди, ― пожал плечами Чанмин.
Из коридора в кухню можно было попасть через широкий дверной проём, но сама дверь отсутствовала, так что Чанмин наверняка прекрасно слышал, как Ючон пустил воду в раковину, позвенел стаканами и после стал ополаскивать посуду. Ючон бесшумно поставил стакан на место и медленно потянул к себе ящик со столовыми приборами, аккуратно выудил хороший немецкий нож, взял обратным хватом в левую руку, прижав лезвием к предплечью, и спрятал клинок под рукав. Неторопливо выключил воду и взялся за полотенце, потом выглянул в коридор.
Чанмин по-прежнему сидел на ступеньке, только уронил голову на скрещенные руки. Пистолет он держал всё так же уверенно.
― Может, ты всё-таки оставишь меня в покое?
Вопрос Ючона повис в воздухе, не вызвав никакой реакции.
― Я говорю, может, ты всё-таки оставишь меня в покое? Ты при деньгах, найдёшь себе специалиста без труда. Другого какого-нибудь. ― Ючон умолк и осторожно сделал пару шагов, ещё несколько и крепче обхватил пальцами рукоять ножа. Однако Чанмин до сих пор сидел неподвижно, уронив голову на руки.
У Ючона спустя минуту зародились подозрения, и он прикоснулся ладонью к плечу Чанмина. Ноль реакции.
― Эй? ― Тормошение тоже ничего не дало, а когда Ючон потряс сильнее, Чанмин просто свалился со ступеньки. Потребовалось обшарить его, чтобы понять, в чём тут дело. Чанмин не уснул, а отключился. На его месте любой бы отключился, заполучив в организм неучтённую деталь в виде пули. Причём большинство отключились бы почти сразу после ранения, а Чанмин умудрялся довольно долго изображать из себя вполне здорового человека.
Ючон, сидя на корточках над Чанмином, подбросил в руке нож и озадаченно кончиком острия почесал висок. И что теперь с этим подарком судьбы делать? Нормальный человек связал бы Чанмина и позвонил в полицию, но Ючон не относился к обычным людям в полном смысле слова и иметь дело с полицией отказывался. Как вариант, можно перерезать по-тихому горло и припрятать труп, если всё сделать правильно, то никто и никогда не узнает, но... но всегда оставался шанс, что что-то пойдёт не так. И вообще, убийство ― крайняя мера. К тому же, Чанмин вёл себя хорошо, ещё и денег дал, которые, следовало признать, Ючону очень нужны.
Подавив тяжкий вздох, Ючон убрал нож, кое-как поднял Чанмина и поволок к кухонному столу. На столе и оставил, после чего проверил, заперты ли внешние двери и окна, заодно задёрнул все шторы и опустил жалюзи.
Включив на кухне свет, Ючон достал из нижнего замаскированного ящика свёрток и поставил на огонь воду. Пока вода грелась, он стянул с Чанмина одежду, повернул спиной вверх и осмотрел рану. Не опасно, но болезненно. Кровопотеря ощутима, но не критична. Жить будет, никуда не денется.
Ючон сходил в коридор за пистолетом и положил его на кухонную тумбочку с полотенцами у выхода. Пристроив на столе свёрток, раскатал ткань и принялся перебирать инструменты, выбирая подходящие. С раной Чанмина он провозился больше часа, но успешно выковырнул пулю, обработал отверстие, удалив кусочки мёртвой ткани и обеззаразив, потом зашил и наложил ускоряющую заживление луковую мазь. Осталось пластырь налепить ― и готово.
Ючон рассеянно набрал воды и потыкал пальцем в кнопки кофеварки. По кухне медленно пополз терпкий шоколадный аромат, заставивший Чанмина оклематься.
Чанмин повозился на столе, дотянулся пальцами до пластыря и хмыкнул, глянул на Ючона из-под спутанных волос, свесившихся на глаза.
― Вырубился всё-таки, да?
― Вроде того, ― отозвался Ючон, выудил из-под краника одну чашку, затем другую. И они молча пили горячий кофе, рассматривая друг друга в упор.
― Ты сказал, что спец по рекламе, а не медик, тем паче, хирург.
― Угу.
― Это не ответ.
― Да?
Чанмин сверлил Ючона взглядом, а Ючон продолжал изображать блаженного. Правда, для блаженных уготовано место в раю, и Чанмин вполне мог Ючона туда отправить, приложив должные усилия. Даже сейчас. Мальчика хорошо обучали ― Ючон не мог не признать это.
Чанмин соскользнул со стола и протянул Ючону чашку.
― Добавку можно?
― Не вопрос. ― Ючон осторожно взял чашку, и Чанмин метнулся к тумбочке с пистолетом. Ючон ждал этого, поэтому действовал на опережение. Пистолет он схватил раньше, а ладонь Чанмина проехалась по полированной поверхности.
― Пожалуй, стоит убрать эту штуку подальше, ― приставив дуло ко лбу Чанмина, отметил Ючон и слабо улыбнулся. ― А потом я найду тебе рубашку, и ты уйдёшь по своим делам. Сделаем вид, что мы никогда друг друга не видели.
Ючон отступил на шаг, другой, повернулся, чтобы уйти, но замер. Затылок холодил металл.
― Знаешь, жизнь ― это такая штука, которая здорово расслабляет. Обыскать меня ты зря поленился. Врача ты не вызывал и управился с раной сам. Умеешь обращаться с пистолетом. И ты слишком спокоен ― с самого начала. Ты действительно спец по рекламе?
― Представь себе.
В кармане у Ючона загудел телефон, сигнал входящего сообщения. Чанмин бесцеремонно залез в карман, ознакомился с текстом и весело хмыкнул, затем сунул телефон Ючону в ладонь.
― Почитай.
Ючон почитал. Ему с прискорбием сообщали, что компания более не нуждается в его услугах, желает ему удачи на новом месте работы и гарантирует, что расчёт будет произведён в течение недели. Все причитающиеся ему средства переведут на карту.
― Видимо, ты не такой уж и замечательный спец по рекламе, да? На всякий случай напомню тебе, что моё предложение по-прежнему в силе. Более того, если ты умный, должен понимать, что конкуренции у нас нет, стало быть, цены и порядки мы можем устанавливать сами. Я бы и один справился, но. Но я не силён в организационных вопросах и той же рекламе, а ты в этом шаришь. Почему бы нам не помочь друг другу?
― С какой стати...
― Прекрати. ― Чанмин ощутимо вдавил дуло пистолета Ючону в затылок. ― Я не идиот. Пока я валялся в отключке, любой человек вызвал бы полицию. Телефон вон там и у тебя в руке. Ты мог сделать это без труда и тысячу раз. Это самое разумное. Но ты не сделал этого. Почему?
― Не подумал, ― соврал Ючон, хотя сам прекрасно понимал, насколько слаб этот довод.
― Да что ты... Врёшь и не краснеешь. Ты не вызвал полицию, а это значит, что полиция тебе самому нужна точно так же, как собаке пятая нога. Ты явно не в силах похвастать чистым досье. Опять же, умеешь штопать шкуру после пулевых, за пистолет хватался, следил за мной, сохранял спокойствие... Нет, Пак Ючон, я далеко не дурак, поэтому... ― Чанмин сделал шаг назад и убрал пистолет. ― Поэтому ты мне скажи, где я тут могу прикорнуть, а ты пока подумаешь над моим предложением. До утра. Хорошая ведь сделка, верно?
И Чанмин спокойно ухватил чашку, ополоснул и запустил кофеварку. Ючон молча следил за ним и прикидывал варианты. Варианты упорно не прикидывались.
Если тебе не так много до тридцати, и ты при этом не самый успешный специалист по рекламе, которого только что уволили ко всем чертям, то твоя жизнь похожа на засохшую конфету в яркой обёртке. Красиво, стильно, но фиг укусишь и наешься. Разве только... Но куда ж это годится?
Ючон с тоской смотрел на хозяйничающего на его кухне наёмника по имени Чанмин. Тот таскал при себе уйму денег, пару пистолетов, щеголял дыркой в шкуре и вёл себя нахально и самоуверенно. А ещё Чанмин сделал ему безумное предложение.
― У тебя орешки есть? Солёные такие?
― Чего? ― опешил Ючон.
― Ничего. Завтра купишь. Так где я буду спать?
Ючон вздохнул и закрыл глаза. Он точно знал, что завтра выставит этого придурка за дверь и никогда ― никогда в жизни ― не станет заниматься таким идиотским проектом, о котором толковал Чанмин.
tbc История 2. Требуется помощник директора
Автор: Корейский Песец
Пейринг/Персонаж: Шим Чанмин/Пак Ючон, Ким Джунсу
Рейтинг: пока прилично всё
Жанр: юмор, АУ, детектив, экшн, мистика
Размер: серия историй, истории планируются мини, но как получится
Предупреждения: сериал
Размещение: запрещено
Примечания: рейтинг общий, как и жанры, поскольку истории будут разными и будут затрагивать разные вопросы.
Ар.Буз - Агентство решает. Без уведомления заказчиков
История 1. Грильяж
История 1. Грильяж
История 1. Грильяж
Если тебе не так много до тридцати, и ты при этом не самый успешный специалист по рекламе, то твоя жизнь похожа на засохшую конфету в яркой обёртке. Красиво, стильно, но фиг укусишь и наешься. Разве только... Но куда ж это годится?
Ючон с тоской смотрел на мелькающие впереди машины, барабанил пальцами по рулю и ждал, когда же вспыхнет зелёный.
Сегодня его в очередной раз отчитали, указали на недостатки в проекте и велели завтра принести новый вариант. Идеальный. Как он его сделает, когда и из чего ― никого не волновало.
Ючон вздохнул, нашарил в бардачке плитку шоколада и отломил кусочек. Шоколад успокаивал, пока медленно таял во рту, и дарил нотку оптимизма.
Внезапно распахнувшаяся дверца и свалившийся на заднее сиденье тип явно с шоколадом и оптимизмом диссонировали, зато усиливали тоску.
― Это не такси, ― соизволил сообщить Ючон типу, набивавшемуся в пассажиры.
― Я не придирчив, ― отозвались с заднего сиденья. Незнакомец дышал тяжело и неровно, словно только что пробежал стометровку. ― И мне всё равно, куда ехать, лишь бы поскорее отсюда умотать.
― Слушай, я не занимаюсь... ― начал Ючон, поворачиваясь к типу. И умолк. Трудно рассуждать с невозмутимым видом о транспортных проблемах, когда тебе к виску приставляют дуло пистолета.
― Просто рули туда, куда собирался. Словно меня тут нет вовсе, ― посоветовал тип.
Ючон осторожно повернулся и сел как положено, мягко тронулся на зелёный свет и покосился в зеркало. Пистолет по-прежнему угрожал его жизни и здоровью, а вот тип то и дело оглядывался и пытался что-то высмотреть за стеклом, но не ослаблял внимания и следил за Ючоном. Молодой, нахальный, с запоминающимся лицом и живыми глазами. Ючону он напомнил собой нескладного породистого щенка. Однако "породистый щенок" держал пистолет уверенно и профессионально, чёрта с два отберёшь. Стоит только дёрнуться ― и плакала чистота салона, от крови долго придётся отчищать. И не только от крови.
― Ладно, куда тебе надо? ― вздохнул Ючон. ― Отвезу, куда скажешь, лишь бы поскорее от тебя избавиться. Мне не нужны неприятности ― своих хватает.
― Бодрый ты какой... Сказал же, поезжай туда, куда ехал.
― Домой я ехал. Везти тебя туда мне не улыбается.
― А мне плевать. Вези домой.
Ючон отчаянно отбивался от неприятностей, но они сами настырно к нему липли. Вызвать полицию? Не вариант. Полиция Ючону была нужна так же сильно, как вот этому типу с пистолетом.
― С работы? ― нейтрально поинтересовался тип, не ослабив контроль ни на йоту.
― Именно.
― И кем же ты у нас работаешь?
― У вас ― никем. У себя ― специалистом по рекламе.
― Ого, типа слоганы всякие выдумываешь и ролики снимаешь? ― Тип пропустил мимо ушей язвительный выпад Ючона и продолжил трепаться ни о чём.
― Слоганы, да. И концепт. Ролики снимаю уже не я. А тебе, что, рекламу надо сделать?
― Не помешало бы, ― вздохнул тип, здорово озадачив Ючона своим ответом.
Странная, конечно, ситуация. Ючону полагалось бы трястись от страха и чувствовать себя заложником, коего в любой момент могут пристрелить. Однако... Однако ничего подобного он не чувствовал и трястись не собирался. Хотя бы просто потому, что тип вёл себя адекватно и излучал профессиональную уверенность. Такой не станет палить из пистолета направо и налево, дай только повод. Хорошая школа, это ощущалось сразу же.
― Зачем тебе реклама? Хочешь позировать для полиции?
― Нет, конечно. Зачем сразу для полиции? Дофига людей есть, что недовольны своими ближними. Они мне денежку заплатят, а я их красиво избавлю от ближних. Ничего личного, просто бизнес.
― Есть куча более надёжных и менее опасных способов хорошо заработать, нежели быть киллером.
― Угу, отлично. Ты много зарабатываешь своей рекламкой?
― Ну...
― И клиенты всегда-всегда довольны?
― Можно подумать...
― В моём деле клиенты довольны всегда. Половина. Другая половина ― трупы, так что и они довольны. И не надо ля-ля. Знаю уже, слышал не раз.
― Хорошо тебя припёрло, ― буркнул Ючон, сворачивая к своей вилле, обсаженной чахлыми кустиками, за которыми никто не смотрел, вот они и чахли себе.
― И не говори. Надоело. Так что с рекламой?
― Что?
― Я тебя тут нанять пытаюсь. Как бы. Ты нанимаешься или будешь и дальше из себя примадонну корчить?
― У меня такое чувство, будто один из нас то ли спятил, то ли бамбуком обкурился.
― Ты тогда, а со мной всё в порядке. Ты тут вот и живёшь? Вылезай давай, только без глупостей.
Тип выбрался из машины первым и сунул руку с пистолетом в карман. Самое время расслабиться, но так решил бы дилетант. Ючон расслабляться не собирался, потому что тип держал оружие правильно и твёрдо. Если и пальнёт сквозь ткань брюк от бедра, то не промахнётся в любом случае. Пришлось ступить на дорожку, ведущую к крыльцу, и после запустить типа в дом.
― Один живёшь? ― остановившись у лестницы и аккуратно глянув вверх, уточнил "породистый щенок".
― А тебе меня одного мало? ― мрачно хмыкнул Ючон.
― Нет, но если соврал, тебе же будет хуже. ― Тип опустился на ступеньку и сложил руки на коленях. ― Так как насчёт работы?
― Вот чёрт... ― Ючон тоже присел, правда, на тумбочку у зеркала. ― Ты издеваешься?
― Почему же? ― И тип бросил Ючону что-то небольшое. Ючон поймал и уставился на пачку банкнот.
― Тут десять штук. В твёрдой валюте. Это за то, что подвёз и в дом пригласил. Так как? Я достойный доверия клиент? Мне нужна реклама.
― Слушай, чудак...
― Чанмин.
― Что?
― Я не чудак. Я Чанмин.
― Ладно. ― Психов не рекомендуется раздражать, поэтому Ючон и старался не раздражать. ― Чанмин, как ты себе вообще это представляешь? Неужели ты думаешь, что реклама с подобным содержанием пройдёт хоть куда-то? "За деньги убиваю неугодных вам людей..." Ха, да проще сразу полиции сдаться!
― Вот поэтому я и нанимаю тебя, ― хмыкнул Чанмин. ― Ты же специалист в этом деле, так? Ну так придумай что-нибудь невинное на первый взгляд, но чтобы потом стало ясно, что это такое на самом деле.
― А луну тебе с неба, случаем, не надо?
― А ты можешь? ― оживился Чанмин, лукаво сверкнув глазами из-под изрядно отросших тёмных волос.
― Это был риторический вопрос.
― Хоть логический, лишь бы по делу, а не пустопорожний. Ты ведь знаешь всю эту кухню, знаешь, кому, что и как надо говорить и подавать. Вот и сообрази.
Ючон открыл было рот. И закрыл. Он, конечно, мог бы объяснить этому умнику на пальцах, что нормальные люди реагируют иначе на угрозу их жизни и здоровью пистолетом и подобное наглое поведение. Но если бы он такое сказал, то сделал бы акцент на себе и своём поведении. Дураком Чанмин не выглядел, а значит, мог сложить два и два так, чтобы получить четыре. А Ючону очень не хотелось, чтобы Чанмин ― или хоть кто-то ещё ― получил четыре в его конкретном случае. Потому что прах к праху, пепел к пеплу, а прошлое к прошлому. Делать шаг назад и возвращаться туда, откуда когда-то удалось свалить почти чудом, Ючон не собирался ни за что на свете, но этот... этот чёртов Чанмин сидел на ступеньке, болтал пистолетом и улыбался с видом искусителя. Словно личный бес Пак Ючона, присланный по его душу из самой преисподней.
― Я попить схожу? Можно?
― Иди, ― пожал плечами Чанмин.
Из коридора в кухню можно было попасть через широкий дверной проём, но сама дверь отсутствовала, так что Чанмин наверняка прекрасно слышал, как Ючон пустил воду в раковину, позвенел стаканами и после стал ополаскивать посуду. Ючон бесшумно поставил стакан на место и медленно потянул к себе ящик со столовыми приборами, аккуратно выудил хороший немецкий нож, взял обратным хватом в левую руку, прижав лезвием к предплечью, и спрятал клинок под рукав. Неторопливо выключил воду и взялся за полотенце, потом выглянул в коридор.
Чанмин по-прежнему сидел на ступеньке, только уронил голову на скрещенные руки. Пистолет он держал всё так же уверенно.
― Может, ты всё-таки оставишь меня в покое?
Вопрос Ючона повис в воздухе, не вызвав никакой реакции.
― Я говорю, может, ты всё-таки оставишь меня в покое? Ты при деньгах, найдёшь себе специалиста без труда. Другого какого-нибудь. ― Ючон умолк и осторожно сделал пару шагов, ещё несколько и крепче обхватил пальцами рукоять ножа. Однако Чанмин до сих пор сидел неподвижно, уронив голову на руки.
У Ючона спустя минуту зародились подозрения, и он прикоснулся ладонью к плечу Чанмина. Ноль реакции.
― Эй? ― Тормошение тоже ничего не дало, а когда Ючон потряс сильнее, Чанмин просто свалился со ступеньки. Потребовалось обшарить его, чтобы понять, в чём тут дело. Чанмин не уснул, а отключился. На его месте любой бы отключился, заполучив в организм неучтённую деталь в виде пули. Причём большинство отключились бы почти сразу после ранения, а Чанмин умудрялся довольно долго изображать из себя вполне здорового человека.
Ючон, сидя на корточках над Чанмином, подбросил в руке нож и озадаченно кончиком острия почесал висок. И что теперь с этим подарком судьбы делать? Нормальный человек связал бы Чанмина и позвонил в полицию, но Ючон не относился к обычным людям в полном смысле слова и иметь дело с полицией отказывался. Как вариант, можно перерезать по-тихому горло и припрятать труп, если всё сделать правильно, то никто и никогда не узнает, но... но всегда оставался шанс, что что-то пойдёт не так. И вообще, убийство ― крайняя мера. К тому же, Чанмин вёл себя хорошо, ещё и денег дал, которые, следовало признать, Ючону очень нужны.
Подавив тяжкий вздох, Ючон убрал нож, кое-как поднял Чанмина и поволок к кухонному столу. На столе и оставил, после чего проверил, заперты ли внешние двери и окна, заодно задёрнул все шторы и опустил жалюзи.
Включив на кухне свет, Ючон достал из нижнего замаскированного ящика свёрток и поставил на огонь воду. Пока вода грелась, он стянул с Чанмина одежду, повернул спиной вверх и осмотрел рану. Не опасно, но болезненно. Кровопотеря ощутима, но не критична. Жить будет, никуда не денется.
Ючон сходил в коридор за пистолетом и положил его на кухонную тумбочку с полотенцами у выхода. Пристроив на столе свёрток, раскатал ткань и принялся перебирать инструменты, выбирая подходящие. С раной Чанмина он провозился больше часа, но успешно выковырнул пулю, обработал отверстие, удалив кусочки мёртвой ткани и обеззаразив, потом зашил и наложил ускоряющую заживление луковую мазь. Осталось пластырь налепить ― и готово.
Ючон рассеянно набрал воды и потыкал пальцем в кнопки кофеварки. По кухне медленно пополз терпкий шоколадный аромат, заставивший Чанмина оклематься.
Чанмин повозился на столе, дотянулся пальцами до пластыря и хмыкнул, глянул на Ючона из-под спутанных волос, свесившихся на глаза.
― Вырубился всё-таки, да?
― Вроде того, ― отозвался Ючон, выудил из-под краника одну чашку, затем другую. И они молча пили горячий кофе, рассматривая друг друга в упор.
― Ты сказал, что спец по рекламе, а не медик, тем паче, хирург.
― Угу.
― Это не ответ.
― Да?
Чанмин сверлил Ючона взглядом, а Ючон продолжал изображать блаженного. Правда, для блаженных уготовано место в раю, и Чанмин вполне мог Ючона туда отправить, приложив должные усилия. Даже сейчас. Мальчика хорошо обучали ― Ючон не мог не признать это.
Чанмин соскользнул со стола и протянул Ючону чашку.
― Добавку можно?
― Не вопрос. ― Ючон осторожно взял чашку, и Чанмин метнулся к тумбочке с пистолетом. Ючон ждал этого, поэтому действовал на опережение. Пистолет он схватил раньше, а ладонь Чанмина проехалась по полированной поверхности.
― Пожалуй, стоит убрать эту штуку подальше, ― приставив дуло ко лбу Чанмина, отметил Ючон и слабо улыбнулся. ― А потом я найду тебе рубашку, и ты уйдёшь по своим делам. Сделаем вид, что мы никогда друг друга не видели.
Ючон отступил на шаг, другой, повернулся, чтобы уйти, но замер. Затылок холодил металл.
― Знаешь, жизнь ― это такая штука, которая здорово расслабляет. Обыскать меня ты зря поленился. Врача ты не вызывал и управился с раной сам. Умеешь обращаться с пистолетом. И ты слишком спокоен ― с самого начала. Ты действительно спец по рекламе?
― Представь себе.
В кармане у Ючона загудел телефон, сигнал входящего сообщения. Чанмин бесцеремонно залез в карман, ознакомился с текстом и весело хмыкнул, затем сунул телефон Ючону в ладонь.
― Почитай.
Ючон почитал. Ему с прискорбием сообщали, что компания более не нуждается в его услугах, желает ему удачи на новом месте работы и гарантирует, что расчёт будет произведён в течение недели. Все причитающиеся ему средства переведут на карту.
― Видимо, ты не такой уж и замечательный спец по рекламе, да? На всякий случай напомню тебе, что моё предложение по-прежнему в силе. Более того, если ты умный, должен понимать, что конкуренции у нас нет, стало быть, цены и порядки мы можем устанавливать сами. Я бы и один справился, но. Но я не силён в организационных вопросах и той же рекламе, а ты в этом шаришь. Почему бы нам не помочь друг другу?
― С какой стати...
― Прекрати. ― Чанмин ощутимо вдавил дуло пистолета Ючону в затылок. ― Я не идиот. Пока я валялся в отключке, любой человек вызвал бы полицию. Телефон вон там и у тебя в руке. Ты мог сделать это без труда и тысячу раз. Это самое разумное. Но ты не сделал этого. Почему?
― Не подумал, ― соврал Ючон, хотя сам прекрасно понимал, насколько слаб этот довод.
― Да что ты... Врёшь и не краснеешь. Ты не вызвал полицию, а это значит, что полиция тебе самому нужна точно так же, как собаке пятая нога. Ты явно не в силах похвастать чистым досье. Опять же, умеешь штопать шкуру после пулевых, за пистолет хватался, следил за мной, сохранял спокойствие... Нет, Пак Ючон, я далеко не дурак, поэтому... ― Чанмин сделал шаг назад и убрал пистолет. ― Поэтому ты мне скажи, где я тут могу прикорнуть, а ты пока подумаешь над моим предложением. До утра. Хорошая ведь сделка, верно?
И Чанмин спокойно ухватил чашку, ополоснул и запустил кофеварку. Ючон молча следил за ним и прикидывал варианты. Варианты упорно не прикидывались.
Если тебе не так много до тридцати, и ты при этом не самый успешный специалист по рекламе, которого только что уволили ко всем чертям, то твоя жизнь похожа на засохшую конфету в яркой обёртке. Красиво, стильно, но фиг укусишь и наешься. Разве только... Но куда ж это годится?
Ючон с тоской смотрел на хозяйничающего на его кухне наёмника по имени Чанмин. Тот таскал при себе уйму денег, пару пистолетов, щеголял дыркой в шкуре и вёл себя нахально и самоуверенно. А ещё Чанмин сделал ему безумное предложение.
― У тебя орешки есть? Солёные такие?
― Чего? ― опешил Ючон.
― Ничего. Завтра купишь. Так где я буду спать?
Ючон вздохнул и закрыл глаза. Он точно знал, что завтра выставит этого придурка за дверь и никогда ― никогда в жизни ― не станет заниматься таким идиотским проектом, о котором толковал Чанмин.
tbc История 2. Требуется помощник директора
@темы: DBSK, Ар.Буз, fanfiction, K-pop
понедельник, 18 августа 2014
I have another wind to ride ©
Название: Симпатика
Автор: Корейский Песец
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань), Бён Бэкхён, Чен (Ким Чондэ), Сюмин (Ким Минсок), Сухо (Ким Чунмён), О Сэхун/Тао (Хуан Цзытао)
Рейтинг: !18+
Жанр: соц. НФ, футуристик-АУ, биопанк, романс
Размер: макси
Предупреждения: Кай и Ким Чонин в этой истории... Нет, речь не идёт о раздвоении личности или близнецах, всё несколько сложнее, тем не менее, фактически тут два пейринга: Кай/Лу Хань и Чонин/Лу Хань. Это не дэс-фик!
Размещение: запрещено
Авторские примечания: Студенты-медики... Помнится, после к/ф "Кома" у меня слова "студенты-медики" вызывали две острые реакции: студенты-медики ― это страшные люди, и смех без причины, что, как известно, признак... гм... инакомыслия. В общем, студенты-медики в этой истории и впрямь страшные люди. И в ней же меня в большей степени интересовала этическая сторона вопроса в ряде исследований и экспериментов, связанных с биомоделированием и генной инженерией.
Но нет такого безупречного и верного кодекса поведения. Каждый поступок любого человека несёт в себе как положительные моменты, так и отрицательные. И вся наша жизнь ― это сумма положительных и отрицательных последствий всех наших поступков. Чего же было больше, зависит от того, насколько вы гордитесь проделанным путём или насколько вы его стыдитесь.
зы Я не знаю, буду ли выкладывать все части на дайриибо многие в курсе, как я "люблю" сам процесс выкладки, поэтому сразу положу ссылку на архив - ссыль - тут пока 7 глав + будет добавка, а там видно будет.
Мир спасёт не красота, а любовь. Потому что любовь как истина, она не может быть правильной или неправильной, безответной или взаимной, целиком, чуть-чуть или понарошку, и она не ищет оправданий или объяснений. Она просто есть. И она способна творить чудеса и спасать жизни, превращать ошибки в достижения и указывать самые верные пути даже сквозь туман глупости, нелепости и предубеждения.
Говорят, нет ничего хуже ожидания.
Но вся наша жизнь ― это сплошные ожидания.
Всё верно, да. За одним исключением...
Ожидание любви не менее прекрасно, чем сама любовь.
Говорят, что облака ― это просто пар или крошечные капельки воды. Говорят, звёзды ― это безобразные шары из раскалённой материи, висящие в пустоте. Говорят, гончар выглядит грязным, когда работает, но из-под его рук выходят полезные и красивые предметы. Говорят, любой процесс всегда отталкивает, зато результат любого труда вызывает восхищение. А ещё говорят, что нет ничего страшнее и хуже ожидания результата.
Тот, кто хоть раз в жизни сидел в залах или коридорах больниц, глотая кофе чашками, и ждал результата, несомненно, подтвердит, что нет ничего хуже ожидания.
Господин в дорогом сером костюме охотно подставил плечо, чтобы дама подле него могла приклонить голову. Рядом с этой парой сидели две молодые женщины с бледными лицами. Одна почти достигла тридцатилетнего рубежа, вторая же была помладше. Обе походили друг на друга, что заставляло предположить о связывающих их родственных узах.
Когда в зале появился врач в синем халате и склонился над книгой на стойке регистратора, чтобы расписаться, за окнами слабо забрезжило рассветное зарево. Расписавшись, врач неловко стянул с лица повязку и медленно двинулся к ожидающей четвёрке. Ступал он тяжело и устало, и уже по одному его виду становилось ясно ― не с добрыми вестями.
― Доктор Ким? ― взволнованно выдохнула дама, отстранившись от спутника в сером костюме.
Врач слабо кивнул мужчине и назвался:
― Ким Чунмён.
― Что с ним? ― не обратив внимания на его слова, торопливо спросил мужчина в костюме. Все четверо молча смотрели на Чунмёна и ждали. Понимали, но всё равно продолжали надеяться.
― Он проходит по военной программе, поэтому не нужно писать заявление о включении в общую очередь. Прямо сейчас мы ничего не можем сделать, простите. Мы можем только поместить его в криокамеру и ждать.
― Совсем ничего? ― одними губами и бессмысленно на первый взгляд вопросила дама, вцепившись в руку спутника, но Чунмён понял её ― не в первый раз. Все матери такие.
― Пятьдесят процентов, госпожа. Будь хоть процентом больше, мы бы вернули его вам, но этого процента нет. Нужны особые условия, а они зависят уже не от нас. Криокамера ― это единственная надежда длиной в десять лет.
― В лучшем случае, ― сжав губы, добавил господин в сером костюме. ― Вы ведь это знаете. Сколько на самом деле?
― Я поручусь за восемь, ― поник Чунмён. ― Он сильный, может, и десять продержится.
И Чунмён прекрасно понимал, что даже пять лет ожидания могут убить. Убить не человека в криокамере, а тех, кто ждёт, надеется и любит.
Потому что нет ничего хуже ожидания результата.
А результат был известен заранее ― смерть. Криокамера давала призрачную возможность и позволяла надеяться, что уж за десять-то лет в мире хотя бы раз произойдут "особые условия". Или же медицина совершит гигантский скачок и найдёт способ спасти хотя бы одну жизнь.
Именно эту.
Пока же в больничной книге напротив фамилии, имени и регистрационного кода стояла пометка: "Объект условно мёртв. Запрос активен, режим ожидания репарации".
Контейнер с генетическим материалом погрузили в белый фургон с алым крестом к вечеру того же дня и отправили в крупнейший медицинский центр в Кунсане.
На следующий день семье разрешили получить последнюю военную награду, вручили её не открыто, как полагалось бы, а в чёрной коробочке, обтянутой бархатом. Церемониал соблюдался как при вручении награды посмертно.
Доктор Ким Чунмён тоже присутствовал. Он не мог пропустить церемонию награждения человека, которого пытался спасти любой ценой. Потому что этот человек смог спасти Ким Чунмёна за четыре часа до того, как сам оказался на пороге смерти.
Чунмён задержался после церемонии. Долго стоял и смотрел на снимок под стеклом.
Во время спасательной операции лица военных раскрашивал камуфляж, а после... после всё было совсем плохо.
Чунмён не мог отвести глаз от фотографии, выполненной в стиле "ретро". Быть может, он теперь не увидит этого больше никогда. По-настоящему. Только на снимке на этом вот стенде в Зале Славы.
А со снимка ему немного застенчиво улыбался лейтенант Ким Чонин.
Говорят, нет ничего хуже ожидания.
Но вся наша жизнь ― это сплошные ожидания.
Хань едва не оставил ногу меж съезжающимися створками, в последний миг успел-таки вернуть себе конечность, попрыгал на одной ноге, поправляя ботинок, и врезался в кого-то.
― Ого...
Кто-то оказался Бэкхёном, что неудивительно, потому что Бэкхён опаздывал всегда и всюду. Хронически. Хань подобным недугом не страдал, но сегодня умудрился проспать, почему и спешил так отчаянно, что едва не забыл ногу в дверях студенческого трамвая.
― Надо же, ― поддержал Бэкхёна его одногруппник ― Чондэ. Эти двое учились на третьем курсе и изучали биомоделирование в Кунсанской Медицинской Академии. Хань смутно помнил подробности знакомства с ними, потому что в тот день надрался, как свинья, отмечая успешную защиту мастерского проекта. Минсок, к слову, тоже ни черта не помнил, ибо надрался, как и Хань. Зато Минсок учился в одной группе с Ханем, и вот подробности их знакомства Хань ещё помнил. На первом курсе они часто выпадали друг другу в напарники, так и познакомились. И они с Минсоком изучали генную инженерию. То есть, Минсок изучал только генную инженерию, а Хань приехал из Китая, уже имея за спиной багаж в виде общего медицинского диплома. Другое дело, что общий медицинский диплом не давал тех перспектив, что диплом Кунсанской Академии и семь лет практики в Корее.
Хань находился в Академии на особых условиях и этим гордился. Его успехи позволяли ему иногда пренебрегать общим расписанием и давали широкие возможности. Например, он мог присутствовать на лекциях знаменитых врачей и даже присутствовать у них на приёмах или уникальных операциях. Кроме того, сейчас он учился на пятом курсе и посещал Академию по расписанию последнюю неделю. Со следующей недели начиналась подготовка выпускного проекта. Тему и предмет проекта студентам полагалось выбирать самостоятельно, точно так же самостоятельно полагалось составлять собственное расписание, чтобы осенью представить законченную работу и её результаты.
― У нас на следующей неделе мастерский проект стартует, ― уныло сообщил Ханю Бэкхён. ― В голову никакая тема не лезет. Что выбрать-то...
― А у тебя какая тема? ― поинтересовался Хань у неунывающего Чондэ. Тот весело глазел на студентов вокруг и чему-то едва заметно улыбался. Или не улыбался, и Ханю просто так казалось. По Чондэ никогда не понять таких нюансов, потому что уголки его губ были всегда весело приподняты.
― А чёрт его знает, ― пожал плечами Чондэ. ― Я в паре с Бэкхёном иду, а он сразу сказал, что отныне будет нашим мозгом. Пускай думает.
― Хорошо устроился. "Пускай думает", ― Бэкхён немедленно передразнил Чондэ, весьма точно повторив его интонации и манеру говорить. ― Вроде я не запрещал тебе подкидывать идеи.
― Генератор идей у нас тоже ты, ― легкомысленно хмыкнул Чондэ. ― Хён, вы с Минсоком сами-то что на выпускной проект хотите сварганить?
― Кое-что. Есть пара идей. Надо додумать, ― отозвался Хань и остановился. ― Кстати, вы в пятницу свободны вечерком? Может, соберёмся у Бэкхёна?
― А что?
― Как раз додумаю идею к проекту. Кое-что интересное. Прикину наши шансы. Мне может потребоваться помощь спецов по биомоделированию. Убьём двух зайцев и поможем друг другу. У нас с Минсоком будет выпускной проект, а у вас ― мастерский. Да и четверо всяко быстрее управятся, чем двое. Так как насчёт пятницы?
― Буду ждать всех у меня, в обычное время, ― кивнул Бэкхён. ― Всё равно я не могу придумать ничего особенного. Все интересные темы уже расхватали, а повторяться или идти по проторенной дорожке совершенно не хочется. Да и высший балл за стандартные темы давным-давно не ставят.
― По-прежнему мечтаешь урвать медаль после пятого курса? ― не удержался от улыбки Хань и на миг остановился у зеркального стекла, чтобы кое-как пригладить взъерошенные светлые волосы.
― Тебе можно, хён, а мне нет? Ишь какой... Я буду лучшим, так что стандарт не вариант. В пятницу, хён. Удачи!
Бэкхён и Чондэ помахали Ханю и галопом помчались на свои занятия, а Хань поплёлся в архив материалов. На занятие по проектированию он всё равно опоздал уже, поэтому смысла лететь туда стрелой не было.
Хань осторожно приоткрыл дверь и сунул нос в зал архива.
― Чего это ты тут шляешься?
― Добрый день, наставник, ― тут же ответил приветствием Хань. ― Мне бы просмотреть списки материалов медицинского центра. Нужно для выпускного проекта.
― Что-то конкретное?
― Да. ― Хань просочился в зал, прикрыл дверь и подошёл к стойке наставника по основам генетики. Тот вёл у них занятия на первом и втором курсах, после они уже не пересекались по программе, но Хань постарался сохранить с наставником хорошие отношения, поскольку тот курировал архив материалов. Ну и просто так тоже.
― И что же тебе нужно?
― Не старше двадцати пяти, вторая группа, идеальный геном.
― Губу закатай, ― улыбнулся наставник. ― Идеальный геном ― это миф.
― Я знаю, ― ответил улыбкой Хань. ― Но мы же не стоим на месте, да? Мне нужен такой, что максимально близок к идеальному. Это вполне возможно, только не могу же я свой взять ― меня не поймут. Как думаете, найдётся что-нибудь эдакое?
― Хм... Я выставлю запрос на восемьдесят процентов. Через несколько часов забежишь и поглядишь результаты. Выберешь тот, что тебе подойдёт. По рукам?
― Спасибо, наставник, ― просиял Хань. ― У меня сегодня три занятия только, я тогда к вам забегу часа в два, хорошо?
― Хорошо, умник. Поспеши на проектирование. Сегодня у вас Монстр. И он тебе прогул не простит до самой смерти.
― Вот чёрт, ― забеспокоился Хань. Монстра сегодня он никак не ожидал, думал, будет младший наставник. Монстр не то что прогул, а даже опоздание до самой смерти не простит. ― Меня нет!
И он пулей вылетел в дверь, промчался по коридору и ввалился в аудиторию.
― Опаздываете, Лу.
― Совсем чуточку, ― запротестовал Хань, нервно приглаживая ладонью светлые волосы.
― Двенадцать минут ― это катастрофа, а не "совсем чуточку". Садитесь на место уже, живее.
Хань рухнул на лавку рядом с Минсоком и зашуршал листами, выуживая их из сумки.
― Точно тебе говорю, ты у Монстра в любимцах ходишь. Даже не отругал, ― зашептал Минсок Ханю на ухо и придвинул лист с началом лекции, чтобы Хань переписал название темы и основные тезисы.
― Я просто умный, красивый, благородный и обаятельный. Настоящий джентльмен. Такого лапочку нельзя не любить, ― проказливо хихикнул Хань и принялся торопливо всё переписывать.
― То-то у тебя рожки, копытца и хвостик пробиваются, ― фыркнул Минсок.
― Бесёнок ― это тоже мило, ― парировал Хань и закусил губу, чтобы не рассмеяться. Настроение было чудесным, потому что в голове всё отчётливее складывался план проекта, Бэкхён и Чондэ не против присоединиться, а преподаватель по генетике не отказался помочь. Жизнь прекрасна. Осталось лишь довести проект до ума, получить хорошее назначение на практику ― а Хань непременно получил бы хорошее назначение как один из лучших студентов ― и стать знаменитым специалистом в области генной инженерии.
― Слышь, бесёнок, что насчёт свидания в пятницу? Староста тебя звала, помнишь? Обещала ещё и подругу привести.
― Чёрт... ― Счастье чуть омрачилось, но временно. ― Фиг с ним, у меня другие планы. В другой раз.
― Имей совесть, ты её уже в пятый или шестой раз динамишь.
― Коль уж она демонстрирует такую настойчивость, пригласит и в седьмой раз ― куда денется? Да и не люблю я девушек, делающих первый шаг.
― От этого страдает твоя мужественность? ― хмыкнул Минсок, чуть ли не уткнувшись носом в лист с лекцией.
― Ещё как страдает. Буквально корчится в муках, ― фыркнул Хань и огрёб подзатыльник от Монстра.
― Подумайте, в каких муках вы будете корчиться у меня на экзамене, Лу, если не сможете ответить хотя бы на один вопрос.
― Да, наставник. Я уже трепещу от ужаса, ― с наигранным смирением отозвался Хань ― и по аудитории тут же прокатилась волна смеха. ― А можно будет прийти на вашу лекцию в следующем месяце у четвёртого курса?
Монстр тут же смягчился и положил Ханю на голову большую ладонь.
― Лу, вы были на ней в прошлом году. Два раза.
― Я помню, наставник, но у меня появились идеи и вопросы, очень хотелось бы обсудить их с вами в удобной обстановке, да и по теме как раз. Можно?
― Ну что с вами поделать... Приходите, ― величественно кивнул Монстр и вернулся к лекции.
― Как ты это делаешь? ― прошептал спустя пару минут Минсок. ― Любого другого он давно бы морально уничтожил, растоптал и влепил бы низшие баллы за все семинары, а тебе ― как с гуся вода.
― У всех людей свои слабости, ― загадочно ответил Хань и всерьёз занялся лекцией, чтобы лишний раз не испытывать терпение Монстра на прочность. Всё-таки Монстра опасался даже Хань ― никогда не угадаешь, когда у того настроение заложит очередной крутой вираж, а везение не бывает вечным.
После занятий Хань отправил Минсока в регистрационную палату выбивать лабораторное помещение для выпускного проекта, строго наказав взять объект побольше. Сложности не предвиделись, поскольку Ханю всегда старались обеспечить хорошие условия для работы. Помещение, в принципе, можно было просить на следующей неделе, но Хань не хотел рисковать.
Сам он поспешил в архив, пока преподаватель генетики не ушёл на обед. И Хань успел аккурат к сроку. Когда он ввалился в зал, смотритель архива как раз собрался уйти.
― А, Хань, вот и ты. Так, пятый ряд, место четырнадцать. Я туда выведу результаты поиска и закрою тебя тут на часик. Ты просмотри список и выбери то, что тебе потребуется. Как вернусь, выпущу тебя. Да, контейнеры для образцов в подсобке.
― Спасибо, наставник.
Хань юркнул в узкий проход между пятым и шестым рядами, быстро нашёл нужное место и уселся на стуле перед монитором. Замигал сигнал загрузки, после чего закрылась дверь архива, и защёлкнулся замок.
Хань запихнул вещи под стол и потянулся, подождал окончания загрузки ещё две минуты, затем на мониторе появился список результатов.
Хань придвинулся ближе, уткнулся взглядом в столбец процентного соотношения и принялся прокручивать строки пальцем. Восемьдесят, восемьдесят пять, восемьдесят семь... Неплохо, но всё не то. Хань сам не знал, что рассчитывал найти. В теории понятие "идеальный геном" было абстрактным. То есть, генетики в прошлом моделировали такой геном, исключавший заболевания и отклонения, но проект себя не оправдал. Даже если получалось вырастить полноценную особь с идеальным геномом, свойства не передавались по наследству. Хуже того, особи с идеальным геномом давали ущербное и регрессивное потомство. Проще говоря, совершенство оказалось недостижимым. И природа утверждала, что идеал должен иметь как минимум один изъян. Впрочем, Хань и такого не помнил. Сейчас вот он смотрел на таблицу с результатами и видел максимальное соответствие идеалу лишь на восемьдесят семь процентов.
Хань через полчаса добрался до конца списка и увидел в столбце последний показатель ― восемьдесят девять процентов соответствия. Машинально он повёл взглядом влево и моргнул. Регистрационный номер с красной мигающей подсветкой. Ну здорово! Мало того, что такой результат всего один, так он ещё и под запретом.
Хань с тяжёлым вздохом поник и уронил голову на скрещенные руки. Проект летел коту под хвост просто потому, что Хань не мог достать нужный материал. Но ему требовался именно абстрактный идеальный геном. То есть, максимально соответствующий. Хань планировал поиграться с моделированием и проектированием. И нет, он не собирался повторять ошибку учёных прошлых лет. Он собирался усилить то, что есть, и пойти иным путём. Каким будет конечный результат, он и сам не знал, потому что никто до него ничего подобного не делал. Даже если проект себя не оправдает, он всё равно многое даст. Но чтобы это произошло, проект следовало хотя бы начать. И как?
Хань вскинул голову, сверился ещё раз с регистрационным кодом и сполз со стула. Он сунулся в архивную часть зала и побрёл между рядами. Отыскал запрещённую зону, полазил там и нашёл нужный материал. Осторожно вынул контейнер из пазов и осмотрел. Замки были стандартными, то есть, Хань сам прекрасно мог открыть контейнер. А значит...
Он огляделся, сделал глубокий вдох и решился. Через минуту он мчался из подсобки с пустым контейнером в руках. Осторожно взял все необходимые образцы, рассортировал ёмкости внутри контейнера и запечатал его, после чего тщательно закрыл контейнер с красным регистрационным кодом и вернул на место. В конце концов, он прямо сейчас может указать любой другой код ― из разрешённых, а когда завершит проект, укажет настоящий.
Вернувшись на четырнадцатое место, Хань выбрал наугад разрешённый код и написал его на контейнере, а настоящий код он сохранил в телефоне в виде номера и пометил буквой К.
Теперь у Ханя были материал и лаборатория. Осталось собрать команду и заразить её идеей.
В пятницу они собрались дома у Бэкхёна, как делали это почти каждый пятничный вечер. В отличие от остальных, Бэкхён был местным, поэтому жил в собственном доме на окраине города и рядом с побережьем. Чондэ снимал у него комнату, как и Минсок, поэтому им далеко ходить не пришлось. Только Хань жил в центре, где снимал квартиру, да и за ту платила Академия, а студенческий трамвай исправно ходил по маршруту и доставлял Ханя на конечную остановку ― оттуда всего метров сто оставалось пройти до дома Бэкхёна. Удобно.
Они запаслись пивом, привезённым Ханем, и устроились на летней веранде. Бэкхён развалился в кресле-качалке, Чондэ вытянулся на лавке, а Минсок и Хань раскачивались в гамаках.
― Так что там у тебя за идея, хён? ― оживился на второй банке пива Бэкхён.
Чондэ промычал с лавки нечто невразумительное, лениво перевернулся на спину и надвинул на лицо козырёк бейсболки.
― Ну... ― глубокомысленно протянул Хань, соображая, как бы попроще и поубедительнее изложить теорию предполагаемым помощникам. Запил соображения пивом и вздохнул. ― Ладно. Вы же знаете фишку с "идеальным геномом"?
― Хочешь получить граблями по лбу? ― хихикнул Бэкхён. ― Прости, хён, я всё понимаю, но в биомоделировании сей плод запретный. Укусим ― отравимся.
― Я в курсе, ― буркнул Хань и легонько оттолкнулся босой ступнёй от задницы Минсока, чтобы гамак начал вновь покачиваться. Минсок продолжал блаженно жмуриться в лучах заходящего солнца. Ещё бы, из-за толчка Ханя раскачались оба гамака. ― Так вот, я не предлагаю моделировать "идеальный геном", мне просто нужно то, от чего можно оттолкнуться...
― Типа попы Минсока? ― ехидно уточнил Бэкхён.
― Вроде того, ― не растерялся Хань. ― Так вот, мы все знаем фишку с "идеальным геномом". И знаем все косяки этой фишки. Представьте, что у нас есть натуральный геном, который соответствует абстрактному "идеальному" на восемьдесят девять процентов.
― Ого! ― Чондэ заинтересованно приподнял бейсболку. ― Хён, нам это надо представить? Или у нас реально есть такой геном? Ты ведь понимаешь, что шансы заполучить такую штуку автоматом уходят военным. Или нет? Нам ещё на втором курсе рассказывали, что людей с геномом, соответствующим "идеальному" более чем на восемьдесят пять процентов, берут под наблюдение военные. Ну это вроде как секретно, перспективно и вообще их сфера.
― Мечта о сверхчеловеке никогда не умрёт, ― прикрыв глаза, пробормотал Минсок. ― Фигня всё это.
― С чего вы взяли, что я собираюсь создавать сверхчеловека? ― обиделся Хань. ― Не о том речь, но, Чондэ, тебе я отвечу ― у нас реально есть такой геном.
― Хм? ― Бэкхён прищурился со знакомым Ханю азартом. Осталось приложить совсем чуть усилий ― и Хань заполучит их всех с потрохами.
― Так вот, у нас есть геном. Он не идеальный, но перспективный. И с ним можно работать. И нет, идеальный мы лепить из него не станем, как и моделировать дополнительную пару хромосом ― это тоже уже проходили, а грабли нам не нужны. Сделаем мы вот что: сначала проведём все анализы для его естественного состояния, выясним все плюсы и минусы и улучшим ровно на один процент, после чего попробуем синтезировать...
― Ты в курсе, что клонирование запрещено? ― Чондэ сел на лавке и отложил бейсболку.
― Это не клонирование, ― помотал головой Хань. ― Клонирование ― это когда на базе исходного материала создаётся копия, идентичная оригиналу. И клонирование себя не оправдало, почему и запрещено. Плюс там ещё есть эффект резонанса, который нам нужен, как зайцу стоп-сигнал. Синтезирование ― это когда на базе исходного материала моделируется самостоятельный объект, который является продолжением оригинала. Грубо говоря...
― Синтезирование ― это что-то вроде того, что Иисус сделал с Лазарем? ― пробормотал Минсок.
― Да. В общих чертах. Воскрешение. Нечто подобное. Однако это не практиковалось. По идее, это не столько воскрешение, сколько... Смотрите! В идеале нам нужен оригинал, больной... например, больной раком. Чтобы мы могли взять образец генома, чуть его улучшить, повысив сопротивляемость организма, и ввести в оригинальный организм, тем самым исцелив его за счёт минимального вмешательства в геном. Улавливаете? Если мы пойдём прямым путём, скорее всего, вмешаются военные и руководство академии и запретят наш проект, поэтому... Мы смоделируем сразу собственный объект целиком, внесём минимум исправлений, уничтожим память и синтезируем его. И поглядим, что получится. И если это получится, то мы сможем лечить целую кучу болезней, что прежде считались неизлечимыми. Просто представьте ― можно будет взять любой геном, исключить всего один минус, ввести в исходный организм и спасти жизнь без всякого воскрешения. В нашем проекте просто нет исходного организма ― никто не позволит нам ставить опыты на пациентах, поэтому мы синтезируем организм полностью с уже исправленным на один процент геномом. И я достал образец с самыми типичными показателями. За исключением соответствия абстрактному идеалу.
Бэкхён пару раз качнулся в кресле и уставился на Ханя.
― А ты отдаёшь себе отчёт, что и как это будет? Допустим, у нас есть исходный геном, но это чей-то геном, скорее всего, геном взрослого человека. Напомнить тебе о генетической памяти, которая до сих пор не изучена даже на пятьдесят процентов? Но даже если память сработает, мы получим взрослого человека, частично похожего на ребёнка. Чтобы он хотя бы разговаривал и вёл себя нормально, его надо будет этому обучать. И менять пелёнки ― фигурально. Но это лишь полбеды. А что с ним будет дальше, после того, как мы защитим проект? Хён, это не игрушка и не машина. Ты собираешься после его препарировать? Залить формалином? Сунуть в криокамеру? Превратить в ходячее учебное пособие? Вспомни то, чему нас всех учили на первом курсе ― этическая сторона любого дела. Нельзя так с людьми.
― Я знаю и прекрасно помню об этом. А теперь подумайте сами: это будет человек с улучшенным геномом. И мы все вместе будем работать с ним. Обучать ― в том числе. И мы можем как раз улучшить способность его к обучению. Проще говоря, к концу проекта он станет самостоятельной полноценной личностью и прекрасно сможет жить внутри общества, заниматься тем, что ему нравится. Я не вижу тут никаких проблем. Просто у него будет четыре папы, подумаешь. К тому же руководство наверняка пойдёт нам навстречу и поможет сделать для него документы. Возможно, он даже пожелает учиться в Академии. Что тут такого ужасного? Это же наоборот прекрасно! Мы на практике продемонстрируем успешность нашей идеи. Более того, я сам готов присматривать за ним хоть всю жизнь, ведь он будет частью моей идеи, её ключом.
В тишине все размышляли над словами Ханя, а он терпеливо ждал их решения.
― Хён, ― заговорил первым Чондэ, ― я соглашусь на это, если ты пообещаешь, что все решения мы будем принимать сообща. Никакой единоличности. И по вопросам биомоделирования мнения Бэкхёна и моё будут решающими.
― Справедливо, ― пожал плечами Хань. ― Бэкхён? Минсок?
― То же самое, ― буркнул Бэкхён. ― Моделирование берём на себя мы с Чондэ, а в остальном пусть тебя Минсок-хён контролирует. И ещё одно.
― Что именно?
― Ты сам лично будешь заботиться о... об объекте.
― Но...
― Мы даже спорить на эту тему не станем, ― резко оборвал Минсока Бэкхён. ― Это будет по сути новорождённый человек, как ребёнок, а ребёнку нужен кто-то рядом, всегда. И не толпа народа, а тот, кому ребёнок будет верить. Помогать будем мы все, но кто-то должен быть всегда рядом с ним. И это будет Хань. На других условиях я не согласен.
― Справедливо, ― поразмыслив, вновь согласился Хань. ― Ну так мы начинаем проект вместе?
Чондэ вскинул руку с банкой пива в немом салюте. Они все вместе выпили и принялись обсуждать первую стадию проекта в деталях.
Автор: Корейский Песец
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань), Бён Бэкхён, Чен (Ким Чондэ), Сюмин (Ким Минсок), Сухо (Ким Чунмён), О Сэхун/Тао (Хуан Цзытао)
Рейтинг: !18+
Жанр: соц. НФ, футуристик-АУ, биопанк, романс
Размер: макси
Предупреждения: Кай и Ким Чонин в этой истории... Нет, речь не идёт о раздвоении личности или близнецах, всё несколько сложнее, тем не менее, фактически тут два пейринга: Кай/Лу Хань и Чонин/Лу Хань. Это не дэс-фик!
Размещение: запрещено
Авторские примечания: Студенты-медики... Помнится, после к/ф "Кома" у меня слова "студенты-медики" вызывали две острые реакции: студенты-медики ― это страшные люди, и смех без причины, что, как известно, признак... гм... инакомыслия. В общем, студенты-медики в этой истории и впрямь страшные люди. И в ней же меня в большей степени интересовала этическая сторона вопроса в ряде исследований и экспериментов, связанных с биомоделированием и генной инженерией.
Но нет такого безупречного и верного кодекса поведения. Каждый поступок любого человека несёт в себе как положительные моменты, так и отрицательные. И вся наша жизнь ― это сумма положительных и отрицательных последствий всех наших поступков. Чего же было больше, зависит от того, насколько вы гордитесь проделанным путём или насколько вы его стыдитесь.
зы Я не знаю, буду ли выкладывать все части на дайри
◄Пролог ►
◄Пролог ►
Мир спасёт не красота, а любовь. Потому что любовь как истина, она не может быть правильной или неправильной, безответной или взаимной, целиком, чуть-чуть или понарошку, и она не ищет оправданий или объяснений. Она просто есть. И она способна творить чудеса и спасать жизни, превращать ошибки в достижения и указывать самые верные пути даже сквозь туман глупости, нелепости и предубеждения.
Говорят, нет ничего хуже ожидания.
Но вся наша жизнь ― это сплошные ожидания.
Всё верно, да. За одним исключением...
Ожидание любви не менее прекрасно, чем сама любовь.
Говорят, что облака ― это просто пар или крошечные капельки воды. Говорят, звёзды ― это безобразные шары из раскалённой материи, висящие в пустоте. Говорят, гончар выглядит грязным, когда работает, но из-под его рук выходят полезные и красивые предметы. Говорят, любой процесс всегда отталкивает, зато результат любого труда вызывает восхищение. А ещё говорят, что нет ничего страшнее и хуже ожидания результата.
Тот, кто хоть раз в жизни сидел в залах или коридорах больниц, глотая кофе чашками, и ждал результата, несомненно, подтвердит, что нет ничего хуже ожидания.
Господин в дорогом сером костюме охотно подставил плечо, чтобы дама подле него могла приклонить голову. Рядом с этой парой сидели две молодые женщины с бледными лицами. Одна почти достигла тридцатилетнего рубежа, вторая же была помладше. Обе походили друг на друга, что заставляло предположить о связывающих их родственных узах.
Когда в зале появился врач в синем халате и склонился над книгой на стойке регистратора, чтобы расписаться, за окнами слабо забрезжило рассветное зарево. Расписавшись, врач неловко стянул с лица повязку и медленно двинулся к ожидающей четвёрке. Ступал он тяжело и устало, и уже по одному его виду становилось ясно ― не с добрыми вестями.
― Доктор Ким? ― взволнованно выдохнула дама, отстранившись от спутника в сером костюме.
Врач слабо кивнул мужчине и назвался:
― Ким Чунмён.
― Что с ним? ― не обратив внимания на его слова, торопливо спросил мужчина в костюме. Все четверо молча смотрели на Чунмёна и ждали. Понимали, но всё равно продолжали надеяться.
― Он проходит по военной программе, поэтому не нужно писать заявление о включении в общую очередь. Прямо сейчас мы ничего не можем сделать, простите. Мы можем только поместить его в криокамеру и ждать.
― Совсем ничего? ― одними губами и бессмысленно на первый взгляд вопросила дама, вцепившись в руку спутника, но Чунмён понял её ― не в первый раз. Все матери такие.
― Пятьдесят процентов, госпожа. Будь хоть процентом больше, мы бы вернули его вам, но этого процента нет. Нужны особые условия, а они зависят уже не от нас. Криокамера ― это единственная надежда длиной в десять лет.
― В лучшем случае, ― сжав губы, добавил господин в сером костюме. ― Вы ведь это знаете. Сколько на самом деле?
― Я поручусь за восемь, ― поник Чунмён. ― Он сильный, может, и десять продержится.
И Чунмён прекрасно понимал, что даже пять лет ожидания могут убить. Убить не человека в криокамере, а тех, кто ждёт, надеется и любит.
Потому что нет ничего хуже ожидания результата.
А результат был известен заранее ― смерть. Криокамера давала призрачную возможность и позволяла надеяться, что уж за десять-то лет в мире хотя бы раз произойдут "особые условия". Или же медицина совершит гигантский скачок и найдёт способ спасти хотя бы одну жизнь.
Именно эту.
Пока же в больничной книге напротив фамилии, имени и регистрационного кода стояла пометка: "Объект условно мёртв. Запрос активен, режим ожидания репарации".
Контейнер с генетическим материалом погрузили в белый фургон с алым крестом к вечеру того же дня и отправили в крупнейший медицинский центр в Кунсане.
На следующий день семье разрешили получить последнюю военную награду, вручили её не открыто, как полагалось бы, а в чёрной коробочке, обтянутой бархатом. Церемониал соблюдался как при вручении награды посмертно.
Доктор Ким Чунмён тоже присутствовал. Он не мог пропустить церемонию награждения человека, которого пытался спасти любой ценой. Потому что этот человек смог спасти Ким Чунмёна за четыре часа до того, как сам оказался на пороге смерти.
Чунмён задержался после церемонии. Долго стоял и смотрел на снимок под стеклом.
Во время спасательной операции лица военных раскрашивал камуфляж, а после... после всё было совсем плохо.
Чунмён не мог отвести глаз от фотографии, выполненной в стиле "ретро". Быть может, он теперь не увидит этого больше никогда. По-настоящему. Только на снимке на этом вот стенде в Зале Славы.
А со снимка ему немного застенчиво улыбался лейтенант Ким Чонин.
Говорят, нет ничего хуже ожидания.
Но вся наша жизнь ― это сплошные ожидания.
Книга Ханя и Кая
◄ 1 ►
Как манит эта Книга Бытия,
где на страницах пожелтевших
бежит строкой чарующий рассказ,
что сухо назван главой первой.
Забыв о том, что держишь ты в руках,
стремиться ввысь, где правит небо...
Ты обретёшь, искупанный в слезах,
лишь часть утерянного прежде.
И словно в зеркало потом смотреть,
и видеть тени отражение
в любимом собственном творении,
а после в страхе отвернуть свой лик,
чтоб просто убежать...
...и не простить.
"Франкенштейн", сонет 1
где на страницах пожелтевших
бежит строкой чарующий рассказ,
что сухо назван главой первой.
Забыв о том, что держишь ты в руках,
стремиться ввысь, где правит небо...
Ты обретёшь, искупанный в слезах,
лишь часть утерянного прежде.
И словно в зеркало потом смотреть,
и видеть тени отражение
в любимом собственном творении,
а после в страхе отвернуть свой лик,
чтоб просто убежать...
...и не простить.
"Франкенштейн", сонет 1
◄ 1 ►
Хань едва не оставил ногу меж съезжающимися створками, в последний миг успел-таки вернуть себе конечность, попрыгал на одной ноге, поправляя ботинок, и врезался в кого-то.
― Ого...
Кто-то оказался Бэкхёном, что неудивительно, потому что Бэкхён опаздывал всегда и всюду. Хронически. Хань подобным недугом не страдал, но сегодня умудрился проспать, почему и спешил так отчаянно, что едва не забыл ногу в дверях студенческого трамвая.
― Надо же, ― поддержал Бэкхёна его одногруппник ― Чондэ. Эти двое учились на третьем курсе и изучали биомоделирование в Кунсанской Медицинской Академии. Хань смутно помнил подробности знакомства с ними, потому что в тот день надрался, как свинья, отмечая успешную защиту мастерского проекта. Минсок, к слову, тоже ни черта не помнил, ибо надрался, как и Хань. Зато Минсок учился в одной группе с Ханем, и вот подробности их знакомства Хань ещё помнил. На первом курсе они часто выпадали друг другу в напарники, так и познакомились. И они с Минсоком изучали генную инженерию. То есть, Минсок изучал только генную инженерию, а Хань приехал из Китая, уже имея за спиной багаж в виде общего медицинского диплома. Другое дело, что общий медицинский диплом не давал тех перспектив, что диплом Кунсанской Академии и семь лет практики в Корее.
Хань находился в Академии на особых условиях и этим гордился. Его успехи позволяли ему иногда пренебрегать общим расписанием и давали широкие возможности. Например, он мог присутствовать на лекциях знаменитых врачей и даже присутствовать у них на приёмах или уникальных операциях. Кроме того, сейчас он учился на пятом курсе и посещал Академию по расписанию последнюю неделю. Со следующей недели начиналась подготовка выпускного проекта. Тему и предмет проекта студентам полагалось выбирать самостоятельно, точно так же самостоятельно полагалось составлять собственное расписание, чтобы осенью представить законченную работу и её результаты.
― У нас на следующей неделе мастерский проект стартует, ― уныло сообщил Ханю Бэкхён. ― В голову никакая тема не лезет. Что выбрать-то...
― А у тебя какая тема? ― поинтересовался Хань у неунывающего Чондэ. Тот весело глазел на студентов вокруг и чему-то едва заметно улыбался. Или не улыбался, и Ханю просто так казалось. По Чондэ никогда не понять таких нюансов, потому что уголки его губ были всегда весело приподняты.
― А чёрт его знает, ― пожал плечами Чондэ. ― Я в паре с Бэкхёном иду, а он сразу сказал, что отныне будет нашим мозгом. Пускай думает.
― Хорошо устроился. "Пускай думает", ― Бэкхён немедленно передразнил Чондэ, весьма точно повторив его интонации и манеру говорить. ― Вроде я не запрещал тебе подкидывать идеи.
― Генератор идей у нас тоже ты, ― легкомысленно хмыкнул Чондэ. ― Хён, вы с Минсоком сами-то что на выпускной проект хотите сварганить?
― Кое-что. Есть пара идей. Надо додумать, ― отозвался Хань и остановился. ― Кстати, вы в пятницу свободны вечерком? Может, соберёмся у Бэкхёна?
― А что?
― Как раз додумаю идею к проекту. Кое-что интересное. Прикину наши шансы. Мне может потребоваться помощь спецов по биомоделированию. Убьём двух зайцев и поможем друг другу. У нас с Минсоком будет выпускной проект, а у вас ― мастерский. Да и четверо всяко быстрее управятся, чем двое. Так как насчёт пятницы?
― Буду ждать всех у меня, в обычное время, ― кивнул Бэкхён. ― Всё равно я не могу придумать ничего особенного. Все интересные темы уже расхватали, а повторяться или идти по проторенной дорожке совершенно не хочется. Да и высший балл за стандартные темы давным-давно не ставят.
― По-прежнему мечтаешь урвать медаль после пятого курса? ― не удержался от улыбки Хань и на миг остановился у зеркального стекла, чтобы кое-как пригладить взъерошенные светлые волосы.
― Тебе можно, хён, а мне нет? Ишь какой... Я буду лучшим, так что стандарт не вариант. В пятницу, хён. Удачи!
Бэкхён и Чондэ помахали Ханю и галопом помчались на свои занятия, а Хань поплёлся в архив материалов. На занятие по проектированию он всё равно опоздал уже, поэтому смысла лететь туда стрелой не было.
Хань осторожно приоткрыл дверь и сунул нос в зал архива.
― Чего это ты тут шляешься?
― Добрый день, наставник, ― тут же ответил приветствием Хань. ― Мне бы просмотреть списки материалов медицинского центра. Нужно для выпускного проекта.
― Что-то конкретное?
― Да. ― Хань просочился в зал, прикрыл дверь и подошёл к стойке наставника по основам генетики. Тот вёл у них занятия на первом и втором курсах, после они уже не пересекались по программе, но Хань постарался сохранить с наставником хорошие отношения, поскольку тот курировал архив материалов. Ну и просто так тоже.
― И что же тебе нужно?
― Не старше двадцати пяти, вторая группа, идеальный геном.
― Губу закатай, ― улыбнулся наставник. ― Идеальный геном ― это миф.
― Я знаю, ― ответил улыбкой Хань. ― Но мы же не стоим на месте, да? Мне нужен такой, что максимально близок к идеальному. Это вполне возможно, только не могу же я свой взять ― меня не поймут. Как думаете, найдётся что-нибудь эдакое?
― Хм... Я выставлю запрос на восемьдесят процентов. Через несколько часов забежишь и поглядишь результаты. Выберешь тот, что тебе подойдёт. По рукам?
― Спасибо, наставник, ― просиял Хань. ― У меня сегодня три занятия только, я тогда к вам забегу часа в два, хорошо?
― Хорошо, умник. Поспеши на проектирование. Сегодня у вас Монстр. И он тебе прогул не простит до самой смерти.
― Вот чёрт, ― забеспокоился Хань. Монстра сегодня он никак не ожидал, думал, будет младший наставник. Монстр не то что прогул, а даже опоздание до самой смерти не простит. ― Меня нет!
И он пулей вылетел в дверь, промчался по коридору и ввалился в аудиторию.
― Опаздываете, Лу.
― Совсем чуточку, ― запротестовал Хань, нервно приглаживая ладонью светлые волосы.
― Двенадцать минут ― это катастрофа, а не "совсем чуточку". Садитесь на место уже, живее.
Хань рухнул на лавку рядом с Минсоком и зашуршал листами, выуживая их из сумки.
― Точно тебе говорю, ты у Монстра в любимцах ходишь. Даже не отругал, ― зашептал Минсок Ханю на ухо и придвинул лист с началом лекции, чтобы Хань переписал название темы и основные тезисы.
― Я просто умный, красивый, благородный и обаятельный. Настоящий джентльмен. Такого лапочку нельзя не любить, ― проказливо хихикнул Хань и принялся торопливо всё переписывать.
― То-то у тебя рожки, копытца и хвостик пробиваются, ― фыркнул Минсок.
― Бесёнок ― это тоже мило, ― парировал Хань и закусил губу, чтобы не рассмеяться. Настроение было чудесным, потому что в голове всё отчётливее складывался план проекта, Бэкхён и Чондэ не против присоединиться, а преподаватель по генетике не отказался помочь. Жизнь прекрасна. Осталось лишь довести проект до ума, получить хорошее назначение на практику ― а Хань непременно получил бы хорошее назначение как один из лучших студентов ― и стать знаменитым специалистом в области генной инженерии.
― Слышь, бесёнок, что насчёт свидания в пятницу? Староста тебя звала, помнишь? Обещала ещё и подругу привести.
― Чёрт... ― Счастье чуть омрачилось, но временно. ― Фиг с ним, у меня другие планы. В другой раз.
― Имей совесть, ты её уже в пятый или шестой раз динамишь.
― Коль уж она демонстрирует такую настойчивость, пригласит и в седьмой раз ― куда денется? Да и не люблю я девушек, делающих первый шаг.
― От этого страдает твоя мужественность? ― хмыкнул Минсок, чуть ли не уткнувшись носом в лист с лекцией.
― Ещё как страдает. Буквально корчится в муках, ― фыркнул Хань и огрёб подзатыльник от Монстра.
― Подумайте, в каких муках вы будете корчиться у меня на экзамене, Лу, если не сможете ответить хотя бы на один вопрос.
― Да, наставник. Я уже трепещу от ужаса, ― с наигранным смирением отозвался Хань ― и по аудитории тут же прокатилась волна смеха. ― А можно будет прийти на вашу лекцию в следующем месяце у четвёртого курса?
Монстр тут же смягчился и положил Ханю на голову большую ладонь.
― Лу, вы были на ней в прошлом году. Два раза.
― Я помню, наставник, но у меня появились идеи и вопросы, очень хотелось бы обсудить их с вами в удобной обстановке, да и по теме как раз. Можно?
― Ну что с вами поделать... Приходите, ― величественно кивнул Монстр и вернулся к лекции.
― Как ты это делаешь? ― прошептал спустя пару минут Минсок. ― Любого другого он давно бы морально уничтожил, растоптал и влепил бы низшие баллы за все семинары, а тебе ― как с гуся вода.
― У всех людей свои слабости, ― загадочно ответил Хань и всерьёз занялся лекцией, чтобы лишний раз не испытывать терпение Монстра на прочность. Всё-таки Монстра опасался даже Хань ― никогда не угадаешь, когда у того настроение заложит очередной крутой вираж, а везение не бывает вечным.
После занятий Хань отправил Минсока в регистрационную палату выбивать лабораторное помещение для выпускного проекта, строго наказав взять объект побольше. Сложности не предвиделись, поскольку Ханю всегда старались обеспечить хорошие условия для работы. Помещение, в принципе, можно было просить на следующей неделе, но Хань не хотел рисковать.
Сам он поспешил в архив, пока преподаватель генетики не ушёл на обед. И Хань успел аккурат к сроку. Когда он ввалился в зал, смотритель архива как раз собрался уйти.
― А, Хань, вот и ты. Так, пятый ряд, место четырнадцать. Я туда выведу результаты поиска и закрою тебя тут на часик. Ты просмотри список и выбери то, что тебе потребуется. Как вернусь, выпущу тебя. Да, контейнеры для образцов в подсобке.
― Спасибо, наставник.
Хань юркнул в узкий проход между пятым и шестым рядами, быстро нашёл нужное место и уселся на стуле перед монитором. Замигал сигнал загрузки, после чего закрылась дверь архива, и защёлкнулся замок.
Хань запихнул вещи под стол и потянулся, подождал окончания загрузки ещё две минуты, затем на мониторе появился список результатов.
Хань придвинулся ближе, уткнулся взглядом в столбец процентного соотношения и принялся прокручивать строки пальцем. Восемьдесят, восемьдесят пять, восемьдесят семь... Неплохо, но всё не то. Хань сам не знал, что рассчитывал найти. В теории понятие "идеальный геном" было абстрактным. То есть, генетики в прошлом моделировали такой геном, исключавший заболевания и отклонения, но проект себя не оправдал. Даже если получалось вырастить полноценную особь с идеальным геномом, свойства не передавались по наследству. Хуже того, особи с идеальным геномом давали ущербное и регрессивное потомство. Проще говоря, совершенство оказалось недостижимым. И природа утверждала, что идеал должен иметь как минимум один изъян. Впрочем, Хань и такого не помнил. Сейчас вот он смотрел на таблицу с результатами и видел максимальное соответствие идеалу лишь на восемьдесят семь процентов.
Хань через полчаса добрался до конца списка и увидел в столбце последний показатель ― восемьдесят девять процентов соответствия. Машинально он повёл взглядом влево и моргнул. Регистрационный номер с красной мигающей подсветкой. Ну здорово! Мало того, что такой результат всего один, так он ещё и под запретом.
Хань с тяжёлым вздохом поник и уронил голову на скрещенные руки. Проект летел коту под хвост просто потому, что Хань не мог достать нужный материал. Но ему требовался именно абстрактный идеальный геном. То есть, максимально соответствующий. Хань планировал поиграться с моделированием и проектированием. И нет, он не собирался повторять ошибку учёных прошлых лет. Он собирался усилить то, что есть, и пойти иным путём. Каким будет конечный результат, он и сам не знал, потому что никто до него ничего подобного не делал. Даже если проект себя не оправдает, он всё равно многое даст. Но чтобы это произошло, проект следовало хотя бы начать. И как?
Хань вскинул голову, сверился ещё раз с регистрационным кодом и сполз со стула. Он сунулся в архивную часть зала и побрёл между рядами. Отыскал запрещённую зону, полазил там и нашёл нужный материал. Осторожно вынул контейнер из пазов и осмотрел. Замки были стандартными, то есть, Хань сам прекрасно мог открыть контейнер. А значит...
Он огляделся, сделал глубокий вдох и решился. Через минуту он мчался из подсобки с пустым контейнером в руках. Осторожно взял все необходимые образцы, рассортировал ёмкости внутри контейнера и запечатал его, после чего тщательно закрыл контейнер с красным регистрационным кодом и вернул на место. В конце концов, он прямо сейчас может указать любой другой код ― из разрешённых, а когда завершит проект, укажет настоящий.
Вернувшись на четырнадцатое место, Хань выбрал наугад разрешённый код и написал его на контейнере, а настоящий код он сохранил в телефоне в виде номера и пометил буквой К.
Теперь у Ханя были материал и лаборатория. Осталось собрать команду и заразить её идеей.
◄ 2 ►
◄ 2 ►
В пятницу они собрались дома у Бэкхёна, как делали это почти каждый пятничный вечер. В отличие от остальных, Бэкхён был местным, поэтому жил в собственном доме на окраине города и рядом с побережьем. Чондэ снимал у него комнату, как и Минсок, поэтому им далеко ходить не пришлось. Только Хань жил в центре, где снимал квартиру, да и за ту платила Академия, а студенческий трамвай исправно ходил по маршруту и доставлял Ханя на конечную остановку ― оттуда всего метров сто оставалось пройти до дома Бэкхёна. Удобно.
Они запаслись пивом, привезённым Ханем, и устроились на летней веранде. Бэкхён развалился в кресле-качалке, Чондэ вытянулся на лавке, а Минсок и Хань раскачивались в гамаках.
― Так что там у тебя за идея, хён? ― оживился на второй банке пива Бэкхён.
Чондэ промычал с лавки нечто невразумительное, лениво перевернулся на спину и надвинул на лицо козырёк бейсболки.
― Ну... ― глубокомысленно протянул Хань, соображая, как бы попроще и поубедительнее изложить теорию предполагаемым помощникам. Запил соображения пивом и вздохнул. ― Ладно. Вы же знаете фишку с "идеальным геномом"?
― Хочешь получить граблями по лбу? ― хихикнул Бэкхён. ― Прости, хён, я всё понимаю, но в биомоделировании сей плод запретный. Укусим ― отравимся.
― Я в курсе, ― буркнул Хань и легонько оттолкнулся босой ступнёй от задницы Минсока, чтобы гамак начал вновь покачиваться. Минсок продолжал блаженно жмуриться в лучах заходящего солнца. Ещё бы, из-за толчка Ханя раскачались оба гамака. ― Так вот, я не предлагаю моделировать "идеальный геном", мне просто нужно то, от чего можно оттолкнуться...
― Типа попы Минсока? ― ехидно уточнил Бэкхён.
― Вроде того, ― не растерялся Хань. ― Так вот, мы все знаем фишку с "идеальным геномом". И знаем все косяки этой фишки. Представьте, что у нас есть натуральный геном, который соответствует абстрактному "идеальному" на восемьдесят девять процентов.
― Ого! ― Чондэ заинтересованно приподнял бейсболку. ― Хён, нам это надо представить? Или у нас реально есть такой геном? Ты ведь понимаешь, что шансы заполучить такую штуку автоматом уходят военным. Или нет? Нам ещё на втором курсе рассказывали, что людей с геномом, соответствующим "идеальному" более чем на восемьдесят пять процентов, берут под наблюдение военные. Ну это вроде как секретно, перспективно и вообще их сфера.
― Мечта о сверхчеловеке никогда не умрёт, ― прикрыв глаза, пробормотал Минсок. ― Фигня всё это.
― С чего вы взяли, что я собираюсь создавать сверхчеловека? ― обиделся Хань. ― Не о том речь, но, Чондэ, тебе я отвечу ― у нас реально есть такой геном.
― Хм? ― Бэкхён прищурился со знакомым Ханю азартом. Осталось приложить совсем чуть усилий ― и Хань заполучит их всех с потрохами.
― Так вот, у нас есть геном. Он не идеальный, но перспективный. И с ним можно работать. И нет, идеальный мы лепить из него не станем, как и моделировать дополнительную пару хромосом ― это тоже уже проходили, а грабли нам не нужны. Сделаем мы вот что: сначала проведём все анализы для его естественного состояния, выясним все плюсы и минусы и улучшим ровно на один процент, после чего попробуем синтезировать...
― Ты в курсе, что клонирование запрещено? ― Чондэ сел на лавке и отложил бейсболку.
― Это не клонирование, ― помотал головой Хань. ― Клонирование ― это когда на базе исходного материала создаётся копия, идентичная оригиналу. И клонирование себя не оправдало, почему и запрещено. Плюс там ещё есть эффект резонанса, который нам нужен, как зайцу стоп-сигнал. Синтезирование ― это когда на базе исходного материала моделируется самостоятельный объект, который является продолжением оригинала. Грубо говоря...
― Синтезирование ― это что-то вроде того, что Иисус сделал с Лазарем? ― пробормотал Минсок.
― Да. В общих чертах. Воскрешение. Нечто подобное. Однако это не практиковалось. По идее, это не столько воскрешение, сколько... Смотрите! В идеале нам нужен оригинал, больной... например, больной раком. Чтобы мы могли взять образец генома, чуть его улучшить, повысив сопротивляемость организма, и ввести в оригинальный организм, тем самым исцелив его за счёт минимального вмешательства в геном. Улавливаете? Если мы пойдём прямым путём, скорее всего, вмешаются военные и руководство академии и запретят наш проект, поэтому... Мы смоделируем сразу собственный объект целиком, внесём минимум исправлений, уничтожим память и синтезируем его. И поглядим, что получится. И если это получится, то мы сможем лечить целую кучу болезней, что прежде считались неизлечимыми. Просто представьте ― можно будет взять любой геном, исключить всего один минус, ввести в исходный организм и спасти жизнь без всякого воскрешения. В нашем проекте просто нет исходного организма ― никто не позволит нам ставить опыты на пациентах, поэтому мы синтезируем организм полностью с уже исправленным на один процент геномом. И я достал образец с самыми типичными показателями. За исключением соответствия абстрактному идеалу.
Бэкхён пару раз качнулся в кресле и уставился на Ханя.
― А ты отдаёшь себе отчёт, что и как это будет? Допустим, у нас есть исходный геном, но это чей-то геном, скорее всего, геном взрослого человека. Напомнить тебе о генетической памяти, которая до сих пор не изучена даже на пятьдесят процентов? Но даже если память сработает, мы получим взрослого человека, частично похожего на ребёнка. Чтобы он хотя бы разговаривал и вёл себя нормально, его надо будет этому обучать. И менять пелёнки ― фигурально. Но это лишь полбеды. А что с ним будет дальше, после того, как мы защитим проект? Хён, это не игрушка и не машина. Ты собираешься после его препарировать? Залить формалином? Сунуть в криокамеру? Превратить в ходячее учебное пособие? Вспомни то, чему нас всех учили на первом курсе ― этическая сторона любого дела. Нельзя так с людьми.
― Я знаю и прекрасно помню об этом. А теперь подумайте сами: это будет человек с улучшенным геномом. И мы все вместе будем работать с ним. Обучать ― в том числе. И мы можем как раз улучшить способность его к обучению. Проще говоря, к концу проекта он станет самостоятельной полноценной личностью и прекрасно сможет жить внутри общества, заниматься тем, что ему нравится. Я не вижу тут никаких проблем. Просто у него будет четыре папы, подумаешь. К тому же руководство наверняка пойдёт нам навстречу и поможет сделать для него документы. Возможно, он даже пожелает учиться в Академии. Что тут такого ужасного? Это же наоборот прекрасно! Мы на практике продемонстрируем успешность нашей идеи. Более того, я сам готов присматривать за ним хоть всю жизнь, ведь он будет частью моей идеи, её ключом.
В тишине все размышляли над словами Ханя, а он терпеливо ждал их решения.
― Хён, ― заговорил первым Чондэ, ― я соглашусь на это, если ты пообещаешь, что все решения мы будем принимать сообща. Никакой единоличности. И по вопросам биомоделирования мнения Бэкхёна и моё будут решающими.
― Справедливо, ― пожал плечами Хань. ― Бэкхён? Минсок?
― То же самое, ― буркнул Бэкхён. ― Моделирование берём на себя мы с Чондэ, а в остальном пусть тебя Минсок-хён контролирует. И ещё одно.
― Что именно?
― Ты сам лично будешь заботиться о... об объекте.
― Но...
― Мы даже спорить на эту тему не станем, ― резко оборвал Минсока Бэкхён. ― Это будет по сути новорождённый человек, как ребёнок, а ребёнку нужен кто-то рядом, всегда. И не толпа народа, а тот, кому ребёнок будет верить. Помогать будем мы все, но кто-то должен быть всегда рядом с ним. И это будет Хань. На других условиях я не согласен.
― Справедливо, ― поразмыслив, вновь согласился Хань. ― Ну так мы начинаем проект вместе?
Чондэ вскинул руку с банкой пива в немом салюте. Они все вместе выпили и принялись обсуждать первую стадию проекта в деталях.
@темы: EXO, Симпатика, fanfiction, K-pop
I have another wind to ride ©
Название: 開晗
Автор: Шу-кун в песцовой шубе
Персонажи: ОТ12 (Кай х Лухан, Тао х Сэхун, Лэй х Бэкхён, Крис х Чанёль, Дио х Чен, Сухо х Сюмин)
Жанр: нф, экшн, ау, броманс, + вбоквелы разных жанров по мере авторской/читательской распущенности
Размер: крупный
Предупреждения: своеобразная структура; за основу взят концепт ЕХО (на данный момент времени), в котором автор соизволил что-то уточнить, что-то несколько вольно трактовать, дабы уложить в цельную теорию, ну и поскольку всё может двести пятьдесят раз поменяться... посему - АУ
Размещение: запрещено
Авторские примечания: концепт МАМА
Нумерация на данный момент - читать дальше1 - Кай
2 - Лухан
3 - Тао
4 - Сэхун
5 - Лэй
6-12 - ?
Чаще всего самое главное в жизни ― уметь создавать видимость. Не обязательно быть героем, можно им просто казаться. Не обязательно быть гением, достаточно производить впечатление. Но если бы Чжан Исин сказал, что сразу же постиг эту истину, то он солгал бы.
О нет, к этой истине Исин шёл долго, буквально сквозь тернии. К звёздам.
И сейчас, под прикрытием монитора ноутбука, он старательно создавал видимость собственной гениальности и кропотливого труда. Гонконгская сессия фондового рынка открылась пять часов назад ― оставалось четыре. Четыре часа ровно до финала, когда наконец можно будет покинуть эту вылизанную до блеска коробку-кабинет, засунуть ноутбук куда подальше, ослабить галстук, спрятаться в салоне лимузина и устало приказать шофёру рулить куда глаза глядят.
Исин аккуратно нарисовал на листе бумаги чёртика и раскрасил ему хвостик и копытца.
― Ниссан выбросили акции, ― зашептали слева.
― Дороговато пока, ― отозвались справа.
Исин бросил быстрый взгляд на монитор и без раздумий активировал программу скупки акций южно-китайской компании. Цена на них не упала, но он предполагал, что через несколько минут стоимость этих акций возрастёт на несколько десятков ― а то и на всю сотню ― пунктов. Спустя пятнадцать минут он продал эти акции и заработал за истёкшие двадцать минут примерно четверть миллиона, после чего вернулся к чёртику на бумаге и пририсовал ему оленьи рога.
Скучно.
Исин поднял голову и осмотрел людей вокруг. Все они ушли с головой в операции и ничего другого не замечали. Дорогие костюмы, изысканный парфюм, хищные лица, подрагивающие на клавиатурах пальцы ― инвесторы и бизнесмены. У каждого за душой миллионы, лучшая охрана, красавицы-жёны, изменяющие им с телохранителями или звёздами, проблемные дети и много другой грязи. Среди них только у Исина не было ни охраны, ни жены, ни детей, ни бурного прошлого. У Исина были только миллионы и видимость. И он с радостью отказался бы участвовать в подобных заседаниях, если бы не обстоятельства.
Приходилось сидеть и делать вид.
Исин совершил ещё пару операций, добавил к своему состоянию лишний миллион и успокоился. Достаточно на сегодня. С тоской посмотрел на часы. Осталось три часа и тридцать две минуты. Целая вечность. Жаль, нельзя уснуть. Потому что создавать видимость во сне он ещё не научился. Это сложнее, чем научить хомячка Фушу ставить оттиск печати на бумагах. А хомячок Фушу до сих пор временами прокалывался и лепил печать не туда. Честно говоря, в том не всегда была вина именно Фушу, просто бумаги порой криво съезжали по ленте подачи. Но что ж поделать? Исин всё-таки не инженер и не конструктор, как придумал, так и сделал ― криво и косо, но иногда работало отлично, и Фушу здорово облегчал ему жизнь, штампуя оттиски печати на кипы документов. И Фушу искренне полагал, что это такая игра, ему даже нравилось выпрашивать печать, чтобы поиграться с ней и без документов.
Исин прикрыл ладонью чёртика на бумаге, когда к нему наклонился сосед справа. Пытался подглядеть, что же там делает «гений». Как видно, сегодня заработать удалось не всем.
Исин засунул лист под клавиатуру ноутбука, бесшумно поднялся и жестом пояснил, что он в уборную решил отлучиться ненадолго.
Выскочив в коридор, он с облегчением сделал глубокий вдох. Вокруг сновали живые люди, а не финансовые компьютеры в виде дельцов. Без особой спешки он побрёл к туалету, заглянул внутрь, убедился, что там никого нет, и аккуратно прикрыл дверь.
Пустив воду, умылся и уставился на собственное отражение в зеркале. Самому себе показался серым и безжизненным, словно запылившаяся лампа в кладовке. Он хорошо помнил такую лампу в кладовке в старом доме, где прошло его детство. Перед тем, как они переехали в новый дом, мама протёрла лампу и включила свет. Некогда тусклая лампа вспыхнула удивительно ярко. Исин даже зажмурился от удивления, не вдруг и поверил, что это всё та же самая лампа. Интересно, а можно ли человека протереть так же, как лампу, чтобы человек тоже стал ярким и светлым?
Исин вытер руки мягким полотенцем и позвонил домой. Трубку снял дядюшка Цзяо.
― Фушу надо покормить через полчаса, ― устало напомнил ему Исин. ― Как там все?
― Ещё не вернулись.
― А, ясно, ― вздохнул Исин. Родители пару дней назад взяли яхту и устроили себе морские каникулы. Благо, что прогноз погоды был хорошим. ― Но Фушу обязательно надо покормить вовремя. Я вернусь часа через четыре.
― Обычный ужин?
― Да, пожалуйста.
― Почта уже в кабинете.
― Были важные звонки?
― Нет, ничего.
― Хорошо, дядюшка Цзяо. Помните про Фушу.
Дядюшка Цзяо работал у них больше десяти лет, а в последний год стал многое забывать. Здоровье уже не то, как и память. Исин звонил ему раза три в день и напоминал обо всём. Сам дядюшка Цзяо предлагал заменить его кем-нибудь помоложе, но вся семья Исина и слышать об этом не хотела. К дядюшке Цзяо привыкли и привязались так сильно, что он казался сам членом семьи. Да и выполнял работу по-прежнему безупречно, просто иногда мог что-нибудь забыть.
― Фушу ― это кто? ― уточнил вышедший из кабинки знакомый инвестор и сунул руки под струю воды.
― Хомячок. Живёт у меня почти двенадцать лет, ― рассеянно отозвался Исин, запихивая телефон в карман.
― Шутишь? ― вытаращил на него глаза инвестор.
― В смысле?
― Разве хомячки живут столько? Они же, вроде, быстро умирают от старости.
― Разве? А сколько они живут? ― Исин понятия не имел, сколько хомячкам полагалось жить.
― Не знаю, но мало ― это точно. Кошки и собаки живут лет по пятнадцать, а хомячки ― намного меньше.
― Надо же... Фушу мне подарили, когда я был ещё ребёнком, ― Исин пожал плечами и двинулся к двери. ― Сколько себя помню, ему всегда нравилось играться. До сих пор любит.
― Активный какой у тебя хомячок-долгожитель. Двенадцать лет... Подумать только... Может, он умер, а твои родители купили нового ― похожего ― и подменили? Ну типа чтоб тебя не расстраивать?
― Ну... ― с сомнением протянул Исин. Вряд ли. Хомячком не интересовался никто, кроме самого Исина. Если бы Фушу скончался, никто и не заметил бы этого ― только Исин. Говорить об этом вслух он не стал, просто сделал вид, что всякое бывает. Пускай этот инвестор сам себе теории строит. Исину не хотелось выглядеть странным, пусть даже речь шла всего лишь о хомячке-долгожителе. Но потом надо поискать информацию о хомяках и узнать, сколько они живут в среднем. Фушу выглядел здоровым и активным, и как-то с трудом верилось, что в ближайшее время он намеревается перейти в мир иной. Судя по его виду, он совершенно не готов к подобному путешествию ни физически, ни морально.
Исин порылся в памяти и вспомнил всего один случай, когда Фушу перепугался до смерти и не то чтобы болел, а переживал глубокую депрессию. Его тогда чуть не проглотил соседский белый пёс Бэк. Отец тогда ругался на весь дом и поминал корейцев недобрым словом вместе с их привязанностью к собакам.
Исин вместе с Фушу гулял в саду у дома и подошёл к ограде, отделявшей сад от соседских угодий. Было это года три назад. Он рассеянно бродил туда-сюда и читал жутко интересную книгу. Фушу спокойно спал в кармане его куртки. Зачитавшись, Исин сбросил куртку, потому что стало жарко, и положил её на берегу небольшого прудика у самой ограды. В реальность он вернулся, когда услышал заливистый лай.
У его куртки кругами носился молодой белый пёс, ещё тянувший на щенка, но всё равно уже крупный, и облаивал перепуганного Фушу, выбравшегося из кармана.
Исин кинулся спасать бедного хомячка. И тут появился отец. Не разобравшись в ситуации, он решил, что пёс напал на Исина, и принялся ругаться во весь голос.
― Бэк, ко мне! ― заорали из-за ограды по-корейски.
Пёс умолк и белой пулей вылетел с территории сада через прорытую под оградой нору.
Отец ещё долго переругивался с кем-то через ограду, но с тех пор Исин больше ни разу не видел собаку в саду. И он понятия не имел, кто их соседи. Слышал только от отца, что они корейцы и «расплодили тут собак нерезаных». Хотя Исин подозревал, что отец изрядно преувеличивал. Скорее всего, собака была только одна ― тот самый пушистый белый пёс по кличке Бэк. «Бэк» по-корейски как раз и означало «белый».
Потом Исин ещё не раз бродил вдоль ограды, но лишь изредка слышал звуки музыки. Кто-то играл на фортепиано и негромко пел. Чаще всего пел по-корейски, случалось ― по-китайски, но разобрать слова песни не удавалось ― источник звука, вероятно, находился далековато от ограды. Песни объединяло одно ― все они были немного печальными, мелодичными и оставляли странное впечатление «сияющей хрустальности». Когда Исин слушал их, он прикрывал глаза и почему-то непременно представлял себе хрустальные замки, наполненные светом, воздушные, хрупкие, но в то же время крепкие и надёжные. И где-то там внутри всегда умиротворённо спал белый пёс Бэк, свернувшийся уютным пушистым клубком.
Фушу после встречи с Бэком несколько дней смотрел на миг большими испуганными глазами и мало ел, но после ― оклемался и оправился, и вёл себя так, словно той встречи никогда не было.
Когда Исин вспоминал этот маленький эпизод из прошлого, ему всегда становилось немного грустно. Быть может, Бэк вовсе не хотел напугать никого, просто пытался подружиться с соседями по-своему, по-собачьи. И невдомёк Бэку было, что обитатели обширных угодий и больших домов сторонились друг друга. В детстве Исин привык к иным отношениям: в тесном квартале, где они жили, все друг друга знали и часто ходили друг к другу в гости целыми семьями. Теперь же... Чем богаче люди, тем сильнее они сторонятся других. Жаль. Исин хотел бы познакомиться с соседями, но сомневался, что те обрадуются его визиту после воплей отца в адрес корейцев и собак.
Жаль вдвойне, потому что Исину очень хотелось послушать те песни, что иногда звучали вдали за оградой. Ему нравилась «хрустальная» музыка, он даже иногда танцевал под неё, пока никто не мог его видеть.
Исин с тоской вернулся в кабинет и сел на стул, бессмысленно уставился на монитор ноутбука и машинально совершил ещё две операции, получив полмиллиона сверху. С трудом вытерпел последние часы, а после кинулся прочь из стерильной «коробки», где говорили только о деньгах и акциях.
Он торопливо спустился в холл по лестнице, миновал двери на вертушке, сбежал по ступеням на тротуар и юркнул в салон, потянул дверцу, почти захлопнул, но замер, различив на тротуаре напротив пушистого белого пса. Тот внимательно смотрел на него и приветливо махал хвостом.
― ...это волшебная музыка, на самом деле. Есть ещё чудесная «Мелодия любви» у Шопена. И дело не в том, что это классика. Это магия звука, наверное. А где... Бэк?
Пёс поставил уши торчком, отвернулся и умчался в толпу, повинуясь зову хозяина.
Исин торопливо выбрался из салона, завертел головой по сторонам, но не различил нигде белого пятна. Жаль ― ещё раз. Этот голос, рассуждавший о музыке, произвёл на Исина странное впечатление.
В кармане ожил телефон. Исин кое-как выудил его, торопливо приложил к уху.
― Дядюшка Цзяо...
― С Фушу что-то не то. Хотел поменять ему мисочку, а он ничего не съел. Совсем ни крошки. И выглядит каким-то...
― Сейчас приеду, ― пообещал Исин.
― А как же... ― попытался напомнить о финансовых делах и важных встречах шофёр.
― К чёрту. Домой ― и скорее.
Накликал. Но Фушу выглядел таким здоровым ― с ним просто не могло ничего случиться.
На диске слабо запульсировал символ единорога, потревоживший знак звезды на другой стороне.
В Цзяндун вернуться без приключений не вышло. Юань Шао предпринял попытку заполучить печать, а когда у него ничего не вышло, то счёл нужным бросить семя раздора между семьёй Сунь и соседями на юге. Несмотря на это, вернуться в Цзяндун они смогли. Вместе с императорской печатью.
Тао восстанавливался после ранения в бою и привычно тренировался в усадьбе отца. Рана оказалась лёгкой и уже не беспокоила его, но требовалось наверстать всё, что он пропустил из-за распоряжений лекаря. Не то чтобы Тао считался одержимым боевыми искусствами, однако он предпочитал соблюдать определённый порядок. Кроме того, в тренировках он обретал спокойствие и отстранённость. И когда он тренировался, время как будто превращалось в ещё одно измерение. В измерение, которое, как ему думалось, он в силах контролировать. Иллюзия всего лишь, но иллюзия, смахивавшая на реальность. Во время тренировок.
На пути в Цзяндун им встретился в одной из харчевен странник, оказавшийся даосом. Он сказал, что воин, которому удастся рассечь мечом тысячу и ещё сто восемь сливовых лепестков, достигнет вершин боевого искусства и сможет загадать желание. Это желание непременно сбудется. Над даосом посмеялись и прогнали его. Закономерно, потому что в У даосов не любили и считали их россказни бредом необразованных людей, веривших в колдовство. Тем не менее Тао запомнил слова даоса и решил попробовать. В конце концов, тренировки полезны сами по себе всегда, и если он сможет рассечь на лету нужное количество опадающих лепестков, ничего плохого не случится. Это не так-то просто. Желание там или нет, но любопытно, сможет ли он это сделать.
Тао взвесил в руке высвобожденный из ножен лёгкий меч. Вчера он полдня натачивал его до безупречной остроты. Оглядевшись, Тао присмотрел подходящее сливовое дерево в саду, с которого густо опадали нежные лепестки, туда и пошёл. Остановился в трёх шагах от ствола, прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, а затем сорвался с места в смертоносном танце. Поначалу получалось не особенно хорошо, но потом ему стало казаться, что он ощущает вес лепестков на клинке, ощущает, как лезвие проходит сквозь них, разрезая пополам. Вскоре Тао уже не следил за движениями, выпадами и связками, он только считал, когда время замирало как будто на стыке металла и цветочных "снежинок". Сто пять, сто шесть...
Когда Тао досчитал до пяти сотен, он весь взмок. Руки напоминали собой тяжёлые свинцовые гири, как и ноги. Меч стал почти неподъёмным. Но Тао продолжал танцевать и рассекать мечом лепестки. Тысяча и ещё сто восемь. У него нет права на остановку до тысячи и ещё ста восьми разрубленных лепестков.
Слива осыпалась густым дождём, но как придётся. И Тао ловил лепестки на меч тогда, когда замечал цель, выхватывал взглядом те, что ближе. Трудно, конечно. Было бы намного лучше, если бы лепестки кружило ветром, словно в маленьком смерче, но это не в человеческой власти - приказывать ветру. Жаль. Тао видел подобное лишь во сне. Там он видел небо, но не ясное и не затянутое облаками. Там в небе висела воронка из туч. Хорошо бы и лепестки так повесить в воздухе, воронкой.
Тао добрался до восьмой сотни разрубленных лепестков, а потом отвлёкся, хотя не собирался. Но не отвлечься было попросту невозможно, потому что в белом дожде лепестков проступили клочья тёмной дымки. Тао непроизвольно потянул носом воздух, надеясь учуять запах дыма. Не учуял. Зато увидел в стороне какое-то движение. Он выхватил его краем глаза, повернулся в ту сторону, но так и не понял, что это такое.
Пальцы сами по себе крепче сжали рукоять меча, а сердце забилось чуть быстрее. Тао терялся в ощущениях. Поначалу он принял это за сигнал об опасности, но одновременно этот сигнал разбавляло что-то ещё, неопределённое, незнакомое и смутно знакомое сразу.
Тао вновь уловил движение краем глаза и смог выхватить очертания скрывшейся меж стволов деревьев фигуры. Человеческой фигуры. Поэтому он не удивился, когда сверху на него свалился маленький юркий человек, замотанный в тёмные тряпки. И не удивился, обнаружив в руках человечка пару ножей. Правда, было неприятно осознавать, что эти парные ножи по какой-то неведомой причине стремились перерезать Тао горло.
Пока человечек отражал удар меча скрещенными клинками, Тао наподдал ему ногой, отшвырнув в сторону, и заметил, что к ним подбираются ещё двое.
И что бы всё это могло означать? У Хуан Гая в У враги не водились. В окружении тай-шоу, конечно, всегда хватало противников тех или иных решений Сунь Цзяня, но противников не до такой степени, чтобы доводить дело до смертоубийства. К тому же, какого ж тогда беса они захотели начать с приёмыша Хуан Гая, который ничего толком не достиг и вообще никак не тянул на внушительную фигуру на политической доске?
Тао отбежал подальше от деревьев к открытому пятачку у пруда. Странные люди в тёмных тряпках последовали за ним, как привязанные, подтвердив тем самым, что они заявились именно к Тао, а не к кому-то ещё.
Тао обхватил рукоять меча обеими ладонями и пожалел, что не прихватил с собой копьё - тот же меч, только на длинном древке. Было бы сподручнее разбираться с толпой недоброжелателей копьём. И недоброжелателей оказалось действительно больше трёх, они лезли из-за деревьев и кустов, как тараканы. Поначалу Тао их пытался пересчитать по головам, но потом стало не до этого. Жизнь и здоровье важнее какой-то там арифметики.
Тао не помнил, когда в последний раз выкладывался так, занимаясь фехтованием. Даже в недавних боях на подступах к Лояну и в пути к Цзяндуну было легче, чем сейчас в домашнем саду. Нападавшие сильно отличались от обычных солдат или разбойников, их подготовка и мастерство внушали уважение. Пожалуй, уставшего после охоты за лепестками Тао спасало лишь то обстоятельство, что его не стремились убить на месте. Противники вели себя так, словно желали вырубить его или ранить, но не убить.
Тао тихо зарычал от бесполезного отчаяния, когда уходил от нескольких быстрых выпадов. Он едва не поскользнулся на размокшей почве у самой воды. Как же не хватало копья... Большое количество противников, вооружённых ножами и кинжалами, лучше держать на дальней дистанции. И меч не позволял эту самую дальнюю дистанцию организовать. Тао приходилось уворачиваться и отступать гораздо чаще, чем ему бы того хотелось. Наносить удары ногами он мог тогда лишь, когда был уверен, что в ногу не воткнут клинок. Потому что если его ранят - пусть и легко, это станет стремительно надвигающимся концом боя, ведь он, в отличие от противников, не мог отдыхать, пока кто-то другой сражался за него.
Он не знал, сколько прошло времени. Вновь немного отбежав от толпы нападавших, смахнул рукавом пот со лба, перевёл дух и едва успел отбить два новых удара. Потом в парочку типов полетела отломанная ветка дерева. Надо же...
Тао оглянулся и едва не застыл на месте статуей, что было бы нежелательно в сложившихся обстоятельствах. Просто увиденное слабо вписывалось в привычную картину мира. Как правило, люди столь высокого роста, как у самого Тао, считались редкостью, а тот, кто запустил ветку в толпу, был почти таким же высоким, как Тао. Но это показалось сущей ерундой на фоне его одежды. Тао ничего подобного не видел никогда, однако преисполнился благодарности, когда смуглый незнакомец выломал ещё ветку, подскочил поближе и заставил нападающих попятиться. А потом странный парень ухватился за левое запястье Тао...
И что-то случилось.
Тао не представлял, что именно, но родной сад, пруд и толпа куда-то подевались с концами. Ещё и здорово похолодало. Вокруг высились хвойные деревья, кривые и раскидистые, а небо казалось низким и тяжёлым.
Тао ошарашенно наблюдал, как смуглые пальцы разжимаются и соскальзывают с его запястья. Незнакомец отбросил в сторону уже ненужную ветку и похлопал Тао по плечу с вопросительным выражением на лице. Словно спрашивал, всё ли с Тао в порядке.
Тао не мог выговорить ни слова, потому что в голове у него всё смешалось в кучу. Откуда-то хлынули обрывки странных воспоминаний, и плохо верилось, что эти воспоминания принадлежали ему. Более того, их становилось всё больше. И пока он стоял столбом, незнакомец достал небольшой диск и протянул ему. Тао в жизни не видел ничего более удивительного и красивого. Всё ещё пребывая в прострации и замешательстве, он тронул край диска пальцами и вздрогнул. Один из символов на кромке мягко засветился. Спустя три удара сердца Тао прочёл в нём своё имя.
- Кто ты? - хрипло спросил он, подняв глаза на незнакомца. Тот ткнул себя пальцем в грудь и затем указал на другой символ, на символ, что ярко горел на диске всё время. Тао пялился на парня и на символ какое-то время, потом выудил ответ из сумятицы в собственной голове. - Кай?
Тот кивнул, отобрал диск и спрятал. Покрутившись вокруг, нашёл обломок ветки и, опустившись на колено, принялся рисовать что-то корявое на узкой тропке.
Тао едва не почесал себе затылок мечом, о котором благополучно забыл. Спрятав оружие в ножны, присел рядом с Каем и попытался сообразить, что там такое тот рисует. С горем пополам Тао разобрал несколько иероглифов, гласивших, что домой ему нельзя возвращаться - там его будут ждать враги. Потом Кай написал название одного из знаменитых монастырей и указал направление - вверх по склону. И написал, что придёт снова, с посланием. С каким именно посланием, Тао разобрать так и не смог. Кажется, познания Кая в китайском оставляли желать лучшего. По крайней мере, такое предположение выглядело более вероятным, чем предположение о немоте.
Тао поверил странному парню. Не потому, что тот был странным, и не потому, что помог спастись. Тао поверил ему потому, что так подсказывало чутьё. Да и клочки воспоминаний, всё ещё разрозненные, тоже говорили, что это правда.
Он кивнул Каю, и тот с некоторым сомнением во взгляде стёр свои художества с песка. Сомнение Тао легко себе объяснил тем, что оба не испытывали никакой уверенности в том, что понимали друг друга правильно.
Кай выпрямился, вновь указал Тао направление к монастырю и...
Тао уставился на тёмную дымку - смотрел, как она быстро рассеивается и пропадает, не оставляя никаких следов. Был - и нет. Наверное, такую же картину увидели те странные люди, что напали на Тао в саду, когда Тао и Кай убрались оттуда.
Да... Приёмный отец ведь будет искать его. Отправить послание? Глупо, наверное, да и когда оно дойдёт? Если Тао и впрямь рядом с тем монастырём, название которого с горем пополам ему написал Кай, то... То это бес знает где!
Тао поёжился от холода, обхватил себя руками за плечи и медленно побрёл в нужном направлении. Он не сомневался, что сможет пройти испытание и попасть в монастырь, а монастырь - это закрытое место, куда чужакам хода нет. Ничего, побудет тут немного, поучится у мудрых наставников и постарается разгрести кашу в голове из осколков воспоминаний. Он уже не задавался вопросом, кто были те люди в саду. И не думал о причинах нападения. По сути всё это теперь потеряло всякий смысл, а ответы он получит в своё время. Да и Кай обещал вернуться. Но это тоже не имело особого значения. Что вообще может иметь хоть какое-то значение после того, как он увидел ту штуку - чудной диск со вспыхивающими символами?
Колдовство или нет, но такая штука просто не могла существовать под этим небом.
Только вот...
Тао сам трогал её, прикасался и зажигал свой знак.
И теперь он знал, что время может останавливаться. Надо лишь захотеть его остановить.
Чонин почуял неладное ещё на крыльце - не услышал приветственный лай Монгу. Очень странно, потому что Монгу всегда встречал его у двери.
Он отпер дверь, ввалился внутрь и щёлкнул переключателем. Устало стянул с плеч куртку и машинально повесил на вешалку. Пару минут непонимающе пялился на валяющуюся на полу куртку и только тогда сообразил, что вешалка куда-то подевалась. Ошарашенно осмотрелся и отметил подозрительную пустоту, метнулся в комнату - голые стены и ничего больше.
- Какого чёрта? - очень тихо поинтересовался у самого себя Чонин, медленно зверея. Он жутко устал и был совершенно не готов решать дополнительные проблемы. Пробежавшись по дому и убедившись, что все его вещи пропали, Чонин в итоге отыскал на столе в кухне короткую записку.
"Выплатил остаток твоей задолженности. Домовладелец будет счастлив сообщить тебе, что ты выселен. Перевез все твои вещи в твой новый дом. Монгу не захотел остаться в одиночестве и поехал со мной. С любовью, Хань".
Чонин непроизвольно сжал руку в кулак вместе с несчастной запиской. И порадовался, что не в состоянии увидеть прямо сейчас выражение собственного лица. Перед мысленным взором промелькнули красочные картинки со сценой особо жестокого убийства в алых тонах. Тихо зарычав от ярости, Чонин швырнул смятую записку в коробку с мусором. Ну да, как же! Бумажный комок влетел в пустой угол и покатился по полу, потому что коробка для мусора пропала.
- Чёрт бы тебя! - громко и отчётливо сообщил комку бумаги Чонин. Меньше всего ему хотелось сейчас куда-то ехать и выяснять отношения с белобрысой китайской язвой, у которой шило в одном месте. Но спать на голом полу тоже не вариант. И ладно бы - спать на голом полу, но Монгу как же? Разве проклятый неуёмный китаец в состоянии должным образом позаботиться о собаке? Вряд ли.
Чонин потёр глаза ладонью, вздохнул и прогулялся в угол. Подняв с пола комок бумаги, развернул его и прочитал в конце адрес, после чего поплёлся прочь из дома. Завёл байк, надел защитные очки и помчался по дороге в тусклом свете фонарей. На ходу обдумывал варианты убийства и способы избавления от трупа. Хотя с последним сложностей быть не должно - с учётом его способностей.
К тому мигу, как Чонин подъехал к вилле Ханя, от убийства он уже отказался, потому что Хань требовался для составления послания Тао. И послание нужно составить как можно скорее.
Разумеется, Чонина ждали. И в первую очередь - Монгу. Чонин поймал собаку, радостно кинувшуюся его встречать, взял на руки и молча прошёл мимо открывшего рот Лухана. Тот явно собирался прочесть длинную речь на тему... Неважно. Чонин просто прошёл мимо него и поднялся по лестнице на чердак, захлопнул дверь, осмотрелся. Что ж, Лухан не соврал - чердак роскошный. В углу стоял удобный диван, на него Чонин и упал. Лёжа, кое-как стянул куртку, свернул и сунул под голову. И уснул, едва закрыл глаза.
Утро началось с поисков ванной. И когда Чонин её нашёл, то нашёл в ней и Лухана. Тот вопросительно уставился на него, прижав к животу полотенце.
- Ванная одна?
- Э...
Чонин молча ухватил Лухана за локоток, выставил из ванной и запер дверь. С собой он притащил собственное полотенце, поэтому не стал отбирать у Лухана единственную "одежду".
В дверь постучали.
- Эй! Ванная есть и на втором этаже.
- Спасибо, буду знать. В следующий раз.
- Отдай хотя бы мою одежду.
Чонин наткнулся взглядом на футболку, трусы в полосочку и лёгкие брюки. Свернув всё в ком, приоткрыл дверь, сунул ком в руки Лухану и вновь запер дверь. К чёрту.
- Кофе будешь? - донеслось из-за двери. Чёрт возьми, да этот Лухан совершенно непробиваемый!
- Да, - рыкнул Чонин.
- Как выйдешь, сверни направо и до упора. Я приготовлю тебе пару галлонов.
Чонин стиснул зубы и промолчал, хотя очень хотелось навешать на Лухана всех собак. Выпрямившись под тёплыми струями, он постарался убедить себя, что терпение и невозмутимость - две величайшие добродетели, и это когда-нибудь где-нибудь ему точно зачтётся. Он старательно припрятал злость и раздражение в самом дальнем уголке разума, попытался стать спокойным и холодным и примириться с существованием Лухана. В конце концов, не он один жаждал открутить Лухану голову. Беда в том, что Лухан нужен целым и живым. Пока что.
Лухан не обманул и в самом деле приготовил внушительный запас кофе, даже тактично помолчал, пока Чонин расправлялся с первой чашкой.
- Как спалось на новом месте? - вопросил на второй чашке.
- Сдохнуть хочешь? - уточнил Чонин, едва не захлебнувшись от такого вопроса. Вопрос со стороны Лухана был просто самоубийственным. Чонин и за меньшее мог съездить по зубам без предупреждения.
- Я... всего лишь спросил, - пожал плечами Лухан, немного растерявшись. - Ты всегда так на людей бросаешься без причины?
- Всегда. На людей, которые лезут ко мне с утра пораньше, воруют мою собаку и вещи, пытаются решить вместо меня мои же проблемы и заставляют поздним вечером искать новый дом, о котором их никто не просил.
- Я всего лишь хочу помочь. Кстати, это было не просто так. И ты мне теперь денег должен. - Лухан солнечно улыбнулся Чонину, угробив тут же острое желание съездить ему кулаком по портрету. На такую улыбку... рука не поднималась.
- Боюсь спросить, сколько именно, - буркнул Чонин и опрометчиво поднёс к губам чашку.
- В долларах?
Он всё-таки подавился и закашлялся. Кажется, остаток его задолженности был не так уж и велик, чтобы его стоило в доллары переводить.
Лухан заботливо постучал ему по спине и снова лучезарно улыбнулся.
- Двадцать.
- Двадцать долларов?
- Двадцать тысяч.
- Какого чёрта?! - всё-таки не выдержал Чонин.
- Ну, машина, погрузка, часть мебели я выкупил, потому что домовладелец был недоволен её состоянием. Сам понимаешь, времени на приведение её в идеальный порядок у меня не было, ну и...
- Знать не желаю, - отрезал Чонин и вернулся к кофе. Про двадцать тысяч Лухан явно соврал, и это уже неважно. С одной стороны, Лухан был прав, когда говорил, что жить вместе им будет удобнее и безопаснее, но с другой... При желании Чонин умел быть терпеливым, но он всё же далеко не ангел. И в компании Лухана его терпение иссякало намного быстрее, чем в любых иных условиях.
- Не волнуйся, отработаешь, - вновь засиял улыбкой в тысячу ватт Лухан.
- Если ты думаешь...
- Отработаешь, живя тут.
Чонин отставил пустую чашку и помолчал, взвешивая вероятные ответы, после чего тряхнул головой так, что чёлка упала на лоб и завесила глаза.
- Сэхун, - мрачно произнёс он.
- Что?
- Сэхун. Ты что-то пытался сказать. Что именно?
- Ну... С чего ты взял, что...
- Не пудри мне мозги. Ты попался и сам кричал, что не виноват. И начал говорить о Сэхуне. Договаривай теперь.
Чонин никогда на память не жаловался, так что Лухан мог не напрягаться и не изворачиваться - зря бы только время потратил. Похоже, Лухан это понял, поскольку понурился и сплёл пальцы обеих рук.
- Тебе это не понравится.
- А то я не знаю. Конечно. Но раз уж отмочил, то рассказывай, как есть. Хуже уже не сделаешь. А если расскажешь правду, хоть можно будет что-то поправить.
- У тебя самоуверенность из ушей ещё не лезет? Нет? - съехидничал Лухан, прищурив глаза.
- Давно лезет. Завидуешь?
- Да нет, поражаюсь. То из тебя слово клещами не вытянешь, то тебя несёт на все сто, будто супер-героя с обложки. Золотая середина бывает?
- Прости, я человек крайностей, - теперь улыбнулся Чонин. Нет, "улыбнулся". Так, как умел только он: хищно, завораживающе, опасно и маняще одновременно. Когда он так улыбался, обычно у собеседников случались ступор и временное замешательство, они поверить не могли, что Чонин вообще способен так вот улыбаться. И пугались, но странно. Как будто превращались в мотыльков, что летят прямо в пламя, чтобы там сгореть.
У Лухана тоже случились ступор и замешательство. Он пялился на Чонина и часто моргал, и, наверное, пытался понять, что может означать такая вот гипнотизирующе-пугающая улыбка. Лухан заметно сглотнул и осторожно заметил:
- Тяжело нам придётся. Нам с тобой.
- Сработаться? Пожалуй, - безразлично пожал плечами Чонин и твёрдо напомнил: - Сэхун.
- А... - Лухан опять уставился на собственные сплетённые пальцы и вздохнул. - Я поймал его во сне, договорился о встрече. Он... как бы так... просто не очень хорошо представляю себе систему. Помнишь, мы говорили о том, что "под разными небесами и на разной земле" может означать и другие миры? Так вот, вроде бы Сэхун в Корее, в Сеуле, но не в этом, где есть мы. В другом. Но когда мы встретились, то смогли... То есть, Сэхун смог выйти оттуда и оказаться здесь. Он прикоснулся к диску. Мне кажется, если каждый из двенадцати коснётся диска, то сможет и что-то вспомнить, и пробудить силу, если она ещё спит. В общем, он прикоснулся к диску, и мы решили опробовать его возможности. Сразу говорю, я не идиот и понял, что это могут заметить, поэтому пробовали там, откуда можно было легко и быстро исчезнуть. Случилась маленькая накладочка - мы не сразу заметили, что у Сэхуна получилось, но сбежать успели. Сэхун сбежал без проблем, а вот за мной, конечно, увязался хвост. Остальное ты знаешь. Я могу дать тебе координаты Сэхуна в любое время, заодно проверишь, действительно ли вы не видите друг друга.
Чонин коротко кивнул.
- Позже. Мне нужно послание для Тао. Успеешь до утра?
- У тебя горит, что ли? - возмущённо вопросил Лухан. - Ты хоть представляешь...
- У Тао нет времени.
- Издеваешься? Это у Тао нет времени? Тао со временем что угодно сотворить может!
- Потом. Не сейчас. Сейчас он сотворить со временем может немногое. И он только узнал об этом, если вообще понял всё верно. Нужно объяснить ему в послании, какой силой он обладает, и объяснить, что он должен научиться ею пользоваться. Не так это и просто. К тому же, на него уже открыли охоту. Времени нет, и послание нужно утром.
- Ага, и тебя, полагаю, не волнует, как я это сделаю? - Лухану стоило дать медаль за язвительность.
- Именно. Как хочешь, так и делай, но послание я жду утром.
- Прекрасно. Библиотека слева по коридору. Китайский раздел возле окон.
- И что?
- И ничего. Если ты хочешь получить послание утром, будешь помогать. Один я не успею, - безмятежно пояснил Лухан и налил себе ещё кофе.
- Я в этом ни черта не понимаю.
- И не надо. Просто будешь помогать и ускорять работу. Или это ниже твоего достоинства?
Чонин молча разглядывал доморощенного самоубийцу и мысленно заливал пожар ярости вёдрами терпения. Получалось паршиво, но всё же получалось. Лухан сказал в зале с диском, что Чонин ему не нравится, и Чонин ответил ему тем же. Что ж, у обоих характеры ни к чёрту, но мириться с этим придётся, хочется того им или нет. Если они не сработаются, толку не будет. Никакого. Да и деваться им некуда друг от друга, раз уж сила у них на двоих одна. Вместе они становились сильнее, порознь - уязвимее.
Чонин поднялся из-за стола и шагнул к двери, но вдруг остановился, словно на стену налетел.
- Я помогу тебе чуть позже, - тихо пробормотал он.
- Эй, ты думаешь, что сможешь так легко...
- Нет, но я должен быть... - Чонин прикрыл глаза, вслушиваясь в звенящий от напряжения воздух. - Не здесь. Начинай без меня, я постараюсь вернуться поскорее.
- Что значит "вернуться"? - рассвирепел Лухан.
Чонин не удостоил его ответом и просто шагнул вперёд - сквозь пространство.
Где-то далеко прозвучал слабый голос Лухана, но Чонин не смог разобрать слова. Да и не это его сейчас беспокоило.
Чонин просто сделал второй шаг, чтобы перестать слышать.
Автор: Шу-кун в песцовой шубе
Персонажи: ОТ12 (Кай х Лухан, Тао х Сэхун, Лэй х Бэкхён, Крис х Чанёль, Дио х Чен, Сухо х Сюмин)
Жанр: нф, экшн, ау, броманс, + вбоквелы разных жанров по мере авторской/читательской распущенности
Размер: крупный
Предупреждения: своеобразная структура; за основу взят концепт ЕХО (на данный момент времени), в котором автор соизволил что-то уточнить, что-то несколько вольно трактовать, дабы уложить в цельную теорию, ну и поскольку всё может двести пятьдесят раз поменяться... посему - АУ
Размещение: запрещено
Авторские примечания: концепт МАМА
Нумерация на данный момент - читать дальше1 - Кай
2 - Лухан
3 - Тао
4 - Сэхун
5 - Лэй
6-12 - ?
Пролог 0.5. 療 (Лэй)
Пролог 0.5. 療 (Лэй)
Чаще всего самое главное в жизни ― уметь создавать видимость. Не обязательно быть героем, можно им просто казаться. Не обязательно быть гением, достаточно производить впечатление. Но если бы Чжан Исин сказал, что сразу же постиг эту истину, то он солгал бы.
О нет, к этой истине Исин шёл долго, буквально сквозь тернии. К звёздам.
И сейчас, под прикрытием монитора ноутбука, он старательно создавал видимость собственной гениальности и кропотливого труда. Гонконгская сессия фондового рынка открылась пять часов назад ― оставалось четыре. Четыре часа ровно до финала, когда наконец можно будет покинуть эту вылизанную до блеска коробку-кабинет, засунуть ноутбук куда подальше, ослабить галстук, спрятаться в салоне лимузина и устало приказать шофёру рулить куда глаза глядят.
Исин аккуратно нарисовал на листе бумаги чёртика и раскрасил ему хвостик и копытца.
― Ниссан выбросили акции, ― зашептали слева.
― Дороговато пока, ― отозвались справа.
Исин бросил быстрый взгляд на монитор и без раздумий активировал программу скупки акций южно-китайской компании. Цена на них не упала, но он предполагал, что через несколько минут стоимость этих акций возрастёт на несколько десятков ― а то и на всю сотню ― пунктов. Спустя пятнадцать минут он продал эти акции и заработал за истёкшие двадцать минут примерно четверть миллиона, после чего вернулся к чёртику на бумаге и пририсовал ему оленьи рога.
Скучно.
Исин поднял голову и осмотрел людей вокруг. Все они ушли с головой в операции и ничего другого не замечали. Дорогие костюмы, изысканный парфюм, хищные лица, подрагивающие на клавиатурах пальцы ― инвесторы и бизнесмены. У каждого за душой миллионы, лучшая охрана, красавицы-жёны, изменяющие им с телохранителями или звёздами, проблемные дети и много другой грязи. Среди них только у Исина не было ни охраны, ни жены, ни детей, ни бурного прошлого. У Исина были только миллионы и видимость. И он с радостью отказался бы участвовать в подобных заседаниях, если бы не обстоятельства.
Приходилось сидеть и делать вид.
Исин совершил ещё пару операций, добавил к своему состоянию лишний миллион и успокоился. Достаточно на сегодня. С тоской посмотрел на часы. Осталось три часа и тридцать две минуты. Целая вечность. Жаль, нельзя уснуть. Потому что создавать видимость во сне он ещё не научился. Это сложнее, чем научить хомячка Фушу ставить оттиск печати на бумагах. А хомячок Фушу до сих пор временами прокалывался и лепил печать не туда. Честно говоря, в том не всегда была вина именно Фушу, просто бумаги порой криво съезжали по ленте подачи. Но что ж поделать? Исин всё-таки не инженер и не конструктор, как придумал, так и сделал ― криво и косо, но иногда работало отлично, и Фушу здорово облегчал ему жизнь, штампуя оттиски печати на кипы документов. И Фушу искренне полагал, что это такая игра, ему даже нравилось выпрашивать печать, чтобы поиграться с ней и без документов.
Исин прикрыл ладонью чёртика на бумаге, когда к нему наклонился сосед справа. Пытался подглядеть, что же там делает «гений». Как видно, сегодня заработать удалось не всем.
Исин засунул лист под клавиатуру ноутбука, бесшумно поднялся и жестом пояснил, что он в уборную решил отлучиться ненадолго.
Выскочив в коридор, он с облегчением сделал глубокий вдох. Вокруг сновали живые люди, а не финансовые компьютеры в виде дельцов. Без особой спешки он побрёл к туалету, заглянул внутрь, убедился, что там никого нет, и аккуратно прикрыл дверь.
Пустив воду, умылся и уставился на собственное отражение в зеркале. Самому себе показался серым и безжизненным, словно запылившаяся лампа в кладовке. Он хорошо помнил такую лампу в кладовке в старом доме, где прошло его детство. Перед тем, как они переехали в новый дом, мама протёрла лампу и включила свет. Некогда тусклая лампа вспыхнула удивительно ярко. Исин даже зажмурился от удивления, не вдруг и поверил, что это всё та же самая лампа. Интересно, а можно ли человека протереть так же, как лампу, чтобы человек тоже стал ярким и светлым?
Исин вытер руки мягким полотенцем и позвонил домой. Трубку снял дядюшка Цзяо.
― Фушу надо покормить через полчаса, ― устало напомнил ему Исин. ― Как там все?
― Ещё не вернулись.
― А, ясно, ― вздохнул Исин. Родители пару дней назад взяли яхту и устроили себе морские каникулы. Благо, что прогноз погоды был хорошим. ― Но Фушу обязательно надо покормить вовремя. Я вернусь часа через четыре.
― Обычный ужин?
― Да, пожалуйста.
― Почта уже в кабинете.
― Были важные звонки?
― Нет, ничего.
― Хорошо, дядюшка Цзяо. Помните про Фушу.
Дядюшка Цзяо работал у них больше десяти лет, а в последний год стал многое забывать. Здоровье уже не то, как и память. Исин звонил ему раза три в день и напоминал обо всём. Сам дядюшка Цзяо предлагал заменить его кем-нибудь помоложе, но вся семья Исина и слышать об этом не хотела. К дядюшке Цзяо привыкли и привязались так сильно, что он казался сам членом семьи. Да и выполнял работу по-прежнему безупречно, просто иногда мог что-нибудь забыть.
― Фушу ― это кто? ― уточнил вышедший из кабинки знакомый инвестор и сунул руки под струю воды.
― Хомячок. Живёт у меня почти двенадцать лет, ― рассеянно отозвался Исин, запихивая телефон в карман.
― Шутишь? ― вытаращил на него глаза инвестор.
― В смысле?
― Разве хомячки живут столько? Они же, вроде, быстро умирают от старости.
― Разве? А сколько они живут? ― Исин понятия не имел, сколько хомячкам полагалось жить.
― Не знаю, но мало ― это точно. Кошки и собаки живут лет по пятнадцать, а хомячки ― намного меньше.
― Надо же... Фушу мне подарили, когда я был ещё ребёнком, ― Исин пожал плечами и двинулся к двери. ― Сколько себя помню, ему всегда нравилось играться. До сих пор любит.
― Активный какой у тебя хомячок-долгожитель. Двенадцать лет... Подумать только... Может, он умер, а твои родители купили нового ― похожего ― и подменили? Ну типа чтоб тебя не расстраивать?
― Ну... ― с сомнением протянул Исин. Вряд ли. Хомячком не интересовался никто, кроме самого Исина. Если бы Фушу скончался, никто и не заметил бы этого ― только Исин. Говорить об этом вслух он не стал, просто сделал вид, что всякое бывает. Пускай этот инвестор сам себе теории строит. Исину не хотелось выглядеть странным, пусть даже речь шла всего лишь о хомячке-долгожителе. Но потом надо поискать информацию о хомяках и узнать, сколько они живут в среднем. Фушу выглядел здоровым и активным, и как-то с трудом верилось, что в ближайшее время он намеревается перейти в мир иной. Судя по его виду, он совершенно не готов к подобному путешествию ни физически, ни морально.
Исин порылся в памяти и вспомнил всего один случай, когда Фушу перепугался до смерти и не то чтобы болел, а переживал глубокую депрессию. Его тогда чуть не проглотил соседский белый пёс Бэк. Отец тогда ругался на весь дом и поминал корейцев недобрым словом вместе с их привязанностью к собакам.
Исин вместе с Фушу гулял в саду у дома и подошёл к ограде, отделявшей сад от соседских угодий. Было это года три назад. Он рассеянно бродил туда-сюда и читал жутко интересную книгу. Фушу спокойно спал в кармане его куртки. Зачитавшись, Исин сбросил куртку, потому что стало жарко, и положил её на берегу небольшого прудика у самой ограды. В реальность он вернулся, когда услышал заливистый лай.
У его куртки кругами носился молодой белый пёс, ещё тянувший на щенка, но всё равно уже крупный, и облаивал перепуганного Фушу, выбравшегося из кармана.
Исин кинулся спасать бедного хомячка. И тут появился отец. Не разобравшись в ситуации, он решил, что пёс напал на Исина, и принялся ругаться во весь голос.
― Бэк, ко мне! ― заорали из-за ограды по-корейски.
Пёс умолк и белой пулей вылетел с территории сада через прорытую под оградой нору.
Отец ещё долго переругивался с кем-то через ограду, но с тех пор Исин больше ни разу не видел собаку в саду. И он понятия не имел, кто их соседи. Слышал только от отца, что они корейцы и «расплодили тут собак нерезаных». Хотя Исин подозревал, что отец изрядно преувеличивал. Скорее всего, собака была только одна ― тот самый пушистый белый пёс по кличке Бэк. «Бэк» по-корейски как раз и означало «белый».
Потом Исин ещё не раз бродил вдоль ограды, но лишь изредка слышал звуки музыки. Кто-то играл на фортепиано и негромко пел. Чаще всего пел по-корейски, случалось ― по-китайски, но разобрать слова песни не удавалось ― источник звука, вероятно, находился далековато от ограды. Песни объединяло одно ― все они были немного печальными, мелодичными и оставляли странное впечатление «сияющей хрустальности». Когда Исин слушал их, он прикрывал глаза и почему-то непременно представлял себе хрустальные замки, наполненные светом, воздушные, хрупкие, но в то же время крепкие и надёжные. И где-то там внутри всегда умиротворённо спал белый пёс Бэк, свернувшийся уютным пушистым клубком.
Фушу после встречи с Бэком несколько дней смотрел на миг большими испуганными глазами и мало ел, но после ― оклемался и оправился, и вёл себя так, словно той встречи никогда не было.
Когда Исин вспоминал этот маленький эпизод из прошлого, ему всегда становилось немного грустно. Быть может, Бэк вовсе не хотел напугать никого, просто пытался подружиться с соседями по-своему, по-собачьи. И невдомёк Бэку было, что обитатели обширных угодий и больших домов сторонились друг друга. В детстве Исин привык к иным отношениям: в тесном квартале, где они жили, все друг друга знали и часто ходили друг к другу в гости целыми семьями. Теперь же... Чем богаче люди, тем сильнее они сторонятся других. Жаль. Исин хотел бы познакомиться с соседями, но сомневался, что те обрадуются его визиту после воплей отца в адрес корейцев и собак.
Жаль вдвойне, потому что Исину очень хотелось послушать те песни, что иногда звучали вдали за оградой. Ему нравилась «хрустальная» музыка, он даже иногда танцевал под неё, пока никто не мог его видеть.
Исин с тоской вернулся в кабинет и сел на стул, бессмысленно уставился на монитор ноутбука и машинально совершил ещё две операции, получив полмиллиона сверху. С трудом вытерпел последние часы, а после кинулся прочь из стерильной «коробки», где говорили только о деньгах и акциях.
Он торопливо спустился в холл по лестнице, миновал двери на вертушке, сбежал по ступеням на тротуар и юркнул в салон, потянул дверцу, почти захлопнул, но замер, различив на тротуаре напротив пушистого белого пса. Тот внимательно смотрел на него и приветливо махал хвостом.
― ...это волшебная музыка, на самом деле. Есть ещё чудесная «Мелодия любви» у Шопена. И дело не в том, что это классика. Это магия звука, наверное. А где... Бэк?
Пёс поставил уши торчком, отвернулся и умчался в толпу, повинуясь зову хозяина.
Исин торопливо выбрался из салона, завертел головой по сторонам, но не различил нигде белого пятна. Жаль ― ещё раз. Этот голос, рассуждавший о музыке, произвёл на Исина странное впечатление.
В кармане ожил телефон. Исин кое-как выудил его, торопливо приложил к уху.
― Дядюшка Цзяо...
― С Фушу что-то не то. Хотел поменять ему мисочку, а он ничего не съел. Совсем ни крошки. И выглядит каким-то...
― Сейчас приеду, ― пообещал Исин.
― А как же... ― попытался напомнить о финансовых делах и важных встречах шофёр.
― К чёрту. Домой ― и скорее.
Накликал. Но Фушу выглядел таким здоровым ― с ним просто не могло ничего случиться.
На диске слабо запульсировал символ единорога, потревоживший знак звезды на другой стороне.
Глава 7.3
Глава 7.3
В Цзяндун вернуться без приключений не вышло. Юань Шао предпринял попытку заполучить печать, а когда у него ничего не вышло, то счёл нужным бросить семя раздора между семьёй Сунь и соседями на юге. Несмотря на это, вернуться в Цзяндун они смогли. Вместе с императорской печатью.
Тао восстанавливался после ранения в бою и привычно тренировался в усадьбе отца. Рана оказалась лёгкой и уже не беспокоила его, но требовалось наверстать всё, что он пропустил из-за распоряжений лекаря. Не то чтобы Тао считался одержимым боевыми искусствами, однако он предпочитал соблюдать определённый порядок. Кроме того, в тренировках он обретал спокойствие и отстранённость. И когда он тренировался, время как будто превращалось в ещё одно измерение. В измерение, которое, как ему думалось, он в силах контролировать. Иллюзия всего лишь, но иллюзия, смахивавшая на реальность. Во время тренировок.
На пути в Цзяндун им встретился в одной из харчевен странник, оказавшийся даосом. Он сказал, что воин, которому удастся рассечь мечом тысячу и ещё сто восемь сливовых лепестков, достигнет вершин боевого искусства и сможет загадать желание. Это желание непременно сбудется. Над даосом посмеялись и прогнали его. Закономерно, потому что в У даосов не любили и считали их россказни бредом необразованных людей, веривших в колдовство. Тем не менее Тао запомнил слова даоса и решил попробовать. В конце концов, тренировки полезны сами по себе всегда, и если он сможет рассечь на лету нужное количество опадающих лепестков, ничего плохого не случится. Это не так-то просто. Желание там или нет, но любопытно, сможет ли он это сделать.
Тао взвесил в руке высвобожденный из ножен лёгкий меч. Вчера он полдня натачивал его до безупречной остроты. Оглядевшись, Тао присмотрел подходящее сливовое дерево в саду, с которого густо опадали нежные лепестки, туда и пошёл. Остановился в трёх шагах от ствола, прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, а затем сорвался с места в смертоносном танце. Поначалу получалось не особенно хорошо, но потом ему стало казаться, что он ощущает вес лепестков на клинке, ощущает, как лезвие проходит сквозь них, разрезая пополам. Вскоре Тао уже не следил за движениями, выпадами и связками, он только считал, когда время замирало как будто на стыке металла и цветочных "снежинок". Сто пять, сто шесть...
Когда Тао досчитал до пяти сотен, он весь взмок. Руки напоминали собой тяжёлые свинцовые гири, как и ноги. Меч стал почти неподъёмным. Но Тао продолжал танцевать и рассекать мечом лепестки. Тысяча и ещё сто восемь. У него нет права на остановку до тысячи и ещё ста восьми разрубленных лепестков.
Слива осыпалась густым дождём, но как придётся. И Тао ловил лепестки на меч тогда, когда замечал цель, выхватывал взглядом те, что ближе. Трудно, конечно. Было бы намного лучше, если бы лепестки кружило ветром, словно в маленьком смерче, но это не в человеческой власти - приказывать ветру. Жаль. Тао видел подобное лишь во сне. Там он видел небо, но не ясное и не затянутое облаками. Там в небе висела воронка из туч. Хорошо бы и лепестки так повесить в воздухе, воронкой.
Тао добрался до восьмой сотни разрубленных лепестков, а потом отвлёкся, хотя не собирался. Но не отвлечься было попросту невозможно, потому что в белом дожде лепестков проступили клочья тёмной дымки. Тао непроизвольно потянул носом воздух, надеясь учуять запах дыма. Не учуял. Зато увидел в стороне какое-то движение. Он выхватил его краем глаза, повернулся в ту сторону, но так и не понял, что это такое.
Пальцы сами по себе крепче сжали рукоять меча, а сердце забилось чуть быстрее. Тао терялся в ощущениях. Поначалу он принял это за сигнал об опасности, но одновременно этот сигнал разбавляло что-то ещё, неопределённое, незнакомое и смутно знакомое сразу.
Тао вновь уловил движение краем глаза и смог выхватить очертания скрывшейся меж стволов деревьев фигуры. Человеческой фигуры. Поэтому он не удивился, когда сверху на него свалился маленький юркий человек, замотанный в тёмные тряпки. И не удивился, обнаружив в руках человечка пару ножей. Правда, было неприятно осознавать, что эти парные ножи по какой-то неведомой причине стремились перерезать Тао горло.
Пока человечек отражал удар меча скрещенными клинками, Тао наподдал ему ногой, отшвырнув в сторону, и заметил, что к ним подбираются ещё двое.
И что бы всё это могло означать? У Хуан Гая в У враги не водились. В окружении тай-шоу, конечно, всегда хватало противников тех или иных решений Сунь Цзяня, но противников не до такой степени, чтобы доводить дело до смертоубийства. К тому же, какого ж тогда беса они захотели начать с приёмыша Хуан Гая, который ничего толком не достиг и вообще никак не тянул на внушительную фигуру на политической доске?
Тао отбежал подальше от деревьев к открытому пятачку у пруда. Странные люди в тёмных тряпках последовали за ним, как привязанные, подтвердив тем самым, что они заявились именно к Тао, а не к кому-то ещё.
Тао обхватил рукоять меча обеими ладонями и пожалел, что не прихватил с собой копьё - тот же меч, только на длинном древке. Было бы сподручнее разбираться с толпой недоброжелателей копьём. И недоброжелателей оказалось действительно больше трёх, они лезли из-за деревьев и кустов, как тараканы. Поначалу Тао их пытался пересчитать по головам, но потом стало не до этого. Жизнь и здоровье важнее какой-то там арифметики.
Тао не помнил, когда в последний раз выкладывался так, занимаясь фехтованием. Даже в недавних боях на подступах к Лояну и в пути к Цзяндуну было легче, чем сейчас в домашнем саду. Нападавшие сильно отличались от обычных солдат или разбойников, их подготовка и мастерство внушали уважение. Пожалуй, уставшего после охоты за лепестками Тао спасало лишь то обстоятельство, что его не стремились убить на месте. Противники вели себя так, словно желали вырубить его или ранить, но не убить.
Тао тихо зарычал от бесполезного отчаяния, когда уходил от нескольких быстрых выпадов. Он едва не поскользнулся на размокшей почве у самой воды. Как же не хватало копья... Большое количество противников, вооружённых ножами и кинжалами, лучше держать на дальней дистанции. И меч не позволял эту самую дальнюю дистанцию организовать. Тао приходилось уворачиваться и отступать гораздо чаще, чем ему бы того хотелось. Наносить удары ногами он мог тогда лишь, когда был уверен, что в ногу не воткнут клинок. Потому что если его ранят - пусть и легко, это станет стремительно надвигающимся концом боя, ведь он, в отличие от противников, не мог отдыхать, пока кто-то другой сражался за него.
Он не знал, сколько прошло времени. Вновь немного отбежав от толпы нападавших, смахнул рукавом пот со лба, перевёл дух и едва успел отбить два новых удара. Потом в парочку типов полетела отломанная ветка дерева. Надо же...
Тао оглянулся и едва не застыл на месте статуей, что было бы нежелательно в сложившихся обстоятельствах. Просто увиденное слабо вписывалось в привычную картину мира. Как правило, люди столь высокого роста, как у самого Тао, считались редкостью, а тот, кто запустил ветку в толпу, был почти таким же высоким, как Тао. Но это показалось сущей ерундой на фоне его одежды. Тао ничего подобного не видел никогда, однако преисполнился благодарности, когда смуглый незнакомец выломал ещё ветку, подскочил поближе и заставил нападающих попятиться. А потом странный парень ухватился за левое запястье Тао...
И что-то случилось.
Тао не представлял, что именно, но родной сад, пруд и толпа куда-то подевались с концами. Ещё и здорово похолодало. Вокруг высились хвойные деревья, кривые и раскидистые, а небо казалось низким и тяжёлым.
Тао ошарашенно наблюдал, как смуглые пальцы разжимаются и соскальзывают с его запястья. Незнакомец отбросил в сторону уже ненужную ветку и похлопал Тао по плечу с вопросительным выражением на лице. Словно спрашивал, всё ли с Тао в порядке.
Тао не мог выговорить ни слова, потому что в голове у него всё смешалось в кучу. Откуда-то хлынули обрывки странных воспоминаний, и плохо верилось, что эти воспоминания принадлежали ему. Более того, их становилось всё больше. И пока он стоял столбом, незнакомец достал небольшой диск и протянул ему. Тао в жизни не видел ничего более удивительного и красивого. Всё ещё пребывая в прострации и замешательстве, он тронул край диска пальцами и вздрогнул. Один из символов на кромке мягко засветился. Спустя три удара сердца Тао прочёл в нём своё имя.
- Кто ты? - хрипло спросил он, подняв глаза на незнакомца. Тот ткнул себя пальцем в грудь и затем указал на другой символ, на символ, что ярко горел на диске всё время. Тао пялился на парня и на символ какое-то время, потом выудил ответ из сумятицы в собственной голове. - Кай?
Тот кивнул, отобрал диск и спрятал. Покрутившись вокруг, нашёл обломок ветки и, опустившись на колено, принялся рисовать что-то корявое на узкой тропке.
Тао едва не почесал себе затылок мечом, о котором благополучно забыл. Спрятав оружие в ножны, присел рядом с Каем и попытался сообразить, что там такое тот рисует. С горем пополам Тао разобрал несколько иероглифов, гласивших, что домой ему нельзя возвращаться - там его будут ждать враги. Потом Кай написал название одного из знаменитых монастырей и указал направление - вверх по склону. И написал, что придёт снова, с посланием. С каким именно посланием, Тао разобрать так и не смог. Кажется, познания Кая в китайском оставляли желать лучшего. По крайней мере, такое предположение выглядело более вероятным, чем предположение о немоте.
Тао поверил странному парню. Не потому, что тот был странным, и не потому, что помог спастись. Тао поверил ему потому, что так подсказывало чутьё. Да и клочки воспоминаний, всё ещё разрозненные, тоже говорили, что это правда.
Он кивнул Каю, и тот с некоторым сомнением во взгляде стёр свои художества с песка. Сомнение Тао легко себе объяснил тем, что оба не испытывали никакой уверенности в том, что понимали друг друга правильно.
Кай выпрямился, вновь указал Тао направление к монастырю и...
Тао уставился на тёмную дымку - смотрел, как она быстро рассеивается и пропадает, не оставляя никаких следов. Был - и нет. Наверное, такую же картину увидели те странные люди, что напали на Тао в саду, когда Тао и Кай убрались оттуда.
Да... Приёмный отец ведь будет искать его. Отправить послание? Глупо, наверное, да и когда оно дойдёт? Если Тао и впрямь рядом с тем монастырём, название которого с горем пополам ему написал Кай, то... То это бес знает где!
Тао поёжился от холода, обхватил себя руками за плечи и медленно побрёл в нужном направлении. Он не сомневался, что сможет пройти испытание и попасть в монастырь, а монастырь - это закрытое место, куда чужакам хода нет. Ничего, побудет тут немного, поучится у мудрых наставников и постарается разгрести кашу в голове из осколков воспоминаний. Он уже не задавался вопросом, кто были те люди в саду. И не думал о причинах нападения. По сути всё это теперь потеряло всякий смысл, а ответы он получит в своё время. Да и Кай обещал вернуться. Но это тоже не имело особого значения. Что вообще может иметь хоть какое-то значение после того, как он увидел ту штуку - чудной диск со вспыхивающими символами?
Колдовство или нет, но такая штука просто не могла существовать под этим небом.
Только вот...
Тао сам трогал её, прикасался и зажигал свой знак.
И теперь он знал, что время может останавливаться. Надо лишь захотеть его остановить.
Глава 8.1
Глава 8.1
Чонин почуял неладное ещё на крыльце - не услышал приветственный лай Монгу. Очень странно, потому что Монгу всегда встречал его у двери.
Он отпер дверь, ввалился внутрь и щёлкнул переключателем. Устало стянул с плеч куртку и машинально повесил на вешалку. Пару минут непонимающе пялился на валяющуюся на полу куртку и только тогда сообразил, что вешалка куда-то подевалась. Ошарашенно осмотрелся и отметил подозрительную пустоту, метнулся в комнату - голые стены и ничего больше.
- Какого чёрта? - очень тихо поинтересовался у самого себя Чонин, медленно зверея. Он жутко устал и был совершенно не готов решать дополнительные проблемы. Пробежавшись по дому и убедившись, что все его вещи пропали, Чонин в итоге отыскал на столе в кухне короткую записку.
"Выплатил остаток твоей задолженности. Домовладелец будет счастлив сообщить тебе, что ты выселен. Перевез все твои вещи в твой новый дом. Монгу не захотел остаться в одиночестве и поехал со мной. С любовью, Хань".
Чонин непроизвольно сжал руку в кулак вместе с несчастной запиской. И порадовался, что не в состоянии увидеть прямо сейчас выражение собственного лица. Перед мысленным взором промелькнули красочные картинки со сценой особо жестокого убийства в алых тонах. Тихо зарычав от ярости, Чонин швырнул смятую записку в коробку с мусором. Ну да, как же! Бумажный комок влетел в пустой угол и покатился по полу, потому что коробка для мусора пропала.
- Чёрт бы тебя! - громко и отчётливо сообщил комку бумаги Чонин. Меньше всего ему хотелось сейчас куда-то ехать и выяснять отношения с белобрысой китайской язвой, у которой шило в одном месте. Но спать на голом полу тоже не вариант. И ладно бы - спать на голом полу, но Монгу как же? Разве проклятый неуёмный китаец в состоянии должным образом позаботиться о собаке? Вряд ли.
Чонин потёр глаза ладонью, вздохнул и прогулялся в угол. Подняв с пола комок бумаги, развернул его и прочитал в конце адрес, после чего поплёлся прочь из дома. Завёл байк, надел защитные очки и помчался по дороге в тусклом свете фонарей. На ходу обдумывал варианты убийства и способы избавления от трупа. Хотя с последним сложностей быть не должно - с учётом его способностей.
К тому мигу, как Чонин подъехал к вилле Ханя, от убийства он уже отказался, потому что Хань требовался для составления послания Тао. И послание нужно составить как можно скорее.
Разумеется, Чонина ждали. И в первую очередь - Монгу. Чонин поймал собаку, радостно кинувшуюся его встречать, взял на руки и молча прошёл мимо открывшего рот Лухана. Тот явно собирался прочесть длинную речь на тему... Неважно. Чонин просто прошёл мимо него и поднялся по лестнице на чердак, захлопнул дверь, осмотрелся. Что ж, Лухан не соврал - чердак роскошный. В углу стоял удобный диван, на него Чонин и упал. Лёжа, кое-как стянул куртку, свернул и сунул под голову. И уснул, едва закрыл глаза.
Утро началось с поисков ванной. И когда Чонин её нашёл, то нашёл в ней и Лухана. Тот вопросительно уставился на него, прижав к животу полотенце.
- Ванная одна?
- Э...
Чонин молча ухватил Лухана за локоток, выставил из ванной и запер дверь. С собой он притащил собственное полотенце, поэтому не стал отбирать у Лухана единственную "одежду".
В дверь постучали.
- Эй! Ванная есть и на втором этаже.
- Спасибо, буду знать. В следующий раз.
- Отдай хотя бы мою одежду.
Чонин наткнулся взглядом на футболку, трусы в полосочку и лёгкие брюки. Свернув всё в ком, приоткрыл дверь, сунул ком в руки Лухану и вновь запер дверь. К чёрту.
- Кофе будешь? - донеслось из-за двери. Чёрт возьми, да этот Лухан совершенно непробиваемый!
- Да, - рыкнул Чонин.
- Как выйдешь, сверни направо и до упора. Я приготовлю тебе пару галлонов.
Чонин стиснул зубы и промолчал, хотя очень хотелось навешать на Лухана всех собак. Выпрямившись под тёплыми струями, он постарался убедить себя, что терпение и невозмутимость - две величайшие добродетели, и это когда-нибудь где-нибудь ему точно зачтётся. Он старательно припрятал злость и раздражение в самом дальнем уголке разума, попытался стать спокойным и холодным и примириться с существованием Лухана. В конце концов, не он один жаждал открутить Лухану голову. Беда в том, что Лухан нужен целым и живым. Пока что.
Лухан не обманул и в самом деле приготовил внушительный запас кофе, даже тактично помолчал, пока Чонин расправлялся с первой чашкой.
- Как спалось на новом месте? - вопросил на второй чашке.
- Сдохнуть хочешь? - уточнил Чонин, едва не захлебнувшись от такого вопроса. Вопрос со стороны Лухана был просто самоубийственным. Чонин и за меньшее мог съездить по зубам без предупреждения.
- Я... всего лишь спросил, - пожал плечами Лухан, немного растерявшись. - Ты всегда так на людей бросаешься без причины?
- Всегда. На людей, которые лезут ко мне с утра пораньше, воруют мою собаку и вещи, пытаются решить вместо меня мои же проблемы и заставляют поздним вечером искать новый дом, о котором их никто не просил.
- Я всего лишь хочу помочь. Кстати, это было не просто так. И ты мне теперь денег должен. - Лухан солнечно улыбнулся Чонину, угробив тут же острое желание съездить ему кулаком по портрету. На такую улыбку... рука не поднималась.
- Боюсь спросить, сколько именно, - буркнул Чонин и опрометчиво поднёс к губам чашку.
- В долларах?
Он всё-таки подавился и закашлялся. Кажется, остаток его задолженности был не так уж и велик, чтобы его стоило в доллары переводить.
Лухан заботливо постучал ему по спине и снова лучезарно улыбнулся.
- Двадцать.
- Двадцать долларов?
- Двадцать тысяч.
- Какого чёрта?! - всё-таки не выдержал Чонин.
- Ну, машина, погрузка, часть мебели я выкупил, потому что домовладелец был недоволен её состоянием. Сам понимаешь, времени на приведение её в идеальный порядок у меня не было, ну и...
- Знать не желаю, - отрезал Чонин и вернулся к кофе. Про двадцать тысяч Лухан явно соврал, и это уже неважно. С одной стороны, Лухан был прав, когда говорил, что жить вместе им будет удобнее и безопаснее, но с другой... При желании Чонин умел быть терпеливым, но он всё же далеко не ангел. И в компании Лухана его терпение иссякало намного быстрее, чем в любых иных условиях.
- Не волнуйся, отработаешь, - вновь засиял улыбкой в тысячу ватт Лухан.
- Если ты думаешь...
- Отработаешь, живя тут.
Чонин отставил пустую чашку и помолчал, взвешивая вероятные ответы, после чего тряхнул головой так, что чёлка упала на лоб и завесила глаза.
- Сэхун, - мрачно произнёс он.
- Что?
- Сэхун. Ты что-то пытался сказать. Что именно?
- Ну... С чего ты взял, что...
- Не пудри мне мозги. Ты попался и сам кричал, что не виноват. И начал говорить о Сэхуне. Договаривай теперь.
Чонин никогда на память не жаловался, так что Лухан мог не напрягаться и не изворачиваться - зря бы только время потратил. Похоже, Лухан это понял, поскольку понурился и сплёл пальцы обеих рук.
- Тебе это не понравится.
- А то я не знаю. Конечно. Но раз уж отмочил, то рассказывай, как есть. Хуже уже не сделаешь. А если расскажешь правду, хоть можно будет что-то поправить.
- У тебя самоуверенность из ушей ещё не лезет? Нет? - съехидничал Лухан, прищурив глаза.
- Давно лезет. Завидуешь?
- Да нет, поражаюсь. То из тебя слово клещами не вытянешь, то тебя несёт на все сто, будто супер-героя с обложки. Золотая середина бывает?
- Прости, я человек крайностей, - теперь улыбнулся Чонин. Нет, "улыбнулся". Так, как умел только он: хищно, завораживающе, опасно и маняще одновременно. Когда он так улыбался, обычно у собеседников случались ступор и временное замешательство, они поверить не могли, что Чонин вообще способен так вот улыбаться. И пугались, но странно. Как будто превращались в мотыльков, что летят прямо в пламя, чтобы там сгореть.
У Лухана тоже случились ступор и замешательство. Он пялился на Чонина и часто моргал, и, наверное, пытался понять, что может означать такая вот гипнотизирующе-пугающая улыбка. Лухан заметно сглотнул и осторожно заметил:
- Тяжело нам придётся. Нам с тобой.
- Сработаться? Пожалуй, - безразлично пожал плечами Чонин и твёрдо напомнил: - Сэхун.
- А... - Лухан опять уставился на собственные сплетённые пальцы и вздохнул. - Я поймал его во сне, договорился о встрече. Он... как бы так... просто не очень хорошо представляю себе систему. Помнишь, мы говорили о том, что "под разными небесами и на разной земле" может означать и другие миры? Так вот, вроде бы Сэхун в Корее, в Сеуле, но не в этом, где есть мы. В другом. Но когда мы встретились, то смогли... То есть, Сэхун смог выйти оттуда и оказаться здесь. Он прикоснулся к диску. Мне кажется, если каждый из двенадцати коснётся диска, то сможет и что-то вспомнить, и пробудить силу, если она ещё спит. В общем, он прикоснулся к диску, и мы решили опробовать его возможности. Сразу говорю, я не идиот и понял, что это могут заметить, поэтому пробовали там, откуда можно было легко и быстро исчезнуть. Случилась маленькая накладочка - мы не сразу заметили, что у Сэхуна получилось, но сбежать успели. Сэхун сбежал без проблем, а вот за мной, конечно, увязался хвост. Остальное ты знаешь. Я могу дать тебе координаты Сэхуна в любое время, заодно проверишь, действительно ли вы не видите друг друга.
Чонин коротко кивнул.
- Позже. Мне нужно послание для Тао. Успеешь до утра?
- У тебя горит, что ли? - возмущённо вопросил Лухан. - Ты хоть представляешь...
- У Тао нет времени.
- Издеваешься? Это у Тао нет времени? Тао со временем что угодно сотворить может!
- Потом. Не сейчас. Сейчас он сотворить со временем может немногое. И он только узнал об этом, если вообще понял всё верно. Нужно объяснить ему в послании, какой силой он обладает, и объяснить, что он должен научиться ею пользоваться. Не так это и просто. К тому же, на него уже открыли охоту. Времени нет, и послание нужно утром.
- Ага, и тебя, полагаю, не волнует, как я это сделаю? - Лухану стоило дать медаль за язвительность.
- Именно. Как хочешь, так и делай, но послание я жду утром.
- Прекрасно. Библиотека слева по коридору. Китайский раздел возле окон.
- И что?
- И ничего. Если ты хочешь получить послание утром, будешь помогать. Один я не успею, - безмятежно пояснил Лухан и налил себе ещё кофе.
- Я в этом ни черта не понимаю.
- И не надо. Просто будешь помогать и ускорять работу. Или это ниже твоего достоинства?
Чонин молча разглядывал доморощенного самоубийцу и мысленно заливал пожар ярости вёдрами терпения. Получалось паршиво, но всё же получалось. Лухан сказал в зале с диском, что Чонин ему не нравится, и Чонин ответил ему тем же. Что ж, у обоих характеры ни к чёрту, но мириться с этим придётся, хочется того им или нет. Если они не сработаются, толку не будет. Никакого. Да и деваться им некуда друг от друга, раз уж сила у них на двоих одна. Вместе они становились сильнее, порознь - уязвимее.
Чонин поднялся из-за стола и шагнул к двери, но вдруг остановился, словно на стену налетел.
- Я помогу тебе чуть позже, - тихо пробормотал он.
- Эй, ты думаешь, что сможешь так легко...
- Нет, но я должен быть... - Чонин прикрыл глаза, вслушиваясь в звенящий от напряжения воздух. - Не здесь. Начинай без меня, я постараюсь вернуться поскорее.
- Что значит "вернуться"? - рассвирепел Лухан.
Чонин не удостоил его ответом и просто шагнул вперёд - сквозь пространство.
Где-то далеко прозвучал слабый голос Лухана, но Чонин не смог разобрать слова. Да и не это его сейчас беспокоило.
Чонин просто сделал второй шаг, чтобы перестать слышать.
@темы: 12, EXO, fanfiction, K-pop
I have another wind to ride ©
Название: Хикиваки
Автор: Корейский Песец
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань), Бён Бэкхён, Пак Чанёль, фоном - Ким Минсок, Хуан Цзытао, Чжан Исин
Рейтинг: 18+
Жанр: псевдо-бэндфик или бэнд-АУ, романс
Размер: 25000 слов
Размещение: запрещено
Примечания: окончание
Среди ночи обычно трудно решать проблемы, касающиеся мест для уединения. К счастью, ещё не вышел срок аренды квартиры, которую снимали раньше Тао и Исин, а у Ханя был при себе ключ. Туда мы и направились, чтобы продолжить начатое без опаски. И если мы сошли с ума, то сошли сразу оба, вместе. Не знаю, о чём думал он, зато знаю, о чём думал я.
Я просто устал. Не понимал его ― не понимал никогда. Не понимал, зачем ему вообще понадобилось спорить на меня и спать со мной, чтобы потом об этом забыть. Не понимал, зачем это нужно ему сейчас. И у меня не осталось сил, чтобы сопротивляться, потому что я всегда его хотел. Хотя бы с этим разобрался...
Вряд ли нам удалось поспать больше часа ― в сумме. Три захода минут по двадцать. Впервые в жизни я почувствовал себя озабоченным юнцом, которому всё время хочется. Хань тоже оказался не лучше. Если начали мы в ванной и продолжили на кровати, то закончили на полу, устроившись поверх свалившегося с кровати одеяла. Забылись тревожным сном тоже на полу, чтобы подскочить через двадцать минут от вопля будильника. Ещё пять минут я прижимал к себе обнажённого Ханя и рисовал губами узоры на его спине, однако пришлось отпустить его в душ.
Растянувшись на одеяле, я долго пялился в потолок и думал, что делать дальше. На ум не шли правильные слова, но поговорить с Ханем всё равно нужно. Нельзя же просто спать вместе и иногда пересекаться в агентстве. То есть, можно, но это точно не то, чего бы мне хотелось. Для меня даже просто мысль о подобных отношениях была неприемлема, потому что я не представлял, что будет, если с Ханем окажется кто-то другой, не я.
Придвинув ближе оставленную у кровати сумку, я порылся там в поисках сменной одежды, потом, устроившись на животе поверх одеяла, принялся просматривать сообщения, как делал всегда по утрам.
"Тебя называют богом танца из-за искры таланта, а всё, что ты делаешь на сцене, называют твоей магией. Но сам ты веришь в это? Насколько неприглядна твоя правда, Кай? S". За всё, что у меня есть, я заплатил болью, потом и усердным трудом, анонимный недруг.
"Говорят, в сердце гордеца настолько пусто, что и самого сердца уже нет. А ты гордец, как мне кажется. Но если в твоём сердце пусто, как ты можешь говорить, что любишь хоть кого-то? Тебе ведь нечем. S". Поэтому я и люблю сразу всех, потому что нечем. Если любовь поделить на всех, трудно заметить, как она эфемерна. Но если попытаться сосредоточить её на ком-то одном... станет заметно, что любить нечем. Наверное. Я мало знаю о любви, мой преданный ненавистник, но гордость к этому не имеет отношения. Всю жизнь я полагал, что любовь у меня одна ― танец, и что ни на какую другую любовь я просто не способен.
"Надеюсь, однажды ты заплатишь за каждое разбитое тобою сердце. S". Это ещё что за мелодрама? Сообщение сбивало с толку, потому что не вписывалось в образ загадочного S.
― Давно ты их получаешь? ― Я чуть не подскочил на месте от внезапно прозвучавшего возле уха голоса Ханя.
― Неважно.
― Как давно? ― Он бесцеремонно пролистал сохранённые сообщения и помрачнел. ― Год?
― Нет, больше двух. В чём дело?
― Зачем же ты их сохраняешь? ― закусив губу, тихо пробормотал Хань. ― Приятного в них мало.
― Меня это развлекает.
Он сел на одеяле по-турецки, сплёл пальцы и помолчал, потом бросил на меня внимательный взгляд из-под сведённых бровей.
― Тебя развлекают послания с оскорблениями и провокациями? ― Он провёл ладонью по лицу и помотал головой. ― Ты серьёзно?
Я лениво перевернулся на спину и закинул руки за голову. Мой прямой взгляд Хань не выдержал и отвернулся. Хотя он мог отвернуться и для того, чтобы не пялиться на меня, ведь на мне не осталось и клочка одежды, а на одеяле я лежал, не укроешься.
― Ты читал, что там написано. Вряд ли такими словами можно бросаться без веской причины или цели. Поэтому мне интересно ― почему? Мне интересно, что я умудрился сделать такое, чтобы привлечь чьё-то внимание. И меня это забавляет ― чужие попытки нащупать меня, понять, что я собой представляю. Как я понимаю, ты предпочёл бы оказаться на месте анонима? К слову, если у тебя всё получится, и ты попадёшь на сцену, подобные сообщения и тебе могут приходить.
― Вряд ли. Хотя я могу понять этого анонима в твоём случае.
― Правда? Тогда объясни мне то, что ты можешь понять, а я, как видно, нет.
― Это не... Не то, что ты думаешь.
― Ты понятия не имеешь, что я думаю. ― Озвучивать прописные истины не в моих привычках, но мне надоело чувствовать себя игрушкой и разбираться во всём этом. Наверное, это прозвучало грубо, просто по-другому сейчас я не мог сформулировать то, что хотел сказать. ― Ты спишь со мной. Не в первый раз. Но я не знаю, зачем. Мне это неудобно в том смысле, что многое остаётся неясным и двусмысленным. Я этого не люблю, мне нужна определённость и уверенность. Её не было ни тогда, ни сейчас. Более того, постепенно открывается что-то новое. Как сейчас. Так в чём причина этих посланий? Спасибо уже за то, что не ты их автор.
Хань изучал собственные руки и молчал. Когда моё терпение уже дышало на ладан, он соизволил раскрыть рот, правда, без особой пользы.
― А ты сам в каком случае стал бы высказываться подобным образом?
― Ни в каком. Я не стал бы делать ничего подобного.
― Неужели?
― Именно. Ты ведь пытаешься намекнуть на превосходство, так?
Хань сделал глубокий вдох, затем кивнул. Он посмотрел мне в глаза, но долго не выдержал и опустил взгляд на шею, плечи, грудь, резко отвернулся и кончиками пальцев поправил серьгу в левом ухе, вновь сел ровно и притих. Долгая пауза заставила его заговорить.
― Когда ты видишь людей, которые прекрасно танцуют, как ты, наверняка ты стремишься доказать, что ты лучше.
Прикрыв глаза, я тихо фыркнул. Вот ещё.
― Но иначе...
― Всё иначе. Хорошо, вот ты встретил того, кто так же хорош или даже лучше. Что дальше? Будешь наблюдать за ним, чтобы превзойти? Побить его же оружием? Отлично. Побил и превзошёл. Что дальше?
― Стал лучше.
― Нет. Не стал. Ты просто показал бы, что в конкретной ситуации можешь сделать что-то лучше. Причём только потому, что тем самым ты превзошёл и поставил на место кого-то, кого счёл своим противником. Ну и? Если противника не будет, что тогда? Дух соперничества не несёт в себе ничего плохого, но он не для всех подходит. В моём случае ― нет, как и в твоём. Если человек соперничает в музыке, танцах, актёрском искусстве, то он теряет намного больше, чем получает. Когда соперничаешь в такой области, ты невольно повторяешь за соперником и лишаешь себя как выбора, так и собственного стиля. Нет, у каждого из нас есть соперник, и его надо превзойти, но этот соперник ― ты сам. Если ты танцуешь, ты должен танцевать лучше, чем сам делал это прежде. Каждый раз. Если ты поёшь, ты должен петь лучше, чем пел до этого. И это всё.
― Второй раз слышу от тебя такую длинную и проникновенную речь, ― слабо улыбнулся Хань. ― Почему ты так уверен, что все поступают именно так?
― Талантливые ― поступают. Человек, которому интересно быть на сцене, который любит то, что делает, сам рано или поздно приходит именно к этому. А я... я просто уже проходил это. Когда-то я был именно таким ― любителем состязаний. Но ты меня таким не видел. Когда я пытался кого-нибудь превзойти, я был никем. Моего имени никто не знал, как и лица. И я провалил прослушивание. Именно из-за соперничества.
― И потом ты внезапно понял истину?
― И не мечтай. Можешь радоваться, я тупой, так что кое-кому пришлось разъяснить мне всё это на пальцах, чтобы я понял, осознал, смирился и не облажался на следующем прослушивании.
― Не облажался?
― Как же... Ты же не думаешь, что это так просто? На следующем ― облажался, а вот уже потом... Но, как видишь, я так и не стал тем, кем хотел.
― Почему? Ты же звезда, ― искренне удивился Хань, широко распахнув искристые глаза, где прятались таинственные тени.
― И только? Я хотел сделать либо сольную карьеру, либо в составе группы.
― А сейчас разве ты...
― Нет. Сейчас я в составе группы-трансформера. Нас тасуют то так, то эдак. И это не то, чего я хотел. Ты хоть сам-то знаешь, чего хочешь?
― Это я точно знаю. ― Он смерил меня странным взглядом, но торопливо отвёл глаза вновь. ― Осталось полчаса на сборы. Ты успеешь?
― Не волнуйся об этом, по-моему, я большую часть жизни так и живу ― сборы за три минуты, как в армии.
И я ушёл в душ, оставив Ханя в компании архива сообщений от непонятного анонима. Пусть читает, если хочет. Там всего лишь вопросы, ответы на которые записаны исключительно в моей памяти ― нигде больше.
Ничего так и не изменилось, и я не получил столь желанной определённости. Иногда мы с Ханем выбирались на ночь куда-нибудь в надёжные места, где сходили с ума до утра. Это происходило не слишком часто, но и не редко. Всё прочее время у нас обоих занимала бесконечная череда тренировок. Впрочем, мне порой выпадало сомнительное разнообразие в виде всяких шоу на радио или телевидении.
"Насколько далеко ты готов был зайти, чтобы попасть на сцену?"
Мой "фанат" вспомнил обо мне хмурым весенним утром, когда мы выбрались в кафе на короткий перекус между завтраком и обедом.
― Ты кажешься ещё спокойнее, чем обычно, ― поделился своими наблюдениями неизбежный Бэкхён. Если он рассчитывал, что я ему сейчас всё расскажу о себе и Хане, то напрасно.
"Насколько далеко ты готов зайти ради своей заветной мечты?"
Интересно, моему своеобразному поклоннику требуется инструкция? Надеется, что я научу его жить? Какая глупость. Если бы можно было научить всех людей жить правильно, это давным-давно кто-нибудь сделал бы. Но увы. Вон Будда, Мухаммед, Христос и ещё уйма народу пытались ― результат виден невооружённым глазом.
"Иногда, в минуту слабости, мне хочется, чтобы ты пообещал, что будешь сиять вечно. Даже если это невозможно, я всё равно хочу услышать это обещание".
Бэкхён бесцеремонно прочёл сообщение и хмыкнул. Он знал, что я их собираю и нахожу в этом своеобразный юмор. Сам он относился к этому несколько настороженно и с предубеждением.
― Говорил ведь тебе, обратись в полицию. Ну точно мономан какой-то.
― Сообщений в сети недостаточно для заявления, и ты прекрасно это знаешь. Да и не угрожает он мне.
― Знал бы я тебя хуже, решил бы, что ты в него немножко влюблён. Или в неё.
Хань аккуратно поставил передо мной стакан с шоколадным коктейлем, а Бэкхёну вручил сок.
― Ты в кого-то влюблён?
― Это было предположение, ― пояснил Бэкхён Ханю, но смотрел при этом он на меня. ― Когда кто-то настойчиво добивается внимания мутными сообщениями, а кто-то другой их собирает, но не отвечает, находя эту игру забавной... в голову и не такое придёт.
― Опять сообщения? ― сообразил Хань.
― Неважно. ― Прихватив шоколадный коктейль, я предоставил их друг другу и убрался в танцзал. Меньше всего хотелось, чтобы кто-то прилюдно копался в моей жизни, пытаясь расставить всё по местам.
"Насколько сильно ты волнуешься перед выходом на сцену? Это больно?"
― Можно? ― В танцзал заглянул Хань.
― Тренироваться? Да. Болтать ни о чём? Нет.
― Ты в курсе существования полутонов?
― В курсе. Но в данном случае твой ироничный выпад бесполезен.
Он примиряюще помахал плеером и подошёл ближе, заодно увидел сообщение.
― И как?
― Что?
Хань прочитал вопрос вслух и выжидающе уставился на меня. Я подтянул к себе ноги и принялся зашнуровывать кроссовки, одновременно негромко отвечая:
― Я не волнуюсь вообще. Сцена намного проще, чем реальная жизнь. Зачем волноваться там, где всё давно предопределено и всего лишь должно пройти по выверенному сценарию? Жизнь даёт куда больше поводов для волнений, чем сцена.
― И совсем-совсем не страшно?
― Совсем. С чем тебе помочь?
Хань объяснил свои трудности, заодно попросил посмотреть все его танцевальные упражнения в номерах и отметить ошибки, если они будут. И они были. До старта квалификационного проекта оставалось меньше недели ― вполне достаточно, чтобы отполировать танцы.
И не только танцы.
Хань притащил меня на обычный сеанс, но ему позволили занять салон и подменить мастера Чуна. А Чанёль притащил шоколадный коктейль прямо в салон.
― Я помню, что ты любишь его, ― неловко пояснил он и вдруг подсунул мне мою же карту с последнего шоу. ― Автограф?
― Это ты так издеваешься?
― Почему? ― Его удивление выглядело вполне искренним. ― Я твой поклонник уже давно.
― Но...
― Он твой фанат уже три года, с самого твоего дебюта, ― подтвердил Хань со слабой улыбкой.
Находясь в прострации, я, тем не менее, подписал карту Чанёлю.
― Хань, тебя искал Минсок.
― Ну... Скажи, что я буду позже, ладно? Или завтра. ― Хань не смотрел ни на меня, ни на Чанёля. И что-то мне подсказывало, что распространяться на эту тему он не станет. Так и вышло ― он сразу заткнул мне рот поцелуем, погасив всколыхнувшуюся было ревность, а потом нам обоим стало не до таких мелочей. Меня в принципе ничто не интересовало в те минуты, когда я держал Ханя в своих руках: прикасался к нему, водил ладонями по чистой коже, вдыхал его запах, слышал быстрый стук сердца в его груди. Наверное, правду говорят, что если парень любит другого парня, то выбирает себе такого, кто похож на него самого, либо такого, кто лучше.
Стоп. Любит? А вот тут ничего не выйдет, потому что за пределы "просто секс" мы с Ханем так и не выбрались. Мне требовалось большее, но только мне. Игра в одни ворота ничего не давала.
― По-моему, глаза мне подвели неудачно, ― пожаловался Бэкхён.
Я оставил его нытьё без внимания и взвесил в руке меч.
― Я никому не нужен. ― Тяжкий вздох. ― Даже красивым меня сделать не хотят. ― Почти всхлип. Из Бэкхёна вышел бы прекрасный актёр. ― И никто! Никто не хочет меня утешить и хоть как-нибудь поддержать! Я такой бедный и весь несчастный, одинокий, всеми покинутый...
Бэкхён мог так распинаться долго, а меня бы настолько не хватило точно.
― Всё в порядке с твоими глазами, уймись.
― Почему клипы сами собой не делаются, а? Вот здорово бы было.
― Не ной, это ерунда в сравнении с тем, что требовали веков десять назад от тогдашних айдолов.
― Ты о цветочных воинах в Силла, что ли? ― хихикнул Бэкхён. ― Ну так закатай губу ― в руках ты явно не костыль держишь, а меч. Вот, пожалуйста, от тебя и сейчас требуется уметь фехтовать.
― Утешил...
― И лица нам раскрашивают, как им, только профессионально. Гримом. Или лёгким макияжем.
Бэкхён выбрался из кресла, оправил на себе роскошное одеяние и взял второй меч, помахал им в воздухе, затем с опаской покосился на меня.
― Не по себе как-то, когда думаю, что ты должен вогнать мне такую штуку в печёнку.
― Так не по-настоящему же.
― Всё равно не по себе.
― Могу не в печёнку, а в другое место какое-нибудь, ― утешил я Бэкхёна.
― Вот спасибо, ты настоящий друг. Но знаешь, куда бы ты ни вогнал этот штырь, мне всё равно не по себе.
― Это просто клип, не говоря уж о том, что значительную часть материала уже отсняли. Остались только эти вот куски со средневековым антуражем, мечами и твоим убиением.
― Почему именно моим убиением? Что я такого сделал, чтобы...
― Тебе называть по пунктам или сразу список принести?
Бэкхён обиженно отвернулся, отошёл к столу с графином и налил себе воды. Дулся он недолго, он вообще не умел хранить молчание дольше нескольких минут.
― Меньше недели осталось, да? Я про новичков.
― Угу...
― Как думаешь, кто из них пройдёт?
А вот это мне уже не понравилось.
― Что? Пройдёт? Разве они не группами идут?
― Очнись, солнце моё! Кажется, ты в танцах с головой и кроме танцев ничего не видишь. Из новичков будут выбирать лучших, и они попадут к нам.
― Что?
― Ты повторяешься, ― ехидно подметил Бэкхён и принялся пить воду из стакана, наслаждаясь тем выражением, что сейчас красовалось на моём лице.
Смотреть на выступление своих подопечных я не пошёл, и так знал, кто из них точно пройдёт. И знал, что Хань пройдёт тоже, а это означало...
Ничего хорошего лично для меня. Потому что я не хотел секса под настроение и только для того, чтобы расслабиться. И чёрт с ним, пусть меня называют сентиментальным, но с каждым новым прожитым годом каждый человек становится чуточку сентиментальнее. Это как знак качества или признак взрослости, когда мишура и шелуха перестают иметь значение, когда важными остаются только воистину ценные и дорогие вещи. И именно поэтому грядущая близость Ханя меня раздражала. Видеть его изо дня в день и понимать, что нас ничего не связывает, лишь группа да секс... это слишком для меня.
Бэкхён наверняка бы покрутил пальцем у виска и посоветовал бы мне не страдать ерундой. Но это Бэкхён. А я далеко не Бэкхён и зовут меня иначе.
"Иногда мне хочется прикоснуться к твоему лицу, чтобы на ощупь проверить, как такие резкие линии могут складываться в нечто необъяснимо прекрасное". Сообщение сопровождала знакомая подпись, что странно. Обычно анонимный "поклонник" старался меня больно зацепить, а не признаваться в собственных чувствах.
Я провёл весь день перед зеркалами и с музыкой. За окном давным-давно разлилась тьма, а квалификационный проект новичков наверняка закончился несколько часов назад.
Усевшись на полу, я вытянул ноги, медленно наклонился и потянулся пальцами к ступням. И именно этот миг Хань выбрал для своего эффектного появления. Он ввалился в зал, едва удерживая в руках кучу пакетов.
― Скажи, что хочешь меня поздравить!
― Не хочу.
― Меня выбрали, представляешь?
― Нет.
― А ещё сказали, что мою первую песню я буду исполнять дуэтом с Бэкхёном! Фантастика, да?
― Фильм ужасов.
― Я тут притащил много вкусного, ну, вроде как отметить...
― Почему бы тебе не отметить с другими новичками, которых взяли?
― Я хочу с тобой.
― А я ― нет.
Хань вновь неподражаемо проигнорировал мои слова и принялся выгружать всё из пакетов, расставляя прямо на полу.
― Не знал, какой вкус тебе нравится больше, поэтому взял разные коктейли. Выпьем за успех?
Он прекрасно знал, что я не пью. Могу, но не люблю. Тем не менее, он придвинул ко мне банку с коктейлем. Я отодвинул её обратно и взял бумажный стакан с безалкогольным шоколадным коктейлем.
― Это же всего один раз. От тебя ведь не убудет.
― Убудет. И мне не нравится вкус.
Хань опасно прищурился, кивнул, после чего отпил коктейль из банки. Через минуту он целовал меня и делился со мной обжигающим джином со вкусом мохито. Оттолкнув его, я сердито провёл рукой по губам, горевшим как от поцелуя, так и от спиртного.
― Нравится?
― Нет.
― Что именно? ― Хань не удержался от улыбки. ― Поцелуй или вкус?
Я ему не ответил, заметив в одном из пакетов шоколадный батончик. Пока я расправлялся с батончиком, Хань пространно рассказывал, как всё прошло, кого ещё взяли, и что предстоит ему в ближайшее время. По-моему, ему бы не стоило так налегать на коктейли, но вряд ли бы он согласился с этим, если б я сказал это вслух.
Хань продолжал что-то рассказывать, когда я полез просмотреть сообщения, накопившиеся за день.
"Ты помнишь один день из своей жизни? Три года назад. Двадцатое марта".
Хань требовательно потянул меня за рукав.
― Хватит уже читать этот бред.
― Ты напился.
― Знаю. И это здорово!
Это "здорово" закончилось бурной вознёй на матах в углу. Мы даже толком не разделись. И мне очень хотелось прикончить самого себя просто потому, что я опять не послал Ханя к чёрту, а пошёл у него на поводу. Раз прикончить не удалось, то, может, повезёт сгореть внутри Ханя и стать как прах и пепел?
Он с силой вцепился мне в плечи; привычно не желал закрывать глаза и смотрел в упор. Его губы вновь напомнили мне о вкусе алкоголя и мохито. Хань куда-то спешил, нетерпеливо дёргая мою одежду, оставалось ему подыгрывать. Пожалуй, ещё ни разу у нас это не случалось так быстро.
Я проводил губами по его шее и пытался выровнять дыхание. Хань неподвижно лежал подо мной и лишь ловил воздух широко открытым ртом. Не знаю, на это ли он рассчитывал, но вряд ли ему удалось протрезветь.
― Это был я, ― наконец пробормотал он, когда смог делать нормальные вдохи и выдохи.
― О чём ты...
― Это был я. Эти сообщения... Их написал я.
Наверное, я стал плохо соображать, потому что до меня всё никак не доходило. Или я не хотел, чтобы дошло. Но потом недоверие и непонимание потеряли всякий смысл.
― Это я писал тебе сообщения в течение двух лет, на которые ты никогда не отвечал, зато сохранял. Потому что они, как ты сам сказал, тебя забавляли.
Я медленно отстранился и сел, глядя на него с сомнением. Пока размышлял, насколько это правдиво или нет, машинально приводил одежду в порядок. Хань тоже сел и упрямо продолжил:
― Я хотел тебя превзойти. Ну и ненавидел, конечно. Потом мне так удачно пришлось подменить мастера Чуна...
― И ты сделал вид, что не знаешь, кто я?
― Это уже неважно. Важно то, что ты хотел меня. Именно это имело для меня значение. Ну а теперь... теперь я такой же, как и ты. И я добился того же, что и ты.
Технически Хань был прав, но реальность не так проста. Однако я не собирался заострять на этом внимание. Куда больше меня волновали цели Ханя на данный момент.
― И это всё, чего ты хотел?
― Я хотел, чтобы ты увидел меня, признал и оценил очень высоко.
― Увидел. Признал. Оценил. Что дальше?
― Ничего. Уже ничего. Ты ведь так и не вспомнил, да?
― Что не вспомнил?
― А ты подумай.
Хань деловито сполз с матов, собрал всё в пакеты и ушёл без лишних слов. И я знал, что он не вернётся.
Растянувшись на матах, лежал, смотрел в потолок и лениво размышлял. Вспомнил о сообщениях и нашёл последнее. Двадцатое марта, три года назад. Хань наверняка говорил об этом. Хотя смысл? Даже если я вспомню что-то, это уже ничего не изменит ― только собственное любопытство и удовлетворю. Он сам сказал, что ненавидел меня и хотел лишь, чтобы я признал его и оценил, хотел доказать, что он тоже сможет выступать на сцене. И всё, что у нас с ним было, это для него просто инструмент, средство для достижения цели.
Упорный мальчик, однако. Три года убить на одну только ненависть... это надо же так умудриться.
Что же было три года назад? Тогда не существовало ещё никакого Кая, зато жил на свете некий Ким Чонин, трейни. Март... Три года назад в марте проводили отбор кандидатов для нового проекта, "бой-бэнд". Тот самый проект, в котором я ныне и состою. Группа-трансформер. Отбор проводили многоступенчатый, и я едва не вылетел в самом начале из-за вокала. Не то чтобы я не умел петь, просто часто слышал, как говорили: не можешь взять высокие ноты, певцом не станешь. При желании я мог взять высокие ноты, но давалось мне это с большим трудом. И, скажем, спеть так же высоко, как умеет Бэкхён, мне не под силу. О Хане тут и упоминать не стоило, потому что Хань по высоким нотам легко мог и Бэкхёна переплюнуть. Тогда меня спас вариант с рэпом.
Что дальше-то было? Не помню никаких тёрок и противостояний с другими кандидатами. Ни с кем я тогда особо не общался, приходил, выступал и уходил, неизменно получая высшие баллы от жюри. Я тогда вообще старался ни на кого не обращать внимания, чтобы не поддаться духу соперничества, поскольку это могло испортить все мои планы.
Кажется, Хань напрасно тратил на меня время ― я ни черта не вспомнил. Перечитал все сохранённые сообщения дважды, но так и не смог найти никаких зацепок, подстегнувших бы мою память.
Работали мы в обычном режиме и готовили новое выступление. Песню полагалось исполнять Бэкхёну и Ханю, у меня была всего одна рэп-партия в середине. Поскольку песня отличалась чётким ритмом и задором, пришлось ставить полное танцевальное сопровождение. В основном весь танец попадал только на меня, но на моей рэп-партии танцевать полагалось вокалистам. Вот тут и начинался мой персональный ад.
Так уж вышло, что мы с Ханем практически не разговаривали ― взаимно не испытывали желания лишний раз рот раскрывать в присутствии друг друга, а посредника обычно изображал Бэкхён, почему-то получавший от этого удовольствие. Вроде бы нормально, но не совсем. Когда дело доходило до танцев, посредник, скорее, превращался в помеху. Едва я попытался напрямую объяснить Ханю, что он делает не так, как тот замахал руками, включил музыку погромче и принялся раз за разом прогонять нужный кусок. С теми же ошибками.
― Забавно, ― поделился впечатлениями Бэкхён.
― Неужели?
― Именно. То ты от него нос воротил, то он ― от тебя. Теперь вы оба друг от друга носы воротите, но украдкой следите друг за другом, как коршуны. Забавно же. Но очень, очень, очень-очень глупо. Если с расписанием и тренировками возникнут сложности, прилетит по башке сверху. Обоим.
― Нет, только одному.
Бэкхён на минуту задумался, потом растянул губы в понимающей улыбке.
― О, вот даже как. Попытаешься с ним позаниматься дополнительно?
― Полагаешь, у меня есть выбор? Слушай, ты помнишь двадцатое марта три года назад?
― М-м... Старт проекта, отбор кандидатов? Вроде бы в этот день оглашали имена тех, кто прошёл. А что?
― А его ты помнишь? ― Я кивнул в сторону увлечённо лепящего какую-то отсебятину Ханя.
― Знаешь... не уверен, но, кажется, он был среди кандидатов. А что?
― Ничего.
Теперь уже и впрямь ничего. Быть может, Хань когда-то и участвовал в отборе вместе со мной. Быть может, он был хорош. Но выбрали тогда меня, а его я не запомнил. Я тогда вообще никого не запомнил.
― Ладно, надеюсь, что баранье упрямство ― вещь не заразная. Оставляю новичка тебе на растерзание, а у меня ещё шоу сегодня. Разве что... ― Бэкхён вдруг прищурился, оглянулся на Ханя, посмотрел на меня и негромко спросил: ― Можно мне чуточку ускорить развитие событий?
― Какое ещё развитие?
― Так можно или нет?
― И что ты...
Бэкхён подошёл ко мне вплотную, сияя ослепительной улыбкой на пол-лица, деловито ухватился руками за мою шею, заставил наклонить голову и впился в губы жгучим поцелуем. Это было настолько неожиданным, что я даже машинально обнял его за пояс, хорошо ещё, что на поцелуй не ответил. Бэкхён провёл кончиком пальца по моей щеке, снова улыбнулся с довольным видом и направился к двери.
Я пока ещё не мог воспринимать действительность в режиме реального времени, Хань, как видно, тоже, потому что он больше не танцевал, а провожал Бэкхёна одновременно ошарашенным и возмущённым взглядом.
Мелкий поганец притормозил у порога, обернулся, помахал мне и сообщил внезапное:
― Не забудь, что сегодня мы ужинаем вместе. Я приготовлю тебе чудные креветки, пальчики оближешь. Хм... ― Бэкхён выразительно задумался на секунду, прикусив слегка палец в стиле "я блондинка ― вечно кругом голова", и добил всех: ― Может быть, не только пальчики. Пока-пока!
И этот засранец плотно прикрыл дверь за собой.
Не знаю, что там себе думал Хань, но вот у меня в голове остался один лишь вакуум. И понадобилось потратить минут семь на всякую ерунду, чтобы оклематься и перейти к тренировке. Хань, как заведённый, прогонял один и тот же отрывок, допуская всё те же ошибки. Нейтральным голосом я ронял друг за другом указания:
― Поворот. В другую сторону. Не всем корпусом сразу. Левая нога. Плечами не болтай. Слишком статично, подчеркни движение. Левая нога. Ещё раз поворот. Неправильная работа мышц на руках. Заново. Ещё раз. Ещё. Заново. Левая нога.
Если Хань ошибался из-за меня, то в этом он был виноват сам. Что бы ни случилось, на сцене реальность не должна влиять на исполнителей. И мне хотелось поскорее закончить со всей этой вознёй не меньше, чем ему. Из-за него я не мог танцевать сейчас сам, мне приходилось смотреть, отмечать ошибки и указывать на них. А он злился, злился всё больше и больше, пока, наконец, не сорвался.
― Ты это специально, да? ― Хань смотрел на меня, чуть наклонив голову. Словно бык перед атакой. Выглядело забавно, и меня потянуло на улыбку. Просто так, без задней мысли. Разумеется, Хань немедленно записал улыбку на свой счёт. ― Считаешь, это смешно?
― Что именно?
― Всё это. Тебе так нравится цепляться ко мне из-за ерунды? Задетая гордость жить спокойно не даёт?
― Ты думаешь, что задел меня чем-то?
― Думаю, представь себе.
― Тогда спустись с небес на землю. Пора жить в реальности, а не в фантазиях. Я не цепляюсь к тебе ― ты сам делаешь ошибки. Мне казалось, ты успел узнать меня куда лучше, достаточно, чтобы понимать ― я никогда не стану цепляться просто так ко всему, что связано с танцами. Я слишком сильно люблю танцы, чтобы заниматься чем-то подобным. Поэтому соберись и сделай всё идеально. И тогда ты сможешь уйти отсюда. Или ты добьёшься, что тебя уйдут.
― Это угроза?
― Отнюдь. Это правда, нравится это тебе или нет.
― Не делай вид, будто знаешь всё на свете! ― Хань порывисто подошёл и толкнул меня в плечо с едва сдерживаемой злостью. ― Ты ведь даже не вспомнил, так?
― Двадцатое марта?
― Именно! Не вспомнил?
― Проект, отбор... Я помню. Но не знаю, какое всё это имеет отношение к тебе. Я вообще помню только имена судей и свои выступления.
― Освежу твою память. ― Хань закусил губу, смерил меня оценивающим взглядом и слабо улыбнулся. ― В тот день назвали три имени из оставшихся шести.
― Я же сказал ― я никого не помню, мне не до этого было.
― Крис, Бэкхён и ты. Назвали ваши имена. Конечно, зачем тебе помнить те три имени, которые так и не озвучили. То есть, озвучили. И попросили попробовать как-нибудь ещё. Ты прошёл мимо меня, как мимо пустого места. Задел плечом, но не подумал извиниться. Ты даже Минсока не вспомнил, а ведь он был там тоже.
Я обречённо вздохнул.
― Ещё раз. Я не помню никого и не помню, как выступали Крис и Бэкхён. Я вообще тогда не воспринимал ничего из происходящего вокруг. Сосредоточился на своих выступлениях и жил только ими. Это было важно для меня. Поэтому я никого не помню. Не потому, что кто-то там пустое место или нет, а потому, что у меня на остальных не было ни времени, ни сил. Ушёл в себя, знаешь ли. И ты меня ненавидел только поэтому? ― Это казалось таким смешным и нелепым, что я всё-таки расхохотался. Немного унялся, отметив, как сильно побледнел Хань. ― Извини, но это в самом деле звучит так глупо, что... Ты писал мне сообщения больше двух лет только поэтому? Просто потому, что выбрали меня, а не тебя? Почему не Крис? Почему не Бэкхён? Почему именно я? Кажется, я был самым спокойным, самым равнодушным и невнимательным.
― Ты был самым надменным, ― сдавленно уточнил Хань.
― Это не так, но пускай. Пойдём иным путём. Ты действительно считаешь, что был тогда лучше меня? Объективно и всесторонне?
― В вокале...
― Объективно и всесторонне, ― железно повторил я, не сводя с него глаз.
― Не знаю.
― Зато я знаю, хоть и не помню ни тебя, ни твоих выступлений. Если бы даже мы были одинаково хороши в то время, выбрали бы тебя, не меня. Но раз уж выбрали меня, значит, в тот раз я был лучше.
― Откуда такая уверенность?
Вот теперь разозлился я. Хань дальше собственного носа не видит, или у него проблемы с головой? Ухватив его за плечо, подтащил к зеркалу и кивнул на блестящую поверхность.
― Глаза раскрой и посмотри. Ещё вопросы есть?
― Не понимаю.
― И не надо. Просто посмотри на обоих и сделай выводы.
Хань смотрел на моё отражение, своего он будто бы и не замечал вовсе.
― Смотри на обоих и сравнивай, хорошо?
― Я всё равно не понимаю, на что ты пытаешься намекнуть.
― Намекнуть? ― Я сдвинулся немного и остановился у него за спиной. Мне хотелось прикоснуться к нему, и я позволил себе провести пальцами по его скуле, щеке, подбородку. ― Никаких намёков. Всё вполне очевидно. Наш менеджер сказал бы, что твоё лицо создано для обложки. Теперь понятно? Лицо ― это половина успеха.
― Глупо, у нас просто разные типы красоты и...
― Не заливай, ладно? Хотя бы сравни, сколько возятся с твоим гримом, а сколько ― с моим. Разница тебя впечатлит, не говоря уж о том, как редко меня узнают на улицах. Уж не знаю, чем я тебе так запал в душу, но это точно из разряда исключений. Или ты просто мономан?
Хань внезапно смутился и вывернулся из моих рук, быстро взял себя в руки и неохотно сообщил:
― Я сам подозревал что-то подобное, даже проходил тесты, но они этого не подтвердили, так что никакой я не мономан.
― Чудесно. Ладно, ты выиграл: я тебя увидел, признал и оценил. Но если ты хочешь продолжать, то продолжай. Война закончилась, и теперь тебе нужно много работать. И я здесь не для того, чтобы издеваться над тобой. Это моё выступление в той же степени, что и твоё. И оно должно быть безупречным. Попытаешься ещё раз? Или это всё-таки не твоё?
Хань твёрдо сжал губы, кивнул и продолжил репетировать. А мне стало немного легче. Капельку. Совсем чуть-чуть.
― Разве тебе никуда не надо? ― поинтересовался после душа Хань.
― Что?
― Ну, Бэкхён разве...
― Ты до сих пор не привык к его выкрутасам? ― Мне совершенно не хотелось подыгрывать Бэкхёну и давать Ханю повод для ревности. Какая ревность, если я ему никто?
Я весело хмыкнул, закинул сумку на плечо и побрёл обратно в танцзал. Ночевал чаще всего я именно там.
Изменения в расписании всегда случались внезапно ― давно следовало к этому привыкнуть. Мы втроём пластами лежали в гримёрке после шоу, устав сражаться отнюдь не за место под солнцем, а за место под мощным вентилятором. Жара стояла адская. И к жаре добавлялась усталость после выступления. Даже заход в душ представлялся подвигом Геракла. Двигаться не хотелось совершенно.
Бэкхён с трудом поводил у себя перед носом веером и тяжко вздохнул:
― Убейте меня...
― Нет, первым ― меня, ― глухо возразил ему с дальней лавки в тёмном углу Хань.
― Убью обоих. Завтра, ― устало отозвался я.
― Завтра уже не надо, надо сегодня, ― обиженно протянул Бэкхён.
И в гримёрку влетел сияющий от радости менеджер. Почему-то убить захотелось именно его и даже не завтра.
― Бэкхён, у тебя сольное выступление на Чечжу. Кай, Лухан, живо собирайтесь! Вы летите в Шанхай.
― Куда?
― В Шанхай. Это такое место в Китае, ― ядовито уточнил менеджер. ― После Шанхая вас ждут Чанша и Пекин. Если Бэкхён успеет, то присоединится к вам в Пекине, если нет, то будете в Китае выступать вдвоём всё время. Лухан, отрепетируй Lightsaver на китайском, только бери обе партии: свою и Бэкхёна. Кай, ты берёшь свою партию на китайском. Выступаете вдвоём. Если будут накладки с хореографией... В общем, Кай, разберёшься с этим. Живо-живо! Хватит уже лежать! И да, не забывайте о фансервисе, у вас в Китае полно фанатов.
― Я настойчиво прошу убить меня ещё раз, ― после долгой паузы попросил Хань.
― Чонин, ты там вообще живой? ― Бэкхёна явно обеспокоило моё молчание.
― Нет, я труп.
― Бедняжка, ну как я могу отпустить тебя одного?
― Он не один, он со мной, ― сердито зашипел из угла Хань.
― Вот именно! Это ж ещё хуже, чем если бы он остался один! ― Бэкхён и чувство такта? Это из области фантастики.
Хань сидел рядом и держал в руках стакан с шоколадным коктейлем. Поскольку он так и не притронулся к напитку, я понял, что это для меня. Надо же... Впрочем, мне пока не дали возможности отвлечься и получить коктейль.
Хань наблюдал за вознёй вокруг меня и смотрел, как на моё лицо ложатся краски ― слой за слоем.
― На подбородок оттенок посветлее.
― Никаких резких теней.
― Больше блеска на губы.
Я устало прикрыл глаза и позволил повернуть мою голову чуть влево. Кожу погладили мягкой кисточкой у виска. Мне очень хотелось рассмеяться, но я сдерживался изо всех сил, хотя воображение живо рисовало перед мысленным взором картину "После выступления". После выступления все эти слои красок поплывут, смешавшись с потом.
Меня оставили в покое буквально на минуту, но Ханю хватило этого времени, чтобы вручить мне стакан.
― Слова помнишь? Произношение?
― Не издевайся.
― Даже не думал. Повтори, ну?
― Это уже...
― Просто повтори.
Я послушно проговорил слова из своей партии по-китайски. Хань нашёл семь ошибок. Пришлось повторять ещё три раза, пока он не кивнул довольно. И я припал к шоколадному коктейлю, спровоцировав душераздирающий вопль одной из девушек по поводу состояния моих губ. Ну и чёрт с ними, мне слишком сильно хотелось пить.
― Надеюсь, я не облажаюсь с танцем. С Бэкхёном в паре было бы легче.
― Если облажаешься, ты труп, ― пообещал я с каменным лицом.
― А если ты облажаешься с китайским, ты тоже труп.
― Хоть раз, но облажаюсь. Прости, китайский ― это точно не моё. Было бы лучше доверить мою партию Тао, но выпустить на сцену двух новичков никто не рискнул.
― Дело не в новичках, а в танце. Если ты не будешь танцевать, выступление покажется весьма бледным. ― Хань отобрал у меня опустевший стакан.
― Странно слышать это от тебя.
― Почему? Потому что я тебя ненавижу? Может быть, но я же не идиот и прекрасно вижу разницу, когда танцуешь ты и кто-то другой. В конце концов, я смотрел на тебя больше двух лет и выискивал недостатки.
― Ты страшный человек, а теперь двигай ― у нас мало времени.
Мы были готовы к выходу и просто ждали последние минуты. Я прислонился плечом к металлической опоре и прикрыл глаза.
― Совсем не волнуешься? ― Хань почти коснулся губами моего уха. Вовремя, да уж.
― Неа.
― А если слова забудешь?
― Гореть в аду буду после выступления, поэтому заранее волноваться смысла нет.
― Толстокожий.
― Ну уж какой есть. Просто дыши. Всё будет отлично. А теперь ― вперёд. С левой.
И мы красиво вылетели на сцену под открывающий проигрыш Lightsaver. Дальше пошло проще: Хань пел, а я танцевал. Каждый на своём месте и занят тем, что умеет. На рэп-партии Хань умудрился не перепутать ноги, поэтому сделал всё отлично, правда, поворот был чуть скованным, но вряд ли это заметил хоть кто-то. Чёрт его знает, справился ли я настолько же хорошо с китайским, как Хань с танцем, это будет иметь значение позже.
Заключительная часть, поддержать Ханя, пока он допевает партию Бэкхёна, последние отзвуки и шквал аплодисментов. Хань незаметно сунул мне в ладонь салфетку и улыбнулся, потом помахал толпе. Ещё несколько вопросов от ведущих и можно будет уйти.
Это был не мой день, потому что вопросы адресовали именно мне. Хань потянулся ко мне и шёпотом поведал по-корейски, чего от меня хотят. Довольно предсказуемо ― от меня хотели танцев. Пришлось сунуть влажную салфетку обратно Ханю и выйти вперёд с коротким экспромтом под настроение. Снова вопли, выкрики, аплодисменты и опять вопросы. Нас отпустили минут через пятнадцать. Метания в гримёрке, снятые костюмы, масло на лицах, футболки, шорты и кроссовки, минимум вещей ― и быстрый галоп в автобус. На ходу нам сунули по бутылке воды, пластиковому контейнеру с перекусом и подушке.
Мы устроились в хвосте салона, раскрыли пару окон, чтобы организовать хоть слабое движение раскалённого от жары воздуха, и задёрнули занавеси везде, где могли. Тень дарила почти осязаемый намёк на прохладу.
Быстро заморить червячка и вытянуться на разложенном кресле, небрежно скинув кроссовки, ― мечта идиота сбылась.
― Что скажешь насчёт танца?
― Поворот. Нужно отточить поворот ещё немного. В остальном ― прекрасно. И ничего не говори о моём китайском, я и так знаю, что он хромает на обе ноги.
― Знаешь, у тебя такой жуткий акцент, что вряд ли кто-то заметил пару проколов в произношении.
― Спасибо.
― Всегда пожалуйста. Тебе не жарко? Как ты можешь спать в такой духоте?
― Я почти сдох от жары, не волнуйся. Просто так лучше переносить поездку. Долго до Чанша?
― Нормально. Должны выжить.
Вязкая и тягучая тишина длиной в полчаса, ровный ход автобуса по дорожному полотну, плавные остановки на перекрёстках, вновь движение. При желании можно расслышать, что за песня звучит в наушниках у Ханя, но мне было лень напрягаться. Я почти задремал. Почти. Прикосновение мягких губ мгновенно меня встряхнуло. Поцелуй получился таким же тягучим, как тишина знойного дня.
― Перестань. ― Хань не послушался, поэтому я тихо попросил после очередного поцелуя: ― Пожалуйста.
― Не могу.
― Можешь. Хватит играть со мной. Я ведь уже сказал ― ты победил. Тебе больше не нужно притворяться и добиваться моего признания. Да и всё равно это не для меня. Я не могу жить, подчиняясь капризам. Не могу быть таким, как ты. Не могу быть так близок с человеком, которому от меня нужно, в сущности, немногое. Я...
― Ты хочешь всё или не хочешь ничего, ― продолжил за меня Хань. ― Я это знаю.
― Тогда зачем тратишь на меня своё время? ― Я невольно запрокинул голову, когда он провёл губами по моей шее.
― Наверное... наверное, затем... ― он тронул поцелуем кожу над ключицей, ― затем, что я хочу тратить своё время на тебя.
Вот так, да? Ладно.
Я дёрнул его на себя, свалил на кресло, повернулся и прижал покрепче. Хань спокойно смотрел на меня снизу вверх. Уголки его рта едва заметно подрагивали, словно он старательно пытался спрятать улыбку.
― Почему? Ведь со мной "так легко, что подробности просто скучны и неинтересны", ведь так?
― Не о том думаешь, ― фыркнул Хань. ― С тобой действительно было легко. Я подумать не мог, что ты позволишь мне прикасаться к себе. Предполагал, что потрачу уйму времени на сближение и соблазнение. Получилось всё совсем не так. Получилось наоборот. И именно поэтому с тобой было очень легко. Это во-первых. А во-вторых... Неужели ты в самом деле думаешь, что я захочу кому-то рассказывать о нас? И о том, что между нами было? Разве это не принадлежит только нам двоим?
― И только поэтому ты учился у мастера Чуна?
― Пожалуй. Но я хорошо учился, уж ты-то это знаешь.
― Может быть. Только я так и не понял: ты добился того, чего хотел, или нет? Или всё это...
Хань помотал головой, обхватил меня руками за шею и заставил свалиться на него.
― Я хотел попасть на сцену задолго до встречи с тобой. И ты не помнишь, как из нас двоих выбрали тебя, а меня отвергли. И ты ещё относился ко мне так, словно не подозревал о моём существовании. Даже если ты в самом деле не подозревал, я не мог этого знать. Ну а вид у тебя всегда надменный, так что... Я тебя ненавидел.
― Мне не особенно хочется слушать всё это, ― пробормотал я, уткнувшись носом в мягкие завитки его светлых волос.
― Придётся, так что не рыпайся, ― отрезал Хань и продолжил: ― Я следил за тобой, смотрел все шоу, передачи, интервью, старался попадать на все концерты.
― Твоя ненависть, должно быть, влетела тебе в копеечку.
― Не язви. Так вот, я следил за тобой, писал сообщения...
― Почему S, кстати?
― Потому что Сасым. Или Сунрок, ― хихикнул Хань.
― Олень... ― дошло до меня. Точно, по-корейски "олень" начинался на "с".
― Именно. Так вот, я следил и писал сообщения, и видел тебя на сцене. Наверное, тогда я и смирился с выбором судей, потому что смог разглядеть, что ты собой представляешь. С одной стороны, я понимал это, с другой ― не мог забыть твоего отношения. И вот как-то всё это переплелось и вылилось в те самые последствия. Я хотел, чтобы ты увидел меня, признал и оценил.
― Получилось.
― Нет. ― Хань помотал головой и запустил пальцы в мои волосы. ― Ты увидел меня, признал и оценил, но я ничего не испытал... Нет удовлетворения, понимаешь?
― Не очень. ― Лежать, прижимаясь к Ханю, было невыносимо. И так жарко, а его тело обжигало даже сквозь одежду ― жарче вдвойне.
― Ну вроде бы я получил то, чего хотел, но удовольствия никакого. ― Он помолчал. ― Потому что не получил тебя.
― Что?
― Ничего. Я просто тут подумал о твоих словах, что тебе нужна определённость... и... неважно. Победив, я умудрился проиграть, ― вот на что это похоже.
― По-моему, тебе просто дурно от жары. Водички?
― Иди ты к чёрту! ― сердито выдохнул мне на ухо Хань и жадно поцеловал, заставив забыть о бутылке с водой. Мы едва не свалились с кресла ― было жутко неудобно. Да ещё и рисковать не хотелось ― вдруг кому-то приспичит заглянуть в салон автобуса, поэтому сбрасывать одежду мы не стали.
― Горячий... ― прошептал в перерывах между поцелуями Хань, запустивший руки мне под футболку. Я молча и сосредоточенно стягивал с него шорты вместе с бельём, до колен ― вполне сойдёт. Оставалось надеяться, что разложенное кресло в состоянии выдержать разнообразные перегрузки ― даже такие.
Пока я тонул в объятиях Ханя и прижимал его к себе, рассеянно думал, что не стоит строить воздушные замки заранее. В том, что и как сложится дальше, виноваты всё равно будем мы оба. Пока что у нас есть одна сцена на двоих ― хотя бы до Пекина, и мы есть друг у друга, причём Хань, кажется, не собирался больше ускользать, а ведь я хотел именно этого.
― Надеюсь, теперь тебе не нужно ходить в салон ради массажа?
― Хм... я ненавижу массаж, так что я никогда туда не ходил ради этого.
― Почему же... ― Хань тихо застонал, крепче обхватив меня сразу и руками, и ногами, и продолжил: ― из-за чего же ты ходил туда?
― Не обольщайся... Из-за шоколадного коктейля Чанёля.
― Ты неисправим.
― Я знаю.
― Мог бы сказать, что приходил из-за меня.
― Сначала всё-таки был коктейль, ты случился немного позднее.
― Зараза... ― Он умолк ― я постарался лишить его возможности болтать попусту всеми подручными средствами. И меня полностью устраивало то, во что вылилась наша мексиканская ничья.
Нет победителя ― нет побеждённого.
И я предпочёл бы, чтобы так оставалось всегда.
Автор: Корейский Песец
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань), Бён Бэкхён, Пак Чанёль, фоном - Ким Минсок, Хуан Цзытао, Чжан Исин
Рейтинг: 18+
Жанр: псевдо-бэндфик или бэнд-АУ, романс
Размер: 25000 слов
Размещение: запрещено
Примечания: окончание
Хикиваки - окончание
- 8 -
Среди ночи обычно трудно решать проблемы, касающиеся мест для уединения. К счастью, ещё не вышел срок аренды квартиры, которую снимали раньше Тао и Исин, а у Ханя был при себе ключ. Туда мы и направились, чтобы продолжить начатое без опаски. И если мы сошли с ума, то сошли сразу оба, вместе. Не знаю, о чём думал он, зато знаю, о чём думал я.
Я просто устал. Не понимал его ― не понимал никогда. Не понимал, зачем ему вообще понадобилось спорить на меня и спать со мной, чтобы потом об этом забыть. Не понимал, зачем это нужно ему сейчас. И у меня не осталось сил, чтобы сопротивляться, потому что я всегда его хотел. Хотя бы с этим разобрался...
Вряд ли нам удалось поспать больше часа ― в сумме. Три захода минут по двадцать. Впервые в жизни я почувствовал себя озабоченным юнцом, которому всё время хочется. Хань тоже оказался не лучше. Если начали мы в ванной и продолжили на кровати, то закончили на полу, устроившись поверх свалившегося с кровати одеяла. Забылись тревожным сном тоже на полу, чтобы подскочить через двадцать минут от вопля будильника. Ещё пять минут я прижимал к себе обнажённого Ханя и рисовал губами узоры на его спине, однако пришлось отпустить его в душ.
Растянувшись на одеяле, я долго пялился в потолок и думал, что делать дальше. На ум не шли правильные слова, но поговорить с Ханем всё равно нужно. Нельзя же просто спать вместе и иногда пересекаться в агентстве. То есть, можно, но это точно не то, чего бы мне хотелось. Для меня даже просто мысль о подобных отношениях была неприемлема, потому что я не представлял, что будет, если с Ханем окажется кто-то другой, не я.
Придвинув ближе оставленную у кровати сумку, я порылся там в поисках сменной одежды, потом, устроившись на животе поверх одеяла, принялся просматривать сообщения, как делал всегда по утрам.
"Тебя называют богом танца из-за искры таланта, а всё, что ты делаешь на сцене, называют твоей магией. Но сам ты веришь в это? Насколько неприглядна твоя правда, Кай? S". За всё, что у меня есть, я заплатил болью, потом и усердным трудом, анонимный недруг.
"Говорят, в сердце гордеца настолько пусто, что и самого сердца уже нет. А ты гордец, как мне кажется. Но если в твоём сердце пусто, как ты можешь говорить, что любишь хоть кого-то? Тебе ведь нечем. S". Поэтому я и люблю сразу всех, потому что нечем. Если любовь поделить на всех, трудно заметить, как она эфемерна. Но если попытаться сосредоточить её на ком-то одном... станет заметно, что любить нечем. Наверное. Я мало знаю о любви, мой преданный ненавистник, но гордость к этому не имеет отношения. Всю жизнь я полагал, что любовь у меня одна ― танец, и что ни на какую другую любовь я просто не способен.
"Надеюсь, однажды ты заплатишь за каждое разбитое тобою сердце. S". Это ещё что за мелодрама? Сообщение сбивало с толку, потому что не вписывалось в образ загадочного S.
― Давно ты их получаешь? ― Я чуть не подскочил на месте от внезапно прозвучавшего возле уха голоса Ханя.
― Неважно.
― Как давно? ― Он бесцеремонно пролистал сохранённые сообщения и помрачнел. ― Год?
― Нет, больше двух. В чём дело?
― Зачем же ты их сохраняешь? ― закусив губу, тихо пробормотал Хань. ― Приятного в них мало.
― Меня это развлекает.
Он сел на одеяле по-турецки, сплёл пальцы и помолчал, потом бросил на меня внимательный взгляд из-под сведённых бровей.
― Тебя развлекают послания с оскорблениями и провокациями? ― Он провёл ладонью по лицу и помотал головой. ― Ты серьёзно?
Я лениво перевернулся на спину и закинул руки за голову. Мой прямой взгляд Хань не выдержал и отвернулся. Хотя он мог отвернуться и для того, чтобы не пялиться на меня, ведь на мне не осталось и клочка одежды, а на одеяле я лежал, не укроешься.
― Ты читал, что там написано. Вряд ли такими словами можно бросаться без веской причины или цели. Поэтому мне интересно ― почему? Мне интересно, что я умудрился сделать такое, чтобы привлечь чьё-то внимание. И меня это забавляет ― чужие попытки нащупать меня, понять, что я собой представляю. Как я понимаю, ты предпочёл бы оказаться на месте анонима? К слову, если у тебя всё получится, и ты попадёшь на сцену, подобные сообщения и тебе могут приходить.
― Вряд ли. Хотя я могу понять этого анонима в твоём случае.
― Правда? Тогда объясни мне то, что ты можешь понять, а я, как видно, нет.
― Это не... Не то, что ты думаешь.
― Ты понятия не имеешь, что я думаю. ― Озвучивать прописные истины не в моих привычках, но мне надоело чувствовать себя игрушкой и разбираться во всём этом. Наверное, это прозвучало грубо, просто по-другому сейчас я не мог сформулировать то, что хотел сказать. ― Ты спишь со мной. Не в первый раз. Но я не знаю, зачем. Мне это неудобно в том смысле, что многое остаётся неясным и двусмысленным. Я этого не люблю, мне нужна определённость и уверенность. Её не было ни тогда, ни сейчас. Более того, постепенно открывается что-то новое. Как сейчас. Так в чём причина этих посланий? Спасибо уже за то, что не ты их автор.
Хань изучал собственные руки и молчал. Когда моё терпение уже дышало на ладан, он соизволил раскрыть рот, правда, без особой пользы.
― А ты сам в каком случае стал бы высказываться подобным образом?
― Ни в каком. Я не стал бы делать ничего подобного.
― Неужели?
― Именно. Ты ведь пытаешься намекнуть на превосходство, так?
Хань сделал глубокий вдох, затем кивнул. Он посмотрел мне в глаза, но долго не выдержал и опустил взгляд на шею, плечи, грудь, резко отвернулся и кончиками пальцев поправил серьгу в левом ухе, вновь сел ровно и притих. Долгая пауза заставила его заговорить.
― Когда ты видишь людей, которые прекрасно танцуют, как ты, наверняка ты стремишься доказать, что ты лучше.
Прикрыв глаза, я тихо фыркнул. Вот ещё.
― Но иначе...
― Всё иначе. Хорошо, вот ты встретил того, кто так же хорош или даже лучше. Что дальше? Будешь наблюдать за ним, чтобы превзойти? Побить его же оружием? Отлично. Побил и превзошёл. Что дальше?
― Стал лучше.
― Нет. Не стал. Ты просто показал бы, что в конкретной ситуации можешь сделать что-то лучше. Причём только потому, что тем самым ты превзошёл и поставил на место кого-то, кого счёл своим противником. Ну и? Если противника не будет, что тогда? Дух соперничества не несёт в себе ничего плохого, но он не для всех подходит. В моём случае ― нет, как и в твоём. Если человек соперничает в музыке, танцах, актёрском искусстве, то он теряет намного больше, чем получает. Когда соперничаешь в такой области, ты невольно повторяешь за соперником и лишаешь себя как выбора, так и собственного стиля. Нет, у каждого из нас есть соперник, и его надо превзойти, но этот соперник ― ты сам. Если ты танцуешь, ты должен танцевать лучше, чем сам делал это прежде. Каждый раз. Если ты поёшь, ты должен петь лучше, чем пел до этого. И это всё.
― Второй раз слышу от тебя такую длинную и проникновенную речь, ― слабо улыбнулся Хань. ― Почему ты так уверен, что все поступают именно так?
― Талантливые ― поступают. Человек, которому интересно быть на сцене, который любит то, что делает, сам рано или поздно приходит именно к этому. А я... я просто уже проходил это. Когда-то я был именно таким ― любителем состязаний. Но ты меня таким не видел. Когда я пытался кого-нибудь превзойти, я был никем. Моего имени никто не знал, как и лица. И я провалил прослушивание. Именно из-за соперничества.
― И потом ты внезапно понял истину?
― И не мечтай. Можешь радоваться, я тупой, так что кое-кому пришлось разъяснить мне всё это на пальцах, чтобы я понял, осознал, смирился и не облажался на следующем прослушивании.
― Не облажался?
― Как же... Ты же не думаешь, что это так просто? На следующем ― облажался, а вот уже потом... Но, как видишь, я так и не стал тем, кем хотел.
― Почему? Ты же звезда, ― искренне удивился Хань, широко распахнув искристые глаза, где прятались таинственные тени.
― И только? Я хотел сделать либо сольную карьеру, либо в составе группы.
― А сейчас разве ты...
― Нет. Сейчас я в составе группы-трансформера. Нас тасуют то так, то эдак. И это не то, чего я хотел. Ты хоть сам-то знаешь, чего хочешь?
― Это я точно знаю. ― Он смерил меня странным взглядом, но торопливо отвёл глаза вновь. ― Осталось полчаса на сборы. Ты успеешь?
― Не волнуйся об этом, по-моему, я большую часть жизни так и живу ― сборы за три минуты, как в армии.
И я ушёл в душ, оставив Ханя в компании архива сообщений от непонятного анонима. Пусть читает, если хочет. Там всего лишь вопросы, ответы на которые записаны исключительно в моей памяти ― нигде больше.
Ничего так и не изменилось, и я не получил столь желанной определённости. Иногда мы с Ханем выбирались на ночь куда-нибудь в надёжные места, где сходили с ума до утра. Это происходило не слишком часто, но и не редко. Всё прочее время у нас обоих занимала бесконечная череда тренировок. Впрочем, мне порой выпадало сомнительное разнообразие в виде всяких шоу на радио или телевидении.
"Насколько далеко ты готов был зайти, чтобы попасть на сцену?"
Мой "фанат" вспомнил обо мне хмурым весенним утром, когда мы выбрались в кафе на короткий перекус между завтраком и обедом.
― Ты кажешься ещё спокойнее, чем обычно, ― поделился своими наблюдениями неизбежный Бэкхён. Если он рассчитывал, что я ему сейчас всё расскажу о себе и Хане, то напрасно.
"Насколько далеко ты готов зайти ради своей заветной мечты?"
Интересно, моему своеобразному поклоннику требуется инструкция? Надеется, что я научу его жить? Какая глупость. Если бы можно было научить всех людей жить правильно, это давным-давно кто-нибудь сделал бы. Но увы. Вон Будда, Мухаммед, Христос и ещё уйма народу пытались ― результат виден невооружённым глазом.
"Иногда, в минуту слабости, мне хочется, чтобы ты пообещал, что будешь сиять вечно. Даже если это невозможно, я всё равно хочу услышать это обещание".
Бэкхён бесцеремонно прочёл сообщение и хмыкнул. Он знал, что я их собираю и нахожу в этом своеобразный юмор. Сам он относился к этому несколько настороженно и с предубеждением.
― Говорил ведь тебе, обратись в полицию. Ну точно мономан какой-то.
― Сообщений в сети недостаточно для заявления, и ты прекрасно это знаешь. Да и не угрожает он мне.
― Знал бы я тебя хуже, решил бы, что ты в него немножко влюблён. Или в неё.
Хань аккуратно поставил передо мной стакан с шоколадным коктейлем, а Бэкхёну вручил сок.
― Ты в кого-то влюблён?
― Это было предположение, ― пояснил Бэкхён Ханю, но смотрел при этом он на меня. ― Когда кто-то настойчиво добивается внимания мутными сообщениями, а кто-то другой их собирает, но не отвечает, находя эту игру забавной... в голову и не такое придёт.
― Опять сообщения? ― сообразил Хань.
― Неважно. ― Прихватив шоколадный коктейль, я предоставил их друг другу и убрался в танцзал. Меньше всего хотелось, чтобы кто-то прилюдно копался в моей жизни, пытаясь расставить всё по местам.
"Насколько сильно ты волнуешься перед выходом на сцену? Это больно?"
― Можно? ― В танцзал заглянул Хань.
― Тренироваться? Да. Болтать ни о чём? Нет.
― Ты в курсе существования полутонов?
― В курсе. Но в данном случае твой ироничный выпад бесполезен.
Он примиряюще помахал плеером и подошёл ближе, заодно увидел сообщение.
― И как?
― Что?
Хань прочитал вопрос вслух и выжидающе уставился на меня. Я подтянул к себе ноги и принялся зашнуровывать кроссовки, одновременно негромко отвечая:
― Я не волнуюсь вообще. Сцена намного проще, чем реальная жизнь. Зачем волноваться там, где всё давно предопределено и всего лишь должно пройти по выверенному сценарию? Жизнь даёт куда больше поводов для волнений, чем сцена.
― И совсем-совсем не страшно?
― Совсем. С чем тебе помочь?
Хань объяснил свои трудности, заодно попросил посмотреть все его танцевальные упражнения в номерах и отметить ошибки, если они будут. И они были. До старта квалификационного проекта оставалось меньше недели ― вполне достаточно, чтобы отполировать танцы.
И не только танцы.
Хань притащил меня на обычный сеанс, но ему позволили занять салон и подменить мастера Чуна. А Чанёль притащил шоколадный коктейль прямо в салон.
― Я помню, что ты любишь его, ― неловко пояснил он и вдруг подсунул мне мою же карту с последнего шоу. ― Автограф?
― Это ты так издеваешься?
― Почему? ― Его удивление выглядело вполне искренним. ― Я твой поклонник уже давно.
― Но...
― Он твой фанат уже три года, с самого твоего дебюта, ― подтвердил Хань со слабой улыбкой.
Находясь в прострации, я, тем не менее, подписал карту Чанёлю.
― Хань, тебя искал Минсок.
― Ну... Скажи, что я буду позже, ладно? Или завтра. ― Хань не смотрел ни на меня, ни на Чанёля. И что-то мне подсказывало, что распространяться на эту тему он не станет. Так и вышло ― он сразу заткнул мне рот поцелуем, погасив всколыхнувшуюся было ревность, а потом нам обоим стало не до таких мелочей. Меня в принципе ничто не интересовало в те минуты, когда я держал Ханя в своих руках: прикасался к нему, водил ладонями по чистой коже, вдыхал его запах, слышал быстрый стук сердца в его груди. Наверное, правду говорят, что если парень любит другого парня, то выбирает себе такого, кто похож на него самого, либо такого, кто лучше.
Стоп. Любит? А вот тут ничего не выйдет, потому что за пределы "просто секс" мы с Ханем так и не выбрались. Мне требовалось большее, но только мне. Игра в одни ворота ничего не давала.
― По-моему, глаза мне подвели неудачно, ― пожаловался Бэкхён.
Я оставил его нытьё без внимания и взвесил в руке меч.
― Я никому не нужен. ― Тяжкий вздох. ― Даже красивым меня сделать не хотят. ― Почти всхлип. Из Бэкхёна вышел бы прекрасный актёр. ― И никто! Никто не хочет меня утешить и хоть как-нибудь поддержать! Я такой бедный и весь несчастный, одинокий, всеми покинутый...
Бэкхён мог так распинаться долго, а меня бы настолько не хватило точно.
― Всё в порядке с твоими глазами, уймись.
― Почему клипы сами собой не делаются, а? Вот здорово бы было.
― Не ной, это ерунда в сравнении с тем, что требовали веков десять назад от тогдашних айдолов.
― Ты о цветочных воинах в Силла, что ли? ― хихикнул Бэкхён. ― Ну так закатай губу ― в руках ты явно не костыль держишь, а меч. Вот, пожалуйста, от тебя и сейчас требуется уметь фехтовать.
― Утешил...
― И лица нам раскрашивают, как им, только профессионально. Гримом. Или лёгким макияжем.
Бэкхён выбрался из кресла, оправил на себе роскошное одеяние и взял второй меч, помахал им в воздухе, затем с опаской покосился на меня.
― Не по себе как-то, когда думаю, что ты должен вогнать мне такую штуку в печёнку.
― Так не по-настоящему же.
― Всё равно не по себе.
― Могу не в печёнку, а в другое место какое-нибудь, ― утешил я Бэкхёна.
― Вот спасибо, ты настоящий друг. Но знаешь, куда бы ты ни вогнал этот штырь, мне всё равно не по себе.
― Это просто клип, не говоря уж о том, что значительную часть материала уже отсняли. Остались только эти вот куски со средневековым антуражем, мечами и твоим убиением.
― Почему именно моим убиением? Что я такого сделал, чтобы...
― Тебе называть по пунктам или сразу список принести?
Бэкхён обиженно отвернулся, отошёл к столу с графином и налил себе воды. Дулся он недолго, он вообще не умел хранить молчание дольше нескольких минут.
― Меньше недели осталось, да? Я про новичков.
― Угу...
― Как думаешь, кто из них пройдёт?
А вот это мне уже не понравилось.
― Что? Пройдёт? Разве они не группами идут?
― Очнись, солнце моё! Кажется, ты в танцах с головой и кроме танцев ничего не видишь. Из новичков будут выбирать лучших, и они попадут к нам.
― Что?
― Ты повторяешься, ― ехидно подметил Бэкхён и принялся пить воду из стакана, наслаждаясь тем выражением, что сейчас красовалось на моём лице.
- 9 -
Смотреть на выступление своих подопечных я не пошёл, и так знал, кто из них точно пройдёт. И знал, что Хань пройдёт тоже, а это означало...
Ничего хорошего лично для меня. Потому что я не хотел секса под настроение и только для того, чтобы расслабиться. И чёрт с ним, пусть меня называют сентиментальным, но с каждым новым прожитым годом каждый человек становится чуточку сентиментальнее. Это как знак качества или признак взрослости, когда мишура и шелуха перестают иметь значение, когда важными остаются только воистину ценные и дорогие вещи. И именно поэтому грядущая близость Ханя меня раздражала. Видеть его изо дня в день и понимать, что нас ничего не связывает, лишь группа да секс... это слишком для меня.
Бэкхён наверняка бы покрутил пальцем у виска и посоветовал бы мне не страдать ерундой. Но это Бэкхён. А я далеко не Бэкхён и зовут меня иначе.
"Иногда мне хочется прикоснуться к твоему лицу, чтобы на ощупь проверить, как такие резкие линии могут складываться в нечто необъяснимо прекрасное". Сообщение сопровождала знакомая подпись, что странно. Обычно анонимный "поклонник" старался меня больно зацепить, а не признаваться в собственных чувствах.
Я провёл весь день перед зеркалами и с музыкой. За окном давным-давно разлилась тьма, а квалификационный проект новичков наверняка закончился несколько часов назад.
Усевшись на полу, я вытянул ноги, медленно наклонился и потянулся пальцами к ступням. И именно этот миг Хань выбрал для своего эффектного появления. Он ввалился в зал, едва удерживая в руках кучу пакетов.
― Скажи, что хочешь меня поздравить!
― Не хочу.
― Меня выбрали, представляешь?
― Нет.
― А ещё сказали, что мою первую песню я буду исполнять дуэтом с Бэкхёном! Фантастика, да?
― Фильм ужасов.
― Я тут притащил много вкусного, ну, вроде как отметить...
― Почему бы тебе не отметить с другими новичками, которых взяли?
― Я хочу с тобой.
― А я ― нет.
Хань вновь неподражаемо проигнорировал мои слова и принялся выгружать всё из пакетов, расставляя прямо на полу.
― Не знал, какой вкус тебе нравится больше, поэтому взял разные коктейли. Выпьем за успех?
Он прекрасно знал, что я не пью. Могу, но не люблю. Тем не менее, он придвинул ко мне банку с коктейлем. Я отодвинул её обратно и взял бумажный стакан с безалкогольным шоколадным коктейлем.
― Это же всего один раз. От тебя ведь не убудет.
― Убудет. И мне не нравится вкус.
Хань опасно прищурился, кивнул, после чего отпил коктейль из банки. Через минуту он целовал меня и делился со мной обжигающим джином со вкусом мохито. Оттолкнув его, я сердито провёл рукой по губам, горевшим как от поцелуя, так и от спиртного.
― Нравится?
― Нет.
― Что именно? ― Хань не удержался от улыбки. ― Поцелуй или вкус?
Я ему не ответил, заметив в одном из пакетов шоколадный батончик. Пока я расправлялся с батончиком, Хань пространно рассказывал, как всё прошло, кого ещё взяли, и что предстоит ему в ближайшее время. По-моему, ему бы не стоило так налегать на коктейли, но вряд ли бы он согласился с этим, если б я сказал это вслух.
Хань продолжал что-то рассказывать, когда я полез просмотреть сообщения, накопившиеся за день.
"Ты помнишь один день из своей жизни? Три года назад. Двадцатое марта".
Хань требовательно потянул меня за рукав.
― Хватит уже читать этот бред.
― Ты напился.
― Знаю. И это здорово!
Это "здорово" закончилось бурной вознёй на матах в углу. Мы даже толком не разделись. И мне очень хотелось прикончить самого себя просто потому, что я опять не послал Ханя к чёрту, а пошёл у него на поводу. Раз прикончить не удалось, то, может, повезёт сгореть внутри Ханя и стать как прах и пепел?
Он с силой вцепился мне в плечи; привычно не желал закрывать глаза и смотрел в упор. Его губы вновь напомнили мне о вкусе алкоголя и мохито. Хань куда-то спешил, нетерпеливо дёргая мою одежду, оставалось ему подыгрывать. Пожалуй, ещё ни разу у нас это не случалось так быстро.
Я проводил губами по его шее и пытался выровнять дыхание. Хань неподвижно лежал подо мной и лишь ловил воздух широко открытым ртом. Не знаю, на это ли он рассчитывал, но вряд ли ему удалось протрезветь.
― Это был я, ― наконец пробормотал он, когда смог делать нормальные вдохи и выдохи.
― О чём ты...
― Это был я. Эти сообщения... Их написал я.
Наверное, я стал плохо соображать, потому что до меня всё никак не доходило. Или я не хотел, чтобы дошло. Но потом недоверие и непонимание потеряли всякий смысл.
― Это я писал тебе сообщения в течение двух лет, на которые ты никогда не отвечал, зато сохранял. Потому что они, как ты сам сказал, тебя забавляли.
Я медленно отстранился и сел, глядя на него с сомнением. Пока размышлял, насколько это правдиво или нет, машинально приводил одежду в порядок. Хань тоже сел и упрямо продолжил:
― Я хотел тебя превзойти. Ну и ненавидел, конечно. Потом мне так удачно пришлось подменить мастера Чуна...
― И ты сделал вид, что не знаешь, кто я?
― Это уже неважно. Важно то, что ты хотел меня. Именно это имело для меня значение. Ну а теперь... теперь я такой же, как и ты. И я добился того же, что и ты.
Технически Хань был прав, но реальность не так проста. Однако я не собирался заострять на этом внимание. Куда больше меня волновали цели Ханя на данный момент.
― И это всё, чего ты хотел?
― Я хотел, чтобы ты увидел меня, признал и оценил очень высоко.
― Увидел. Признал. Оценил. Что дальше?
― Ничего. Уже ничего. Ты ведь так и не вспомнил, да?
― Что не вспомнил?
― А ты подумай.
Хань деловито сполз с матов, собрал всё в пакеты и ушёл без лишних слов. И я знал, что он не вернётся.
Растянувшись на матах, лежал, смотрел в потолок и лениво размышлял. Вспомнил о сообщениях и нашёл последнее. Двадцатое марта, три года назад. Хань наверняка говорил об этом. Хотя смысл? Даже если я вспомню что-то, это уже ничего не изменит ― только собственное любопытство и удовлетворю. Он сам сказал, что ненавидел меня и хотел лишь, чтобы я признал его и оценил, хотел доказать, что он тоже сможет выступать на сцене. И всё, что у нас с ним было, это для него просто инструмент, средство для достижения цели.
Упорный мальчик, однако. Три года убить на одну только ненависть... это надо же так умудриться.
Что же было три года назад? Тогда не существовало ещё никакого Кая, зато жил на свете некий Ким Чонин, трейни. Март... Три года назад в марте проводили отбор кандидатов для нового проекта, "бой-бэнд". Тот самый проект, в котором я ныне и состою. Группа-трансформер. Отбор проводили многоступенчатый, и я едва не вылетел в самом начале из-за вокала. Не то чтобы я не умел петь, просто часто слышал, как говорили: не можешь взять высокие ноты, певцом не станешь. При желании я мог взять высокие ноты, но давалось мне это с большим трудом. И, скажем, спеть так же высоко, как умеет Бэкхён, мне не под силу. О Хане тут и упоминать не стоило, потому что Хань по высоким нотам легко мог и Бэкхёна переплюнуть. Тогда меня спас вариант с рэпом.
Что дальше-то было? Не помню никаких тёрок и противостояний с другими кандидатами. Ни с кем я тогда особо не общался, приходил, выступал и уходил, неизменно получая высшие баллы от жюри. Я тогда вообще старался ни на кого не обращать внимания, чтобы не поддаться духу соперничества, поскольку это могло испортить все мои планы.
Кажется, Хань напрасно тратил на меня время ― я ни черта не вспомнил. Перечитал все сохранённые сообщения дважды, но так и не смог найти никаких зацепок, подстегнувших бы мою память.
Работали мы в обычном режиме и готовили новое выступление. Песню полагалось исполнять Бэкхёну и Ханю, у меня была всего одна рэп-партия в середине. Поскольку песня отличалась чётким ритмом и задором, пришлось ставить полное танцевальное сопровождение. В основном весь танец попадал только на меня, но на моей рэп-партии танцевать полагалось вокалистам. Вот тут и начинался мой персональный ад.
Так уж вышло, что мы с Ханем практически не разговаривали ― взаимно не испытывали желания лишний раз рот раскрывать в присутствии друг друга, а посредника обычно изображал Бэкхён, почему-то получавший от этого удовольствие. Вроде бы нормально, но не совсем. Когда дело доходило до танцев, посредник, скорее, превращался в помеху. Едва я попытался напрямую объяснить Ханю, что он делает не так, как тот замахал руками, включил музыку погромче и принялся раз за разом прогонять нужный кусок. С теми же ошибками.
― Забавно, ― поделился впечатлениями Бэкхён.
― Неужели?
― Именно. То ты от него нос воротил, то он ― от тебя. Теперь вы оба друг от друга носы воротите, но украдкой следите друг за другом, как коршуны. Забавно же. Но очень, очень, очень-очень глупо. Если с расписанием и тренировками возникнут сложности, прилетит по башке сверху. Обоим.
― Нет, только одному.
Бэкхён на минуту задумался, потом растянул губы в понимающей улыбке.
― О, вот даже как. Попытаешься с ним позаниматься дополнительно?
― Полагаешь, у меня есть выбор? Слушай, ты помнишь двадцатое марта три года назад?
― М-м... Старт проекта, отбор кандидатов? Вроде бы в этот день оглашали имена тех, кто прошёл. А что?
― А его ты помнишь? ― Я кивнул в сторону увлечённо лепящего какую-то отсебятину Ханя.
― Знаешь... не уверен, но, кажется, он был среди кандидатов. А что?
― Ничего.
Теперь уже и впрямь ничего. Быть может, Хань когда-то и участвовал в отборе вместе со мной. Быть может, он был хорош. Но выбрали тогда меня, а его я не запомнил. Я тогда вообще никого не запомнил.
― Ладно, надеюсь, что баранье упрямство ― вещь не заразная. Оставляю новичка тебе на растерзание, а у меня ещё шоу сегодня. Разве что... ― Бэкхён вдруг прищурился, оглянулся на Ханя, посмотрел на меня и негромко спросил: ― Можно мне чуточку ускорить развитие событий?
― Какое ещё развитие?
― Так можно или нет?
― И что ты...
Бэкхён подошёл ко мне вплотную, сияя ослепительной улыбкой на пол-лица, деловито ухватился руками за мою шею, заставил наклонить голову и впился в губы жгучим поцелуем. Это было настолько неожиданным, что я даже машинально обнял его за пояс, хорошо ещё, что на поцелуй не ответил. Бэкхён провёл кончиком пальца по моей щеке, снова улыбнулся с довольным видом и направился к двери.
Я пока ещё не мог воспринимать действительность в режиме реального времени, Хань, как видно, тоже, потому что он больше не танцевал, а провожал Бэкхёна одновременно ошарашенным и возмущённым взглядом.
Мелкий поганец притормозил у порога, обернулся, помахал мне и сообщил внезапное:
― Не забудь, что сегодня мы ужинаем вместе. Я приготовлю тебе чудные креветки, пальчики оближешь. Хм... ― Бэкхён выразительно задумался на секунду, прикусив слегка палец в стиле "я блондинка ― вечно кругом голова", и добил всех: ― Может быть, не только пальчики. Пока-пока!
И этот засранец плотно прикрыл дверь за собой.
Не знаю, что там себе думал Хань, но вот у меня в голове остался один лишь вакуум. И понадобилось потратить минут семь на всякую ерунду, чтобы оклематься и перейти к тренировке. Хань, как заведённый, прогонял один и тот же отрывок, допуская всё те же ошибки. Нейтральным голосом я ронял друг за другом указания:
― Поворот. В другую сторону. Не всем корпусом сразу. Левая нога. Плечами не болтай. Слишком статично, подчеркни движение. Левая нога. Ещё раз поворот. Неправильная работа мышц на руках. Заново. Ещё раз. Ещё. Заново. Левая нога.
Если Хань ошибался из-за меня, то в этом он был виноват сам. Что бы ни случилось, на сцене реальность не должна влиять на исполнителей. И мне хотелось поскорее закончить со всей этой вознёй не меньше, чем ему. Из-за него я не мог танцевать сейчас сам, мне приходилось смотреть, отмечать ошибки и указывать на них. А он злился, злился всё больше и больше, пока, наконец, не сорвался.
― Ты это специально, да? ― Хань смотрел на меня, чуть наклонив голову. Словно бык перед атакой. Выглядело забавно, и меня потянуло на улыбку. Просто так, без задней мысли. Разумеется, Хань немедленно записал улыбку на свой счёт. ― Считаешь, это смешно?
― Что именно?
― Всё это. Тебе так нравится цепляться ко мне из-за ерунды? Задетая гордость жить спокойно не даёт?
― Ты думаешь, что задел меня чем-то?
― Думаю, представь себе.
― Тогда спустись с небес на землю. Пора жить в реальности, а не в фантазиях. Я не цепляюсь к тебе ― ты сам делаешь ошибки. Мне казалось, ты успел узнать меня куда лучше, достаточно, чтобы понимать ― я никогда не стану цепляться просто так ко всему, что связано с танцами. Я слишком сильно люблю танцы, чтобы заниматься чем-то подобным. Поэтому соберись и сделай всё идеально. И тогда ты сможешь уйти отсюда. Или ты добьёшься, что тебя уйдут.
― Это угроза?
― Отнюдь. Это правда, нравится это тебе или нет.
― Не делай вид, будто знаешь всё на свете! ― Хань порывисто подошёл и толкнул меня в плечо с едва сдерживаемой злостью. ― Ты ведь даже не вспомнил, так?
― Двадцатое марта?
― Именно! Не вспомнил?
― Проект, отбор... Я помню. Но не знаю, какое всё это имеет отношение к тебе. Я вообще помню только имена судей и свои выступления.
― Освежу твою память. ― Хань закусил губу, смерил меня оценивающим взглядом и слабо улыбнулся. ― В тот день назвали три имени из оставшихся шести.
― Я же сказал ― я никого не помню, мне не до этого было.
― Крис, Бэкхён и ты. Назвали ваши имена. Конечно, зачем тебе помнить те три имени, которые так и не озвучили. То есть, озвучили. И попросили попробовать как-нибудь ещё. Ты прошёл мимо меня, как мимо пустого места. Задел плечом, но не подумал извиниться. Ты даже Минсока не вспомнил, а ведь он был там тоже.
Я обречённо вздохнул.
― Ещё раз. Я не помню никого и не помню, как выступали Крис и Бэкхён. Я вообще тогда не воспринимал ничего из происходящего вокруг. Сосредоточился на своих выступлениях и жил только ими. Это было важно для меня. Поэтому я никого не помню. Не потому, что кто-то там пустое место или нет, а потому, что у меня на остальных не было ни времени, ни сил. Ушёл в себя, знаешь ли. И ты меня ненавидел только поэтому? ― Это казалось таким смешным и нелепым, что я всё-таки расхохотался. Немного унялся, отметив, как сильно побледнел Хань. ― Извини, но это в самом деле звучит так глупо, что... Ты писал мне сообщения больше двух лет только поэтому? Просто потому, что выбрали меня, а не тебя? Почему не Крис? Почему не Бэкхён? Почему именно я? Кажется, я был самым спокойным, самым равнодушным и невнимательным.
― Ты был самым надменным, ― сдавленно уточнил Хань.
― Это не так, но пускай. Пойдём иным путём. Ты действительно считаешь, что был тогда лучше меня? Объективно и всесторонне?
― В вокале...
― Объективно и всесторонне, ― железно повторил я, не сводя с него глаз.
― Не знаю.
― Зато я знаю, хоть и не помню ни тебя, ни твоих выступлений. Если бы даже мы были одинаково хороши в то время, выбрали бы тебя, не меня. Но раз уж выбрали меня, значит, в тот раз я был лучше.
― Откуда такая уверенность?
Вот теперь разозлился я. Хань дальше собственного носа не видит, или у него проблемы с головой? Ухватив его за плечо, подтащил к зеркалу и кивнул на блестящую поверхность.
― Глаза раскрой и посмотри. Ещё вопросы есть?
― Не понимаю.
― И не надо. Просто посмотри на обоих и сделай выводы.
Хань смотрел на моё отражение, своего он будто бы и не замечал вовсе.
― Смотри на обоих и сравнивай, хорошо?
― Я всё равно не понимаю, на что ты пытаешься намекнуть.
― Намекнуть? ― Я сдвинулся немного и остановился у него за спиной. Мне хотелось прикоснуться к нему, и я позволил себе провести пальцами по его скуле, щеке, подбородку. ― Никаких намёков. Всё вполне очевидно. Наш менеджер сказал бы, что твоё лицо создано для обложки. Теперь понятно? Лицо ― это половина успеха.
― Глупо, у нас просто разные типы красоты и...
― Не заливай, ладно? Хотя бы сравни, сколько возятся с твоим гримом, а сколько ― с моим. Разница тебя впечатлит, не говоря уж о том, как редко меня узнают на улицах. Уж не знаю, чем я тебе так запал в душу, но это точно из разряда исключений. Или ты просто мономан?
Хань внезапно смутился и вывернулся из моих рук, быстро взял себя в руки и неохотно сообщил:
― Я сам подозревал что-то подобное, даже проходил тесты, но они этого не подтвердили, так что никакой я не мономан.
― Чудесно. Ладно, ты выиграл: я тебя увидел, признал и оценил. Но если ты хочешь продолжать, то продолжай. Война закончилась, и теперь тебе нужно много работать. И я здесь не для того, чтобы издеваться над тобой. Это моё выступление в той же степени, что и твоё. И оно должно быть безупречным. Попытаешься ещё раз? Или это всё-таки не твоё?
Хань твёрдо сжал губы, кивнул и продолжил репетировать. А мне стало немного легче. Капельку. Совсем чуть-чуть.
― Разве тебе никуда не надо? ― поинтересовался после душа Хань.
― Что?
― Ну, Бэкхён разве...
― Ты до сих пор не привык к его выкрутасам? ― Мне совершенно не хотелось подыгрывать Бэкхёну и давать Ханю повод для ревности. Какая ревность, если я ему никто?
Я весело хмыкнул, закинул сумку на плечо и побрёл обратно в танцзал. Ночевал чаще всего я именно там.
Изменения в расписании всегда случались внезапно ― давно следовало к этому привыкнуть. Мы втроём пластами лежали в гримёрке после шоу, устав сражаться отнюдь не за место под солнцем, а за место под мощным вентилятором. Жара стояла адская. И к жаре добавлялась усталость после выступления. Даже заход в душ представлялся подвигом Геракла. Двигаться не хотелось совершенно.
Бэкхён с трудом поводил у себя перед носом веером и тяжко вздохнул:
― Убейте меня...
― Нет, первым ― меня, ― глухо возразил ему с дальней лавки в тёмном углу Хань.
― Убью обоих. Завтра, ― устало отозвался я.
― Завтра уже не надо, надо сегодня, ― обиженно протянул Бэкхён.
И в гримёрку влетел сияющий от радости менеджер. Почему-то убить захотелось именно его и даже не завтра.
― Бэкхён, у тебя сольное выступление на Чечжу. Кай, Лухан, живо собирайтесь! Вы летите в Шанхай.
― Куда?
― В Шанхай. Это такое место в Китае, ― ядовито уточнил менеджер. ― После Шанхая вас ждут Чанша и Пекин. Если Бэкхён успеет, то присоединится к вам в Пекине, если нет, то будете в Китае выступать вдвоём всё время. Лухан, отрепетируй Lightsaver на китайском, только бери обе партии: свою и Бэкхёна. Кай, ты берёшь свою партию на китайском. Выступаете вдвоём. Если будут накладки с хореографией... В общем, Кай, разберёшься с этим. Живо-живо! Хватит уже лежать! И да, не забывайте о фансервисе, у вас в Китае полно фанатов.
― Я настойчиво прошу убить меня ещё раз, ― после долгой паузы попросил Хань.
― Чонин, ты там вообще живой? ― Бэкхёна явно обеспокоило моё молчание.
― Нет, я труп.
― Бедняжка, ну как я могу отпустить тебя одного?
― Он не один, он со мной, ― сердито зашипел из угла Хань.
― Вот именно! Это ж ещё хуже, чем если бы он остался один! ― Бэкхён и чувство такта? Это из области фантастики.
- 10 -
Хань сидел рядом и держал в руках стакан с шоколадным коктейлем. Поскольку он так и не притронулся к напитку, я понял, что это для меня. Надо же... Впрочем, мне пока не дали возможности отвлечься и получить коктейль.
Хань наблюдал за вознёй вокруг меня и смотрел, как на моё лицо ложатся краски ― слой за слоем.
― На подбородок оттенок посветлее.
― Никаких резких теней.
― Больше блеска на губы.
Я устало прикрыл глаза и позволил повернуть мою голову чуть влево. Кожу погладили мягкой кисточкой у виска. Мне очень хотелось рассмеяться, но я сдерживался изо всех сил, хотя воображение живо рисовало перед мысленным взором картину "После выступления". После выступления все эти слои красок поплывут, смешавшись с потом.
Меня оставили в покое буквально на минуту, но Ханю хватило этого времени, чтобы вручить мне стакан.
― Слова помнишь? Произношение?
― Не издевайся.
― Даже не думал. Повтори, ну?
― Это уже...
― Просто повтори.
Я послушно проговорил слова из своей партии по-китайски. Хань нашёл семь ошибок. Пришлось повторять ещё три раза, пока он не кивнул довольно. И я припал к шоколадному коктейлю, спровоцировав душераздирающий вопль одной из девушек по поводу состояния моих губ. Ну и чёрт с ними, мне слишком сильно хотелось пить.
― Надеюсь, я не облажаюсь с танцем. С Бэкхёном в паре было бы легче.
― Если облажаешься, ты труп, ― пообещал я с каменным лицом.
― А если ты облажаешься с китайским, ты тоже труп.
― Хоть раз, но облажаюсь. Прости, китайский ― это точно не моё. Было бы лучше доверить мою партию Тао, но выпустить на сцену двух новичков никто не рискнул.
― Дело не в новичках, а в танце. Если ты не будешь танцевать, выступление покажется весьма бледным. ― Хань отобрал у меня опустевший стакан.
― Странно слышать это от тебя.
― Почему? Потому что я тебя ненавижу? Может быть, но я же не идиот и прекрасно вижу разницу, когда танцуешь ты и кто-то другой. В конце концов, я смотрел на тебя больше двух лет и выискивал недостатки.
― Ты страшный человек, а теперь двигай ― у нас мало времени.
Мы были готовы к выходу и просто ждали последние минуты. Я прислонился плечом к металлической опоре и прикрыл глаза.
― Совсем не волнуешься? ― Хань почти коснулся губами моего уха. Вовремя, да уж.
― Неа.
― А если слова забудешь?
― Гореть в аду буду после выступления, поэтому заранее волноваться смысла нет.
― Толстокожий.
― Ну уж какой есть. Просто дыши. Всё будет отлично. А теперь ― вперёд. С левой.
И мы красиво вылетели на сцену под открывающий проигрыш Lightsaver. Дальше пошло проще: Хань пел, а я танцевал. Каждый на своём месте и занят тем, что умеет. На рэп-партии Хань умудрился не перепутать ноги, поэтому сделал всё отлично, правда, поворот был чуть скованным, но вряд ли это заметил хоть кто-то. Чёрт его знает, справился ли я настолько же хорошо с китайским, как Хань с танцем, это будет иметь значение позже.
Заключительная часть, поддержать Ханя, пока он допевает партию Бэкхёна, последние отзвуки и шквал аплодисментов. Хань незаметно сунул мне в ладонь салфетку и улыбнулся, потом помахал толпе. Ещё несколько вопросов от ведущих и можно будет уйти.
Это был не мой день, потому что вопросы адресовали именно мне. Хань потянулся ко мне и шёпотом поведал по-корейски, чего от меня хотят. Довольно предсказуемо ― от меня хотели танцев. Пришлось сунуть влажную салфетку обратно Ханю и выйти вперёд с коротким экспромтом под настроение. Снова вопли, выкрики, аплодисменты и опять вопросы. Нас отпустили минут через пятнадцать. Метания в гримёрке, снятые костюмы, масло на лицах, футболки, шорты и кроссовки, минимум вещей ― и быстрый галоп в автобус. На ходу нам сунули по бутылке воды, пластиковому контейнеру с перекусом и подушке.
Мы устроились в хвосте салона, раскрыли пару окон, чтобы организовать хоть слабое движение раскалённого от жары воздуха, и задёрнули занавеси везде, где могли. Тень дарила почти осязаемый намёк на прохладу.
Быстро заморить червячка и вытянуться на разложенном кресле, небрежно скинув кроссовки, ― мечта идиота сбылась.
― Что скажешь насчёт танца?
― Поворот. Нужно отточить поворот ещё немного. В остальном ― прекрасно. И ничего не говори о моём китайском, я и так знаю, что он хромает на обе ноги.
― Знаешь, у тебя такой жуткий акцент, что вряд ли кто-то заметил пару проколов в произношении.
― Спасибо.
― Всегда пожалуйста. Тебе не жарко? Как ты можешь спать в такой духоте?
― Я почти сдох от жары, не волнуйся. Просто так лучше переносить поездку. Долго до Чанша?
― Нормально. Должны выжить.
Вязкая и тягучая тишина длиной в полчаса, ровный ход автобуса по дорожному полотну, плавные остановки на перекрёстках, вновь движение. При желании можно расслышать, что за песня звучит в наушниках у Ханя, но мне было лень напрягаться. Я почти задремал. Почти. Прикосновение мягких губ мгновенно меня встряхнуло. Поцелуй получился таким же тягучим, как тишина знойного дня.
― Перестань. ― Хань не послушался, поэтому я тихо попросил после очередного поцелуя: ― Пожалуйста.
― Не могу.
― Можешь. Хватит играть со мной. Я ведь уже сказал ― ты победил. Тебе больше не нужно притворяться и добиваться моего признания. Да и всё равно это не для меня. Я не могу жить, подчиняясь капризам. Не могу быть таким, как ты. Не могу быть так близок с человеком, которому от меня нужно, в сущности, немногое. Я...
― Ты хочешь всё или не хочешь ничего, ― продолжил за меня Хань. ― Я это знаю.
― Тогда зачем тратишь на меня своё время? ― Я невольно запрокинул голову, когда он провёл губами по моей шее.
― Наверное... наверное, затем... ― он тронул поцелуем кожу над ключицей, ― затем, что я хочу тратить своё время на тебя.
Вот так, да? Ладно.
Я дёрнул его на себя, свалил на кресло, повернулся и прижал покрепче. Хань спокойно смотрел на меня снизу вверх. Уголки его рта едва заметно подрагивали, словно он старательно пытался спрятать улыбку.
― Почему? Ведь со мной "так легко, что подробности просто скучны и неинтересны", ведь так?
― Не о том думаешь, ― фыркнул Хань. ― С тобой действительно было легко. Я подумать не мог, что ты позволишь мне прикасаться к себе. Предполагал, что потрачу уйму времени на сближение и соблазнение. Получилось всё совсем не так. Получилось наоборот. И именно поэтому с тобой было очень легко. Это во-первых. А во-вторых... Неужели ты в самом деле думаешь, что я захочу кому-то рассказывать о нас? И о том, что между нами было? Разве это не принадлежит только нам двоим?
― И только поэтому ты учился у мастера Чуна?
― Пожалуй. Но я хорошо учился, уж ты-то это знаешь.
― Может быть. Только я так и не понял: ты добился того, чего хотел, или нет? Или всё это...
Хань помотал головой, обхватил меня руками за шею и заставил свалиться на него.
― Я хотел попасть на сцену задолго до встречи с тобой. И ты не помнишь, как из нас двоих выбрали тебя, а меня отвергли. И ты ещё относился ко мне так, словно не подозревал о моём существовании. Даже если ты в самом деле не подозревал, я не мог этого знать. Ну а вид у тебя всегда надменный, так что... Я тебя ненавидел.
― Мне не особенно хочется слушать всё это, ― пробормотал я, уткнувшись носом в мягкие завитки его светлых волос.
― Придётся, так что не рыпайся, ― отрезал Хань и продолжил: ― Я следил за тобой, смотрел все шоу, передачи, интервью, старался попадать на все концерты.
― Твоя ненависть, должно быть, влетела тебе в копеечку.
― Не язви. Так вот, я следил за тобой, писал сообщения...
― Почему S, кстати?
― Потому что Сасым. Или Сунрок, ― хихикнул Хань.
― Олень... ― дошло до меня. Точно, по-корейски "олень" начинался на "с".
― Именно. Так вот, я следил и писал сообщения, и видел тебя на сцене. Наверное, тогда я и смирился с выбором судей, потому что смог разглядеть, что ты собой представляешь. С одной стороны, я понимал это, с другой ― не мог забыть твоего отношения. И вот как-то всё это переплелось и вылилось в те самые последствия. Я хотел, чтобы ты увидел меня, признал и оценил.
― Получилось.
― Нет. ― Хань помотал головой и запустил пальцы в мои волосы. ― Ты увидел меня, признал и оценил, но я ничего не испытал... Нет удовлетворения, понимаешь?
― Не очень. ― Лежать, прижимаясь к Ханю, было невыносимо. И так жарко, а его тело обжигало даже сквозь одежду ― жарче вдвойне.
― Ну вроде бы я получил то, чего хотел, но удовольствия никакого. ― Он помолчал. ― Потому что не получил тебя.
― Что?
― Ничего. Я просто тут подумал о твоих словах, что тебе нужна определённость... и... неважно. Победив, я умудрился проиграть, ― вот на что это похоже.
― По-моему, тебе просто дурно от жары. Водички?
― Иди ты к чёрту! ― сердито выдохнул мне на ухо Хань и жадно поцеловал, заставив забыть о бутылке с водой. Мы едва не свалились с кресла ― было жутко неудобно. Да ещё и рисковать не хотелось ― вдруг кому-то приспичит заглянуть в салон автобуса, поэтому сбрасывать одежду мы не стали.
― Горячий... ― прошептал в перерывах между поцелуями Хань, запустивший руки мне под футболку. Я молча и сосредоточенно стягивал с него шорты вместе с бельём, до колен ― вполне сойдёт. Оставалось надеяться, что разложенное кресло в состоянии выдержать разнообразные перегрузки ― даже такие.
Пока я тонул в объятиях Ханя и прижимал его к себе, рассеянно думал, что не стоит строить воздушные замки заранее. В том, что и как сложится дальше, виноваты всё равно будем мы оба. Пока что у нас есть одна сцена на двоих ― хотя бы до Пекина, и мы есть друг у друга, причём Хань, кажется, не собирался больше ускользать, а ведь я хотел именно этого.
― Надеюсь, теперь тебе не нужно ходить в салон ради массажа?
― Хм... я ненавижу массаж, так что я никогда туда не ходил ради этого.
― Почему же... ― Хань тихо застонал, крепче обхватив меня сразу и руками, и ногами, и продолжил: ― из-за чего же ты ходил туда?
― Не обольщайся... Из-за шоколадного коктейля Чанёля.
― Ты неисправим.
― Я знаю.
― Мог бы сказать, что приходил из-за меня.
― Сначала всё-таки был коктейль, ты случился немного позднее.
― Зараза... ― Он умолк ― я постарался лишить его возможности болтать попусту всеми подручными средствами. И меня полностью устраивало то, во что вылилась наша мексиканская ничья.
Нет победителя ― нет побеждённого.
И я предпочёл бы, чтобы так оставалось всегда.
@темы: EXO, Хикиваки, fanfiction, K-pop
I have another wind to ride ©
Название: Хикиваки
Автор: Корейский Песец
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань), Бён Бэкхён, Пак Чанёль, фоном - Ким Минсок, Хуан Цзытао, Чжан Исин
Рейтинг: 18+
Жанр: псевдо-бэндфик или бэнд-АУ, романс
Размер: 25000 слов
Размещение: запрещено
Примечания: часть 2
На следующий сеанс я пришёл с железной решимостью выяснить всё до конца и с парой билетов на завтрашнее шоу в кармане. Решимость улетучилась мгновенно, едва я зашёл в салон. Первый залп в виде солнечной улыбки заставил меня растеряться, второй в виде быстрого поцелуя и жарких объятий заставил слегка "поплыть", третий залп ― совместное путешествие в душ. Секс под тугими тёплыми струями стал контрольным выстрелом в голову.
Хань крепко держался за перекладину над нашими головами, обхватив меня ногами. Я же тонул в нём, осыпая поцелуями его гладкую кожу, украшенную прозрачными каплями. Бурно, долго и горячо. Я таял в его руках, как кусочек льда или снежинка, и забывал о том, что было важным.
Не знаю, как он это делал, как заставлял меня терять голову и быть с ним. Нет, ни черта он не походил на ангела ― ангелы на такое не способны, ни один ангел не может так сводить с ума и заставлять хотеть себя. Мне с ним было одновременно хорошо как никогда и как никогда плохо. Мой рай и мой ад сразу. Отдавая себя мне, он как будто ломал меня, заставлял быть с ним вопреки всем моим принципам и убеждениям, не раскрывал причин своих поступков и поведения, даже не говорил со мной.
Я пришёл в себя только на лестнице и вспомнил, что забыл отдать ему билеты. Повернул обратно, встретил последних посетителей и остановился у приоткрытой двери зала.
Нет, меня остановили. Остановили слова, долетевшие изнутри.
― Поверить не могу, что проиграл тебе!
― Проиграл, поэтому давай сюда деньги. ― Этот голос я просто не мог не узнать.
― Кто бы мог подумать, что этот высокомерный парень так быстро сдастся, ― горестно вздохнул Чанёль. ― Я тысячу раз пытался с ним заговорить, но толку, а ты, считай, сразу же его заполучил. Ну ладно, гони подробности ― выпьем за это. И какой же он? Как ты это сделал?
― Это было так легко, что подробности просто скучны и неинтересны, ― со смешком отозвался Хань.
Щёлк ― и всё встало на свои места, залив меня холодом с головы до ног. "Это было так легко..." ― назойливо вертелось в голове. Так легко. "Этот высокомерный парень" ― такие слова я слышал не раз в собственный адрес. Особенно от людей, которые видели меня впервые и живьём.
― А ты говорил, что у него кто-то есть, ― обиженно тянул Чанёль.
― Значит, ошибся, ― пусто и равнодушно.
Хотелось рассмеяться над своей же глупостью: на что я рассчитывал всё это время? Как можно было даже мысль допустить, что тут скрыто нечто большее, чем просто секс? Мы с Ханем ничего друг о друге не знали и встречались лишь несколько раз. Какие тут вообще могли быть отношения? Неудивительно, что я не мог найти подходящих слов, чтобы поговорить с ним, потому что нам просто не о чем было говорить. Почти. Я видел его два года, два года смотрел на него и молча любовался, два года сожалел о несбыточном. Но это делал я, не он. Что думал он, когда заметил меня, и чего захотел, я не знал и не мог знать.
Зато узнал сейчас.
Уверенно зашёл в зал, остановился у стойки рядом с Ханем в полной тишине и положил перед ним злосчастные билеты. Зачем я вспомнил о них и вернулся? Хотя теперь уже ничего не изменить. Я кивнул окаменевшему с бутылкой в руках Чанёлю.
― Шоу будет завтра. Надеюсь, вы сможете развлечься. Доброй ночи.
Развернувшись, я размеренным шагом добрался до двери, а вот дальше помчался вниз по лестнице, не глядя себе под ноги. Оступлюсь и сломаю что-нибудь? Кого это волнует?
Бэкхён считал, что я похож на черепаху. Ни черта подобного! Мой панцирь был куда тоньше и слабее, чем мне казалось до этой минуты. И ведь вроде бы ничего особенного не случилось, подумаешь, секс всего лишь ― без обязательств и обещаний, как часть сеанса массажа. Хань ведь ничего мне не обещал, коль уж на то пошло...
Только всё равно было больно. Всё равно, почему и из-за чего, просто больно.
Я не хотел от Ханя секса, массажа или пары ничего не значащих слов. Я не хотел просто смотреть на него издали и молчать. Я ничего этого, чёрт возьми, не хотел! Я хотел его! Если не стать им, то быть с ним.
Я просто хотел... хотел того, о чём сказал ему в порыве чувств так внезапно для себя самого, зато честно.
Что ж, вот он и сказал: "Это было так легко, что подробности просто скучны и неинтересны".
Теперь я знал, что значит "быть растоптанным", и мог поблагодарить Ханя хотя бы за это.
"Мне очень жаль, что ты есть. S". Мне тоже жаль, мой преданный ненавистник. По крайней мере, прямо сейчас я предпочёл бы второй вариант из знаменитого вопроса Гамлета.
Не быть.
― Я видел в зале Тэмина. Ты рад? ― Я был рад уже потому только, что некоторые вещи в мире неизменны. Например, Бэкхён и его неуёмность. И потому, что умение выдерживать боль осталось при мне. ― Кусочек яблока на удачу, а?
― Давай.
Гримёр схватился за голову, увидев, что мы грызём по половинке яблока, завопил не своим голосом и вновь принялся корпеть над нашими лицами. У всех свои маленькие катастрофы в жизни.
― Зал битком просто, ― доверительно сообщил парень из осветительной бригады и умчался на свой пост, чтобы проверить оборудование ещё разок ― на всякий случай.
Чанёль и Хань могли прийти, а могли и не прийти, но я не стал пробираться в удобные для наблюдения места и искать их в толпе. Пришли или нет, это уже неважно. Мне в любом случае завтра придётся отправиться на очередной сеанс. Хочется или нет, но я пойду. Бегство не по мне. Кроме того, Хань мог не опасаться, что я стану хоть в чём-то его обвинять. Я сам дурак, сам и разберусь с этим.
― Три минуты! ― зашипели на нас с Бэкхёном.
― Если захочешь похлопать меня по заднице на удачу...
― Я тебя умоляю ― заткнись!
― Можно мне тогда тебя похлопать?
― Нет.
― Спасибо.
― Пожалуйста.
Это уже традиция: пособачились ― и на сцену, на удачу, а на сцене перестаёт быть важным всё, кроме образов, игры и эмоций. Там ― кусочек иной реальности, построенной из обрывков настоящей.
Сегодня наше выступление сводилось к сложной в исполнении песне Бэкхёна, где у меня были танец, две партии рэпа и финальная строчка. Вместе с Бэкхёном мы танцевали на припевах и ― один раз ― в кульминационной части, в остальное время танцевал я один. Танцы так и не стали сильным местом Бэкхёна, но отсутствие мастерства он компенсировал усердными тренировками.
Мы разыграли своё маленькое представление как по нотам. Пока Бэкхён голосом покорял сердца, я танцевал под магию его голоса и музыку. Хотя слушал я только голос. Музыку я изучил давным-давно вдоль и поперёк и мысленно отдавал команды тактам и ритму. Мне довольно было уловить мелодию в голове, чтобы подобрать нужное настроение и вытащить из глубины души соответствующие эмоции на всеобщее обозрение. А вот голос Бэкхёна придавал новизну и нотку непредсказуемости, потому что мой танец зависел от того, что чувствовал он и какие собирался показать эмоции.
Аплодисменты, крики из зала, конфетти, поздравления, цветы, мягкие игрушки, потёкший грим и пот на коже ― это уже ничего не значило и ускользало от внимания. Всё сливалось в пёстрый ком перед глазами, и хотелось просто поскорее убраться со сцены, чтобы замедлить биение сердца и прийти в себя. Гримёрка, тесный салон машины, душ ― и спать без задних ног. Хорошо, что сегодня больше никуда не надо, как и завтра. Хотя нет. Завтра на сеанс, но это я как-нибудь переживу.
"Смотреть на тебя, когда ты на сцене, ― это самая жестокая пытка. Смотреть и знать, что нельзя прикоснуться. Ты как затмение или проклятие. Ненавижу тебя. S". Достаточно не смотреть, но "затмение" и "проклятие" ― это слишком уж лестные для меня слова. Я намного проще.
Чанёль молча вручил мне коктейль и настороженно кивнул, я ответил ему обычным приветствием и занялся стаканом. В конце концов, сюда я приходил именно из-за коктейля, только из-за него.
В полумраке зала чего-то ждали разные люди, как и всегда. И я нашёл взглядом "лисицу". Минсок, кажется. Он задумчиво смотрел на кофе в чашке перед ним и лениво помешивал ложкой.
Я закончил с коктейлем вовремя и проделал до боли знакомый путь в салон, где меня ждал мастер Чун. Раздеться, принять душ, разрядиться, завернуться в полотенце и растянуться на софе. Так даже лучше.
Я больше не его, а Хань моим не был никогда.
― Сегодня уже лучше, ― довольно пробормотал мастер, страдая над моими мышцами. Ещё бы, я усвоил урок Ханя и уяснил, что лечить меня лучше всего сексом. Конечно, быстрая разрядка в душе не шла ни в какое сравнение с тем, что мог дать мне Хань, но всё же. Как вариант, ведь заменить Ханя мне было некем, даже если бы я этого захотел.
Я по-прежнему приходил на сеансы по расписанию, но Ханя с того самого дня не видел ни разу. Спросить о нём у Чанёля что-то мешало, да и зачем? Если бы Хань пожелал сказать мне что-то или объяснить, он мог сделать это по телефону. Мой номер у него был. Но вряд ли он этого хотел, если вспомнить, что я услышал тем поздним вечером накануне шоу. Для него я значил ровно столько же, сколько значила выигранная ставка в пари. Даже смешно от банальности и обыденности, ведь тысячу раз слышал истории о подобных спорах, но никогда не думал, что такое может произойти со мной.
Всё ещё больно.
"Надеюсь, тебе тоже хоть иногда бывает плохо. S". Бывает, и намного чаще, чем ты думаешь, мой таинственный то ли поклонник, то ли наоборот...
Я выскочил на крыльцо в мокрой от пота футболке и поёжился от холода. Чанёль торчал на верхней ступеньке и пытался стряхнуть с ботинка прилипший комок снега. Внезапно.
― Привет! ― Он вскинул голову и неловко улыбнулся. ― Минутка есть? Нужно поговорить.
― Есть, но лучше зайти внутрь. ― Я подёргал футболку, демонстрируя, что слишком разгорячён для дальнейшего пребывания на свежем воздухе. Охранник пропустил Чанёля по моей просьбе, и я потащил внезапного визитёра в кафе. Всё равно собирался прерваться и выпить что-нибудь. Хотя бы тот же шоколадный коктейль, правда, в кафе его делали не так хорошо, как умел Чанёль.
Мы сели в углу. Я потягивал коктейль, а Чанёль вертел в руках стакан с соком.
― Даже не знаю, с чего начать, ― признался он наконец. Я промолчал, потому что понятия не имел, что он собирался мне говорить и зачем. ― С тобой всегда так трудно? Ты похож на свой любимый коктейль ― какао, мороженое и измельчённый лёд, только всё это взбить забыли. Для мягкости и придания нормальной температуры.
Не знал, что мы с ним перешли на "ты", хотя кого это волнует?
― С ним вовсе не трудно, ― недовольно проворчал Бэкхён, остановившись у нашего столика. На шее у него висело полотенце, а футболка была такой же мокрой, как у меня. ― К нему просто надо привыкнуть. Он мастерски слушает, в отличие от некоторых. Болтать ― не по его части. Хотя он умеет. Просто не хочет. Потому что ленивый и зараза.
Бэкхёна совершенно не смущала противоречивость его высказываний, впрочем, я вообще не представлял, что в силах его смутить.
― Можно мне тут прикорнуть и побыть переводчиком или лучше пойти погулять, пока вы секретничаете?
Мы вместе с Чанёлем ошарашенно уставились на Бэкхёна, а тот немедленно расценил молчание как знак согласия и плюхнулся на стул рядом со мной.
― Перевожу: начни с того, с чего тебе удобнее начать, ― тут же заявил Бэкхён Чанёлю, продемонстрировав свои навыки в искусстве подслушивания.
― Э... Ладно. ― Чанёль быстро пришёл в себя, что радовало. ― Насколько ты злопамятный?
Я едва не захлебнулся коктейлем, получив в лоб такой вопрос. Бэкхён заботливо похлопал меня по спине и "перевёл" от души:
― Как слон. Нет, как стадо слонов. До смерти не забудет. А если серьёзно, то я не помню, чтобы он таил зло. Чонин, ты таишь зло?
― Разве только на тебя, ― смахнув сладкие капли с подбородка, мрачно отозвался я.
― Ясно. ― Чанёль сплёл пальцы, вздохнул и уточнил: ― У вас ведь через неделю проект, так?
― Какой проект? ― не понял я. Зато понял Бэкхён.
― Конкурсный набор трейни из-за рубежа? Если этот, то мы не участвуем, мы только в жюри будем.
― Вот именно. ― Чанёль помрачнел и не обратил внимания, что его стакан с соком откочевал к Бэкхёну.
Я честно признался, что совершенно не в курсе расписания на неделю вперёд и ничего по этому вопросу не знаю, значит, и помочь чем-то вряд ли смогу. К тому же, участие в судействе лишало меня любой возможности чем-то помочь. Судьям полагалось просто прийти на просмотр и оценить выступление каждого конкурсанта по достоинству.
― Вот именно, ― повторил Чанёль всё ту же фразу, как игрушка с механическим заводом. ― Ты помнишь Ханя?
Забыть Ханя ― это то же самое, что забыть себя, но на миг возникло глупое желание сказать "нет". Только это было бы слишком мелочно и подло, а назвать меня мелочным или подлым не мог никто при всём желании, поэтому я кивнул.
― Понимаешь, он... он там будет, а тут в списках жюри твоё имя... и...
― И первым, о чём он подумал, стало "он мне всё припомнит"? ― легко догадался я. Прекрасно, оказывается, бывает ещё хуже, чем просто больно. Казалось бы, уж Хань-то должен знать, что я никогда не смешиваю личное с посторонними вещами, но нет.
― Понимаешь, просто... ― Чанёль смешался и опять уткнулся взглядом в стол.
― Странно, что он послал тебя вместо того, чтобы прийти самому. Можешь сказать ему, что у него получилось.
― Получилось? Что получилось?
― Он поймёт, не волнуйся.
Я встал из-за стола и ушёл, не оглядываясь. Продолжать этот разговор было выше моих сил.
"Тебя когда-нибудь унижали и оскорбляли прилюдно? S". Только что, мой преданный аноним, ровно минуту назад, но ты об этом вряд ли узнаешь.
Бэкхён пытался рассмешить меня с самого утра. Не то чтобы зря пытался, просто я не ждал от этого дня ничего хорошего. И почти неделю он изводил меня вопросами о Хане и Чанёле. Пришлось схематично набросать ему суть, избегая упоминания обо всём, что было. Я не стал рассказывать ему, что именно связывало меня и Ханя, лишь о каком-то туманном споре, где я оказался ставкой. И о том, что Хань спор выиграл, а я случайно узнал об этом. Не знаю, поверил ли Бэкхён в ту муть, что я наплёл, но какие-то выводы для себя он сделал точно. Заодно вспомнил, что видел Ханя.
― Странно, по-моему, ты ему очень нравился, ― вот и всё, что он сказал.
Нравился. В постели. Но не за её пределами. Хань вообще не знал, какой я вне стен салона и не особенно интересовался. Точка. Взять и забыть, только не получалось.
Я не стал просматривать расписание выступлений, просто уточнил, что их будет пятнадцать. Некоторые конкурсанты делали вокально-танцевальную программу на три минуты, другие делали отдельно вокальное и отдельно танцевальное выступления, каждое ― полторы минуты. Три на пятнадцать ― сорок пять, но на самом деле это заняло бы час или полтора часа по времени. Из пятнадцати требовалось пропустить трёх кандидатов. Бэкхёну приходилось комментировать вокальные данные кандидатов, а мне ― танцевальные. Помимо судейства, разумеется.
Лу Ханя объявили седьмым номером. Когда он вышел на сцену, я не смог смотреть куда-то ещё, лишь на него. Он исхудал, а волосы заметно отросли, но он ничуть не потерял в красоте. С гримом на лице и в цветной одежде он казался ещё ярче. И он улыбнулся. Эта улыбка, кажется, что-то сломала во мне. Я помнил все оттенки его улыбки так отчётливо, словно видел его только вчера.
Хань начал с вокального выступления, и я лишний раз убедился, насколько чудесный у него голос. Потом он перешёл к танцевальному номеру. Хань не боялся сложных движений, но избегал сложных связок и переходов, из-за этого его выступление казалось несколько односторонним. Казалось мне, за прочих судей я бы не поручился. Ещё я заметил, что он не до конца наполняет движения эмоциями, слишком рано завершает их, но этого вот уж точно не заметил никто, кроме меня, потому что такому даже не учат обычно. Точнее, учат, но в слишком общих и расплывчатых формулировках. Чтобы видеть это и уметь использовать, надо оттачивать каждое движение перед зеркалами сутками. А ещё многие трейни ― и не только ― не знают, что завершить движение можно тоже не одним способом и даже не двумя, поэтому не стоило удивляться, что они заканчивали каждый элемент совершенно одинаковой статикой. Хань ― в том числе.
После его выступления у меня не возникло сомнений в том, что он сам предпочитает вокал, но я видел его потенциал и в том, что касалось танцев. Перегруженная хореография ― это минус, но он и не стремился стать хореографом, а исполнять профессионально поставленные танцы он точно сможет.
Я прислушался к тихим разговорам прочих судей.
― Возраст...
― Но он не выглядит на свой возраст.
― И акцент не заметен, когда поёт. Что скажете?
― Господин Кай выглядит старше, чем он, а ведь...
Спасибо, я бесконечно признателен за столь сомнительный комплимент.
― Танец немного однообразен, да? Господин Кай, как вы думаете?
― Не столько однообразен, сколько акцентирован. Кандидат постарался показать всё, на что способен в этой области. Из первой семёрки пока именно его потенциал самый высокий.
Дальше пошло лучше, потому что я уже не испытывал недавнего напряжения и не изводился в ожидании. Отбор прошли Лу Хань, Чжан Исин и Хуан Цзытао.
И я надеялся, что этим всё и закончится, но мои надежды не оправдались.
"Ты действительно талантлив, только поэтому я никогда не обвиняю тебя в том, что ты спал с кем-нибудь ради своего положения в агентстве. S". Без комментариев, аноним, это слишком глупо и избито для тебя, ведь ты всегда был намного оригинальнее. Или нервишки пошаливают после кучи проигнорированных сообщений?
Когда мне сообщили, что я должен принять участие в квалификационном проекте и курировать группу трейни в качестве старшего коллеги и наставника, я был близок к тому, чтобы всё бросить и удрать в Антарктику. Особенно потому, что в состав группы входил Хань. Я мог попросить другую группу, мог даже вовсе отказаться от этого, сославшись на что-нибудь, но не стал этого делать. Потому что можно сбежать раз, другой, десятый, но однажды это станет привычкой, и я это уже проходил. Если Хань останется в агентстве, мне придётся пересекаться с ним так или иначе, поэтому бегство ничего не давало всё равно.
Утром я заявился на их репетицию, чтобы посмотреть, что они вообще готовят. Пришёл рано, но застал их уже в процессе подготовки общего выступления. Они были настолько поглощены грядущим выступлением, что даже не заметили меня. Я тихо забрался на подоконник с ногами, обхватил ладонями чашку с горячим шоколадом и принялся наблюдать.
Как я понял из их разговоров, они планировали сделать общее выступление на чужую песню, выступление вокалистов, выступление танцоров и закрывающее общее выступление на песню собственную. Открывающей они выбрали песню SHINee под названием Everybody. Губа не дура, конечно, но я сомневался, что они потянут хореографию. Потянут, если немного переделать кое-что. На этом они не остановились и переключились на песню собственную. Как я понял, её сочинил Исин, а аранжировку сделал Хань. Песня получилась довольно грустная, но с бодрым ритмом, в целом ― неплохо. Хореографию пытались ставить сразу Исин и Хань, и вот тут мне хотелось испариться и где-нибудь тихо умереть, лишь бы не слышать град убийственных идей и не видеть сомнительных приёмов для эффектности.
Я выдержал почти двадцать минут этого безумия, после чего слез с подоконника, оставив там чашку, и подошёл к Исину. Почувствовав прикосновение к плечу, он оглянулся и удивлённо заморгал.
― Включи плеер, трек с твоей песней.
Я жестом велел остальным сдвинуться в сторону и освободить место, потом стоял, прикрыв глаза, и слушал. Когда трек закончился, попросил поставить на повтор и начал танцевать. В зеркало не смотрел, пока в этом не было нужды.
Эффектность? Эффектность в танцах достигалась не за счёт сложных движений или опасных трюков. Эта не та эффектность, которая могла бы подчеркнуть красоту музыки. Подобная эффектность рассчитана только на то, чтобы показать крутизну танцора ― и только. И все участники группы просто не справились бы, лишь единицы из них. В выступлении с песней и для группы танец следовало прежде всего увязывать именно с песней, с её смыслом и эмоциями. Всё прочее ― шелуха. И только тогда, когда песня и танец вместе превращались в единое целое, в гармонию, выступление становилось успешным и запоминающимся.
― Как вы... ― тихо пробормотал кто-то, когда я закончил вместе с последними аккордами.
― Прежде чем думать о сложно и просто, следует думать о том, что несёт в себе песня. ― Брякнув умные слова, я вернулся на подоконник и уделил внимание остаткам горячего шоколада, чтобы отделаться от преследующего меня внимательного взгляда Ханя.
Исин что-то там даже запомнил из моей импровизации и взял на вооружение, после чего они вновь вернулись к номерам вокалистов и танцоров. Хань участвовал сразу в двух номерах и как вокалист, и как танцор. И танцевальный номер он исполнял вместе с Исином. Они выбрали Run & Gun. Наверное, мне следовало почувствовать себя польщённым, но компания Ханя к этому не располагала. Исин исполнял партию Сэхуна, а Ханю досталась моя партия. Не знаю, стоило мне плакать или за голову хвататься.
Исин закончил раньше, накладки у него почти не случались. Вскоре в танцзале остались только мы с Ханем. Плеер заело на Run & Gun, а Хань продолжал ошибаться с завидным постоянством. Сначала я тоже хотел уйти, но не смог. Нельзя куратору бросать своих подопечных, особенно если у них такие трудности.
― Ну что?! ― Хань не выдержал первым, хотя в том была моя вина ― я задумался и улыбнулся собственным воспоминаниям, а он, вероятно, записал это на свой счёт. Он вообще любил записывать всё на свой счёт без всяких на то оснований.
― Невесело так стараться, когда у тебя ничего не получается, да?
Он промолчал. Стоял перед зеркалами, сверлил упрямым взглядом моё отражение и тяжело дышал. Плеер щёлкнул ― и музыка зазвучала опять.
Я соскользнул с подоконника, подошёл к Ханю и начал прямо с нужного движения. Вместо того чтобы повторять, он пялился на моё отражение. Если надеялся, что я собьюсь под его пристальным взглядом, то напрасно. Я не собирался сбиваться. Любой танец, который мне хоть однажды доводилось исполнять на сцене или в танцзале, отпечатывался внутри меня, был выгравирован где-то внутри моих мышц, словно алгоритм. Даже если на сцене случалось нечто непредвиденное, я не сбивался и не останавливался, я импровизировал, исправляя и скрадывая сбой, и вновь вливаясь в нужное русло без особого труда. Ведь это танец, а я всегда жил движением. Кто-то, разбуженный средь ночи, мог тараторить таблицу умножения, кто-то знал наизусть таблицу Менделеева, кто-то читал стихи, а я танцевал. Танцевать и дышать ― синонимы для меня. И чем скорее Хань это поймёт, тем лучше, потому что я не собирался смеяться над ним или изводить его. Я любил танцевать, поэтому его ошибки были столь же болезненными для меня, как и для него.
Закончив танец, я выключил плеер и показал первый этап танца без музыки, медленно и подчёркнуто.
― Теперь ты.
― Я не просил тебя о помощи.
― Я твой куратор, нравится это тебе или нет. Меня тоже не особо спрашивали. Ты либо хочешь выступить достойно, либо не хочешь. А я тут только затем, чтобы делиться опытом и помогать выступить достойно ― это моя работа. Ну так как?
Я ещё раз повторил первый этап и посмотрел на него. Хань вздохнул, но всё же попытался повторить движения. Он сбивался и ошибался по-прежнему, и вскоре я понял, что причина во мне. Моё присутствие заставляло его нервничать и отвлекаться. Плохо, но ему нужно это преодолеть. Во время выступления на сцене может случиться что угодно, поэтому он должен быть готов ко всему, если уж решил избрать этот путь. Хотя странно, что он так реагировал на меня, ведь я был для него никем.
― Ещё раз. Правильно работай мышцами. Ногу ставь не так. С носка на пятку, плавно. Здесь работа мышц идёт волной ― сверху вниз. Ещё раз.
Он оставался упрямым, а я ― безжалостным. Я видел каждую ошибку и говорил о ней ему. Он кусал губы, хмурился, но молчал и повторял всё раз за разом. И с каждым разом он всё меньше оглядывался на меня и даже переставал искать моё отражение в зеркалах.
На первый этап ушло больше часа, потом я показал ему второй.
― Зачем так медленно? Я умею танцевать, ― соизволил сообщить мне потрясающую новость Хань.
― И что?
Он растерялся, не зная, как реагировать.
― Ну, я умею танцевать, поэтому не обязательно показывать мне всё настолько медленно. И не обязательно заставлять меня повторять всё в таком же медленном темпе.
― Ты думаешь, что я просто показываю тебе движения?
― Ну... да. Разве нет?
― Нет. Движения ― это лишь часть танца. Я показываю тебе это медленно, чтобы ты видел движения, запоминал работу мышц и понимал, чем именно эта часть танца важна для исполнения. К тому же, ты не слишком хорош в завершении движений, так что тебе есть чему поучиться.
― Самонадеянно звучит.
― Отнюдь. Я знаю, что умею. И знаю, что не слишком хорош в качестве наставника, но другого у тебя пока нет. Сдаёшься или продолжаешь?
Хань выбрал второй вариант. И я вновь сыпал указаниями на его ошибки, заставлял повторять всё с самого начала снова и опять. Наверное, я увлёкся и перешёл на собственный темп тренировок, но с Ханем это было легко. Остановился я тогда лишь, когда понял, что он ошибается не потому, что что-то делает не так, а потому, что у него от усталости ноги и руки не слушаются.
― Достаточно на сегодня.
― Но мы же не закончили!
― Знаю. Продолжим завтра.
― Но...
― Ты устал и выдохся. Это не то состояние, в котором стоит геройствовать. Сейчас твоя рассеянность больше желания танцевать и запоминать, даже если ты думаешь, что это не так.
Я прихватил пустую чашку с подоконника и отправился в душевую, чтобы помыть её, заодно притащил свою сумку и стянул мокрую от пота одежду. В сумке у меня лежало всё для душа и свежая футболка. Если ты постоянно в движении, это самые необходимые и нужные вещи в жизни.
Хань прошёл мимо меня, покосился, но ничего не сказал. Он неловко сбросил обувь и потянул вверх футболку. Я закусил губу, разглядев, что творится с его спиной. Что ж, вот он и познакомился с тем, что доставляло мне столько неприятностей. Наверное, я уже научился определять на глаз, что мышцы задубели от чрезмерной нагрузки, мне даже не требовалось прикасаться, чтобы проверить это на ощупь. Любопытно, как же Хань будет сам себе массаж делать?
Прихватив пакет с вещами, я уединился в тесной кабинке под прикрытием синей шторки. Сначала пустил горячую воду, горячую настолько, что она почти обжигала, но так нужно. Постепенно, очень медленно, я снизил температуру до тёплой, подождал ещё немного и довёл до среднего показателя. Если бы сразу под такую сунулся, мне она показалась бы холодной.
Хлопья пены устремлялись к стоку, унося с собой пот и усталость. Запрокинув голову, подставил лицо под потоки воды. Я не слышал, как шторку отдёрнули, но ощутил прикосновение к плечу. Проморгаться от воды не успел, меня поцеловали раньше, но зато я сразу почувствовал небольшое уплотнение под нижней губой. Что ж, Хань знал гораздо лучшее средство от перегрузки, чем массаж.
Мне удалось отстранить его немного лишь через пару минут. Мы оба с трудом переводили дыхание и смотрели друг на друга. Я ничего не успел спросить, Хань быстро пробормотал что-то неразборчивое и исчез за шторкой.
Я плеснул водой в лицо, чтобы прийти в себя и задаться вопросом, что это вообще было. Хотя ответа я всё равно не получил. А Хань действительно исхудал, впрочем, я не мог сказать, что из-за этого он стал хуже выглядеть. Постаравшись выкинуть из головы всё случившееся, покончил с душем, переоделся и отправился домой.
Ханя ждали в холле одногруппники, и на подходе к ним я услышал, какой я надменный и высокомерный, похожий на сыча, что зорко высматривает каждый их промах и потом издевается. Даже не замедлив шаг, я прошёл мимо с невозмутимым лицом. Не в первый раз. Когда-то меня задевали подобные мнения, но со временем восприятие притупилось. Да и Бэкхён постоянно зудел, что нет никакого смысла расстраиваться из-за ошибочного мнения. Расстраиваться, как он считал, стоило из-за мнения, соответствующего истине.
За спиной немедленно зашушукались:
― Слышал?
― Ну... нет, наверное.
― Спятили? Да слышал он всё! Мы так орали, что он не мог не услышать...
― А что ж он промолчал?
― А я откуда знаю?
Иногда приятно озадачивать людей, почти не прилагая к этому никаких усилий.
S сегодня ничем не порадовал и не огорчил. Занят, наверное.
Я наведался в танцзал к полудню и устроился на полюбившемся подоконнике. Компанию мне составил рожок мороженого. Пока я сибаритствовал, трейни косились на меня и облизывались, одновременно пытаясь изобразить танец. Получалось у них паршиво, но я ещё не расправился с мороженым, потому не спешил вмешиваться.
В общем-то, я никогда не предупреждал заранее о своих визитах, и это не способствовало установлению доверительных отношений. Но и приходить к ним регулярно у меня не получалось ― у меня было собственное расписание, и пренебрегать им я не мог.
Уставившись в окно, медленно доел мороженое и машинально облизнул палец, потом задумчиво провёл им по нижней губе, наблюдая, как внизу за стеклом кто-то пытается поставить машину в узкий зазор между байком и микроавтобусом. И только тогда ощутил чужой пристальный взгляд на себе. Я повернул голову достаточно быстро, чтобы различить сведённые к переносице брови Ханя и сердитый блеск его глаз.
Я когда-нибудь его разгадаю? Или это так и будет продолжаться? Не хотелось бы, потому что это меня уже утомило.
Посмотрев ещё минут десять на чужие ошибки, я спрыгнул с подоконника и взял дело в свои руки, заодно поправляя хореографию. Все мои подопечные рвались в бой и очертя голову кидались в самый омут, наивно полагая, что трудности лишь украсят их выступление. И когда я что-то упрощал, они волками смотрели на меня и сжимали кулаки от злости.
― Танец строится на красоте движений. Это ― база любого танца и его смысл. Не нужно путать танец с гимнастикой, акробатикой, боевыми искусствами или чем-нибудь ещё. Общие черты не гарантируют тождественности. Это не значит, что нельзя использовать подходящие элементы. Можно, но с умом. Когда это действительно будет к месту и красиво. К тому же, любая простота обманчива, достаточно вспомнить вальс, например. Просто, казалось бы, да? А кто умеет его танцевать из вас?
Я оглянулся на них, а они молча стояли и пялились на меня. Как всё запущено...
― Когда вы снова захотите что-нибудь усложнить, посмотрите налево и направо, на своих напарников. И честно задайте себе вопрос: у вас у всех одинаковые способности? Если да, усложняйте сколько влезет, но если нет, подумайте, что можете сделать вы сами, а что ― ваши друзья. И смогут ли они сделать нечто сложное, что даже вам даётся с трудом. Сколько человек будет на сцене, столько и должно "играть в пьесе".
Я продолжил говорить и объяснять. Всё это было намного проще, чем им думалось. В танцах нет ничего сложного, ведь это движение, а двигаться ― самая естественная способность любого живого существа. Если не выходит сложно, надо сделать просто, но красиво.
Говорить о танцах я мог вечно, и мне было наплевать, слушают меня или нет. Правда, с непривычки у меня быстро пересохло в горле, так что я закруглился, велел им продолжать с изменёнными вариантами и сбегал за порцией горячего шоколада.
Ближе к вечеру Исин и Хань прогнали несколько раз танцевальный номер. Исин справился неплохо, даже лучше, чем поначалу, а Хань одолел половину. В конце концов, мы вновь остались с ним вдвоём, и я опять показывал ему рисунок танца от начала и до конца этапами.
Взглянув на часы, я отметил, что у меня осталось мало времени. Хань поплёлся за мной в раздевалку и стоял над душой, пока я умывался перед зеркалом, висевшим у раковины.
― Обязательно было заканчивать сегодня так рано?
Я плеснул водой в лицо, смывая хлопья мыльной пены.
― Мне нужно на сеанс массажа. Как всегда. Их никто не отменял.
― По-прежнему к мастеру Чуну?
Не дождавшись моего ответа, Хань вдруг шагнул ко мне, остановился за моей спиной и провёл ладонями по плечам, чуть сжимая их пальцами.
― Я могу сделать тебе массаж сам.
Ну здорово! Я смотрел в зеркало ― в глаза его отражению, потом плавно развернулся к нему лицом и сбросил его руки, поймал правое запястье и выразительно хмыкнул, осмотрев внутреннюю часть ладони и предплечья.
― Спасибо, нет. Тебе самому массаж не помешал бы.
Он поморщился от боли, когда я надавил пальцами на мышцы под локтем.
― Поэтому я и...
― ...предложил свои услуги? Потому что со мной будет очень легко?
Его лицо на миг исказилось от ярости, а потом он с силой толкнул меня к стене и вцепился руками в футболку на груди.
― Тебе так нравится играть со мной? Делать вид, что наши встречи ничего не значат? Какого чёрта ты помогал мне во время конкурса? Тебя просили об этом? Какого чёрта ты вообще возишься со мной? Только затем, чтобы после посмотреть на мою неудачу и посмеяться?
― Я. Тебя. Не. Понимаю. ― Специально сказал это медленно и раздельно, чтобы он успокоился и взял себя в руки.
― Очень удобно, должно быть. Мой акцент внезапно стал настолько ужасным?
Нет, но он говорил что-то совершенно невразумительное, да и вообще обсуждать с ним то, что называлось в нашем случае отношениями, мне не хотелось. Эта тема до сих пор оставалась для меня болезненной.
― Скажешь что-нибудь?
Не помню, кто спровоцировал то, что последовало за всем этим. Помню, что через пару минут мы катались по полу, сшибая лавки и стулья и награждая друг друга отличными ударами. Оба не сдерживались и били от души.
Отшвырнув Ханя ногой подальше, я кое-как поднялся, ухватившись рукой за край раковины. Он покопошился в углу, потом стартовал с места и врезался в меня. Я спиной ударился о зеркало, которое хрустнуло и осыпалось осколками. Коварный удар кулаком снизу вверх отправил Ханя на пол.
― Передохни... ― задыхаясь, посоветовал ему я, стёр кровь с подбородка тыльной стороной ладони и повёл плечами, проверяя, всё ли в порядке со спиной. Он дёрнул меня за ногу, заставив тоже шлёпнуться на пол, в ответ получил пяткой по запястью и зашипел от боли. Секунд десять мы просто лежали и смотрели в потолок, потом сцепились опять. На сей раз удары сменились удушающими захватами. Наверное, если бы у нас случились свидетели, они расценили бы это как пародию на чемпионат по дзюдо.
Когда мы расползлись в очередной раз и оглянулись друг на друга, смогли оценить плачевные последствия. Хань шмыгнул расквашенным носом и прижал к нему оторванный рукав моей футболки. Сволочь. Лучше бы рукав оторвал у себя ― мне нравилась моя футболка.
У меня ныла разбитая губа и, кажется, сочилась кровь то ли из ссадины на лбу, то ли из рассечённой брови. В зеркало не поглядишь ― оно пало во время второго раунда. Я попытался сморгнуть кровь, заливавшую глаз, но не получилось, пришлось смахнуть пальцами.
Дух мы перевели и разошлись в разные стороны, чтобы всё-таки принять душ. Я закончил раньше, переоделся и, прихватив сумку, отправился в свой танцзал. Устроившись на матах в углу, позвонил мастеру Чуну, отменил сеанс ― в таком виде мне туда точно нельзя ― и проверил сообщения перед сном.
"Иногда хочется слизнуть капли пота с твоего лица языком. За это я тебя тоже ненавижу. S". Отлично, а мне на тебя наплевать, мой преследователь, ты просто меня развлекаешь.
Разбудил меня острый запах крепкого кофе. Приоткрыв глаза, обнаружил сидящего рядом Бэкхёна. Тот неловко сунул мне большую чашку с чёрным напитком и предупредил:
― Без сахара. Тебе сейчас это точно нужно. Чтоб выпил до последней капли.
Усевшись по-турецки, я послушно обхватил чашку ладонями и принялся пить горький кофе. Всяко лучше, чем металлически-солёный вкус крови на губах. Пока я пил, Бэкхён бесцеремонно вцепился мне в голову руками и принялся изучать "боевые ранения". Он тронул пальцами над бровью, и я немедленно поморщился от резкой боли.
― Что там? ― Голос тоже не радовал: хриплый и неровный.
― Довольно глубокая ранка, но, по-моему, зашивать не нужно. Замажешь кремом, сама заживёт. Если не будешь кусать губы, никто даже не заметит последствий. Что ж, ты выглядишь намного лучше, чем я предполагал... Хотя...
Бэкхён нахмурился, оглядев мои руки и шею.
― Синяки. Ладно, всегда можно списать на усердные тренировки. Я встретил Лу Ханя.
Бэкхён мастерски умел менять тему в самый неожиданный момент и вываливать неприятные сообщения именно тогда, когда они никому не нужны.
― Надеюсь, он выглядел как картинка.
― Напрасно надеешься. Я велел ему носить сегодня повязку и сказать всем, что он слегка приболел. Придётся ему так ходить, пока нос и подбородок в норму не вернутся. Знаешь, у тебя все следы после потасовок с лица сходят мгновенно, даже иногда их не остаётся вовсе, но не всем так повезло, ты хоть помнил бы об этом.
― Я не участвую в драках ежедневно, чтобы думать о таких вещах. Что он тебе сказал?
― Ничего. Просто сказал, что у вас возникли разногласия и вы решали, как именно танцевать. Дракой решали. Чей вариант танца мы увидим, кстати?
― Перестань.
― Отлично, тогда хоть ты объясни мне, что происходит.
Я уткнулся в кофе. Не помогло. Бэкхён настойчиво подёргал меня за рукав.
― Чонин, что у тебя с этим Лу Ханем? Что за бред тогда нёс тот верзила? Что за бред ты сам мне рассказывал? ― Бэкхён растянулся на матах рядом и задумчиво сообщил: ― Можешь продолжать думать обо мне всякое, но этот Лу Хань пялится на тебя так, словно жаждет затащить в постель.
― Может, он и жаждет, но что из того?
― Ну так затащись в постель, чтоб никому крышу не рвало, и чтоб окружающие жили спокойно, а не так, как на вулкане.
― Если затащусь, крышу будет рвать уже мне.
Бэкхён перевернулся на спину, пару минут погипнотизировал взглядом потолок, потом просиял хитрой улыбкой.
― Оу... Я тебя всё-таки не понял.
― Мне не нужен просто секс.
― По-моему, как раз просто секс тебе и нужен. Точнее, вам обоим. Легче будет расставить всё по своим местам. Потом. Послушай, это лучше, чем побитые морды и синяки по всему телу. Энергозатраты точно такие же, как на мордобой. Сошлись, разрядились, разошлись. Морды целы ― все довольны. В этот раз вы пошумели тихо и без свидетелей, но последствия уже есть, благо, что не особо значительные и что ни у одного из вас в расписании нет ничего важного. Но везение не бывает вечным. Замена войны сексом будет самым умным, что можно тут сделать. Я так понимаю, что Лу Хань очень даже за, а вот ты как раз и упираешься четырьмя конечностями обо все попадающиеся навстречу предметы. Я прав?
― Не имеет значения.
― Всё-таки странный ты. Ладно, отскребай свою тушку от матов ― занятия со мной никто не отменял, а тот поворот у меня так до сих пор и не получается. Мне срочно нужна помощь специалиста.
К полудню Бэкхён вымотался, а в танцзал приволоклись мои подопечные. Сначала они торчали в коридоре и осторожно заглядывали в приоткрытую дверь, а после отметили, что кто-нибудь постоянно забегает поглазеть на меня, так что осмелели и тоже просочились внутрь, оккупировав свободный подоконник.
Бэкхён отполз к ним, взяв перерыв минут на пятнадцать, а я продолжил танцевать без музыки ― сначала медленно, а затем с нужной скоростью.
― Он так танцует, как будто слышит музыку, ― протянул с акцентом Тао.
― Так подстроиться под мелодию...
Бэкхён громко и отчётливо фыркнул с нескрываемым пренебрежением.
― Подстраиваться под музыку надо таким, как я. Или как вы. Музыка ― это наши костыли. А он... Он никогда не подстраивается под музыку, и костыли ему ни к чему, он управляет музыкой и придаёт ей законченную форму. Он сам ― музыка. Достаточно посмотреть, как он стоит, сидит, двигается, и сразу станет ясно, что музыка с ним всегда и везде. Музыка в нём, просто слышит её только он сам.
― Очень поэтично, ― улыбнулся Бэкхёну Исин.
― Поэтично или нет, но так оно и есть. Вы чего тут торчите, а не занимаетесь?
― Решили посмотреть и поучиться у старших, ― буркнул Хань ― я узнал бы его голос всегда и везде.
― Тогда чего расселись? Смотрите, учитесь и повторяйте. Если будете просто глазеть, толку не выйдет, а места тут навалом.
Бэкхён вернулся ко мне, чтобы продолжить тренировку, а трейни за нашими спинами тихо пытались всё повторять. Невпопад. Выглядело забавно. Но веселью пришёл конец спустя час ― Бэкхёна ждали в другом месте, пресловутое расписание. И я остался со своими подопечными. Мы снова разобрали их номера, окончательно определились с хореографией. Тут я вполне мог положиться на Исина ― он отлично всё запоминал.
Как всегда, проблемы создавал Хань. Временами у меня возникали подозрения, что он делает это специально. Чувство ритма при нём, двигался он тоже неплохо, умел танцевать ― опять же, хорошая память, но он постоянно что-нибудь делал не так, как надо. Если верить Бэкхёну, он делал это потому, что хотел задержаться в танцзале и побыть со мной подольше. Маловероятно ― так считал я. На кой чёрт ему это? Вряд ли он за последнее время умудрился стать моим фанатом, не говоря уж о том, что моими фанатами обычно становились представительницы прекрасного пола, а Хань точно к ним не относился, хоть и мог претендовать на эпитет "прекрасный". По крайней мере, с моей точки зрения.
Я тоскливо вздохнул, когда в танцзале остались лишь мы с Ханем. Мы в основном молчали, а если и обменивались репликами, то предельно короткими и нейтральными. Я занимался в привычном мне режиме и терпеливо ждал, когда же Хань выдохнется, поднимет лапки и признает поражение. Он явно не рассчитывал на подобные нагрузки, но сдаваться не собирался. Честно говоря, выдохся он уже к полуночи, а дальше держался исключительно на одном ослином упрямстве. Или на злости. Мало ли, может, он хотел опять подраться.
В два я отвёл его в душ. К счастью, сумку с вещами он прихватить догадался, так что мне не пришлось в спешке искать ему полотенце.
Когда я ополоснулся и вернулся в раздевалку, Хань тихо сидел в углу и левой рукой пытался размять трапецевидную мышцу, потом вздохнул и кончиками пальцев помассировал виски.
― Голова болит?
Он вздрогнул, хотел оглянуться, но передумал, лишь мотнул головой.
― Врать не обязательно.
Остановившись за его спиной, я прикоснулся к его шее, нащупал нужные точки и мягко надавил. Через минуту услышал тихий выдох.
― Акупрессура? Не знал, что ты в этом разбираешься. Это ведь сложно.
― Не разбираюсь, просто остались некоторые полезные навыки после занятий тэквондо. И это лучшее средство от головной боли, чем любое иное. Вообще тебе бы лучше вернуться в душ и просто постоять под водой подольше. Мышцы не так сильно будет сводить.
― Уж конечно... Тебе опыта не занимать, да?
― Как хочешь, ― я пожал плечами, убрал пальцы с его затылка и отошёл к своим вещам, ― но чем больше усталости ты с себя смоешь, тем меньше шансов, что завтра подведёшь своих одногруппников.
Опустившись на лавку, я придвинул сумку и порылся внутри в поисках свежей одежды, хотя так ничего достать не успел ― рядом остановился Хань. Я вскинул голову и взглянул на него с немым вопросом в глазах. Он продолжал смотреть в упор, лишь закусил на миг губу, потом всё же соизволил сообщить:
― Нам нужно поговорить.
Не знаю, что на меня нашло, но эта фраза меня просто убила, заставив расхохотаться в голос. Да, чёрт возьми, нам нужно поговорить, потому что с нами явно что-то не так, и нам только разговора и не хватало. Нормальные люди сначала говорят, пытаются разобраться друг в друге, а потом ― по результату ― либо вместе спят, либо пытаются открутить друг другу головы, либо расстаются. У нас с Ханем этот алгоритм работал от финала к началу, словно кто-то крутил киноленту в обратной последовательности: секс, разрыв, драка, теперь вот, пожалуйста, Ханю приспичило поговорить. Надо написать с утра завещание, дескать, если я спячу, прошу винить в этом Ханя ― он кого угодно способен свести с ума. Хотя... вроде бы в таких случаях завещания не пишут, но это неважно.
― Считаешь, что это смешно? ― Хань смотрел на меня одновременно сердито и немного растерянно.
― Ещё как. Когда я пытался с тобой поговорить, ты переходил к сексу или исчезал. Теперь поговорить пытаешься ты. Как думаешь, мне стоит ответить тебе тем же?
― А ты хочешь?
― Нет.
Ложь. Хуже того, мы оба прекрасно это знали, но у меня просто не было сил ― я не мог заставить себя прикоснуться к нему. Приобретённый рефлекс, наверное. Я помнил, что за прикосновение к нему мне придётся расплачиваться болью, потому что наши ожидания и цели не совпадали. Он не мог или не желал дать мне то, чего я хотел, а я не мог остановиться просто на сексе и продолжать быть его выигрышем в споре. Причём все эти соображения ничуть не уменьшали взаимного притяжения, наверняка отлично заметного со стороны. Прямо мексиканская ничья, чтоб ей пусто было.
Я поднялся, чтобы обойти его и добраться до раковины, но он поймал меня за руку и удержал.
― Можешь снова это сделать?
― Что?
― Ну, от головной боли... ― И он повернулся ко мне спиной. Я смотрел на прилипшие к шее завитки мягких волос и пытался считать в уме от одного до десяти. Забуксовал на месте, потому что забыл, что идёт после четырёх. Всё-таки я тронул пальцами его шею, провёл чуть вверх, нашёл нужные точки и принялся нажимать с интервалом в несколько секунд. Хань шагнул назад слишком неожиданно, чтобы я успел отстраниться. Прислонившись спиной к моей груди, он слегка запрокинул голову и удовлетворённо вздохнул.
― Вот теперь можешь рассказать мне сказку о том, что в душ ты ходишь, спрятав под полотенцем... пистолет, например.
Засранец, но оттолкнуть его у меня не получилось. Он быстро развернулся, забрался пальцами в волосы, чтобы удержать мою голову, и обозначил свои намерения настойчивым поцелуем. Я чувствовал его губы, дыхание, вкус и запах, лёгкие касания кончика языка, но не собирался разжимать зубы и отвечать ему. Мне казалось, что он слышит стук моего сердца. И у меня кружилась голова. Эти ощущения походили на те, что я испытывал когда-то перед самым первым своим танцевальным выступлением. Тогда я дико нервничал и боялся. Сейчас я боялся тоже ― боялся разочароваться.
Вспомнился Бэкхён. Очень вовремя, нечего сказать. Но он говорил много всего ― иногда полезного, иногда ― не очень. И, взвесив все его слова, я подумал: если всё с этого началось, почему бы этим и не закончить? Хоть какая-то симметрия будет. И будет отличный повод для того, чтобы поставить жирную точку по взаимному согласию.
Хань немного отстранился, глядя на меня с необъяснимой обидой в глазах.
― Ты в самом деле этого хочешь? ― уточнил я хриплым от волнения голосом. И он коротко кивнул. Сам виноват. Что ж, я больше не собирался сдерживаться, пускай знает, что это такое и на что похоже.
Под его тихий стон мы врезались в дверцу шкафчика, потом я прижал его спиной к стене. Долгий поцелуй случился у раковины, и она краем впивалась в поясницу Ханя. Нас швыряло по помещению, как бочку в трюме корабля во время шторма. Полотенца куда-то подевались, да и чёрт бы с ними, а мы всё никак не могли остановиться на удобной для обоих позе, чтобы стать ближе, ещё ближе ― одним целым.
Я всё-таки сошёл с ума. Или мы оба. Никогда не думал, что способен мучить кого-нибудь с таким пылом. Или же я просто выплёскивал накопившуюся боль, показывал её Ханю. Как ни печально это признавать, но если бы он, вдруг спохватившись, попытался меня остановить, у него ничего бы не вышло. К слову, есть такая уголовная статья... Но он не пытался меня остановить, он продолжал меня провоцировать даже тогда, когда морщился от боли.
Мои ладони жадно скользили по его телу, а губы обжигали его шею и плечи. Поцелуи походили на укусы, а укусы ― на поцелуи. Хань хватался за меня и повторял моё имя. Хуже не придумаешь, потому что моё имя, произнесённое его голосом, вышибало из головы последние остатки разума. Ещё хуже то, что Хань прекрасно это знал.
Мы споткнулись о лавку, сдвинув её к шкафчикам, после чего я благополучно на неё упал, а Хань ― на меня. Так и замерли: я сидел, слегка откинувшись спиной на дверцу шкафчика, а он ― у меня на коленях и лицом ко мне. Хань медленно провёл кончиками пальцев по моему лицу, погладил подбородок и заставил немного запрокинуть голову, затем наклонился и мягко коснулся моих губ собственными. Выдох и едва различимый шёпот:
― Чонин...
― Что?
Его ладонь опустилась вниз, скользнув по моей груди, остановилась между нами и легла на твёрдое и горячее доказательство моего возбуждения. И Хань вновь произнёс моё имя, касаясь моих губ своими.
Я на ощупь изучал пальцами его спину, поясницу, слегка сжимал ягодицы и продолжал сходить с ума, слыша своё имя всё чаще.
― Что ты хочешь от меня? ― То ли укус, то ли всё-таки поцелуй с отчётливым привкусом боли.
― Просто потанцуй со мной... ― Он легкомысленно подставил губы под новый болезненный укус, потом добавил почти неслышно: ― Танцуй во мне...
Хань определённо знал, чем меня можно уложить на обе лопатки. Запрещённый приём, но он сработал, потому что я ни разу в жизни не отказывался от предложения потанцевать. Под руками его гладкая кожа, лодыжки, выпуклые икры, твёрдые колени, бёдра, что так сильно меня сжимали ― он как будто боялся, что я убегу.
Ещё один поцелуй, похожий на затяжной прыжок с парашютом. И хриплый шёпот под ухом с прикосновениями губ к моей шее. Не сразу понял суть, ведь я же старательно сходил с ума, но после сообразил ― Хань перешёл на китайский. И на второй раз разобрал своё имя ― китайскую версию. Сплошной ряд из холодных и твёрдых звуков, только в самом конце тёплой нотой чуть мягкий "н".
Он держался за мою шею и уверенно опускался вниз, до предела, потом он поднимался, освобождался от меня почти полностью, но резким движением подавался назад и тихо стонал, отчётливо ощущая меня в себе. Он сам мучил себя сильнее, чем мог бы мучить его я.
Я оглаживал его бёдра, помогая ему двигаться, и заставлял отвлекаться на поцелуи. Он напоминал мне лёгкий и свежий бриз в летний день. И он умел причинять мне боль, хотя я так ни разу и не смог разозлиться на него по-настоящему.
Хань водил пальцами по моему лицу, забирался в волосы, удерживаясь одной рукой за шею и продолжая двигаться. Темп медленно, но неумолимо нарастал. Хриплое дыхание прерывалось стонами или паузами для поцелуев, но всё равно этого было мало. Я не позволил Ханю кончить ― рано. Я всё ещё хотел его.
Он задыхался и пытался нетерпеливо ёрзать на моих бёдрах, пока я пробовал на вкус кожу на его груди, обводил особенно чувствительные сейчас соски кончиками пальцев и языком. Он хрипло шептал моё имя сразу на двух языках, пока я гладил и сжимал его ягодицы, и ласкал губами совершенную шею. И мне хотелось верить, что хотя бы сейчас он мой.
Автор: Корейский Песец
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань), Бён Бэкхён, Пак Чанёль, фоном - Ким Минсок, Хуан Цзытао, Чжан Исин
Рейтинг: 18+
Жанр: псевдо-бэндфик или бэнд-АУ, романс
Размер: 25000 слов
Размещение: запрещено
Примечания: часть 2
Хикиваки - 2
- 5 -
На следующий сеанс я пришёл с железной решимостью выяснить всё до конца и с парой билетов на завтрашнее шоу в кармане. Решимость улетучилась мгновенно, едва я зашёл в салон. Первый залп в виде солнечной улыбки заставил меня растеряться, второй в виде быстрого поцелуя и жарких объятий заставил слегка "поплыть", третий залп ― совместное путешествие в душ. Секс под тугими тёплыми струями стал контрольным выстрелом в голову.
Хань крепко держался за перекладину над нашими головами, обхватив меня ногами. Я же тонул в нём, осыпая поцелуями его гладкую кожу, украшенную прозрачными каплями. Бурно, долго и горячо. Я таял в его руках, как кусочек льда или снежинка, и забывал о том, что было важным.
Не знаю, как он это делал, как заставлял меня терять голову и быть с ним. Нет, ни черта он не походил на ангела ― ангелы на такое не способны, ни один ангел не может так сводить с ума и заставлять хотеть себя. Мне с ним было одновременно хорошо как никогда и как никогда плохо. Мой рай и мой ад сразу. Отдавая себя мне, он как будто ломал меня, заставлял быть с ним вопреки всем моим принципам и убеждениям, не раскрывал причин своих поступков и поведения, даже не говорил со мной.
Я пришёл в себя только на лестнице и вспомнил, что забыл отдать ему билеты. Повернул обратно, встретил последних посетителей и остановился у приоткрытой двери зала.
Нет, меня остановили. Остановили слова, долетевшие изнутри.
― Поверить не могу, что проиграл тебе!
― Проиграл, поэтому давай сюда деньги. ― Этот голос я просто не мог не узнать.
― Кто бы мог подумать, что этот высокомерный парень так быстро сдастся, ― горестно вздохнул Чанёль. ― Я тысячу раз пытался с ним заговорить, но толку, а ты, считай, сразу же его заполучил. Ну ладно, гони подробности ― выпьем за это. И какой же он? Как ты это сделал?
― Это было так легко, что подробности просто скучны и неинтересны, ― со смешком отозвался Хань.
Щёлк ― и всё встало на свои места, залив меня холодом с головы до ног. "Это было так легко..." ― назойливо вертелось в голове. Так легко. "Этот высокомерный парень" ― такие слова я слышал не раз в собственный адрес. Особенно от людей, которые видели меня впервые и живьём.
― А ты говорил, что у него кто-то есть, ― обиженно тянул Чанёль.
― Значит, ошибся, ― пусто и равнодушно.
Хотелось рассмеяться над своей же глупостью: на что я рассчитывал всё это время? Как можно было даже мысль допустить, что тут скрыто нечто большее, чем просто секс? Мы с Ханем ничего друг о друге не знали и встречались лишь несколько раз. Какие тут вообще могли быть отношения? Неудивительно, что я не мог найти подходящих слов, чтобы поговорить с ним, потому что нам просто не о чем было говорить. Почти. Я видел его два года, два года смотрел на него и молча любовался, два года сожалел о несбыточном. Но это делал я, не он. Что думал он, когда заметил меня, и чего захотел, я не знал и не мог знать.
Зато узнал сейчас.
Уверенно зашёл в зал, остановился у стойки рядом с Ханем в полной тишине и положил перед ним злосчастные билеты. Зачем я вспомнил о них и вернулся? Хотя теперь уже ничего не изменить. Я кивнул окаменевшему с бутылкой в руках Чанёлю.
― Шоу будет завтра. Надеюсь, вы сможете развлечься. Доброй ночи.
Развернувшись, я размеренным шагом добрался до двери, а вот дальше помчался вниз по лестнице, не глядя себе под ноги. Оступлюсь и сломаю что-нибудь? Кого это волнует?
Бэкхён считал, что я похож на черепаху. Ни черта подобного! Мой панцирь был куда тоньше и слабее, чем мне казалось до этой минуты. И ведь вроде бы ничего особенного не случилось, подумаешь, секс всего лишь ― без обязательств и обещаний, как часть сеанса массажа. Хань ведь ничего мне не обещал, коль уж на то пошло...
Только всё равно было больно. Всё равно, почему и из-за чего, просто больно.
Я не хотел от Ханя секса, массажа или пары ничего не значащих слов. Я не хотел просто смотреть на него издали и молчать. Я ничего этого, чёрт возьми, не хотел! Я хотел его! Если не стать им, то быть с ним.
Я просто хотел... хотел того, о чём сказал ему в порыве чувств так внезапно для себя самого, зато честно.
Что ж, вот он и сказал: "Это было так легко, что подробности просто скучны и неинтересны".
Теперь я знал, что значит "быть растоптанным", и мог поблагодарить Ханя хотя бы за это.
"Мне очень жаль, что ты есть. S". Мне тоже жаль, мой преданный ненавистник. По крайней мере, прямо сейчас я предпочёл бы второй вариант из знаменитого вопроса Гамлета.
Не быть.
― Я видел в зале Тэмина. Ты рад? ― Я был рад уже потому только, что некоторые вещи в мире неизменны. Например, Бэкхён и его неуёмность. И потому, что умение выдерживать боль осталось при мне. ― Кусочек яблока на удачу, а?
― Давай.
Гримёр схватился за голову, увидев, что мы грызём по половинке яблока, завопил не своим голосом и вновь принялся корпеть над нашими лицами. У всех свои маленькие катастрофы в жизни.
― Зал битком просто, ― доверительно сообщил парень из осветительной бригады и умчался на свой пост, чтобы проверить оборудование ещё разок ― на всякий случай.
Чанёль и Хань могли прийти, а могли и не прийти, но я не стал пробираться в удобные для наблюдения места и искать их в толпе. Пришли или нет, это уже неважно. Мне в любом случае завтра придётся отправиться на очередной сеанс. Хочется или нет, но я пойду. Бегство не по мне. Кроме того, Хань мог не опасаться, что я стану хоть в чём-то его обвинять. Я сам дурак, сам и разберусь с этим.
― Три минуты! ― зашипели на нас с Бэкхёном.
― Если захочешь похлопать меня по заднице на удачу...
― Я тебя умоляю ― заткнись!
― Можно мне тогда тебя похлопать?
― Нет.
― Спасибо.
― Пожалуйста.
Это уже традиция: пособачились ― и на сцену, на удачу, а на сцене перестаёт быть важным всё, кроме образов, игры и эмоций. Там ― кусочек иной реальности, построенной из обрывков настоящей.
Сегодня наше выступление сводилось к сложной в исполнении песне Бэкхёна, где у меня были танец, две партии рэпа и финальная строчка. Вместе с Бэкхёном мы танцевали на припевах и ― один раз ― в кульминационной части, в остальное время танцевал я один. Танцы так и не стали сильным местом Бэкхёна, но отсутствие мастерства он компенсировал усердными тренировками.
Мы разыграли своё маленькое представление как по нотам. Пока Бэкхён голосом покорял сердца, я танцевал под магию его голоса и музыку. Хотя слушал я только голос. Музыку я изучил давным-давно вдоль и поперёк и мысленно отдавал команды тактам и ритму. Мне довольно было уловить мелодию в голове, чтобы подобрать нужное настроение и вытащить из глубины души соответствующие эмоции на всеобщее обозрение. А вот голос Бэкхёна придавал новизну и нотку непредсказуемости, потому что мой танец зависел от того, что чувствовал он и какие собирался показать эмоции.
Аплодисменты, крики из зала, конфетти, поздравления, цветы, мягкие игрушки, потёкший грим и пот на коже ― это уже ничего не значило и ускользало от внимания. Всё сливалось в пёстрый ком перед глазами, и хотелось просто поскорее убраться со сцены, чтобы замедлить биение сердца и прийти в себя. Гримёрка, тесный салон машины, душ ― и спать без задних ног. Хорошо, что сегодня больше никуда не надо, как и завтра. Хотя нет. Завтра на сеанс, но это я как-нибудь переживу.
"Смотреть на тебя, когда ты на сцене, ― это самая жестокая пытка. Смотреть и знать, что нельзя прикоснуться. Ты как затмение или проклятие. Ненавижу тебя. S". Достаточно не смотреть, но "затмение" и "проклятие" ― это слишком уж лестные для меня слова. Я намного проще.
Чанёль молча вручил мне коктейль и настороженно кивнул, я ответил ему обычным приветствием и занялся стаканом. В конце концов, сюда я приходил именно из-за коктейля, только из-за него.
В полумраке зала чего-то ждали разные люди, как и всегда. И я нашёл взглядом "лисицу". Минсок, кажется. Он задумчиво смотрел на кофе в чашке перед ним и лениво помешивал ложкой.
Я закончил с коктейлем вовремя и проделал до боли знакомый путь в салон, где меня ждал мастер Чун. Раздеться, принять душ, разрядиться, завернуться в полотенце и растянуться на софе. Так даже лучше.
Я больше не его, а Хань моим не был никогда.
― Сегодня уже лучше, ― довольно пробормотал мастер, страдая над моими мышцами. Ещё бы, я усвоил урок Ханя и уяснил, что лечить меня лучше всего сексом. Конечно, быстрая разрядка в душе не шла ни в какое сравнение с тем, что мог дать мне Хань, но всё же. Как вариант, ведь заменить Ханя мне было некем, даже если бы я этого захотел.
Я по-прежнему приходил на сеансы по расписанию, но Ханя с того самого дня не видел ни разу. Спросить о нём у Чанёля что-то мешало, да и зачем? Если бы Хань пожелал сказать мне что-то или объяснить, он мог сделать это по телефону. Мой номер у него был. Но вряд ли он этого хотел, если вспомнить, что я услышал тем поздним вечером накануне шоу. Для него я значил ровно столько же, сколько значила выигранная ставка в пари. Даже смешно от банальности и обыденности, ведь тысячу раз слышал истории о подобных спорах, но никогда не думал, что такое может произойти со мной.
Всё ещё больно.
"Надеюсь, тебе тоже хоть иногда бывает плохо. S". Бывает, и намного чаще, чем ты думаешь, мой таинственный то ли поклонник, то ли наоборот...
- 6 -
Я выскочил на крыльцо в мокрой от пота футболке и поёжился от холода. Чанёль торчал на верхней ступеньке и пытался стряхнуть с ботинка прилипший комок снега. Внезапно.
― Привет! ― Он вскинул голову и неловко улыбнулся. ― Минутка есть? Нужно поговорить.
― Есть, но лучше зайти внутрь. ― Я подёргал футболку, демонстрируя, что слишком разгорячён для дальнейшего пребывания на свежем воздухе. Охранник пропустил Чанёля по моей просьбе, и я потащил внезапного визитёра в кафе. Всё равно собирался прерваться и выпить что-нибудь. Хотя бы тот же шоколадный коктейль, правда, в кафе его делали не так хорошо, как умел Чанёль.
Мы сели в углу. Я потягивал коктейль, а Чанёль вертел в руках стакан с соком.
― Даже не знаю, с чего начать, ― признался он наконец. Я промолчал, потому что понятия не имел, что он собирался мне говорить и зачем. ― С тобой всегда так трудно? Ты похож на свой любимый коктейль ― какао, мороженое и измельчённый лёд, только всё это взбить забыли. Для мягкости и придания нормальной температуры.
Не знал, что мы с ним перешли на "ты", хотя кого это волнует?
― С ним вовсе не трудно, ― недовольно проворчал Бэкхён, остановившись у нашего столика. На шее у него висело полотенце, а футболка была такой же мокрой, как у меня. ― К нему просто надо привыкнуть. Он мастерски слушает, в отличие от некоторых. Болтать ― не по его части. Хотя он умеет. Просто не хочет. Потому что ленивый и зараза.
Бэкхёна совершенно не смущала противоречивость его высказываний, впрочем, я вообще не представлял, что в силах его смутить.
― Можно мне тут прикорнуть и побыть переводчиком или лучше пойти погулять, пока вы секретничаете?
Мы вместе с Чанёлем ошарашенно уставились на Бэкхёна, а тот немедленно расценил молчание как знак согласия и плюхнулся на стул рядом со мной.
― Перевожу: начни с того, с чего тебе удобнее начать, ― тут же заявил Бэкхён Чанёлю, продемонстрировав свои навыки в искусстве подслушивания.
― Э... Ладно. ― Чанёль быстро пришёл в себя, что радовало. ― Насколько ты злопамятный?
Я едва не захлебнулся коктейлем, получив в лоб такой вопрос. Бэкхён заботливо похлопал меня по спине и "перевёл" от души:
― Как слон. Нет, как стадо слонов. До смерти не забудет. А если серьёзно, то я не помню, чтобы он таил зло. Чонин, ты таишь зло?
― Разве только на тебя, ― смахнув сладкие капли с подбородка, мрачно отозвался я.
― Ясно. ― Чанёль сплёл пальцы, вздохнул и уточнил: ― У вас ведь через неделю проект, так?
― Какой проект? ― не понял я. Зато понял Бэкхён.
― Конкурсный набор трейни из-за рубежа? Если этот, то мы не участвуем, мы только в жюри будем.
― Вот именно. ― Чанёль помрачнел и не обратил внимания, что его стакан с соком откочевал к Бэкхёну.
Я честно признался, что совершенно не в курсе расписания на неделю вперёд и ничего по этому вопросу не знаю, значит, и помочь чем-то вряд ли смогу. К тому же, участие в судействе лишало меня любой возможности чем-то помочь. Судьям полагалось просто прийти на просмотр и оценить выступление каждого конкурсанта по достоинству.
― Вот именно, ― повторил Чанёль всё ту же фразу, как игрушка с механическим заводом. ― Ты помнишь Ханя?
Забыть Ханя ― это то же самое, что забыть себя, но на миг возникло глупое желание сказать "нет". Только это было бы слишком мелочно и подло, а назвать меня мелочным или подлым не мог никто при всём желании, поэтому я кивнул.
― Понимаешь, он... он там будет, а тут в списках жюри твоё имя... и...
― И первым, о чём он подумал, стало "он мне всё припомнит"? ― легко догадался я. Прекрасно, оказывается, бывает ещё хуже, чем просто больно. Казалось бы, уж Хань-то должен знать, что я никогда не смешиваю личное с посторонними вещами, но нет.
― Понимаешь, просто... ― Чанёль смешался и опять уткнулся взглядом в стол.
― Странно, что он послал тебя вместо того, чтобы прийти самому. Можешь сказать ему, что у него получилось.
― Получилось? Что получилось?
― Он поймёт, не волнуйся.
Я встал из-за стола и ушёл, не оглядываясь. Продолжать этот разговор было выше моих сил.
"Тебя когда-нибудь унижали и оскорбляли прилюдно? S". Только что, мой преданный аноним, ровно минуту назад, но ты об этом вряд ли узнаешь.
Бэкхён пытался рассмешить меня с самого утра. Не то чтобы зря пытался, просто я не ждал от этого дня ничего хорошего. И почти неделю он изводил меня вопросами о Хане и Чанёле. Пришлось схематично набросать ему суть, избегая упоминания обо всём, что было. Я не стал рассказывать ему, что именно связывало меня и Ханя, лишь о каком-то туманном споре, где я оказался ставкой. И о том, что Хань спор выиграл, а я случайно узнал об этом. Не знаю, поверил ли Бэкхён в ту муть, что я наплёл, но какие-то выводы для себя он сделал точно. Заодно вспомнил, что видел Ханя.
― Странно, по-моему, ты ему очень нравился, ― вот и всё, что он сказал.
Нравился. В постели. Но не за её пределами. Хань вообще не знал, какой я вне стен салона и не особенно интересовался. Точка. Взять и забыть, только не получалось.
Я не стал просматривать расписание выступлений, просто уточнил, что их будет пятнадцать. Некоторые конкурсанты делали вокально-танцевальную программу на три минуты, другие делали отдельно вокальное и отдельно танцевальное выступления, каждое ― полторы минуты. Три на пятнадцать ― сорок пять, но на самом деле это заняло бы час или полтора часа по времени. Из пятнадцати требовалось пропустить трёх кандидатов. Бэкхёну приходилось комментировать вокальные данные кандидатов, а мне ― танцевальные. Помимо судейства, разумеется.
Лу Ханя объявили седьмым номером. Когда он вышел на сцену, я не смог смотреть куда-то ещё, лишь на него. Он исхудал, а волосы заметно отросли, но он ничуть не потерял в красоте. С гримом на лице и в цветной одежде он казался ещё ярче. И он улыбнулся. Эта улыбка, кажется, что-то сломала во мне. Я помнил все оттенки его улыбки так отчётливо, словно видел его только вчера.
Хань начал с вокального выступления, и я лишний раз убедился, насколько чудесный у него голос. Потом он перешёл к танцевальному номеру. Хань не боялся сложных движений, но избегал сложных связок и переходов, из-за этого его выступление казалось несколько односторонним. Казалось мне, за прочих судей я бы не поручился. Ещё я заметил, что он не до конца наполняет движения эмоциями, слишком рано завершает их, но этого вот уж точно не заметил никто, кроме меня, потому что такому даже не учат обычно. Точнее, учат, но в слишком общих и расплывчатых формулировках. Чтобы видеть это и уметь использовать, надо оттачивать каждое движение перед зеркалами сутками. А ещё многие трейни ― и не только ― не знают, что завершить движение можно тоже не одним способом и даже не двумя, поэтому не стоило удивляться, что они заканчивали каждый элемент совершенно одинаковой статикой. Хань ― в том числе.
После его выступления у меня не возникло сомнений в том, что он сам предпочитает вокал, но я видел его потенциал и в том, что касалось танцев. Перегруженная хореография ― это минус, но он и не стремился стать хореографом, а исполнять профессионально поставленные танцы он точно сможет.
Я прислушался к тихим разговорам прочих судей.
― Возраст...
― Но он не выглядит на свой возраст.
― И акцент не заметен, когда поёт. Что скажете?
― Господин Кай выглядит старше, чем он, а ведь...
Спасибо, я бесконечно признателен за столь сомнительный комплимент.
― Танец немного однообразен, да? Господин Кай, как вы думаете?
― Не столько однообразен, сколько акцентирован. Кандидат постарался показать всё, на что способен в этой области. Из первой семёрки пока именно его потенциал самый высокий.
Дальше пошло лучше, потому что я уже не испытывал недавнего напряжения и не изводился в ожидании. Отбор прошли Лу Хань, Чжан Исин и Хуан Цзытао.
И я надеялся, что этим всё и закончится, но мои надежды не оправдались.
"Ты действительно талантлив, только поэтому я никогда не обвиняю тебя в том, что ты спал с кем-нибудь ради своего положения в агентстве. S". Без комментариев, аноним, это слишком глупо и избито для тебя, ведь ты всегда был намного оригинальнее. Или нервишки пошаливают после кучи проигнорированных сообщений?
Когда мне сообщили, что я должен принять участие в квалификационном проекте и курировать группу трейни в качестве старшего коллеги и наставника, я был близок к тому, чтобы всё бросить и удрать в Антарктику. Особенно потому, что в состав группы входил Хань. Я мог попросить другую группу, мог даже вовсе отказаться от этого, сославшись на что-нибудь, но не стал этого делать. Потому что можно сбежать раз, другой, десятый, но однажды это станет привычкой, и я это уже проходил. Если Хань останется в агентстве, мне придётся пересекаться с ним так или иначе, поэтому бегство ничего не давало всё равно.
Утром я заявился на их репетицию, чтобы посмотреть, что они вообще готовят. Пришёл рано, но застал их уже в процессе подготовки общего выступления. Они были настолько поглощены грядущим выступлением, что даже не заметили меня. Я тихо забрался на подоконник с ногами, обхватил ладонями чашку с горячим шоколадом и принялся наблюдать.
Как я понял из их разговоров, они планировали сделать общее выступление на чужую песню, выступление вокалистов, выступление танцоров и закрывающее общее выступление на песню собственную. Открывающей они выбрали песню SHINee под названием Everybody. Губа не дура, конечно, но я сомневался, что они потянут хореографию. Потянут, если немного переделать кое-что. На этом они не остановились и переключились на песню собственную. Как я понял, её сочинил Исин, а аранжировку сделал Хань. Песня получилась довольно грустная, но с бодрым ритмом, в целом ― неплохо. Хореографию пытались ставить сразу Исин и Хань, и вот тут мне хотелось испариться и где-нибудь тихо умереть, лишь бы не слышать град убийственных идей и не видеть сомнительных приёмов для эффектности.
Я выдержал почти двадцать минут этого безумия, после чего слез с подоконника, оставив там чашку, и подошёл к Исину. Почувствовав прикосновение к плечу, он оглянулся и удивлённо заморгал.
― Включи плеер, трек с твоей песней.
Я жестом велел остальным сдвинуться в сторону и освободить место, потом стоял, прикрыв глаза, и слушал. Когда трек закончился, попросил поставить на повтор и начал танцевать. В зеркало не смотрел, пока в этом не было нужды.
Эффектность? Эффектность в танцах достигалась не за счёт сложных движений или опасных трюков. Эта не та эффектность, которая могла бы подчеркнуть красоту музыки. Подобная эффектность рассчитана только на то, чтобы показать крутизну танцора ― и только. И все участники группы просто не справились бы, лишь единицы из них. В выступлении с песней и для группы танец следовало прежде всего увязывать именно с песней, с её смыслом и эмоциями. Всё прочее ― шелуха. И только тогда, когда песня и танец вместе превращались в единое целое, в гармонию, выступление становилось успешным и запоминающимся.
― Как вы... ― тихо пробормотал кто-то, когда я закончил вместе с последними аккордами.
― Прежде чем думать о сложно и просто, следует думать о том, что несёт в себе песня. ― Брякнув умные слова, я вернулся на подоконник и уделил внимание остаткам горячего шоколада, чтобы отделаться от преследующего меня внимательного взгляда Ханя.
Исин что-то там даже запомнил из моей импровизации и взял на вооружение, после чего они вновь вернулись к номерам вокалистов и танцоров. Хань участвовал сразу в двух номерах и как вокалист, и как танцор. И танцевальный номер он исполнял вместе с Исином. Они выбрали Run & Gun. Наверное, мне следовало почувствовать себя польщённым, но компания Ханя к этому не располагала. Исин исполнял партию Сэхуна, а Ханю досталась моя партия. Не знаю, стоило мне плакать или за голову хвататься.
Исин закончил раньше, накладки у него почти не случались. Вскоре в танцзале остались только мы с Ханем. Плеер заело на Run & Gun, а Хань продолжал ошибаться с завидным постоянством. Сначала я тоже хотел уйти, но не смог. Нельзя куратору бросать своих подопечных, особенно если у них такие трудности.
― Ну что?! ― Хань не выдержал первым, хотя в том была моя вина ― я задумался и улыбнулся собственным воспоминаниям, а он, вероятно, записал это на свой счёт. Он вообще любил записывать всё на свой счёт без всяких на то оснований.
― Невесело так стараться, когда у тебя ничего не получается, да?
Он промолчал. Стоял перед зеркалами, сверлил упрямым взглядом моё отражение и тяжело дышал. Плеер щёлкнул ― и музыка зазвучала опять.
Я соскользнул с подоконника, подошёл к Ханю и начал прямо с нужного движения. Вместо того чтобы повторять, он пялился на моё отражение. Если надеялся, что я собьюсь под его пристальным взглядом, то напрасно. Я не собирался сбиваться. Любой танец, который мне хоть однажды доводилось исполнять на сцене или в танцзале, отпечатывался внутри меня, был выгравирован где-то внутри моих мышц, словно алгоритм. Даже если на сцене случалось нечто непредвиденное, я не сбивался и не останавливался, я импровизировал, исправляя и скрадывая сбой, и вновь вливаясь в нужное русло без особого труда. Ведь это танец, а я всегда жил движением. Кто-то, разбуженный средь ночи, мог тараторить таблицу умножения, кто-то знал наизусть таблицу Менделеева, кто-то читал стихи, а я танцевал. Танцевать и дышать ― синонимы для меня. И чем скорее Хань это поймёт, тем лучше, потому что я не собирался смеяться над ним или изводить его. Я любил танцевать, поэтому его ошибки были столь же болезненными для меня, как и для него.
Закончив танец, я выключил плеер и показал первый этап танца без музыки, медленно и подчёркнуто.
― Теперь ты.
― Я не просил тебя о помощи.
― Я твой куратор, нравится это тебе или нет. Меня тоже не особо спрашивали. Ты либо хочешь выступить достойно, либо не хочешь. А я тут только затем, чтобы делиться опытом и помогать выступить достойно ― это моя работа. Ну так как?
Я ещё раз повторил первый этап и посмотрел на него. Хань вздохнул, но всё же попытался повторить движения. Он сбивался и ошибался по-прежнему, и вскоре я понял, что причина во мне. Моё присутствие заставляло его нервничать и отвлекаться. Плохо, но ему нужно это преодолеть. Во время выступления на сцене может случиться что угодно, поэтому он должен быть готов ко всему, если уж решил избрать этот путь. Хотя странно, что он так реагировал на меня, ведь я был для него никем.
― Ещё раз. Правильно работай мышцами. Ногу ставь не так. С носка на пятку, плавно. Здесь работа мышц идёт волной ― сверху вниз. Ещё раз.
Он оставался упрямым, а я ― безжалостным. Я видел каждую ошибку и говорил о ней ему. Он кусал губы, хмурился, но молчал и повторял всё раз за разом. И с каждым разом он всё меньше оглядывался на меня и даже переставал искать моё отражение в зеркалах.
На первый этап ушло больше часа, потом я показал ему второй.
― Зачем так медленно? Я умею танцевать, ― соизволил сообщить мне потрясающую новость Хань.
― И что?
Он растерялся, не зная, как реагировать.
― Ну, я умею танцевать, поэтому не обязательно показывать мне всё настолько медленно. И не обязательно заставлять меня повторять всё в таком же медленном темпе.
― Ты думаешь, что я просто показываю тебе движения?
― Ну... да. Разве нет?
― Нет. Движения ― это лишь часть танца. Я показываю тебе это медленно, чтобы ты видел движения, запоминал работу мышц и понимал, чем именно эта часть танца важна для исполнения. К тому же, ты не слишком хорош в завершении движений, так что тебе есть чему поучиться.
― Самонадеянно звучит.
― Отнюдь. Я знаю, что умею. И знаю, что не слишком хорош в качестве наставника, но другого у тебя пока нет. Сдаёшься или продолжаешь?
Хань выбрал второй вариант. И я вновь сыпал указаниями на его ошибки, заставлял повторять всё с самого начала снова и опять. Наверное, я увлёкся и перешёл на собственный темп тренировок, но с Ханем это было легко. Остановился я тогда лишь, когда понял, что он ошибается не потому, что что-то делает не так, а потому, что у него от усталости ноги и руки не слушаются.
― Достаточно на сегодня.
― Но мы же не закончили!
― Знаю. Продолжим завтра.
― Но...
― Ты устал и выдохся. Это не то состояние, в котором стоит геройствовать. Сейчас твоя рассеянность больше желания танцевать и запоминать, даже если ты думаешь, что это не так.
Я прихватил пустую чашку с подоконника и отправился в душевую, чтобы помыть её, заодно притащил свою сумку и стянул мокрую от пота одежду. В сумке у меня лежало всё для душа и свежая футболка. Если ты постоянно в движении, это самые необходимые и нужные вещи в жизни.
Хань прошёл мимо меня, покосился, но ничего не сказал. Он неловко сбросил обувь и потянул вверх футболку. Я закусил губу, разглядев, что творится с его спиной. Что ж, вот он и познакомился с тем, что доставляло мне столько неприятностей. Наверное, я уже научился определять на глаз, что мышцы задубели от чрезмерной нагрузки, мне даже не требовалось прикасаться, чтобы проверить это на ощупь. Любопытно, как же Хань будет сам себе массаж делать?
Прихватив пакет с вещами, я уединился в тесной кабинке под прикрытием синей шторки. Сначала пустил горячую воду, горячую настолько, что она почти обжигала, но так нужно. Постепенно, очень медленно, я снизил температуру до тёплой, подождал ещё немного и довёл до среднего показателя. Если бы сразу под такую сунулся, мне она показалась бы холодной.
Хлопья пены устремлялись к стоку, унося с собой пот и усталость. Запрокинув голову, подставил лицо под потоки воды. Я не слышал, как шторку отдёрнули, но ощутил прикосновение к плечу. Проморгаться от воды не успел, меня поцеловали раньше, но зато я сразу почувствовал небольшое уплотнение под нижней губой. Что ж, Хань знал гораздо лучшее средство от перегрузки, чем массаж.
Мне удалось отстранить его немного лишь через пару минут. Мы оба с трудом переводили дыхание и смотрели друг на друга. Я ничего не успел спросить, Хань быстро пробормотал что-то неразборчивое и исчез за шторкой.
Я плеснул водой в лицо, чтобы прийти в себя и задаться вопросом, что это вообще было. Хотя ответа я всё равно не получил. А Хань действительно исхудал, впрочем, я не мог сказать, что из-за этого он стал хуже выглядеть. Постаравшись выкинуть из головы всё случившееся, покончил с душем, переоделся и отправился домой.
Ханя ждали в холле одногруппники, и на подходе к ним я услышал, какой я надменный и высокомерный, похожий на сыча, что зорко высматривает каждый их промах и потом издевается. Даже не замедлив шаг, я прошёл мимо с невозмутимым лицом. Не в первый раз. Когда-то меня задевали подобные мнения, но со временем восприятие притупилось. Да и Бэкхён постоянно зудел, что нет никакого смысла расстраиваться из-за ошибочного мнения. Расстраиваться, как он считал, стоило из-за мнения, соответствующего истине.
За спиной немедленно зашушукались:
― Слышал?
― Ну... нет, наверное.
― Спятили? Да слышал он всё! Мы так орали, что он не мог не услышать...
― А что ж он промолчал?
― А я откуда знаю?
Иногда приятно озадачивать людей, почти не прилагая к этому никаких усилий.
S сегодня ничем не порадовал и не огорчил. Занят, наверное.
- 7 -
Я наведался в танцзал к полудню и устроился на полюбившемся подоконнике. Компанию мне составил рожок мороженого. Пока я сибаритствовал, трейни косились на меня и облизывались, одновременно пытаясь изобразить танец. Получалось у них паршиво, но я ещё не расправился с мороженым, потому не спешил вмешиваться.
В общем-то, я никогда не предупреждал заранее о своих визитах, и это не способствовало установлению доверительных отношений. Но и приходить к ним регулярно у меня не получалось ― у меня было собственное расписание, и пренебрегать им я не мог.
Уставившись в окно, медленно доел мороженое и машинально облизнул палец, потом задумчиво провёл им по нижней губе, наблюдая, как внизу за стеклом кто-то пытается поставить машину в узкий зазор между байком и микроавтобусом. И только тогда ощутил чужой пристальный взгляд на себе. Я повернул голову достаточно быстро, чтобы различить сведённые к переносице брови Ханя и сердитый блеск его глаз.
Я когда-нибудь его разгадаю? Или это так и будет продолжаться? Не хотелось бы, потому что это меня уже утомило.
Посмотрев ещё минут десять на чужие ошибки, я спрыгнул с подоконника и взял дело в свои руки, заодно поправляя хореографию. Все мои подопечные рвались в бой и очертя голову кидались в самый омут, наивно полагая, что трудности лишь украсят их выступление. И когда я что-то упрощал, они волками смотрели на меня и сжимали кулаки от злости.
― Танец строится на красоте движений. Это ― база любого танца и его смысл. Не нужно путать танец с гимнастикой, акробатикой, боевыми искусствами или чем-нибудь ещё. Общие черты не гарантируют тождественности. Это не значит, что нельзя использовать подходящие элементы. Можно, но с умом. Когда это действительно будет к месту и красиво. К тому же, любая простота обманчива, достаточно вспомнить вальс, например. Просто, казалось бы, да? А кто умеет его танцевать из вас?
Я оглянулся на них, а они молча стояли и пялились на меня. Как всё запущено...
― Когда вы снова захотите что-нибудь усложнить, посмотрите налево и направо, на своих напарников. И честно задайте себе вопрос: у вас у всех одинаковые способности? Если да, усложняйте сколько влезет, но если нет, подумайте, что можете сделать вы сами, а что ― ваши друзья. И смогут ли они сделать нечто сложное, что даже вам даётся с трудом. Сколько человек будет на сцене, столько и должно "играть в пьесе".
Я продолжил говорить и объяснять. Всё это было намного проще, чем им думалось. В танцах нет ничего сложного, ведь это движение, а двигаться ― самая естественная способность любого живого существа. Если не выходит сложно, надо сделать просто, но красиво.
Говорить о танцах я мог вечно, и мне было наплевать, слушают меня или нет. Правда, с непривычки у меня быстро пересохло в горле, так что я закруглился, велел им продолжать с изменёнными вариантами и сбегал за порцией горячего шоколада.
Ближе к вечеру Исин и Хань прогнали несколько раз танцевальный номер. Исин справился неплохо, даже лучше, чем поначалу, а Хань одолел половину. В конце концов, мы вновь остались с ним вдвоём, и я опять показывал ему рисунок танца от начала и до конца этапами.
Взглянув на часы, я отметил, что у меня осталось мало времени. Хань поплёлся за мной в раздевалку и стоял над душой, пока я умывался перед зеркалом, висевшим у раковины.
― Обязательно было заканчивать сегодня так рано?
Я плеснул водой в лицо, смывая хлопья мыльной пены.
― Мне нужно на сеанс массажа. Как всегда. Их никто не отменял.
― По-прежнему к мастеру Чуну?
Не дождавшись моего ответа, Хань вдруг шагнул ко мне, остановился за моей спиной и провёл ладонями по плечам, чуть сжимая их пальцами.
― Я могу сделать тебе массаж сам.
Ну здорово! Я смотрел в зеркало ― в глаза его отражению, потом плавно развернулся к нему лицом и сбросил его руки, поймал правое запястье и выразительно хмыкнул, осмотрев внутреннюю часть ладони и предплечья.
― Спасибо, нет. Тебе самому массаж не помешал бы.
Он поморщился от боли, когда я надавил пальцами на мышцы под локтем.
― Поэтому я и...
― ...предложил свои услуги? Потому что со мной будет очень легко?
Его лицо на миг исказилось от ярости, а потом он с силой толкнул меня к стене и вцепился руками в футболку на груди.
― Тебе так нравится играть со мной? Делать вид, что наши встречи ничего не значат? Какого чёрта ты помогал мне во время конкурса? Тебя просили об этом? Какого чёрта ты вообще возишься со мной? Только затем, чтобы после посмотреть на мою неудачу и посмеяться?
― Я. Тебя. Не. Понимаю. ― Специально сказал это медленно и раздельно, чтобы он успокоился и взял себя в руки.
― Очень удобно, должно быть. Мой акцент внезапно стал настолько ужасным?
Нет, но он говорил что-то совершенно невразумительное, да и вообще обсуждать с ним то, что называлось в нашем случае отношениями, мне не хотелось. Эта тема до сих пор оставалась для меня болезненной.
― Скажешь что-нибудь?
Не помню, кто спровоцировал то, что последовало за всем этим. Помню, что через пару минут мы катались по полу, сшибая лавки и стулья и награждая друг друга отличными ударами. Оба не сдерживались и били от души.
Отшвырнув Ханя ногой подальше, я кое-как поднялся, ухватившись рукой за край раковины. Он покопошился в углу, потом стартовал с места и врезался в меня. Я спиной ударился о зеркало, которое хрустнуло и осыпалось осколками. Коварный удар кулаком снизу вверх отправил Ханя на пол.
― Передохни... ― задыхаясь, посоветовал ему я, стёр кровь с подбородка тыльной стороной ладони и повёл плечами, проверяя, всё ли в порядке со спиной. Он дёрнул меня за ногу, заставив тоже шлёпнуться на пол, в ответ получил пяткой по запястью и зашипел от боли. Секунд десять мы просто лежали и смотрели в потолок, потом сцепились опять. На сей раз удары сменились удушающими захватами. Наверное, если бы у нас случились свидетели, они расценили бы это как пародию на чемпионат по дзюдо.
Когда мы расползлись в очередной раз и оглянулись друг на друга, смогли оценить плачевные последствия. Хань шмыгнул расквашенным носом и прижал к нему оторванный рукав моей футболки. Сволочь. Лучше бы рукав оторвал у себя ― мне нравилась моя футболка.
У меня ныла разбитая губа и, кажется, сочилась кровь то ли из ссадины на лбу, то ли из рассечённой брови. В зеркало не поглядишь ― оно пало во время второго раунда. Я попытался сморгнуть кровь, заливавшую глаз, но не получилось, пришлось смахнуть пальцами.
Дух мы перевели и разошлись в разные стороны, чтобы всё-таки принять душ. Я закончил раньше, переоделся и, прихватив сумку, отправился в свой танцзал. Устроившись на матах в углу, позвонил мастеру Чуну, отменил сеанс ― в таком виде мне туда точно нельзя ― и проверил сообщения перед сном.
"Иногда хочется слизнуть капли пота с твоего лица языком. За это я тебя тоже ненавижу. S". Отлично, а мне на тебя наплевать, мой преследователь, ты просто меня развлекаешь.
Разбудил меня острый запах крепкого кофе. Приоткрыв глаза, обнаружил сидящего рядом Бэкхёна. Тот неловко сунул мне большую чашку с чёрным напитком и предупредил:
― Без сахара. Тебе сейчас это точно нужно. Чтоб выпил до последней капли.
Усевшись по-турецки, я послушно обхватил чашку ладонями и принялся пить горький кофе. Всяко лучше, чем металлически-солёный вкус крови на губах. Пока я пил, Бэкхён бесцеремонно вцепился мне в голову руками и принялся изучать "боевые ранения". Он тронул пальцами над бровью, и я немедленно поморщился от резкой боли.
― Что там? ― Голос тоже не радовал: хриплый и неровный.
― Довольно глубокая ранка, но, по-моему, зашивать не нужно. Замажешь кремом, сама заживёт. Если не будешь кусать губы, никто даже не заметит последствий. Что ж, ты выглядишь намного лучше, чем я предполагал... Хотя...
Бэкхён нахмурился, оглядев мои руки и шею.
― Синяки. Ладно, всегда можно списать на усердные тренировки. Я встретил Лу Ханя.
Бэкхён мастерски умел менять тему в самый неожиданный момент и вываливать неприятные сообщения именно тогда, когда они никому не нужны.
― Надеюсь, он выглядел как картинка.
― Напрасно надеешься. Я велел ему носить сегодня повязку и сказать всем, что он слегка приболел. Придётся ему так ходить, пока нос и подбородок в норму не вернутся. Знаешь, у тебя все следы после потасовок с лица сходят мгновенно, даже иногда их не остаётся вовсе, но не всем так повезло, ты хоть помнил бы об этом.
― Я не участвую в драках ежедневно, чтобы думать о таких вещах. Что он тебе сказал?
― Ничего. Просто сказал, что у вас возникли разногласия и вы решали, как именно танцевать. Дракой решали. Чей вариант танца мы увидим, кстати?
― Перестань.
― Отлично, тогда хоть ты объясни мне, что происходит.
Я уткнулся в кофе. Не помогло. Бэкхён настойчиво подёргал меня за рукав.
― Чонин, что у тебя с этим Лу Ханем? Что за бред тогда нёс тот верзила? Что за бред ты сам мне рассказывал? ― Бэкхён растянулся на матах рядом и задумчиво сообщил: ― Можешь продолжать думать обо мне всякое, но этот Лу Хань пялится на тебя так, словно жаждет затащить в постель.
― Может, он и жаждет, но что из того?
― Ну так затащись в постель, чтоб никому крышу не рвало, и чтоб окружающие жили спокойно, а не так, как на вулкане.
― Если затащусь, крышу будет рвать уже мне.
Бэкхён перевернулся на спину, пару минут погипнотизировал взглядом потолок, потом просиял хитрой улыбкой.
― Оу... Я тебя всё-таки не понял.
― Мне не нужен просто секс.
― По-моему, как раз просто секс тебе и нужен. Точнее, вам обоим. Легче будет расставить всё по своим местам. Потом. Послушай, это лучше, чем побитые морды и синяки по всему телу. Энергозатраты точно такие же, как на мордобой. Сошлись, разрядились, разошлись. Морды целы ― все довольны. В этот раз вы пошумели тихо и без свидетелей, но последствия уже есть, благо, что не особо значительные и что ни у одного из вас в расписании нет ничего важного. Но везение не бывает вечным. Замена войны сексом будет самым умным, что можно тут сделать. Я так понимаю, что Лу Хань очень даже за, а вот ты как раз и упираешься четырьмя конечностями обо все попадающиеся навстречу предметы. Я прав?
― Не имеет значения.
― Всё-таки странный ты. Ладно, отскребай свою тушку от матов ― занятия со мной никто не отменял, а тот поворот у меня так до сих пор и не получается. Мне срочно нужна помощь специалиста.
К полудню Бэкхён вымотался, а в танцзал приволоклись мои подопечные. Сначала они торчали в коридоре и осторожно заглядывали в приоткрытую дверь, а после отметили, что кто-нибудь постоянно забегает поглазеть на меня, так что осмелели и тоже просочились внутрь, оккупировав свободный подоконник.
Бэкхён отполз к ним, взяв перерыв минут на пятнадцать, а я продолжил танцевать без музыки ― сначала медленно, а затем с нужной скоростью.
― Он так танцует, как будто слышит музыку, ― протянул с акцентом Тао.
― Так подстроиться под мелодию...
Бэкхён громко и отчётливо фыркнул с нескрываемым пренебрежением.
― Подстраиваться под музыку надо таким, как я. Или как вы. Музыка ― это наши костыли. А он... Он никогда не подстраивается под музыку, и костыли ему ни к чему, он управляет музыкой и придаёт ей законченную форму. Он сам ― музыка. Достаточно посмотреть, как он стоит, сидит, двигается, и сразу станет ясно, что музыка с ним всегда и везде. Музыка в нём, просто слышит её только он сам.
― Очень поэтично, ― улыбнулся Бэкхёну Исин.
― Поэтично или нет, но так оно и есть. Вы чего тут торчите, а не занимаетесь?
― Решили посмотреть и поучиться у старших, ― буркнул Хань ― я узнал бы его голос всегда и везде.
― Тогда чего расселись? Смотрите, учитесь и повторяйте. Если будете просто глазеть, толку не выйдет, а места тут навалом.
Бэкхён вернулся ко мне, чтобы продолжить тренировку, а трейни за нашими спинами тихо пытались всё повторять. Невпопад. Выглядело забавно. Но веселью пришёл конец спустя час ― Бэкхёна ждали в другом месте, пресловутое расписание. И я остался со своими подопечными. Мы снова разобрали их номера, окончательно определились с хореографией. Тут я вполне мог положиться на Исина ― он отлично всё запоминал.
Как всегда, проблемы создавал Хань. Временами у меня возникали подозрения, что он делает это специально. Чувство ритма при нём, двигался он тоже неплохо, умел танцевать ― опять же, хорошая память, но он постоянно что-нибудь делал не так, как надо. Если верить Бэкхёну, он делал это потому, что хотел задержаться в танцзале и побыть со мной подольше. Маловероятно ― так считал я. На кой чёрт ему это? Вряд ли он за последнее время умудрился стать моим фанатом, не говоря уж о том, что моими фанатами обычно становились представительницы прекрасного пола, а Хань точно к ним не относился, хоть и мог претендовать на эпитет "прекрасный". По крайней мере, с моей точки зрения.
Я тоскливо вздохнул, когда в танцзале остались лишь мы с Ханем. Мы в основном молчали, а если и обменивались репликами, то предельно короткими и нейтральными. Я занимался в привычном мне режиме и терпеливо ждал, когда же Хань выдохнется, поднимет лапки и признает поражение. Он явно не рассчитывал на подобные нагрузки, но сдаваться не собирался. Честно говоря, выдохся он уже к полуночи, а дальше держался исключительно на одном ослином упрямстве. Или на злости. Мало ли, может, он хотел опять подраться.
В два я отвёл его в душ. К счастью, сумку с вещами он прихватить догадался, так что мне не пришлось в спешке искать ему полотенце.
Когда я ополоснулся и вернулся в раздевалку, Хань тихо сидел в углу и левой рукой пытался размять трапецевидную мышцу, потом вздохнул и кончиками пальцев помассировал виски.
― Голова болит?
Он вздрогнул, хотел оглянуться, но передумал, лишь мотнул головой.
― Врать не обязательно.
Остановившись за его спиной, я прикоснулся к его шее, нащупал нужные точки и мягко надавил. Через минуту услышал тихий выдох.
― Акупрессура? Не знал, что ты в этом разбираешься. Это ведь сложно.
― Не разбираюсь, просто остались некоторые полезные навыки после занятий тэквондо. И это лучшее средство от головной боли, чем любое иное. Вообще тебе бы лучше вернуться в душ и просто постоять под водой подольше. Мышцы не так сильно будет сводить.
― Уж конечно... Тебе опыта не занимать, да?
― Как хочешь, ― я пожал плечами, убрал пальцы с его затылка и отошёл к своим вещам, ― но чем больше усталости ты с себя смоешь, тем меньше шансов, что завтра подведёшь своих одногруппников.
Опустившись на лавку, я придвинул сумку и порылся внутри в поисках свежей одежды, хотя так ничего достать не успел ― рядом остановился Хань. Я вскинул голову и взглянул на него с немым вопросом в глазах. Он продолжал смотреть в упор, лишь закусил на миг губу, потом всё же соизволил сообщить:
― Нам нужно поговорить.
Не знаю, что на меня нашло, но эта фраза меня просто убила, заставив расхохотаться в голос. Да, чёрт возьми, нам нужно поговорить, потому что с нами явно что-то не так, и нам только разговора и не хватало. Нормальные люди сначала говорят, пытаются разобраться друг в друге, а потом ― по результату ― либо вместе спят, либо пытаются открутить друг другу головы, либо расстаются. У нас с Ханем этот алгоритм работал от финала к началу, словно кто-то крутил киноленту в обратной последовательности: секс, разрыв, драка, теперь вот, пожалуйста, Ханю приспичило поговорить. Надо написать с утра завещание, дескать, если я спячу, прошу винить в этом Ханя ― он кого угодно способен свести с ума. Хотя... вроде бы в таких случаях завещания не пишут, но это неважно.
― Считаешь, что это смешно? ― Хань смотрел на меня одновременно сердито и немного растерянно.
― Ещё как. Когда я пытался с тобой поговорить, ты переходил к сексу или исчезал. Теперь поговорить пытаешься ты. Как думаешь, мне стоит ответить тебе тем же?
― А ты хочешь?
― Нет.
Ложь. Хуже того, мы оба прекрасно это знали, но у меня просто не было сил ― я не мог заставить себя прикоснуться к нему. Приобретённый рефлекс, наверное. Я помнил, что за прикосновение к нему мне придётся расплачиваться болью, потому что наши ожидания и цели не совпадали. Он не мог или не желал дать мне то, чего я хотел, а я не мог остановиться просто на сексе и продолжать быть его выигрышем в споре. Причём все эти соображения ничуть не уменьшали взаимного притяжения, наверняка отлично заметного со стороны. Прямо мексиканская ничья, чтоб ей пусто было.
Я поднялся, чтобы обойти его и добраться до раковины, но он поймал меня за руку и удержал.
― Можешь снова это сделать?
― Что?
― Ну, от головной боли... ― И он повернулся ко мне спиной. Я смотрел на прилипшие к шее завитки мягких волос и пытался считать в уме от одного до десяти. Забуксовал на месте, потому что забыл, что идёт после четырёх. Всё-таки я тронул пальцами его шею, провёл чуть вверх, нашёл нужные точки и принялся нажимать с интервалом в несколько секунд. Хань шагнул назад слишком неожиданно, чтобы я успел отстраниться. Прислонившись спиной к моей груди, он слегка запрокинул голову и удовлетворённо вздохнул.
― Вот теперь можешь рассказать мне сказку о том, что в душ ты ходишь, спрятав под полотенцем... пистолет, например.
Засранец, но оттолкнуть его у меня не получилось. Он быстро развернулся, забрался пальцами в волосы, чтобы удержать мою голову, и обозначил свои намерения настойчивым поцелуем. Я чувствовал его губы, дыхание, вкус и запах, лёгкие касания кончика языка, но не собирался разжимать зубы и отвечать ему. Мне казалось, что он слышит стук моего сердца. И у меня кружилась голова. Эти ощущения походили на те, что я испытывал когда-то перед самым первым своим танцевальным выступлением. Тогда я дико нервничал и боялся. Сейчас я боялся тоже ― боялся разочароваться.
Вспомнился Бэкхён. Очень вовремя, нечего сказать. Но он говорил много всего ― иногда полезного, иногда ― не очень. И, взвесив все его слова, я подумал: если всё с этого началось, почему бы этим и не закончить? Хоть какая-то симметрия будет. И будет отличный повод для того, чтобы поставить жирную точку по взаимному согласию.
Хань немного отстранился, глядя на меня с необъяснимой обидой в глазах.
― Ты в самом деле этого хочешь? ― уточнил я хриплым от волнения голосом. И он коротко кивнул. Сам виноват. Что ж, я больше не собирался сдерживаться, пускай знает, что это такое и на что похоже.
Под его тихий стон мы врезались в дверцу шкафчика, потом я прижал его спиной к стене. Долгий поцелуй случился у раковины, и она краем впивалась в поясницу Ханя. Нас швыряло по помещению, как бочку в трюме корабля во время шторма. Полотенца куда-то подевались, да и чёрт бы с ними, а мы всё никак не могли остановиться на удобной для обоих позе, чтобы стать ближе, ещё ближе ― одним целым.
Я всё-таки сошёл с ума. Или мы оба. Никогда не думал, что способен мучить кого-нибудь с таким пылом. Или же я просто выплёскивал накопившуюся боль, показывал её Ханю. Как ни печально это признавать, но если бы он, вдруг спохватившись, попытался меня остановить, у него ничего бы не вышло. К слову, есть такая уголовная статья... Но он не пытался меня остановить, он продолжал меня провоцировать даже тогда, когда морщился от боли.
Мои ладони жадно скользили по его телу, а губы обжигали его шею и плечи. Поцелуи походили на укусы, а укусы ― на поцелуи. Хань хватался за меня и повторял моё имя. Хуже не придумаешь, потому что моё имя, произнесённое его голосом, вышибало из головы последние остатки разума. Ещё хуже то, что Хань прекрасно это знал.
Мы споткнулись о лавку, сдвинув её к шкафчикам, после чего я благополучно на неё упал, а Хань ― на меня. Так и замерли: я сидел, слегка откинувшись спиной на дверцу шкафчика, а он ― у меня на коленях и лицом ко мне. Хань медленно провёл кончиками пальцев по моему лицу, погладил подбородок и заставил немного запрокинуть голову, затем наклонился и мягко коснулся моих губ собственными. Выдох и едва различимый шёпот:
― Чонин...
― Что?
Его ладонь опустилась вниз, скользнув по моей груди, остановилась между нами и легла на твёрдое и горячее доказательство моего возбуждения. И Хань вновь произнёс моё имя, касаясь моих губ своими.
Я на ощупь изучал пальцами его спину, поясницу, слегка сжимал ягодицы и продолжал сходить с ума, слыша своё имя всё чаще.
― Что ты хочешь от меня? ― То ли укус, то ли всё-таки поцелуй с отчётливым привкусом боли.
― Просто потанцуй со мной... ― Он легкомысленно подставил губы под новый болезненный укус, потом добавил почти неслышно: ― Танцуй во мне...
Хань определённо знал, чем меня можно уложить на обе лопатки. Запрещённый приём, но он сработал, потому что я ни разу в жизни не отказывался от предложения потанцевать. Под руками его гладкая кожа, лодыжки, выпуклые икры, твёрдые колени, бёдра, что так сильно меня сжимали ― он как будто боялся, что я убегу.
Ещё один поцелуй, похожий на затяжной прыжок с парашютом. И хриплый шёпот под ухом с прикосновениями губ к моей шее. Не сразу понял суть, ведь я же старательно сходил с ума, но после сообразил ― Хань перешёл на китайский. И на второй раз разобрал своё имя ― китайскую версию. Сплошной ряд из холодных и твёрдых звуков, только в самом конце тёплой нотой чуть мягкий "н".
Он держался за мою шею и уверенно опускался вниз, до предела, потом он поднимался, освобождался от меня почти полностью, но резким движением подавался назад и тихо стонал, отчётливо ощущая меня в себе. Он сам мучил себя сильнее, чем мог бы мучить его я.
Я оглаживал его бёдра, помогая ему двигаться, и заставлял отвлекаться на поцелуи. Он напоминал мне лёгкий и свежий бриз в летний день. И он умел причинять мне боль, хотя я так ни разу и не смог разозлиться на него по-настоящему.
Хань водил пальцами по моему лицу, забирался в волосы, удерживаясь одной рукой за шею и продолжая двигаться. Темп медленно, но неумолимо нарастал. Хриплое дыхание прерывалось стонами или паузами для поцелуев, но всё равно этого было мало. Я не позволил Ханю кончить ― рано. Я всё ещё хотел его.
Он задыхался и пытался нетерпеливо ёрзать на моих бёдрах, пока я пробовал на вкус кожу на его груди, обводил особенно чувствительные сейчас соски кончиками пальцев и языком. Он хрипло шептал моё имя сразу на двух языках, пока я гладил и сжимал его ягодицы, и ласкал губами совершенную шею. И мне хотелось верить, что хотя бы сейчас он мой.
@темы: EXO, Хикиваки, fanfiction, K-pop
I have another wind to ride ©
Название: Хикиваки
Автор: Корейский Песец
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань), Бён Бэкхён, Пак Чанёль, фоном - Ким Минсок, Хуан Цзытао, Чжан Исин
Рейтинг: !18+
Жанр: псевдо-бэндфик или бэнд-АУ, романс
Размер: 25000 слов
Размещение: запрещено
Примечания: просили чистую романтику - получите "песцовую романтику", потому что без дополнительных элементов я, кажется, попросту не бываю и не умею. И вообще, романтика - это не ко мне, поэтому...
Я люблю шоколадный коктейль, хотя мне его нельзя. Нельзя точно так же, как уйму прочих вещей. Но сюда я прихожу именно из-за коктейля, только из-за него.
― Ваш коктейль! ― Улыбчивый высокий парень привычно поставил передо мной высокий стакан. ― Если вам долго ждать, могу повторить чуть позже.
Давным-давно знаю, что на его бэйджике написано "Чанёль", точно так же, как он давным-давно знает, кто я такой и как меня зовут, но мы оба продолжаем играть в незнакомцев. Так проще и спокойнее, например, мне. И мы продолжаем улыбаться друг другу уже второй год.
Чанёль дождался моего кивка и занялся своими делами. Я медленно пил коктейль и рассеянно скользил взглядом по прятавшимся в мягком полумраке людям. Узнавал многих звёзд или влиятельных персон ― всё же это место обладало определённой репутацией, но некоторых либо видел впервые, либо не узнавал ― такое тоже случалось.
Опять...
Почти два года я натыкался на этих двоих: один чуть повыше, другой ― пониже и поплотнее, красивые и живые. Первый слишком много говорил, второй так же много молчал. Один похож на ангела, но только внешне, другой ― на лисицу, однако к ангелу точно ближе, чем первый. Странные.
С тех пор, как увидел их во второй раз, привык находить их взглядом и наблюдать за тем, что напоминал ангела. Когда изо дня в день большую часть времени пялишься в зеркала, начинаешь острее чувствовать красоту. И когда я смотрел на этого парня, испытывал те самые ощущения ― красиво. Полностью красиво. Редко такое попадается.
Мне самому приходилось из кожи вон лезть, чтобы добиться красоты в движениях и эмоциях, потому что сам по себе я обычный. На сцене грим ещё может что-то поправить, но не в жизни, как сейчас, например. Поэтому я никогда не полагался ни на своё лицо ― "будто резцом оставили чёткие линии на граните", ни на фигуру ― "кости, вкривь и вкось обмотанные мышцами-"верёвками" и обтянутые кожей". И мне не нужно было слышать подобное ворчание со стороны коллег, гримёров, костюмеров и прочего персонала ― я и сам прекрасно знал о себе правду. Потому-то и лез из кожи вон, оттачивая каждый жест, взгляд, движение, поворот, выражение лица. Не вышло в одном, можно попробовать в другом. Это трудно, но возможно.
Тому же парню-ангелу вряд ли доводилось так напрягаться. Тонкие черты, выразительные глаза, изящный нос, волна мягких волос надо лбом, молочная кожа. И двигался он именно так, как выглядел. Он как будто дышал красотой, пропитавшей весь его облик. И эта красота искристо переливалась в смене эмоций на его лице или в глазах, в звуках его голоса, в его жестах и тысяче оттенков улыбки. Мне не приходило в голову завидовать, скорее, я немного сожалел и просто позволял себе помечтать о том, что я мог бы сделать, обладая всем этим богатством.
Рассеянно уставился на собственные пальцы, обхватившие стакан, и едва заметно усмехнулся. Цвет моей кожи мало отличался от цвета коктейля.
― Приглянулись?
Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что я едва не вывернул содержимое стакана себе на рубашку. Чанёль привычно улыбался с той стороны стойки.
― Те двое, ― он кивнул в сторону парочки, за которой я наблюдал.
― Просто любопытно. Часто вижу их. ― Обтекаемо и нейтрально, и не особенно интересно. Интересным я предпочитал быть на сцене, за её пределами чужое внимание мне не требовалось. Принимать правила игры и любить их ― разные вещи. Сейчас на мне не осталось и следа грима, на одежде не сверкали блёстки, и я не танцевал. Серая тень обычной жизни ― я даже двигался небрежно и неуклюже, и мне очень хотелось побыть этой тенью подольше, чтобы запастись силами к следующему рывку и опять сгореть на сцене, сгореть до пепельного цвета обычной тени. Кто знает, сколько мне ещё осталось? Учить других ― это тоже интересно, но по призванию я никогда не был наставником, я создан именно для сцены.
― А мне на миг показалось, что они приглянулись. Ну или один из них, ― примирительно протянул Чанёль, забрал у меня опустевший стакан и вручил новый. Наверное, он надеялся закинуть удочку с подходящим крючком, чтобы "поймать рыбку" и продолжить беседу, но я не отличался особой разговорчивостью, поэтому промолчал, порушив все его планы. Не то чтобы я не хотел с ним разговаривать... Дело не в нём. И не во мне. Я просто не хотел разговаривать вовсе. Ни с кем.
"От твоей доступности просто тошнит. S". Новое сообщение по поводу последней фотосессии. Всё как всегда. Мой личный то ли ненавистник, то ли сталкер напомнил о своём существовании в очередной раз. Пустяк, не стоящий внимания. Я просто уже привык к его или её выпадам, меня это забавляло в достаточной степени, чтобы сохранять эти сообщения.
Когда я вновь посмотрел на ту парочку, наткнулся на взгляд "ангела", прямой и вопросительный. Я не стал торопливо отворачиваться или смущённо отводить глаза, в конце концов, я действительно восхищался его красотой и ничего плохого не делал. Слабая улыбка, лёгкий наклон головы и опять шоколадный коктейль ― сама невозмутимость и сдержанность. Кажется, он удивился, но я не поручился бы головой, утверждая подобное. В нём сплеталось множество эмоций, выражения на его лице менялись с головокружительной быстротой ― наблюдать за этим было в удовольствие, но понять и разобраться ― сложновато.
Второй стакан опустел как раз к той минуте, когда за мной явился администратор. Уютный коридор в багровых тонах, пышный салон, душ, мягкие полотенца с ванильным запахом, удобная софа. Я вытянулся на животе и крепко закрыл глаза, чтобы после ощутить на своём напряжённом теле сильные руки с проворными пальцами. Мои мышцы одеревенели в предвкушении пытки. Поэтому я приходил сюда только ради шоколадного коктейля ― единственной приятной вещи. Всё остальное... всего лишь необходимость.
Необходимость могла длиться от часа до двух: всё зависело от того, насколько быстро я смогу расслабиться и позволить мастеру выполнить свою работу. Здесь и начинались проблемы. Я и сам рад бы уйти поскорее, но от меня мало что зависело. Ну, если бы я распределял физическую нагрузку так, как это делают многие люди, всё упростилось бы. Но я этого не делал, и всё усложнялось.
― Опять у вас шея, плечи и спина задубели, ― укорил меня мастер.
На ответ меня не хватило, потому что я уже знал, что не выйду отсюда в течение двух часов. Силы мне понадобятся, чтобы эти два часа выдержать. И я почти прокусил себе нижнюю губу от досады. Мне хотелось вернуться куда-нибудь поближе к сцене, включить музыку, а потом свалиться без сил после танца и уснуть на месте. И чтобы никто не мучил меня и моё скованное напряжением тело. Моему телу нравилось быть напряжённым, в таком состоянии оно с лёгкостью выносило боль и нагрузки. Когда же его пытались привести в порядок ― с точки зрения специалистов и медиков, оно всегда подводило меня и начинало сбоить. Но я понимал, что медики тоже в чём-то правы, просто выбранный ими вариант мне не подходил. Наверное, мне требовалось что-то иное для полноценного отдыха и восстановления. Или же я не умел отдыхать вовсе.
Вернуться к стойке я смог через два часа, как и предполагал. После массажа мне стало ещё хуже, чем было до.
― Шоколадный коктейль? ― с едва заметным сочувствием спросил Чанёль. Выходит, я не только паршиво себя чувствовал, но ещё и выглядел соответствующе?
Получив высокий стакан, привычно поискал взглядом приметную парочку. Нашёл только "ангела", тот обеими ладонями держал чашку с кофе, словно руки у него замёрзли, и он пытался их согреть. Не знаю, как он умудрился так быстро почувствовать мой взгляд, тем не менее, спустя миг он чуть поднял голову и уставился на меня.
― Познакомить? ― предложил помощь Чанёль.
― Спасибо, нет. Если захочу, сделаю это сам. И он уже занят, как я понимаю.
― Но не пускать же слюни всё время, так и от обезвоживания можно умереть.
― Я не пускаю. Просто любуюсь. Никому от этого плохо не станет.
"Иногда ты просто жалок. За пределами сцены. S". Ты прав, мой анонимный недруг, за пределами сцены я иной, но какой именно, ты никогда не узнаешь. И спасибо за сообщение.
Расправившись с коктейлем, я поднялся с высокого табурета, накинул куртку и оставил тонущий в полумраке зал вместе с "ангелом" за спиной. Сегодня стандартная порция боли уже получена, до следующей ― сорок восемь часов. И эти сорок восемь часов я намеревался использовать с выгодой и удовольствием, ведь потом придётся платить за всё это новой болью.
Пока ждал своей очереди, разглядывал людей опять, но теперь из парочки высмотрел лишь "лисицу".
― Как настроение? ― Наверное, улыбка никогда не сходила с лица Чанёля.
― Прекрасно, спасибо. ― Хуже некуда, но признаваться в этом не хотелось. Зверски ныли левая лодыжка и правое плечо. И я прекрасно знал, почему. Слишком много разворотов на правой ноге с толчковой левой и стоек с опорой на правую руку, а чувство меры во время тренировок и репетиций у меня атрофировалось давно и, похоже, навсегда. Кажется, я ещё умудрился немного простыть или просто устал, потому что болела голова. Обычно головную боль я снимал акупрессурой ― одно из преимуществ изучения тэквондо, но сейчас не работало даже это.
"Сколько ты стоишь? У тебя ведь наверняка есть цена. S". На миг возникло искушение спросить: "А ты так хочешь купить того, кто, по твоему мнению, и так доступен?" Я криво улыбнулся и сохранил сообщение. Сначала это раздражало, но теперь больше походило на развлечение. Мой неведомый преследователь пока ни разу не угодил в цель, все его выпады уходили в "молоко". Трудно злиться на чужие промахи, ведь это всего лишь промахи.
Вот и моя очередь. Оставив стакан на стойке и куртку на вешалке, я проследовал знакомым путём в салон, ополоснулся под душем и, обернув бёдра полотенцем, вытянулся на софе. Болезненные ощущения и ожидание грядущей пытки превратили меня в каменную статую. По крайней мере, в том, что касалось твёрдости мышц.
― Сегодня я подменяю мастера Чуна.
"Отличная" новость, но хотя бы произнесли её изумительно красивым голосом.
― Меня зовут Лу Хань. Мастер Чун сказал, что вам требуется сеанс лечебного массажа, только нужно быть аккуратнее с позвоночником. ― Лу Хань зашуршал бумагой. Наверное, открыл журнал с записями мастера Чуна. Я догадывался, что там написано напротив моего имени.
― О, вы почти два года приходите к мастеру. Любите массаж?
― Нет. Но буду рад, если мы поскорее с этим покончим.
― Да, конечно.
В красивом голосе прозвучали нотки лёгкой растерянности, но этот Лу Хань быстро вымыл руки, вооружился всем необходимым и начал сеанс точно так же, как это делал мастер Чун. Сильные руки, хотя пальцы могли бы быть и жёстче, но... Лу Хань делал всё то же самое и точно так же, как мастер Чун, и мне пришлось потратить несколько минут на анализ ощущений, чтобы разобраться. Мягкие ладони ― вот в чём было дело. Сильные и тренированные руки, как у мастера Чуна, но ладони сами по себе от природы мягкие. Редко, но такое встречается. Внешне разница почти неуловима, определить можно лишь с помощью прикосновения. Мастер Чун говорил как-то, что мечтал бы обладать такими руками ― они идеальны для массажиста.
Примерно через полчаса мне на спину упала обжигающе горячая капелька пота.
― Господин Ким, может, вы попробуете немного расслабиться? ― с тщательно скрываемым, но всё равно заметным укором попросил Лу Хань.
― Лёгкая форма миалгии, вы должны были прочесть об этом в журнале. ― Я невольно улыбнулся. ― Это невозможно, мастер Лу. Очень редко мастер Чун укладывался в час, чаще ― в два. Иногда ничего не получается и за два часа.
― Вы каскадёр, что ли? ― сердито уточнил Лу Хань и без предупреждения вцепился в мышцы с правой стороны, растревожив немного успокоившееся плечо. Захотелось влепить ему кулаком в челюсть, с трудом сдержался.
― Если бы. Хотя что-то общее, наверное, есть. Это неважно. Просто продолжайте и не отвлекайтесь.
Я мечтал, чтобы пытка закончилась как можно скорее, чтобы уйти туда, где мне будет хорошо, где будет звучать музыка. Пусть я и не умел расслабляться так, как все, зато я умел жить в движении и черпать в нём силы. Сеансы массажа не были пустой тратой времени ― я понимал это, но как же я их ненавидел... Уже просто лежать на софе неподвижно час или больше ― пытка. И ведь даже не уснёшь из-за боли.
Когда пришло время перевернуться на спину, я обнаружил, что, во-первых, мастер Лу Хань такой же мокрый от пота, как я сам; во-вторых, я его знал, то есть, видел с "лисицей". Прямо сейчас аккуратная нижняя губа его оказалась недовольно закушена, а искристые глаза потеряли градусов десять от обычной теплоты. И он немедленно вцепился клещом в левую лодыжку, заставив меня поморщиться от острой боли и зажмуриться. Впрочем, дальше лучше не становилось. Будь моя лодыжка в порядке, это тоже погоды бы не сделало.
Не знаю, намеренно он гнал кровь вверх, к бёдрам, или просто сердился, но результат его всё равно озадачил. Точнее, отсутствие результата. Только тогда он соизволил заметить, какое именно впечатление на меня производят все его манипуляции.
― Вас что-то беспокоит?
― Вряд ли.
― Я хотел спросить, не болит ли у вас что-нибудь, ― чуть нахмурившись, исправил он формулировку.
― Это не имеет значения.
― Имеет. ― Твёрдости и упрямства ему не занимать. Как и мне, кстати.
― Никакого значения это не имеет, поверьте. Даже если у меня ничего не болит, массаж всё равно сам по себе весьма болезненный.
― Массаж обычно по воздействию не превышает болевого порога, ― возразил Лу Хань.
― Обычно. Если помните, я к "обычно" не отношусь. При миалгии даже пальпация вызывает острые болезненные ощущения.
Он нахмурился ещё сильнее и окинул меня внимательным взглядом. Задумавшись, смахнул пот со лба тыльной стороной ладони. В конце концов, он же мастер, должен сообразить, что до сих пор пытается массировать деревянные от напряжения мышцы, а это всегда больно. До конца сеанса оставалось приблизительно полчаса, а у него так ни черта и не вышло. Я не собирался его упрекать, ведь он впервые работал со мной. Быть может, мастер Чун и опытнее, но даже мастеру Чуну не всегда удавалось со мной сладить, поэтому подвигов от мастера Лу в первое время я и не ждал.
Пока Лу Хань занимался плечами и руками, я наблюдал за ним. Наблюдал за прикосновениями светлых пальцев к моей смуглой коже. Рядом со мной Лу Хань казался ещё более светлым, даже сияющим. И мне совершенно не хотелось думать, насколько темнее кажусь рядом с ним я.
― Хотите меня ударить?
Я непонимающе уставился на него, потом перевёл взгляд на руки. Его пальцы аккуратно держались за моё запястье. Выдохнув, я медленно разжал кулак и криво улыбнулся. Подумаешь, замечтался...
Лу Хань принялся сосредоточенно разминать кисть. Если он надеялся похрустеть там чем-нибудь, то напрасно. Через несколько минут он развернул мою кисть внутренней стороной вверх и продолжил ощупывать и нажимать пальцами в нужных местах. Что ж, даже мои руки не шли ни в какое сравнение с его руками: намёк на изысканность портили узловатые пальцы с твёрдыми и угловатыми пластинками ногтей. Мои руки выглядели хоть сколько-нибудь пристойно только на фотографиях и исключительно благодаря неустанным заботам мастера по маникюру. Она обычно коршуном высматривала меня и безжалостно накидывалась, чтобы сделать с руками то, на что "можно взглянуть без громких рыданий и истерик, но с тихим плачем".
Могу лишь предположить, что отблеск иронии в моём взгляде Лу Хань решил записать на свой счёт, иначе с чего бы ему обижаться и смотреть на меня неприязненно. Тем не менее, он постарался закончить со мной к сроку, чтобы я успел принять душ и смыть с себя масло и пот. Ему, кстати, душ тоже не помешал бы. Немного забавно, конечно, вряд ли ему доводилось так мучиться ещё с кем-нибудь, кроме меня.
Когда я уходил, он стоял у раковины и тщательно мыл руки. И он не счёл нужным повернуться ко мне лицом и попрощаться. Мне оставалось лишь пожать плечами в недоумении и тут же поморщиться от боли в мышцах. Ничего не изменилось ― последствия те же. Ладно, час-полтора качественных нагрузок ― и я снова буду в форме. Правда, через сорок восемь часов я приду опять в этот салон, чтобы подвергнуть себя пытке, которая, наверное, никогда не кончится.
― Тебе нужен секс, ― авторитетно сообщил тем же вечером Бэкхён, заявившийся ко мне в танцзал. Он честно пытался повторять перед зеркалами то, что делал я, но неизменно выдыхался и практически в виде горки желе растекался по полу. ― Найди девицу, которая будет за, и... мне вот даже любопытно, на сколько раз тебя хватит?
― Если я подхожу к какой-нибудь девице, у менеджера случается сердечный приступ. Условия контракта, то и это, ты сам знаешь не хуже меня.
― Так ты подходи так, чтоб менеджер не видел. Или подойди к мальчику ― об этом в контракте точно ни слова не сказано.
С Бэкхёном не соскучишься, вечно он ухитрится перевернуть всё с ног на голову и обратно. Чего стоит хотя бы его привычка на людях звать меня хёном и вводить всех в заблуждение. И ещё его шуточки на тему "ошибки" в документах, где мне указали год рождения лет на десять меньше, чем нужно.
― Я не думаю, что...
― Ой, я тебя умоляю! ― Бэкхён замахал руками. ― Ну вот скажи мне, душа моя, ты когда последний раз этим занимался? И я сейчас не имею в виду выступления на сцене, учти. Поиметь всех на сцене и вне её ― разные вещи.
― Можно подумать...
― Но-но! ― Бэкхён выразительно поводил у меня перед носом указательным пальцем. ― Ты сам можешь думать что угодно о том, что ты любишь и что вытворяешь, но падающие в обмороки во время выступлений нимфетки ― жестокая реальность, а не досужий вымысел бульварной прессы. Возьми себя в руки и... Кстати, а это тоже неплохая идея! И контракту ни в чём не противоречит! Я про "взять в руки"! Как друг могу тебе даже с этим помочь!
― Что-о-о?!
Потребовалось минут пять, чтобы до меня дошло ― Бэкхён предложил мне скромно подрочить в одиночестве. Или не в одиночестве.
― Ну я же тебя знаю! Ты сейчас вот тут будешь выжимать из себя все силы по капле, а потом отключишься на пару часов, чтобы вскочить и заново себя помучить. И у тебя нет даже минутки на удовлетворение нормальных потребностей организма или самоудовлетворение хотя бы. Напоминаю тебе, что душ нужен не только для того, чтобы мыться. Там можно ещё и пошалить с пользой.
― Ты плохо на меня влияешь, ― пробормотал я, но невольно задумался. Не то чтобы я тут же и сразу ему поверил, потому что секс явно ближе к "активному отдыху", чем к расслабляющим занятиям, однако... Однако мне ни разу не приходилось уговаривать себя расслабиться после секса, само получалось прекрасно, так что...
― Так тебе помочь?
― Спасибо, сам справлюсь, ― благоразумно отказался я от предложенной помощи. И, разумеется, у меня всё вылетело из головы к тому часу, когда я закончил заниматься в зале. В душ сходил, едва там не уснул и вырубился на матах в углу.
Мы ещё обсуждали с Бэкхёном этот вопрос, вот только всё было куда сложнее, чем казалось поначалу. Я никогда не относился к людям, одобряющим беспорядочные связи, стало быть, мне требовался постоянный партнёр. Но постоянная связь тянула за собой новые проблемы. Вряд ли кто-то согласился бы поддерживать отношения только для того, чтобы быть... использованным. И я не тешил себя иллюзиями ― со мной трудно. Замкнутый, неразговорчивый, постоянно погружённый в музыку и тренировки ― у меня просто не оставалось времени на что-то ещё, на предполагаемого партнёра ― тем более. Так кто бы согласился быть со мной, зная, что нужен лишь для одного? Вот именно, никто.
"Ты прекрасен только на сцене и больше нигде. S". Спасибо за добивание, хотя ирония судьбы тут была как никогда уместна.
В следующий свой визит я узнал, что мастер Чун задерживается, поэтому пока со мной будет работать Лу Хань. Оказалось, Лу Хань ― единственный ученик мастера, завершивший обучение должным образом. Хоть что-то...
Во второй раз Лу Хань мучился со мной снова два часа. И я заметил, что он внёс небольшие изменения в обычную процедуру, правда, эффекта от них я не ощутил. Когда уходил, обратил внимание, что Лу Хань выглядел расстроенным и недовольным сразу. Любопытно даже, это он так отреагировал на меня или на то, что не добился желаемого результата?
― Впервые вижу, чтобы после сеанса у Лу кто-то выглядел не ахти, ― заметил Чанёль, привычно вручив мне стакан с коктейлем.
― Всё бывает в первый раз, ― пожал плечами я. В конце концов, тут уж я сам ничем не мог помочь ни Лу Ханю, ни мастеру Чуну. Наоборот ― это я рассчитывал на их помощь.
"Получше замазывай шрамы кремом, а то их видно при съёмках крупным планом. Если уж не красавец, то хоть выгляди аккуратно. S". Золотые слова, мой преданный аноним, но кремом меня мажут другие. Мне же на грим наплевать ― не за грим же ты меня любишь, верно?
Днём в компании неизбежного Бэкхёна мы повели меня "в люди". Бэкхёну это казалось забавным и увлекательным, я же его восторгов не разделял, только всё равно в его присутствии так и тянуло улыбаться хотя бы чуточку, незаметно, хотя бы уголком рта. Что ж, спасибо уже за то, что он говорил за двоих, а то и за троих. Несмотря на шумность, с ним было уютно и тепло. И ведь чёрта с два скажешь, что этот непримечательный на первый взгляд, шумный и вертлявый парень способен проникновенно петь на сцене, способен достучаться до сердца всего лишь с помощью голоса. Быть с ним даже приятно, наверное, потому что мы с ним похожи: кроме таланта за душой ничего нет у обоих. Как там писали в одном крупном журнале? "Внешность под вопросом, зато это компенсируется выдающимся мастерством..." У Бэкхёна ― мастерство вокала, у меня ― танцевальное. И всё. Но агентству не впервой лепить из гадких утят подобия прекрасных лебедей и красиво подавать их "к столу". Остальную часть работы отлично выполнят фанаты. Особенно если им помочь и позволить увидеть то, как мы с Бэкхёном меняемся на сцене, превращаясь на время выступления в самых настоящих лебедей без всяких дополнительных ухищрений. Быть может, это и называется "показать истинных себя"?
― О чём задумался?
― О том, над чем ты будешь смеяться. Неважно. Уйдём отсюда?
― Не нравится?
― Народа... многовато.
― Так в этом же весь смысл! ― возмутился Бэкхён.
― Знаю, но я уже устал.
"Красивое тело не заменит красивого лица. В других людях ты сам видишь раньше лицо или характер? S". Однозначного ответа на такой вопрос не существует, а если он и прозвучит, то будет самой настоящей ложью.
С неба падали редкие капли, когда мы только вышли из кафе, а вот основательно припустило минут через двадцать. Мы с Бэкхёном мчались по улице, высматривая подходящее укрытие. Я сунулся под козырёк антикварной лавки, а вот Бэкхён мой оклик не расслышал из-за гудка машины. Он растерянно застыл на дороге и едва не угодил под колёса. Поймав его за рукав, я дёрнул от души, прижал его к себе и затащил под козырёк. Бэкхён притих, немного покопошился, покосился на меня, потом в сторону. Бровь у него выразительно поехала вверх. Проследив за его взглядом, я уставился на хорошо мне знакомую парочку ― ангел и лисица. Эти двое пялились на нас с Бэкхёном и молчали.
Как воспитанный человек я приветливо кивнул Лу Ханю и выразил надежду, что он вместе с другом не сильно промок под дождём, а хлещущая с их одежды вода ― это так, спецэффекты. Лу Хань, к счастью, понял, что это была обычная вежливость, а не сарказм, поэтому кивнул мне в ответ и покосился на Бэкхёна. Бэкхён продолжал греться об меня и менять положение явно не собирался. Я коротко познакомил его с Лу Ханем, пояснив, что мы друзья, в свою очередь Лу Хань представил своего друга и коллегу ― Ким Минсока. На этом беседа благополучно заглохла. Не то чтобы я жаждал продолжить её, молчать мне нравилось куда больше, но в данном конкретном случае молчание казалось тяжёлым, неловким и обременительным. Только я всё равно не представлял, как можно нарушить шум дождя уместными словами, да и не шли на ум такие слова.
― Я придумал, как можно решить твою проблему, ― порадовал меня час спустя Бэкхён. Я даже перестал сушить волосы полотенцем и вопросительно посмотрел на него. Продолжение последовало тут же, но убойное: ― Ты ему нравишься.
― Чего?
― Ты ему нравишься! Ну! Тому китайцу. Неужели ты не замечал, как он на тебя смотрит?
― Нет. Да и с чего бы? У него Минсок есть с глазами, как у персонажей из японских мультиков. На месте Лу Ханя я б даже не посмотрел на себя. И благодаря тебе он теперь думает, что у меня ты есть. Спасибо, кстати.
― Всегда пожалуйста. Капелька ревности ещё никому не вредила. Но ты мог бы поощрить его и приятно провести время. ― Нет, определённо! Заткнуть Бэкхёна попросту невозможно! Уж не знаю, что он там себе нафантазировал, зато знаю, что отношения с Лу Ханем ― даже профессиональные ― у нас не сложились. Пожаловаться на мастерство Лу я не мог ― он был достойным учеником мастера Чуна, но и чувства, что попал в надёжные и заботливые руки, вот как с Чуном, я не испытывал. Лу Хань вёл себя именно так: подчёркнуто предупредительно и нейтрально, позволяя отчётливо понять, что он лишь временная замена мастера, к которому я привык. Разве что его попытки поэкспериментировать с процессом массажа намекали на что-то большее, но, скорее всего, это просто профессиональный интерес.
"Действительно думаешь, что сможешь соблазнить хоть кого-то, глядя на всех свысока? S". Я обязательно подумаю об этом. Когда-нибудь. Тогда, когда у меня появится свободное время для чьего-нибудь соблазнения.
Хань позвонил мне накануне традиционного сеанса. Это было внезапно. Я пялился на дисплей телефона минут пять, не меньше, пытаясь опознать номер, затем соизволил ответить.
― Господин Ким? ― Его голос я узнал бы всегда и везде. Чистый, как горный поток. И такой же холодно-нейтральный ― по отношению ко мне.
― Слушаю вас, мастер Лу.
― У меня несколько отличается расписание от расписания мастера Чуна. Я надеялся решить этот вопрос, но не вышло. Если вам удобно только старое время, я подыщу замену. Если же вы не хотите этого, то... Если я вас приму на час позже, вам это подойдёт?
На час позже и ещё два часа на сеанс... Что ж, терпимо и не так уж обременительно. Я переживу, если начну тренировку на час позже. В конце концов, я могу часок и вздремнуть до визита к Лу Ханю, а возвращаться поздним вечером или даже ночью... мне не привыкать.
― На час позже, хорошо. Спасибо, что предупредили.
― Вам спасибо, что приняли во внимание мои затруднения. Всего доброго.
Я отключился раньше, чем он, хоть и не сразу. Чего же он ждал? Что я попрощаюсь с ним словами? Наверное, стоило, но мне и в голову в тот миг не пришло, ведь я же ещё увижу его сегодня. Глупо вышло.
"Твоя надменность отвратительна. S". Я всё-таки не понимал своего преследователя. Если его или её тошнит от меня, то зачем так стараться привлечь к себе моё внимание? Я никогда не отвечал на эти сообщения, но всегда читал их, искал взглядом среди множества других и сохранял. Но это всё. Ничего больше. Потому что это забавляло.
Чанёль вечером уже поджидал меня с шоколадным коктейлем наготове.
― Спасибо, ― сухо поблагодарил я, приняв стакан.
― Вы же наш постоянный клиент, ― подмигнул мне Чанёль. ― Говорят, вы танцуете. Это правда?
― Может быть. ― Сегодня я был лаконичен, как и всегда. Точнее, большую часть времени. Если бы вокруг толпилось народа поменьше, быть может, я позволил бы себе говорить чуть обстоятельнее и приветливее, но толпа действовала на меня угнетающе. И в мыслях не держал, что могу кого-то обидеть короткими фразами, но, похоже, всё-таки обидел: Чанёль помрачнел и отступил к другому клиенту. Мне осталось лишь вздохнуть и заняться коктейлем.
Лу Хань пришёл за мной сам, жестом предложил следовать за собой и отвёл в хорошо знакомый салон. Пока он мыл руки и готовил всё необходимое для массажа, я привычно ополоснулся под душем и, завернувшись в полотенце, устроился на софе.
Лу Хань начал с нанесения на кожу подогретого масла ― от поясницы вверх и обратно. Делал он это не в стандартной манере, а легко и ненавязчиво, наверное, потому и нагрел масло чуть сильнее. Кажется, эффект был тот же, то есть, никакого. Я даже различил его разочарованный вздох. Он провёл пальцами по пояснице и осторожно потянул за полотенце.
Это ещё что?
Мне хватило одного взгляда поверх плеча, чтобы он забыл о полотенце. Или же его остановила реакция моего тела ― напряжение усилилось, а он явно рассчитывал на иное.
― Господин Ким, ― бесконечно усталым голосом спросил он, ― вы вообще хоть когда-нибудь бываете расслабленным?
― Нет. Наверное.
― Ну хоть когда-нибудь? А когда спите?
― Я активно сплю. Одеяло порхает в воздухе. Вряд ли это смахивает на расслабленность, да?
― Вы из тех, кто не умеет и минуту спокойно посидеть на месте? ― предположил он.
― В точку. Я вообще люблю нагрузки и движение. Бездействие меня убивает. И мне говорили, что я попросту не умею отдыхать и расслабляться. Может быть, так оно и есть. Я не знаю.
― Вечный двигатель, ― подытожил безрадостно Лу Хань. ― То есть ― гипотетически ― вы расслабляетесь только тогда, когда загоняете себя до смерти?
― Гипотетически. Я, правда, не знаю. Знал бы, не приходил бы сюда целых два года и не тратил бы по два часа из каждых сорока восьми.
― У вас боль и онемение в мышцах из-за чрезмерных нагрузок. Вы понимаете это?
― Лучше, чем вы можете себе вообразить, ― уже огрызнулся я.
― И вам требуется помощь, чтобы снять этот эффект. Как думаете, достаточно ли серьёзно это?
Любопытно, к чему Лу Хань клонил?
― Намекаете, что это полноценная болезнь и уже не в лёгкой форме?
― Намекаю, что большинство людей умеют самостоятельно с этим справляться. Вы ― не умеете. Ещё и не пытаетесь хоть немного помочь другим. Мне, например. С любым человеком трудно работать, приходится прилагать много сил, чтобы размять мышцы. Это не так просто, как вам кажется. С вами же это в разы сложнее.
― Понимаю, ― возразил я. ― Только толку? Если бы я мог помочь вам, я бы помог. Но мне нечем. И я не уверен... не уверен, что это вообще нужно. Я терпеть не могу массаж ― после него мне хуже. Я привык к боли, к напряжению, а после массажа всё это сбивается к чертям. Приходится привыкать обратно.
Лу Хань молчал. Молчал довольно долго, потом тронул меня за плечо.
― Переворачивайтесь, начнём с другой стороны.
Я рассеянно наблюдал, как он массирует ступни, лодыжки, икры, колени, постепенно забирается всё выше, разгоняя кровь и направляя её к бёдрам. Неужели он так и не понял, что это бесполезно? Жар в крови и возбуждение гасила боль. И боль же притупляла чувствительность. Снова вспомнилось: "Кости, которые вкривь и вкось обмотаны мышцами, как верёвками, и обтянуты кожей". Даже мастер Чун говорил, что тела подобного типа трудно массировать. Да, а ещё там сияли сбитые колени и синяки почти повсеместно. И Лу Хань отлично попадал на них пальцами, что тоже расслабленности не способствовало.
Лу Хань закусил нижнюю губу, упрямо продолжая разминать мышцы. Маленький шрам под губой стал отчётливее. И я вздрогнул, когда его пальцы оказались под полотенцем. Они по-прежнему не давали покоя мышцам, но ещё и задевали то, что задевать им, вроде как, не полагалось. Действия Лу Ханя отзывались болью в ногах. И кое-чем иным. Не в ногах. Что ж, если он вознамерился поставить полотенце на моих бёдрах вигвамом, то, определённо, достиг успеха, пусть и не с помощью массажа.
Лу Хань не смотрел на меня, только на свои руки, зато я не сводил глаз с его лица ― сосредоточенно-серьёзного и неправдоподобно красивого лица. И лениво пытался понять, на кой чёрт ему всё это понадобилось? Или он пришёл к тому же выводу, что и Бэкхён?
Скорее всего.
Лу Хань невозмутимо распахнул полотенце, полюбовался на результат непосредственно и продолжил. Теперь закусить губу пришлось мне, потому что ощущать гладкие сильные пальцы на себе было невыносимо приятно. А он точно знал, что делать и как. Через минуту я закрыл глаза и постарался совладать с дыханием. Мне это почти удалось, но тут Лу Хань пальцами другой руки провёл по коже в паховой складке и прикоснулся к яичкам. Все мои старания пошли прахом. Я тихо сходил с ума, пока он водил рукой по всей длине, дразня точными касаниями головку. И окончательно забыл о реальности, когда он позволил мне оказаться в жаркой и влажной тесноте его рта. Сильные пальцы и проворный язык ― что ещё нужно для счастья?
Я чувствовал его дыхание низом живота, бёдрами и всей длиной напряжённой плоти. И это дыхание, тревожившее кожу, было не менее эффективным, чем его пальцы, губы или язык. Вцепившись в софу, я изо всех сил сохранял неподвижность, хотя безумно хотелось послать всё к чёрту и податься навстречу его губам, рту, рывком заполнить и достичь желанного освобождения. Но я терпел. Я привык терпеть. Боль и наслаждение чем-то похожи, ведь так? Вот и сейчас я терпел, испытывая наслаждение и убеждая себя, что это боль.
Лу Хань упрямо продолжал сводить меня с ума. Сжимал пальцами у основания набухшего ствола, обводил языком головку и гладил свободной рукой живот. Настойчиво, чувственно, с железной уверенностью в том, что рано или поздно, но терпение мне изменит. Чуть отстранившись, лизнул головку, потёрся щекой и спустился ниже, чтобы добраться губами и языком до яичек. Именно на этом меня не стало. Разумное и мыслящее существо? Простите, никого нет дома.
Закусив губу и запрокинув голову, я зажмурился. Мышцы напряглись ещё сильнее, чем до этого, хотя куда уж больше-то? Мне казалось, что я стал вибрирующей струной. Нет, даже леской. Тонкой леской, которая могла лопнуть в любой миг, не выдержав груза невыносимого удовольствия.
Вновь оказавшись в плену жаркого влажного рта, я непроизвольно качнул бёдрами, словно стремясь стать с Лу Ханем единым целым. Просто сил не осталось терпеть и сдерживаться. Его ладони на моём теле только подстёгивали возбуждение.
Потом леска всё-таки лопнула. Меня выгнуло, все мышцы разом будто бы дёрнуло изнутри. Я даже остро ощутил внутренность рта Лу Ханя, походившую в тот миг в моём воображении на шёлк и бархат. Одно мгновение безумия сменилось небытием, окутав меня непривычной и сладкой слабостью. Я уже почти забыл это ощущение и радовался, что смог вспомнить.
Пока я разбирался в ощущениях и приходил в себя, Лу Хань спокойно занялся тем, чем ему и полагалось заниматься ― массажем. Кажется, он даже довольно мурлыкал себе под нос какую-то песенку, хотя я бы не поручился, что это было на самом деле.
Когда он закончил сеанс, я почувствовал себя так, словно родился заново. Даже странно, что мышцы не болели и не ныли, а звенели от желания перевернуть мир, можно и парочку миров. И моё чутьё подсказывало, что сегодня я буду танцевать сутки без перерывов и сна.
Как ни обидно, но Бэкхён оказался прав ― лучшим лекарством оказался всё-таки секс. Но я не обольщался. Лу Хань сделал это сегодня, только вряд ли он станет делать это всегда. А ещё я не понимал его: неужели он сделал это только для того, чтобы выполнить свою работу? Примерил ситуацию на себя и пришёл к выводу, что я на его месте не стал бы делать ничего подобного. И дело не только в том, что я не умел, но и в том, что мне было бы неловко. Но это полбеды. Я вообще не мог представить подобную ситуацию с моим участием.
Слова Лу Ханя прошли мимо моего сознания. Я даже не помнил, как оказался в душе, как смывал пот с тела, вытирался и одевался. И, толкнув дверь, встретился с Лу Ханем. Не представляю, что отражалось на моём лице, он же сохранял спокойствие и невозмутимость.
― Как самочувствие, господин Ким? ― Официальное обращение прозвучало нелепо после того, как губы, произнёсшие его, побывали не только на моём животе, но и познали вкус моей спермы.
Я молчал, потому что не представлял, что и как ответить, не знал, какие слова могут обидеть Лу Ханя, а какие ― выразить искреннюю благодарность. И, чёрт возьми, я не испытывал уверенности, что поступил правильно, позволив ему всё это провернуть. Быть может, он гей. Ладно, ничего страшного. Но я сам? Кто тогда я? И хочу ли я его?
Я не знал ответов на эти вопросы. Я вообще сейчас не мог думать связно и логично. Даже просто ответить на вопрос о самочувствии... Глухой ступор. Физически мне было хорошо как никогда, но в мыслях царила сумятица, и я больше всего боялся, что Лу Хань это поймёт. Я быстро соображаю ― на сцене, за пределами сцены мне требуется время для адаптации. И сейчас я точно не готов отвечать на вопросы и принимать решения.
Он чуть отступил, освобождая мне путь к выходу.
― Буду ждать вас через день. В это же время, если вам удобно.
― Спасибо. Мастер Лу. ― Ответы у меня получались на зависть лаконичные и отрывистые.
― Хань.
Я как раз сделал шаг к двери и едва не споткнулся. Его явно позабавило изумление в моих глазах, он мягко улыбнулся и пояснил:
― Мне так удобнее, если вы будете называть меня просто по имени. Когда я слышу в свой адрес "мастер", мне хочется оглянуться и проверить, не стоит ли за моей спиной мастер Чун.
Я оторопело кивнул и всё-таки поспешил убраться подальше, пока Хань ещё что-нибудь не отмочил. Мне и так хватило впечатлений на сегодня. Я даже промчался мимо стойки, позабыв о традиционном шоколадном коктейле. И забыл попрощаться с Чанёлем.
Новых сообщений от S не приходило. Жаль, ведь я уже привык получать дозу забавности ежедневно.
Сначала я решил отменить следующий сеанс массажа, набрал номер Ханя, даже нажал кнопку вызова, но через миг вызов отменил. Это походило на бегство ― вот что пришло мне в голову. И это совершенно не в моём характере. Если убежать один раз, то там и второй, третий, десятый, пока однажды бегство не станет привычкой. Когда-то я это уже проходил и знал, что бороться с этим трудно. Мне бы не хотелось снова заниматься чем-то подобным, поэтому бегство отпадало сразу же.
Я прогнал пару раз несколько кусков танца без музыки, кое-что исправил и вернулся к мыслям о Лу Хане. Хане. Пожалуй, самым умным стал бы откровенный разговор с ним. Просто прийти на сеанс и с самого начала спросить, чем он руководствовался. Если это просто работа, и ему так нравится, то ладно. Достаточно будет воспринимать это как часть сеанса и не рассчитывать на что-то большее.
"Рассчитывать на что-то большее", да? Я криво улыбнулся собственному отражению в зеркале и чуть сдвинул левую ступню, добившись лучшей устойчивости. То, что я вообще допускал подобную мысль ― о большем, говорило явно не в мою пользу. Но я никогда не пытался умалить красоту Ханя, оспорить или сделать вид, что её не существует. Хуже того, я порой представлял себя им, словно был им на самом деле или играл его роль, влезал в его шкуру. Интересно, что бы на это сказал психолог? Или меня отправили бы сразу к психиатру?
Поворот в замедлении, лёгкий наклон, шаг влево и медленно подтянуть правую ногу в испанском стиле. Сюда бы ещё шальной взгляд, но это позже, пока такой подвиг не в моих силах.
Так вот, если Хань сделал это только из профессионального интереса и пренебрежения моралью, что ж, я это приму и с этим смирюсь. Но что, если Бэкхён прав? Мало ли, в жизни всякое случается ― даже бред Бэкхёна порой сбывается. Что, если я в самом деле нравлюсь Ханю?
Ответа я не знал. Настолько не знал, что забыл о танце и просто остановился. Мне и так непросто с людьми во всех отношениях, что уж о симпатии говорить. Показывать эмоции на сцене легко, но в реальности это превращалось для меня в невыполнимую задачу. На сцене эмоции порождали музыка и танец, и эти эмоции принадлежали к конкретному временному отрезку. Я мог бы поклясться головой, что больше никогда в жизни не испытаю именно такого букета эмоций, поэтому не существовало ни одной причины, чтобы скрывать их от людей. Эти эмоции на самом деле принадлежали не мне, а тому образу, что я создавал в момент своего появления на сцене. Часть меня, но не весь я. Лишь одна из миллиона граней. И именно поэтому я никогда не испытывал боязни сцены, потому что недостаточно увидеть часть меня и узнать меня настоящего. Во мне таких кусочков из граней и образов гораздо больше, чем будет выходов на сцену, которые я смогу совершить за всю свою жизнь. Собрать их воедино и сложить мозаикой истинный портрет не сможет никто и никогда.
Хотя мне порой хотелось, чтобы у кого-нибудь получилось меня разгадать. На секунду всего лишь и очень редко, но такое желание иногда появлялось. И оно меня пугало.
Новых сообщений от S по-прежнему не приходило.
В нормальном состоянии и вне сцены я всегда оставался замкнутым, казался людям вокруг холодным и неприветливым, непроницаемым. Но так было лучше для всех. А при необходимости я всегда мог отыграть образ, который создал для камер и прессы. Когда знаешь, чего люди ждут и что им нравится, это так же просто изобразить, как щёлкнуть пальцами.
Главная проблема в случае с Ханем заключалась именно в том, что мне трудно было подпустить ближе к себе нового человека. Честно говоря, я вообще не умел этого делать и не представлял, как остальные решают подобные вопросы. Своих друзей я мог пересчитать по пальцам, и друзьями они стали сами по себе и без моего участия в процессе, как бы забавно это ни звучало. Бэкхён однажды сказал, что меня надо просто принимать таким, какой я есть. Что ж, он это умел, что бы это ни значило. Наверное, другие мои друзья умели тоже. Но я понятия не имел, способен ли на это Хань. Даже если я ему нравился ― мечтать не вредно ― буду ли я ему нравиться по-прежнему, когда он поймёт, как со мной трудно?
― Гляди, это твой двойник! ― Бэкхён потыкал в стекло, за которым лениво ползала черепаха. ― Наглядная демонстрация! Та-ра-ра-рам!
Он деловито вытянул руку над кромкой стекла и постучал кончиком пальца по панцирю. Черепаха немедленно убрала голову и конечности внутрь, превратившись в подобие булыжника.
― Не смешно.
― Вот именно! А выглядит мило, как считаешь?
Милым выглядел Бэкхён, потому что мне хотелось открутить ему голову, но рука не поднималась.
― Это твоя нормальная реакция на любого незнакомого человека и попытки стать к тебе ближе. Такое впечатление, будто ты носишь в себе невиданное сокровище и не собираешься никому его показывать. Попахивает высокомерием и самоуверенностью, верно?
― Ты действительно так думаешь?
― Неа, но только потому, что мне хватило терпения наблюдать за тобой и за твоими играми в прятки. И принимать это как данность. Ну и вообще, мне нравятся черепашки.
Что на это можно ответить? Я не представлял.
― И мне нравится сокровище, которое я всё-таки увидел, ― тихо добавил Бэкхён. ― Знаешь, часть меня хочет, чтобы ты был более открытым и простым, умел подстраиваться под окружающих, но другая часть понимает, что это неправильно, ведь тогда ты станешь уже кем-то другим, а не тем Ким Чонином, которого я знаю. И ведь я всё-таки сумел тебя разглядеть, значит, сможет и ещё кто-то.
Слабое утешение, но Бэкхён прав ― я не хотел ничего менять, меня и так всё устраивало. И меня никогда не смущало количество моих друзей, потому что не в количестве дело, а в качестве. С качеством был полный порядок.
Я пришёл на следующий сеанс ― за пятнадцать минут до начала, как и всегда. Улыбающийся Чанёль придвинул ко мне стакан и попытался пошутить в своём стиле. Я привычно ограничился кивком и слабым намёком на улыбку, обойдясь без слов. Чанёля хватило на пару попыток завязать беседу, после чего он переключился на другого клиента. Интересно, он тоже наблюдает и учится принимать меня таким, какой я есть, или банально подбирает ключ?
В назначенный срок меня пригласили в салон, где ждал Хань. Я хотел поговорить с ним сразу, но передумал и решил сначала сходить в душ. Разговор разговором, но сеанс вполне официален, как и отчётность. До чего бы мы ни договорились, и он, и я обязаны следовать порядку и расписанию. Мне бы не хотелось отнимать у него время или создавать ему проблемы на работе.
― Вы не против, если я тоже разденусь? С вами тяжело работать, не хочется потом возиться с промокшей от пота одеждой.
Этот человек определённо умел выбивать меня из колеи и вводить в состояние ступора. Из головы мгновенно вылетели все заготовки для разговора, когда он потянул вверх жёлтую футболку. Я вообще забыл напрочь, о чём собирался с ним разговаривать. Стоял себе столбом и пялился на него, разглядывая шею со спадавшими на неё мягкими завитками волос, плечи, спину, руки... и поражался тому, какой он светлый и аккуратный.
Внутренний голос ехидно сообщил, что не в моих привычках так пристально смотреть на парней, но тут же задушенно захрипел, когда я бесцеремонно скрутил его и отправил пинком в самый дальний угол сознания. Какая разница? Это просто красиво, а красота ― аксиома, которая не нуждается в пояснениях или доказательствах. Либо она есть, либо её нет.
Мне пришлось крепко ― до боли ― сжать кулаки, чтобы подавить почти непреодолимое желание прикоснуться к Ханю. Стараясь не смотреть больше в его сторону, я кое-как добрался до софы и неуклюже плюхнулся на неё, привычно растянулся на животе и уткнулся лбом в скрещенные руки.
К чёрту. Желание обладать красотой никого ещё не оправдывало, как и желание стать этой красотой хотя бы на пару секунд. Но меня пугала собственная одержимость, которую я вдруг осознал. Я смотрел на Ханя минуту назад и отчётливо понимал, что хочу забрать всё это себе вопреки здравому смыслу и всем существующим правилам. Потому что он был таким, каким мне, наверное, никогда не стать. Моей противоположностью? Возможно, но это неважно. Пускай в этом разбираются психологи вместе с психиатрами, если хотят. Куда больше меня заботили собственные желания, чем анализ причинно-следственных связей и метаморфоз восприятия.
Сейчас я видел в нём себя. Того себя, каким мне хотелось бы стать когда-нибудь. Я знал, что это совсем не идеальное отражение моих стремлений, да и не отражение вовсе, потому что Хань ― это другой человек с собственными мечтами и характером, но это сходство и совпадения... Мне никогда не попадалось ничего подобного, ничего, что настолько точно отражало бы мою мечту.
Боль от уверенного прикосновения немного меня отрезвила. Проклятый массаж, о котором я успел забыть. Всё правильно, я же тут только ради этого. Вроде как. И Хань сейчас сражался с моими окончательно одеревеневшими мышцами. Причём в их твёрдости были виноваты не только нагрузки, но и те мысли, что кишмя кишели в моей голове.
Шумный вздох и лёгкое прикосновение к плечу.
― Кажется, сегодня опять нужно начать с другой стороны, ― пробормотал Хань.
Нет уж, сегодня с другой стороны начинать точно не стоило. Я же не смогу смотреть на него, когда он остался без защиты в виде бесформенной и мешковатой одежды, прятавшей обычно его тело.
― Может, не нужно? ― спросил я, отчаянно стараясь совладать с тихой паникой.
― По-другому никак, ― отрезал Хань. И мне пришлось перевернуться на спину. Предсказателям следовало бы пересмотреть свои прогнозы по поводу конца света ― он уже настал. Даже беглого взгляда на Ханя в одном жёлтом полотенце на бёдрах хватило за глаза, чтобы ощутить подозрительную активность в районе полотенца собственного. Я не хотел этого, не думал об этом, но мои впечатления стремились показать себя во всей красе против моей воли.
Хань спрятал улыбку, закусив губу. Но я увидел эту улыбку, и это лишь усилило моё смущение.
Просто здорово! Ещё никогда я не оказывался в такой идиотской ситуации. Глупо притворяться, что всё в порядке, лучше уж честно признаться, что я ни черта не готов к сеансу массажа.
― Наверное, мне лучше уйти, ― сжав волю в кулак, подытожил я.
Хань повёл плечами и неожиданно поставил колено на софу. Через миг он сидел на мне, сжимая ногами мои бёдра.
― В этом нет необходимости. В большинстве случаев возбуждение является частью массажа. Это нормально и естественно. ― Пока он задумчиво рассказывал мне всё это, его пальцы легко перебирали мышцы у меня на правом боку. Приятно, но немного щекотно. ― В вашем конкретном случае это даже хорошо, поскольку тело постепенно обретает пластичность. Видите?
Ни черта я не видел, кроме него. И перестал что-либо воспринимать, потому что ощущал лёгкое ненавязчивое трение о его тело сквозь сомнительную преграду в виде полотенца. А он вёл себя так, словно ничего странного не происходит. Как будто вообще не чувствовал чужой стояк в опасной близости от своей задницы. Ему наплевать? Или он жаждет огрести кучу неприятностей на свою пятую точку? Или ему нравится?
Пока я мучительно искал ответ, он поёрзал на мне. Как будто специально... Именно. Поймав его взгляд, я убедился окончательно, что он сделал всё намеренно. И он прекрасно знал, что я это понял.
― Если вы не против, я продолжу. Не беспокойтесь, я всё сделаю сам.
Я был очень даже против, но язык будто прилип к гортани намертво. А потом не осталось вовсе ничего осмысленного в голове, потому что Хань стянул как своё полотенце, так и моё, и оба полотенца свалились на пол. Внезапно его лицо оказалось у меня перед глазами, тихий выдох долетел до моих губ. Хань не собирался меня поцеловать ― он уже целовал. Его пальцы до боли впивались мне в плечи, а вот губы были нежными и даже немного робкими. От этого контраста прикосновений голова шла кругом. Я потерялся в ощущениях и не сразу понял, что уже сам целую его, ловлю его губы, покусываю и провожу по ним языком, словно так лучше и чётче смогу разобрать его вкус. Мягкие волосы под моими пальцами, гладкая кожа, изысканные черты лица, маленькое уплотнение под нижней губой, безупречные линии шеи... Он просто потёрся кончиком носа о мой подбородок, а отозвалось всё моё тело, заставив его осторожно поёрзать и чуть сильнее наклониться ко мне.
Хань потянулся за глиняной чашкой для масла и наклонил её надо мной. Отставив чашку, принялся медленно распределять масло по коже. Ему вскоре пришлось пересесть ближе к моим коленям, чтобы нанести масло на живот и на бёдра. Глупо было думать, что он обделит вниманием напряжённую плоть, которая минуту назад тёрлась о его ягодицы. Его руки напоминали сейчас благословение и проклятие одновременно. Хорошо ещё, что он довольно быстро вернулся на место и потребовал поцелуй.
Хань перехватил мои руки, когда я прикоснулся к его бёдрам. Он аккуратно прижал запястья к софе, заставив меня выпрямить руки вдоль тела, отпустил и после быстрого поцелуя тихо напомнил:
― Во время сеанса прикасаться может только мастер.
Как чудно, но мне необходимо было потрогать его, коснуться, изучить на ощупь. И это желание было сильнее, чем любое иное. Подумав, я поднял руку и протянул ему. Он непонимающе уставился на мою ладонь.
― Возьми и прикоснись сам. ― Кажется, я улыбнулся, когда произнёс его имя. ― Хань?
Он понял, хоть и не сразу, осторожно взял мою ладонь и притянул к собственной груди, нарочито медленно повёл моей рукой по коже сверху вниз. Прикрыв глаза, я упивался ощущениями. Гладкое на твёрдом, выпуклая вершинка соска, чуть выступающие рёбра, потом ― едва заметно подрагивающие мышцы живота. Неторопливое путешествие обратно вверх ― вот ключица, напряжённая шея, аккуратный подбородок, губы... Он губами поймал мои пальцы, облизнул и чуть сжал зубами, поставив точку в этом незабываемом путешествии.
Я хотел его, но всё ещё не мог признаться в этом. Ему, не себе. С собой я буду разбираться позже. Но когда он прильнул к моим губам и позволил поцеловать его, кончиком языка провести по кромке зубов, задеть нёбо и прикусить его язык, вновь проникнуть глубже, чтобы после мы оба смогли судорожно втянуть в себя воздух, чуть отстранившись, я сказал то, что говорить не собирался, да и не ожидал от себя самого. Хань на миг замер, но в следующую секунду зажал мне рот ладонью и согрел мягким поцелуем шею. Не одним поцелуем. Он целеустремлённо спускался вниз по шее, добрался до груди, где перестал осторожничать и проявил страстность. Затем уже обе его ладони гладили мой живот. Он выпрямился, чуть приподнялся и тонко улыбнулся, когда я невольно потёрся ноющим от усилившегося возбуждения стволом о ложбинку меж его ягодиц. Его проворные пальцы пробежались по всей длине от основания к головке, и он уверенно направил мой член в себя. Медленно опускался, опасаясь сделать то ли вдох, то ли выдох. А я плавился от чувства единения с ним: мягкий трепет его тела, сладкое давление, острое ощущение движения в гладкой тесноте... Это было лучше, чем я мог себе представить.
Не знаю, что забыли мои руки на его бёдрах. Они прикасались к коже на внутренней стороне, гладили низ живота и чутко улавливали дрожь его мышц. Хотя больше всего меня поразила реакция его тела на моё проникновение в него. Хань и так испытывал возбуждение раньше, но в тот миг, когда я полностью его заполнил, он отреагировал так, словно почти достиг предела.
Кажется, Ханю не очень понравилось то, что я всё ещё могу связно мыслить. Знал бы он, чего мне это стоило. И я не хотел навредить ему, поэтому безжалостно глушил удовольствие, старался не замечать его. Хань сам всё испортил, принявшись двигаться на мне. Темп, который он выбрал, никто не рискнул бы назвать осторожным. Он сходил с ума сам и делал со мной то же самое. Я умел терпеть боль, а удовольствие немного на боль похоже, но я не железный. Мы вместе скользили ладонями по влажным от масла и пота телам, сплетали пальцы, пытаясь замедлить друг друга, но ничего не получалось.
Едва меня догнала мысль, что сейчас всё закончится, Хань отпрянул, лишив меня своего внутреннего жара. Он вытянулся на софе рядом, тяжело дыша и кусая губы, затем почти неслышно позвал:
― Иди ко мне...
Наверное, я ждал именно этих слов всё время. Не знаю. Просто это походило на переключатель. Щёлк ― и всё встало на свои места, исключив сомнения и путаницу. И я прикасался к его лицу руками и губами, изучая изысканные черты, упивался совершенством его шеи, измерял поцелуями плечи и грудь, прижимал его к себе так сильно, что он почти задыхался. Но мне было необходимо ощущать его желание всем телом, чувствовать, как доказательство его возбуждения прижимается к моему животу, как напрягаются выпуклые мышцы на его бёдрах, как подрагивают ступни, задевая мои лодыжки. Я прихватывал губами кожу на его шее, не стесняясь прикусывать её зубами, делал то же самое с сосками, сравнивая их цвет с цветом его кожи, и пытался осознать, что моё желание осуществимо. Быть может, я никогда не смогу стать Ханем, но быть с ним ― могу вполне, и это ― равноценно.
Я вошёл в него, сорвав с его губ тихий стон. Ещё лучше, потому что его голос я мог бы слушать вечно. Бедная софа не выдержала нашей страсти и вскоре принялась поскрипывать, как ни странно, это совершенно не раздражало. Я сжимал ладонями его бёдра, а он ловил руками мою голову, перебирал влажные от пота волосы и тянул к себе, чтобы красть поцелуи время от времени. А ещё он не закрывал глаза, и мне казалось, что это гипноз или что-то в этом духе, потому что я никак не мог выбраться из блестящей тёплой глубины, окружённой длинными ресницами и усыпанной лукавыми искорками.
Когда огонь, так сказать, угас, я свалился на софу, утянув за собой Ханя. Просто лежал, ощущая на себе его горячее тело, и гладил по спине. Мы даже толком не отдышались, а он вновь искал мои губы, чтобы после отстраниться и напомнить, зачем я сюда пришёл. Не знаю, где он черпал силы, чтобы мять и ощупывать все мышцы на моём теле, нажимать пальцами и тянуть, прогоняя напряжение и усталость и наполняя новой силой. И в душ со мной Хань не пошёл, хотя, скорее всего, это было самым благоразумным решением.
Из душа я выбрался и застал его за заполнением журнала. Он сидел на стуле, завернувшись в полотенце, и даже не обернулся, когда я приблизился к нему. Я стоял и смотрел на его склонённую голову и не знал, что должен сказать. Пригласить его куда-нибудь? Просто поблагодарить? Спросить, сможем ли мы... Вот в такие минуты я как никогда отчётливо понимал все преимущества старомодных способов знакомства, когда отношения точно начинались не с секса, а с чего-то более многозначного, оставлявшего простор для двусмысленности. Секс простора для двусмысленности не оставлял. Никакого.
"Я тебя трахнул, мне понравилось. Повторим?" Я, скорее, откусил бы себе язык, чем сказал бы нечто подобное Ханю. Но прямо сейчас я знал слова, какие никогда ему не скажу, и не знал, что сказать бы хотел. Звуки в слова отказывались складываться, как и чувства. Поэтому я продолжал стоять и смотреть. Бэкхён прав, я совершенно не умел подстраиваться под людей и находить с ними общий язык.
― Господин Ким, я буду ждать вас... ― отстранённо начал Хань.
― Чонин.
Он вскинул голову и посмотрел на меня, потом едва заметно улыбнулся и кивнул.
― Чонин, буду ждать тебя послезавтра в это же время. Постарайся сбалансировать свои нагрузки. Всего доброго. ― Хань снова улыбнулся, но по-другому ― ярко и лучисто, словно солнце проблеском из-за туч показалось. Прихватив свою одежду, он ушёл в душ, оставив меня одного. Вот и поговорили...
Прислонившись плечом к двери, я терпеливо ждал, пока он выйдет. По-прежнему не знал, что должен говорить ему, но мне необходимо было прояснить, что же между нами происходит.
Хань удивился, обнаружив, что я ещё не ушёл. Он одёрнул футболку и вопросительно посмотрел на меня.
― Я хотел спросить.
― О чём?
― То... что было... это... ― Да уж, образчик красноречия, нечего сказать, но связные фразы не получались.
― Это просто было, раз уж мы оба этого хотели. Прости, мне действительно нужно идти, к тому же, мы ещё увидимся, верно? ― Он прихватил куртку и сумку и проскользнул в дверь раньше, чем я успел найти нужные слова, чтобы задержать его.
Автор: Корейский Песец
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань), Бён Бэкхён, Пак Чанёль, фоном - Ким Минсок, Хуан Цзытао, Чжан Исин
Рейтинг: !18+
Жанр: псевдо-бэндфик или бэнд-АУ, романс
Размер: 25000 слов
Размещение: запрещено
Примечания: просили чистую романтику - получите "песцовую романтику", потому что без дополнительных элементов я, кажется, попросту не бываю и не умею. И вообще, романтика - это не ко мне, поэтому...
Хикиваки
Хикиваки
- 1 -
Я люблю шоколадный коктейль, хотя мне его нельзя. Нельзя точно так же, как уйму прочих вещей. Но сюда я прихожу именно из-за коктейля, только из-за него.
― Ваш коктейль! ― Улыбчивый высокий парень привычно поставил передо мной высокий стакан. ― Если вам долго ждать, могу повторить чуть позже.
Давным-давно знаю, что на его бэйджике написано "Чанёль", точно так же, как он давным-давно знает, кто я такой и как меня зовут, но мы оба продолжаем играть в незнакомцев. Так проще и спокойнее, например, мне. И мы продолжаем улыбаться друг другу уже второй год.
Чанёль дождался моего кивка и занялся своими делами. Я медленно пил коктейль и рассеянно скользил взглядом по прятавшимся в мягком полумраке людям. Узнавал многих звёзд или влиятельных персон ― всё же это место обладало определённой репутацией, но некоторых либо видел впервые, либо не узнавал ― такое тоже случалось.
Опять...
Почти два года я натыкался на этих двоих: один чуть повыше, другой ― пониже и поплотнее, красивые и живые. Первый слишком много говорил, второй так же много молчал. Один похож на ангела, но только внешне, другой ― на лисицу, однако к ангелу точно ближе, чем первый. Странные.
С тех пор, как увидел их во второй раз, привык находить их взглядом и наблюдать за тем, что напоминал ангела. Когда изо дня в день большую часть времени пялишься в зеркала, начинаешь острее чувствовать красоту. И когда я смотрел на этого парня, испытывал те самые ощущения ― красиво. Полностью красиво. Редко такое попадается.
Мне самому приходилось из кожи вон лезть, чтобы добиться красоты в движениях и эмоциях, потому что сам по себе я обычный. На сцене грим ещё может что-то поправить, но не в жизни, как сейчас, например. Поэтому я никогда не полагался ни на своё лицо ― "будто резцом оставили чёткие линии на граните", ни на фигуру ― "кости, вкривь и вкось обмотанные мышцами-"верёвками" и обтянутые кожей". И мне не нужно было слышать подобное ворчание со стороны коллег, гримёров, костюмеров и прочего персонала ― я и сам прекрасно знал о себе правду. Потому-то и лез из кожи вон, оттачивая каждый жест, взгляд, движение, поворот, выражение лица. Не вышло в одном, можно попробовать в другом. Это трудно, но возможно.
Тому же парню-ангелу вряд ли доводилось так напрягаться. Тонкие черты, выразительные глаза, изящный нос, волна мягких волос надо лбом, молочная кожа. И двигался он именно так, как выглядел. Он как будто дышал красотой, пропитавшей весь его облик. И эта красота искристо переливалась в смене эмоций на его лице или в глазах, в звуках его голоса, в его жестах и тысяче оттенков улыбки. Мне не приходило в голову завидовать, скорее, я немного сожалел и просто позволял себе помечтать о том, что я мог бы сделать, обладая всем этим богатством.
Рассеянно уставился на собственные пальцы, обхватившие стакан, и едва заметно усмехнулся. Цвет моей кожи мало отличался от цвета коктейля.
― Приглянулись?
Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что я едва не вывернул содержимое стакана себе на рубашку. Чанёль привычно улыбался с той стороны стойки.
― Те двое, ― он кивнул в сторону парочки, за которой я наблюдал.
― Просто любопытно. Часто вижу их. ― Обтекаемо и нейтрально, и не особенно интересно. Интересным я предпочитал быть на сцене, за её пределами чужое внимание мне не требовалось. Принимать правила игры и любить их ― разные вещи. Сейчас на мне не осталось и следа грима, на одежде не сверкали блёстки, и я не танцевал. Серая тень обычной жизни ― я даже двигался небрежно и неуклюже, и мне очень хотелось побыть этой тенью подольше, чтобы запастись силами к следующему рывку и опять сгореть на сцене, сгореть до пепельного цвета обычной тени. Кто знает, сколько мне ещё осталось? Учить других ― это тоже интересно, но по призванию я никогда не был наставником, я создан именно для сцены.
― А мне на миг показалось, что они приглянулись. Ну или один из них, ― примирительно протянул Чанёль, забрал у меня опустевший стакан и вручил новый. Наверное, он надеялся закинуть удочку с подходящим крючком, чтобы "поймать рыбку" и продолжить беседу, но я не отличался особой разговорчивостью, поэтому промолчал, порушив все его планы. Не то чтобы я не хотел с ним разговаривать... Дело не в нём. И не во мне. Я просто не хотел разговаривать вовсе. Ни с кем.
"От твоей доступности просто тошнит. S". Новое сообщение по поводу последней фотосессии. Всё как всегда. Мой личный то ли ненавистник, то ли сталкер напомнил о своём существовании в очередной раз. Пустяк, не стоящий внимания. Я просто уже привык к его или её выпадам, меня это забавляло в достаточной степени, чтобы сохранять эти сообщения.
Когда я вновь посмотрел на ту парочку, наткнулся на взгляд "ангела", прямой и вопросительный. Я не стал торопливо отворачиваться или смущённо отводить глаза, в конце концов, я действительно восхищался его красотой и ничего плохого не делал. Слабая улыбка, лёгкий наклон головы и опять шоколадный коктейль ― сама невозмутимость и сдержанность. Кажется, он удивился, но я не поручился бы головой, утверждая подобное. В нём сплеталось множество эмоций, выражения на его лице менялись с головокружительной быстротой ― наблюдать за этим было в удовольствие, но понять и разобраться ― сложновато.
Второй стакан опустел как раз к той минуте, когда за мной явился администратор. Уютный коридор в багровых тонах, пышный салон, душ, мягкие полотенца с ванильным запахом, удобная софа. Я вытянулся на животе и крепко закрыл глаза, чтобы после ощутить на своём напряжённом теле сильные руки с проворными пальцами. Мои мышцы одеревенели в предвкушении пытки. Поэтому я приходил сюда только ради шоколадного коктейля ― единственной приятной вещи. Всё остальное... всего лишь необходимость.
Необходимость могла длиться от часа до двух: всё зависело от того, насколько быстро я смогу расслабиться и позволить мастеру выполнить свою работу. Здесь и начинались проблемы. Я и сам рад бы уйти поскорее, но от меня мало что зависело. Ну, если бы я распределял физическую нагрузку так, как это делают многие люди, всё упростилось бы. Но я этого не делал, и всё усложнялось.
― Опять у вас шея, плечи и спина задубели, ― укорил меня мастер.
На ответ меня не хватило, потому что я уже знал, что не выйду отсюда в течение двух часов. Силы мне понадобятся, чтобы эти два часа выдержать. И я почти прокусил себе нижнюю губу от досады. Мне хотелось вернуться куда-нибудь поближе к сцене, включить музыку, а потом свалиться без сил после танца и уснуть на месте. И чтобы никто не мучил меня и моё скованное напряжением тело. Моему телу нравилось быть напряжённым, в таком состоянии оно с лёгкостью выносило боль и нагрузки. Когда же его пытались привести в порядок ― с точки зрения специалистов и медиков, оно всегда подводило меня и начинало сбоить. Но я понимал, что медики тоже в чём-то правы, просто выбранный ими вариант мне не подходил. Наверное, мне требовалось что-то иное для полноценного отдыха и восстановления. Или же я не умел отдыхать вовсе.
Вернуться к стойке я смог через два часа, как и предполагал. После массажа мне стало ещё хуже, чем было до.
― Шоколадный коктейль? ― с едва заметным сочувствием спросил Чанёль. Выходит, я не только паршиво себя чувствовал, но ещё и выглядел соответствующе?
Получив высокий стакан, привычно поискал взглядом приметную парочку. Нашёл только "ангела", тот обеими ладонями держал чашку с кофе, словно руки у него замёрзли, и он пытался их согреть. Не знаю, как он умудрился так быстро почувствовать мой взгляд, тем не менее, спустя миг он чуть поднял голову и уставился на меня.
― Познакомить? ― предложил помощь Чанёль.
― Спасибо, нет. Если захочу, сделаю это сам. И он уже занят, как я понимаю.
― Но не пускать же слюни всё время, так и от обезвоживания можно умереть.
― Я не пускаю. Просто любуюсь. Никому от этого плохо не станет.
"Иногда ты просто жалок. За пределами сцены. S". Ты прав, мой анонимный недруг, за пределами сцены я иной, но какой именно, ты никогда не узнаешь. И спасибо за сообщение.
Расправившись с коктейлем, я поднялся с высокого табурета, накинул куртку и оставил тонущий в полумраке зал вместе с "ангелом" за спиной. Сегодня стандартная порция боли уже получена, до следующей ― сорок восемь часов. И эти сорок восемь часов я намеревался использовать с выгодой и удовольствием, ведь потом придётся платить за всё это новой болью.
- 2 -
Пока ждал своей очереди, разглядывал людей опять, но теперь из парочки высмотрел лишь "лисицу".
― Как настроение? ― Наверное, улыбка никогда не сходила с лица Чанёля.
― Прекрасно, спасибо. ― Хуже некуда, но признаваться в этом не хотелось. Зверски ныли левая лодыжка и правое плечо. И я прекрасно знал, почему. Слишком много разворотов на правой ноге с толчковой левой и стоек с опорой на правую руку, а чувство меры во время тренировок и репетиций у меня атрофировалось давно и, похоже, навсегда. Кажется, я ещё умудрился немного простыть или просто устал, потому что болела голова. Обычно головную боль я снимал акупрессурой ― одно из преимуществ изучения тэквондо, но сейчас не работало даже это.
"Сколько ты стоишь? У тебя ведь наверняка есть цена. S". На миг возникло искушение спросить: "А ты так хочешь купить того, кто, по твоему мнению, и так доступен?" Я криво улыбнулся и сохранил сообщение. Сначала это раздражало, но теперь больше походило на развлечение. Мой неведомый преследователь пока ни разу не угодил в цель, все его выпады уходили в "молоко". Трудно злиться на чужие промахи, ведь это всего лишь промахи.
Вот и моя очередь. Оставив стакан на стойке и куртку на вешалке, я проследовал знакомым путём в салон, ополоснулся под душем и, обернув бёдра полотенцем, вытянулся на софе. Болезненные ощущения и ожидание грядущей пытки превратили меня в каменную статую. По крайней мере, в том, что касалось твёрдости мышц.
― Сегодня я подменяю мастера Чуна.
"Отличная" новость, но хотя бы произнесли её изумительно красивым голосом.
― Меня зовут Лу Хань. Мастер Чун сказал, что вам требуется сеанс лечебного массажа, только нужно быть аккуратнее с позвоночником. ― Лу Хань зашуршал бумагой. Наверное, открыл журнал с записями мастера Чуна. Я догадывался, что там написано напротив моего имени.
― О, вы почти два года приходите к мастеру. Любите массаж?
― Нет. Но буду рад, если мы поскорее с этим покончим.
― Да, конечно.
В красивом голосе прозвучали нотки лёгкой растерянности, но этот Лу Хань быстро вымыл руки, вооружился всем необходимым и начал сеанс точно так же, как это делал мастер Чун. Сильные руки, хотя пальцы могли бы быть и жёстче, но... Лу Хань делал всё то же самое и точно так же, как мастер Чун, и мне пришлось потратить несколько минут на анализ ощущений, чтобы разобраться. Мягкие ладони ― вот в чём было дело. Сильные и тренированные руки, как у мастера Чуна, но ладони сами по себе от природы мягкие. Редко, но такое встречается. Внешне разница почти неуловима, определить можно лишь с помощью прикосновения. Мастер Чун говорил как-то, что мечтал бы обладать такими руками ― они идеальны для массажиста.
Примерно через полчаса мне на спину упала обжигающе горячая капелька пота.
― Господин Ким, может, вы попробуете немного расслабиться? ― с тщательно скрываемым, но всё равно заметным укором попросил Лу Хань.
― Лёгкая форма миалгии, вы должны были прочесть об этом в журнале. ― Я невольно улыбнулся. ― Это невозможно, мастер Лу. Очень редко мастер Чун укладывался в час, чаще ― в два. Иногда ничего не получается и за два часа.
― Вы каскадёр, что ли? ― сердито уточнил Лу Хань и без предупреждения вцепился в мышцы с правой стороны, растревожив немного успокоившееся плечо. Захотелось влепить ему кулаком в челюсть, с трудом сдержался.
― Если бы. Хотя что-то общее, наверное, есть. Это неважно. Просто продолжайте и не отвлекайтесь.
Я мечтал, чтобы пытка закончилась как можно скорее, чтобы уйти туда, где мне будет хорошо, где будет звучать музыка. Пусть я и не умел расслабляться так, как все, зато я умел жить в движении и черпать в нём силы. Сеансы массажа не были пустой тратой времени ― я понимал это, но как же я их ненавидел... Уже просто лежать на софе неподвижно час или больше ― пытка. И ведь даже не уснёшь из-за боли.
Когда пришло время перевернуться на спину, я обнаружил, что, во-первых, мастер Лу Хань такой же мокрый от пота, как я сам; во-вторых, я его знал, то есть, видел с "лисицей". Прямо сейчас аккуратная нижняя губа его оказалась недовольно закушена, а искристые глаза потеряли градусов десять от обычной теплоты. И он немедленно вцепился клещом в левую лодыжку, заставив меня поморщиться от острой боли и зажмуриться. Впрочем, дальше лучше не становилось. Будь моя лодыжка в порядке, это тоже погоды бы не сделало.
Не знаю, намеренно он гнал кровь вверх, к бёдрам, или просто сердился, но результат его всё равно озадачил. Точнее, отсутствие результата. Только тогда он соизволил заметить, какое именно впечатление на меня производят все его манипуляции.
― Вас что-то беспокоит?
― Вряд ли.
― Я хотел спросить, не болит ли у вас что-нибудь, ― чуть нахмурившись, исправил он формулировку.
― Это не имеет значения.
― Имеет. ― Твёрдости и упрямства ему не занимать. Как и мне, кстати.
― Никакого значения это не имеет, поверьте. Даже если у меня ничего не болит, массаж всё равно сам по себе весьма болезненный.
― Массаж обычно по воздействию не превышает болевого порога, ― возразил Лу Хань.
― Обычно. Если помните, я к "обычно" не отношусь. При миалгии даже пальпация вызывает острые болезненные ощущения.
Он нахмурился ещё сильнее и окинул меня внимательным взглядом. Задумавшись, смахнул пот со лба тыльной стороной ладони. В конце концов, он же мастер, должен сообразить, что до сих пор пытается массировать деревянные от напряжения мышцы, а это всегда больно. До конца сеанса оставалось приблизительно полчаса, а у него так ни черта и не вышло. Я не собирался его упрекать, ведь он впервые работал со мной. Быть может, мастер Чун и опытнее, но даже мастеру Чуну не всегда удавалось со мной сладить, поэтому подвигов от мастера Лу в первое время я и не ждал.
Пока Лу Хань занимался плечами и руками, я наблюдал за ним. Наблюдал за прикосновениями светлых пальцев к моей смуглой коже. Рядом со мной Лу Хань казался ещё более светлым, даже сияющим. И мне совершенно не хотелось думать, насколько темнее кажусь рядом с ним я.
― Хотите меня ударить?
Я непонимающе уставился на него, потом перевёл взгляд на руки. Его пальцы аккуратно держались за моё запястье. Выдохнув, я медленно разжал кулак и криво улыбнулся. Подумаешь, замечтался...
Лу Хань принялся сосредоточенно разминать кисть. Если он надеялся похрустеть там чем-нибудь, то напрасно. Через несколько минут он развернул мою кисть внутренней стороной вверх и продолжил ощупывать и нажимать пальцами в нужных местах. Что ж, даже мои руки не шли ни в какое сравнение с его руками: намёк на изысканность портили узловатые пальцы с твёрдыми и угловатыми пластинками ногтей. Мои руки выглядели хоть сколько-нибудь пристойно только на фотографиях и исключительно благодаря неустанным заботам мастера по маникюру. Она обычно коршуном высматривала меня и безжалостно накидывалась, чтобы сделать с руками то, на что "можно взглянуть без громких рыданий и истерик, но с тихим плачем".
Могу лишь предположить, что отблеск иронии в моём взгляде Лу Хань решил записать на свой счёт, иначе с чего бы ему обижаться и смотреть на меня неприязненно. Тем не менее, он постарался закончить со мной к сроку, чтобы я успел принять душ и смыть с себя масло и пот. Ему, кстати, душ тоже не помешал бы. Немного забавно, конечно, вряд ли ему доводилось так мучиться ещё с кем-нибудь, кроме меня.
Когда я уходил, он стоял у раковины и тщательно мыл руки. И он не счёл нужным повернуться ко мне лицом и попрощаться. Мне оставалось лишь пожать плечами в недоумении и тут же поморщиться от боли в мышцах. Ничего не изменилось ― последствия те же. Ладно, час-полтора качественных нагрузок ― и я снова буду в форме. Правда, через сорок восемь часов я приду опять в этот салон, чтобы подвергнуть себя пытке, которая, наверное, никогда не кончится.
― Тебе нужен секс, ― авторитетно сообщил тем же вечером Бэкхён, заявившийся ко мне в танцзал. Он честно пытался повторять перед зеркалами то, что делал я, но неизменно выдыхался и практически в виде горки желе растекался по полу. ― Найди девицу, которая будет за, и... мне вот даже любопытно, на сколько раз тебя хватит?
― Если я подхожу к какой-нибудь девице, у менеджера случается сердечный приступ. Условия контракта, то и это, ты сам знаешь не хуже меня.
― Так ты подходи так, чтоб менеджер не видел. Или подойди к мальчику ― об этом в контракте точно ни слова не сказано.
С Бэкхёном не соскучишься, вечно он ухитрится перевернуть всё с ног на голову и обратно. Чего стоит хотя бы его привычка на людях звать меня хёном и вводить всех в заблуждение. И ещё его шуточки на тему "ошибки" в документах, где мне указали год рождения лет на десять меньше, чем нужно.
― Я не думаю, что...
― Ой, я тебя умоляю! ― Бэкхён замахал руками. ― Ну вот скажи мне, душа моя, ты когда последний раз этим занимался? И я сейчас не имею в виду выступления на сцене, учти. Поиметь всех на сцене и вне её ― разные вещи.
― Можно подумать...
― Но-но! ― Бэкхён выразительно поводил у меня перед носом указательным пальцем. ― Ты сам можешь думать что угодно о том, что ты любишь и что вытворяешь, но падающие в обмороки во время выступлений нимфетки ― жестокая реальность, а не досужий вымысел бульварной прессы. Возьми себя в руки и... Кстати, а это тоже неплохая идея! И контракту ни в чём не противоречит! Я про "взять в руки"! Как друг могу тебе даже с этим помочь!
― Что-о-о?!
Потребовалось минут пять, чтобы до меня дошло ― Бэкхён предложил мне скромно подрочить в одиночестве. Или не в одиночестве.
― Ну я же тебя знаю! Ты сейчас вот тут будешь выжимать из себя все силы по капле, а потом отключишься на пару часов, чтобы вскочить и заново себя помучить. И у тебя нет даже минутки на удовлетворение нормальных потребностей организма или самоудовлетворение хотя бы. Напоминаю тебе, что душ нужен не только для того, чтобы мыться. Там можно ещё и пошалить с пользой.
― Ты плохо на меня влияешь, ― пробормотал я, но невольно задумался. Не то чтобы я тут же и сразу ему поверил, потому что секс явно ближе к "активному отдыху", чем к расслабляющим занятиям, однако... Однако мне ни разу не приходилось уговаривать себя расслабиться после секса, само получалось прекрасно, так что...
― Так тебе помочь?
― Спасибо, сам справлюсь, ― благоразумно отказался я от предложенной помощи. И, разумеется, у меня всё вылетело из головы к тому часу, когда я закончил заниматься в зале. В душ сходил, едва там не уснул и вырубился на матах в углу.
Мы ещё обсуждали с Бэкхёном этот вопрос, вот только всё было куда сложнее, чем казалось поначалу. Я никогда не относился к людям, одобряющим беспорядочные связи, стало быть, мне требовался постоянный партнёр. Но постоянная связь тянула за собой новые проблемы. Вряд ли кто-то согласился бы поддерживать отношения только для того, чтобы быть... использованным. И я не тешил себя иллюзиями ― со мной трудно. Замкнутый, неразговорчивый, постоянно погружённый в музыку и тренировки ― у меня просто не оставалось времени на что-то ещё, на предполагаемого партнёра ― тем более. Так кто бы согласился быть со мной, зная, что нужен лишь для одного? Вот именно, никто.
"Ты прекрасен только на сцене и больше нигде. S". Спасибо за добивание, хотя ирония судьбы тут была как никогда уместна.
- 3 -
В следующий свой визит я узнал, что мастер Чун задерживается, поэтому пока со мной будет работать Лу Хань. Оказалось, Лу Хань ― единственный ученик мастера, завершивший обучение должным образом. Хоть что-то...
Во второй раз Лу Хань мучился со мной снова два часа. И я заметил, что он внёс небольшие изменения в обычную процедуру, правда, эффекта от них я не ощутил. Когда уходил, обратил внимание, что Лу Хань выглядел расстроенным и недовольным сразу. Любопытно даже, это он так отреагировал на меня или на то, что не добился желаемого результата?
― Впервые вижу, чтобы после сеанса у Лу кто-то выглядел не ахти, ― заметил Чанёль, привычно вручив мне стакан с коктейлем.
― Всё бывает в первый раз, ― пожал плечами я. В конце концов, тут уж я сам ничем не мог помочь ни Лу Ханю, ни мастеру Чуну. Наоборот ― это я рассчитывал на их помощь.
"Получше замазывай шрамы кремом, а то их видно при съёмках крупным планом. Если уж не красавец, то хоть выгляди аккуратно. S". Золотые слова, мой преданный аноним, но кремом меня мажут другие. Мне же на грим наплевать ― не за грим же ты меня любишь, верно?
Днём в компании неизбежного Бэкхёна мы повели меня "в люди". Бэкхёну это казалось забавным и увлекательным, я же его восторгов не разделял, только всё равно в его присутствии так и тянуло улыбаться хотя бы чуточку, незаметно, хотя бы уголком рта. Что ж, спасибо уже за то, что он говорил за двоих, а то и за троих. Несмотря на шумность, с ним было уютно и тепло. И ведь чёрта с два скажешь, что этот непримечательный на первый взгляд, шумный и вертлявый парень способен проникновенно петь на сцене, способен достучаться до сердца всего лишь с помощью голоса. Быть с ним даже приятно, наверное, потому что мы с ним похожи: кроме таланта за душой ничего нет у обоих. Как там писали в одном крупном журнале? "Внешность под вопросом, зато это компенсируется выдающимся мастерством..." У Бэкхёна ― мастерство вокала, у меня ― танцевальное. И всё. Но агентству не впервой лепить из гадких утят подобия прекрасных лебедей и красиво подавать их "к столу". Остальную часть работы отлично выполнят фанаты. Особенно если им помочь и позволить увидеть то, как мы с Бэкхёном меняемся на сцене, превращаясь на время выступления в самых настоящих лебедей без всяких дополнительных ухищрений. Быть может, это и называется "показать истинных себя"?
― О чём задумался?
― О том, над чем ты будешь смеяться. Неважно. Уйдём отсюда?
― Не нравится?
― Народа... многовато.
― Так в этом же весь смысл! ― возмутился Бэкхён.
― Знаю, но я уже устал.
"Красивое тело не заменит красивого лица. В других людях ты сам видишь раньше лицо или характер? S". Однозначного ответа на такой вопрос не существует, а если он и прозвучит, то будет самой настоящей ложью.
С неба падали редкие капли, когда мы только вышли из кафе, а вот основательно припустило минут через двадцать. Мы с Бэкхёном мчались по улице, высматривая подходящее укрытие. Я сунулся под козырёк антикварной лавки, а вот Бэкхён мой оклик не расслышал из-за гудка машины. Он растерянно застыл на дороге и едва не угодил под колёса. Поймав его за рукав, я дёрнул от души, прижал его к себе и затащил под козырёк. Бэкхён притих, немного покопошился, покосился на меня, потом в сторону. Бровь у него выразительно поехала вверх. Проследив за его взглядом, я уставился на хорошо мне знакомую парочку ― ангел и лисица. Эти двое пялились на нас с Бэкхёном и молчали.
Как воспитанный человек я приветливо кивнул Лу Ханю и выразил надежду, что он вместе с другом не сильно промок под дождём, а хлещущая с их одежды вода ― это так, спецэффекты. Лу Хань, к счастью, понял, что это была обычная вежливость, а не сарказм, поэтому кивнул мне в ответ и покосился на Бэкхёна. Бэкхён продолжал греться об меня и менять положение явно не собирался. Я коротко познакомил его с Лу Ханем, пояснив, что мы друзья, в свою очередь Лу Хань представил своего друга и коллегу ― Ким Минсока. На этом беседа благополучно заглохла. Не то чтобы я жаждал продолжить её, молчать мне нравилось куда больше, но в данном конкретном случае молчание казалось тяжёлым, неловким и обременительным. Только я всё равно не представлял, как можно нарушить шум дождя уместными словами, да и не шли на ум такие слова.
― Я придумал, как можно решить твою проблему, ― порадовал меня час спустя Бэкхён. Я даже перестал сушить волосы полотенцем и вопросительно посмотрел на него. Продолжение последовало тут же, но убойное: ― Ты ему нравишься.
― Чего?
― Ты ему нравишься! Ну! Тому китайцу. Неужели ты не замечал, как он на тебя смотрит?
― Нет. Да и с чего бы? У него Минсок есть с глазами, как у персонажей из японских мультиков. На месте Лу Ханя я б даже не посмотрел на себя. И благодаря тебе он теперь думает, что у меня ты есть. Спасибо, кстати.
― Всегда пожалуйста. Капелька ревности ещё никому не вредила. Но ты мог бы поощрить его и приятно провести время. ― Нет, определённо! Заткнуть Бэкхёна попросту невозможно! Уж не знаю, что он там себе нафантазировал, зато знаю, что отношения с Лу Ханем ― даже профессиональные ― у нас не сложились. Пожаловаться на мастерство Лу я не мог ― он был достойным учеником мастера Чуна, но и чувства, что попал в надёжные и заботливые руки, вот как с Чуном, я не испытывал. Лу Хань вёл себя именно так: подчёркнуто предупредительно и нейтрально, позволяя отчётливо понять, что он лишь временная замена мастера, к которому я привык. Разве что его попытки поэкспериментировать с процессом массажа намекали на что-то большее, но, скорее всего, это просто профессиональный интерес.
"Действительно думаешь, что сможешь соблазнить хоть кого-то, глядя на всех свысока? S". Я обязательно подумаю об этом. Когда-нибудь. Тогда, когда у меня появится свободное время для чьего-нибудь соблазнения.
Хань позвонил мне накануне традиционного сеанса. Это было внезапно. Я пялился на дисплей телефона минут пять, не меньше, пытаясь опознать номер, затем соизволил ответить.
― Господин Ким? ― Его голос я узнал бы всегда и везде. Чистый, как горный поток. И такой же холодно-нейтральный ― по отношению ко мне.
― Слушаю вас, мастер Лу.
― У меня несколько отличается расписание от расписания мастера Чуна. Я надеялся решить этот вопрос, но не вышло. Если вам удобно только старое время, я подыщу замену. Если же вы не хотите этого, то... Если я вас приму на час позже, вам это подойдёт?
На час позже и ещё два часа на сеанс... Что ж, терпимо и не так уж обременительно. Я переживу, если начну тренировку на час позже. В конце концов, я могу часок и вздремнуть до визита к Лу Ханю, а возвращаться поздним вечером или даже ночью... мне не привыкать.
― На час позже, хорошо. Спасибо, что предупредили.
― Вам спасибо, что приняли во внимание мои затруднения. Всего доброго.
Я отключился раньше, чем он, хоть и не сразу. Чего же он ждал? Что я попрощаюсь с ним словами? Наверное, стоило, но мне и в голову в тот миг не пришло, ведь я же ещё увижу его сегодня. Глупо вышло.
"Твоя надменность отвратительна. S". Я всё-таки не понимал своего преследователя. Если его или её тошнит от меня, то зачем так стараться привлечь к себе моё внимание? Я никогда не отвечал на эти сообщения, но всегда читал их, искал взглядом среди множества других и сохранял. Но это всё. Ничего больше. Потому что это забавляло.
Чанёль вечером уже поджидал меня с шоколадным коктейлем наготове.
― Спасибо, ― сухо поблагодарил я, приняв стакан.
― Вы же наш постоянный клиент, ― подмигнул мне Чанёль. ― Говорят, вы танцуете. Это правда?
― Может быть. ― Сегодня я был лаконичен, как и всегда. Точнее, большую часть времени. Если бы вокруг толпилось народа поменьше, быть может, я позволил бы себе говорить чуть обстоятельнее и приветливее, но толпа действовала на меня угнетающе. И в мыслях не держал, что могу кого-то обидеть короткими фразами, но, похоже, всё-таки обидел: Чанёль помрачнел и отступил к другому клиенту. Мне осталось лишь вздохнуть и заняться коктейлем.
Лу Хань пришёл за мной сам, жестом предложил следовать за собой и отвёл в хорошо знакомый салон. Пока он мыл руки и готовил всё необходимое для массажа, я привычно ополоснулся под душем и, завернувшись в полотенце, устроился на софе.
Лу Хань начал с нанесения на кожу подогретого масла ― от поясницы вверх и обратно. Делал он это не в стандартной манере, а легко и ненавязчиво, наверное, потому и нагрел масло чуть сильнее. Кажется, эффект был тот же, то есть, никакого. Я даже различил его разочарованный вздох. Он провёл пальцами по пояснице и осторожно потянул за полотенце.
Это ещё что?
Мне хватило одного взгляда поверх плеча, чтобы он забыл о полотенце. Или же его остановила реакция моего тела ― напряжение усилилось, а он явно рассчитывал на иное.
― Господин Ким, ― бесконечно усталым голосом спросил он, ― вы вообще хоть когда-нибудь бываете расслабленным?
― Нет. Наверное.
― Ну хоть когда-нибудь? А когда спите?
― Я активно сплю. Одеяло порхает в воздухе. Вряд ли это смахивает на расслабленность, да?
― Вы из тех, кто не умеет и минуту спокойно посидеть на месте? ― предположил он.
― В точку. Я вообще люблю нагрузки и движение. Бездействие меня убивает. И мне говорили, что я попросту не умею отдыхать и расслабляться. Может быть, так оно и есть. Я не знаю.
― Вечный двигатель, ― подытожил безрадостно Лу Хань. ― То есть ― гипотетически ― вы расслабляетесь только тогда, когда загоняете себя до смерти?
― Гипотетически. Я, правда, не знаю. Знал бы, не приходил бы сюда целых два года и не тратил бы по два часа из каждых сорока восьми.
― У вас боль и онемение в мышцах из-за чрезмерных нагрузок. Вы понимаете это?
― Лучше, чем вы можете себе вообразить, ― уже огрызнулся я.
― И вам требуется помощь, чтобы снять этот эффект. Как думаете, достаточно ли серьёзно это?
Любопытно, к чему Лу Хань клонил?
― Намекаете, что это полноценная болезнь и уже не в лёгкой форме?
― Намекаю, что большинство людей умеют самостоятельно с этим справляться. Вы ― не умеете. Ещё и не пытаетесь хоть немного помочь другим. Мне, например. С любым человеком трудно работать, приходится прилагать много сил, чтобы размять мышцы. Это не так просто, как вам кажется. С вами же это в разы сложнее.
― Понимаю, ― возразил я. ― Только толку? Если бы я мог помочь вам, я бы помог. Но мне нечем. И я не уверен... не уверен, что это вообще нужно. Я терпеть не могу массаж ― после него мне хуже. Я привык к боли, к напряжению, а после массажа всё это сбивается к чертям. Приходится привыкать обратно.
Лу Хань молчал. Молчал довольно долго, потом тронул меня за плечо.
― Переворачивайтесь, начнём с другой стороны.
Я рассеянно наблюдал, как он массирует ступни, лодыжки, икры, колени, постепенно забирается всё выше, разгоняя кровь и направляя её к бёдрам. Неужели он так и не понял, что это бесполезно? Жар в крови и возбуждение гасила боль. И боль же притупляла чувствительность. Снова вспомнилось: "Кости, которые вкривь и вкось обмотаны мышцами, как верёвками, и обтянуты кожей". Даже мастер Чун говорил, что тела подобного типа трудно массировать. Да, а ещё там сияли сбитые колени и синяки почти повсеместно. И Лу Хань отлично попадал на них пальцами, что тоже расслабленности не способствовало.
Лу Хань закусил нижнюю губу, упрямо продолжая разминать мышцы. Маленький шрам под губой стал отчётливее. И я вздрогнул, когда его пальцы оказались под полотенцем. Они по-прежнему не давали покоя мышцам, но ещё и задевали то, что задевать им, вроде как, не полагалось. Действия Лу Ханя отзывались болью в ногах. И кое-чем иным. Не в ногах. Что ж, если он вознамерился поставить полотенце на моих бёдрах вигвамом, то, определённо, достиг успеха, пусть и не с помощью массажа.
Лу Хань не смотрел на меня, только на свои руки, зато я не сводил глаз с его лица ― сосредоточенно-серьёзного и неправдоподобно красивого лица. И лениво пытался понять, на кой чёрт ему всё это понадобилось? Или он пришёл к тому же выводу, что и Бэкхён?
Скорее всего.
Лу Хань невозмутимо распахнул полотенце, полюбовался на результат непосредственно и продолжил. Теперь закусить губу пришлось мне, потому что ощущать гладкие сильные пальцы на себе было невыносимо приятно. А он точно знал, что делать и как. Через минуту я закрыл глаза и постарался совладать с дыханием. Мне это почти удалось, но тут Лу Хань пальцами другой руки провёл по коже в паховой складке и прикоснулся к яичкам. Все мои старания пошли прахом. Я тихо сходил с ума, пока он водил рукой по всей длине, дразня точными касаниями головку. И окончательно забыл о реальности, когда он позволил мне оказаться в жаркой и влажной тесноте его рта. Сильные пальцы и проворный язык ― что ещё нужно для счастья?
Я чувствовал его дыхание низом живота, бёдрами и всей длиной напряжённой плоти. И это дыхание, тревожившее кожу, было не менее эффективным, чем его пальцы, губы или язык. Вцепившись в софу, я изо всех сил сохранял неподвижность, хотя безумно хотелось послать всё к чёрту и податься навстречу его губам, рту, рывком заполнить и достичь желанного освобождения. Но я терпел. Я привык терпеть. Боль и наслаждение чем-то похожи, ведь так? Вот и сейчас я терпел, испытывая наслаждение и убеждая себя, что это боль.
Лу Хань упрямо продолжал сводить меня с ума. Сжимал пальцами у основания набухшего ствола, обводил языком головку и гладил свободной рукой живот. Настойчиво, чувственно, с железной уверенностью в том, что рано или поздно, но терпение мне изменит. Чуть отстранившись, лизнул головку, потёрся щекой и спустился ниже, чтобы добраться губами и языком до яичек. Именно на этом меня не стало. Разумное и мыслящее существо? Простите, никого нет дома.
Закусив губу и запрокинув голову, я зажмурился. Мышцы напряглись ещё сильнее, чем до этого, хотя куда уж больше-то? Мне казалось, что я стал вибрирующей струной. Нет, даже леской. Тонкой леской, которая могла лопнуть в любой миг, не выдержав груза невыносимого удовольствия.
Вновь оказавшись в плену жаркого влажного рта, я непроизвольно качнул бёдрами, словно стремясь стать с Лу Ханем единым целым. Просто сил не осталось терпеть и сдерживаться. Его ладони на моём теле только подстёгивали возбуждение.
Потом леска всё-таки лопнула. Меня выгнуло, все мышцы разом будто бы дёрнуло изнутри. Я даже остро ощутил внутренность рта Лу Ханя, походившую в тот миг в моём воображении на шёлк и бархат. Одно мгновение безумия сменилось небытием, окутав меня непривычной и сладкой слабостью. Я уже почти забыл это ощущение и радовался, что смог вспомнить.
Пока я разбирался в ощущениях и приходил в себя, Лу Хань спокойно занялся тем, чем ему и полагалось заниматься ― массажем. Кажется, он даже довольно мурлыкал себе под нос какую-то песенку, хотя я бы не поручился, что это было на самом деле.
Когда он закончил сеанс, я почувствовал себя так, словно родился заново. Даже странно, что мышцы не болели и не ныли, а звенели от желания перевернуть мир, можно и парочку миров. И моё чутьё подсказывало, что сегодня я буду танцевать сутки без перерывов и сна.
Как ни обидно, но Бэкхён оказался прав ― лучшим лекарством оказался всё-таки секс. Но я не обольщался. Лу Хань сделал это сегодня, только вряд ли он станет делать это всегда. А ещё я не понимал его: неужели он сделал это только для того, чтобы выполнить свою работу? Примерил ситуацию на себя и пришёл к выводу, что я на его месте не стал бы делать ничего подобного. И дело не только в том, что я не умел, но и в том, что мне было бы неловко. Но это полбеды. Я вообще не мог представить подобную ситуацию с моим участием.
Слова Лу Ханя прошли мимо моего сознания. Я даже не помнил, как оказался в душе, как смывал пот с тела, вытирался и одевался. И, толкнув дверь, встретился с Лу Ханем. Не представляю, что отражалось на моём лице, он же сохранял спокойствие и невозмутимость.
― Как самочувствие, господин Ким? ― Официальное обращение прозвучало нелепо после того, как губы, произнёсшие его, побывали не только на моём животе, но и познали вкус моей спермы.
Я молчал, потому что не представлял, что и как ответить, не знал, какие слова могут обидеть Лу Ханя, а какие ― выразить искреннюю благодарность. И, чёрт возьми, я не испытывал уверенности, что поступил правильно, позволив ему всё это провернуть. Быть может, он гей. Ладно, ничего страшного. Но я сам? Кто тогда я? И хочу ли я его?
Я не знал ответов на эти вопросы. Я вообще сейчас не мог думать связно и логично. Даже просто ответить на вопрос о самочувствии... Глухой ступор. Физически мне было хорошо как никогда, но в мыслях царила сумятица, и я больше всего боялся, что Лу Хань это поймёт. Я быстро соображаю ― на сцене, за пределами сцены мне требуется время для адаптации. И сейчас я точно не готов отвечать на вопросы и принимать решения.
Он чуть отступил, освобождая мне путь к выходу.
― Буду ждать вас через день. В это же время, если вам удобно.
― Спасибо. Мастер Лу. ― Ответы у меня получались на зависть лаконичные и отрывистые.
― Хань.
Я как раз сделал шаг к двери и едва не споткнулся. Его явно позабавило изумление в моих глазах, он мягко улыбнулся и пояснил:
― Мне так удобнее, если вы будете называть меня просто по имени. Когда я слышу в свой адрес "мастер", мне хочется оглянуться и проверить, не стоит ли за моей спиной мастер Чун.
Я оторопело кивнул и всё-таки поспешил убраться подальше, пока Хань ещё что-нибудь не отмочил. Мне и так хватило впечатлений на сегодня. Я даже промчался мимо стойки, позабыв о традиционном шоколадном коктейле. И забыл попрощаться с Чанёлем.
Новых сообщений от S не приходило. Жаль, ведь я уже привык получать дозу забавности ежедневно.
- 4 -
Сначала я решил отменить следующий сеанс массажа, набрал номер Ханя, даже нажал кнопку вызова, но через миг вызов отменил. Это походило на бегство ― вот что пришло мне в голову. И это совершенно не в моём характере. Если убежать один раз, то там и второй, третий, десятый, пока однажды бегство не станет привычкой. Когда-то я это уже проходил и знал, что бороться с этим трудно. Мне бы не хотелось снова заниматься чем-то подобным, поэтому бегство отпадало сразу же.
Я прогнал пару раз несколько кусков танца без музыки, кое-что исправил и вернулся к мыслям о Лу Хане. Хане. Пожалуй, самым умным стал бы откровенный разговор с ним. Просто прийти на сеанс и с самого начала спросить, чем он руководствовался. Если это просто работа, и ему так нравится, то ладно. Достаточно будет воспринимать это как часть сеанса и не рассчитывать на что-то большее.
"Рассчитывать на что-то большее", да? Я криво улыбнулся собственному отражению в зеркале и чуть сдвинул левую ступню, добившись лучшей устойчивости. То, что я вообще допускал подобную мысль ― о большем, говорило явно не в мою пользу. Но я никогда не пытался умалить красоту Ханя, оспорить или сделать вид, что её не существует. Хуже того, я порой представлял себя им, словно был им на самом деле или играл его роль, влезал в его шкуру. Интересно, что бы на это сказал психолог? Или меня отправили бы сразу к психиатру?
Поворот в замедлении, лёгкий наклон, шаг влево и медленно подтянуть правую ногу в испанском стиле. Сюда бы ещё шальной взгляд, но это позже, пока такой подвиг не в моих силах.
Так вот, если Хань сделал это только из профессионального интереса и пренебрежения моралью, что ж, я это приму и с этим смирюсь. Но что, если Бэкхён прав? Мало ли, в жизни всякое случается ― даже бред Бэкхёна порой сбывается. Что, если я в самом деле нравлюсь Ханю?
Ответа я не знал. Настолько не знал, что забыл о танце и просто остановился. Мне и так непросто с людьми во всех отношениях, что уж о симпатии говорить. Показывать эмоции на сцене легко, но в реальности это превращалось для меня в невыполнимую задачу. На сцене эмоции порождали музыка и танец, и эти эмоции принадлежали к конкретному временному отрезку. Я мог бы поклясться головой, что больше никогда в жизни не испытаю именно такого букета эмоций, поэтому не существовало ни одной причины, чтобы скрывать их от людей. Эти эмоции на самом деле принадлежали не мне, а тому образу, что я создавал в момент своего появления на сцене. Часть меня, но не весь я. Лишь одна из миллиона граней. И именно поэтому я никогда не испытывал боязни сцены, потому что недостаточно увидеть часть меня и узнать меня настоящего. Во мне таких кусочков из граней и образов гораздо больше, чем будет выходов на сцену, которые я смогу совершить за всю свою жизнь. Собрать их воедино и сложить мозаикой истинный портрет не сможет никто и никогда.
Хотя мне порой хотелось, чтобы у кого-нибудь получилось меня разгадать. На секунду всего лишь и очень редко, но такое желание иногда появлялось. И оно меня пугало.
Новых сообщений от S по-прежнему не приходило.
В нормальном состоянии и вне сцены я всегда оставался замкнутым, казался людям вокруг холодным и неприветливым, непроницаемым. Но так было лучше для всех. А при необходимости я всегда мог отыграть образ, который создал для камер и прессы. Когда знаешь, чего люди ждут и что им нравится, это так же просто изобразить, как щёлкнуть пальцами.
Главная проблема в случае с Ханем заключалась именно в том, что мне трудно было подпустить ближе к себе нового человека. Честно говоря, я вообще не умел этого делать и не представлял, как остальные решают подобные вопросы. Своих друзей я мог пересчитать по пальцам, и друзьями они стали сами по себе и без моего участия в процессе, как бы забавно это ни звучало. Бэкхён однажды сказал, что меня надо просто принимать таким, какой я есть. Что ж, он это умел, что бы это ни значило. Наверное, другие мои друзья умели тоже. Но я понятия не имел, способен ли на это Хань. Даже если я ему нравился ― мечтать не вредно ― буду ли я ему нравиться по-прежнему, когда он поймёт, как со мной трудно?
― Гляди, это твой двойник! ― Бэкхён потыкал в стекло, за которым лениво ползала черепаха. ― Наглядная демонстрация! Та-ра-ра-рам!
Он деловито вытянул руку над кромкой стекла и постучал кончиком пальца по панцирю. Черепаха немедленно убрала голову и конечности внутрь, превратившись в подобие булыжника.
― Не смешно.
― Вот именно! А выглядит мило, как считаешь?
Милым выглядел Бэкхён, потому что мне хотелось открутить ему голову, но рука не поднималась.
― Это твоя нормальная реакция на любого незнакомого человека и попытки стать к тебе ближе. Такое впечатление, будто ты носишь в себе невиданное сокровище и не собираешься никому его показывать. Попахивает высокомерием и самоуверенностью, верно?
― Ты действительно так думаешь?
― Неа, но только потому, что мне хватило терпения наблюдать за тобой и за твоими играми в прятки. И принимать это как данность. Ну и вообще, мне нравятся черепашки.
Что на это можно ответить? Я не представлял.
― И мне нравится сокровище, которое я всё-таки увидел, ― тихо добавил Бэкхён. ― Знаешь, часть меня хочет, чтобы ты был более открытым и простым, умел подстраиваться под окружающих, но другая часть понимает, что это неправильно, ведь тогда ты станешь уже кем-то другим, а не тем Ким Чонином, которого я знаю. И ведь я всё-таки сумел тебя разглядеть, значит, сможет и ещё кто-то.
Слабое утешение, но Бэкхён прав ― я не хотел ничего менять, меня и так всё устраивало. И меня никогда не смущало количество моих друзей, потому что не в количестве дело, а в качестве. С качеством был полный порядок.
Я пришёл на следующий сеанс ― за пятнадцать минут до начала, как и всегда. Улыбающийся Чанёль придвинул ко мне стакан и попытался пошутить в своём стиле. Я привычно ограничился кивком и слабым намёком на улыбку, обойдясь без слов. Чанёля хватило на пару попыток завязать беседу, после чего он переключился на другого клиента. Интересно, он тоже наблюдает и учится принимать меня таким, какой я есть, или банально подбирает ключ?
В назначенный срок меня пригласили в салон, где ждал Хань. Я хотел поговорить с ним сразу, но передумал и решил сначала сходить в душ. Разговор разговором, но сеанс вполне официален, как и отчётность. До чего бы мы ни договорились, и он, и я обязаны следовать порядку и расписанию. Мне бы не хотелось отнимать у него время или создавать ему проблемы на работе.
― Вы не против, если я тоже разденусь? С вами тяжело работать, не хочется потом возиться с промокшей от пота одеждой.
Этот человек определённо умел выбивать меня из колеи и вводить в состояние ступора. Из головы мгновенно вылетели все заготовки для разговора, когда он потянул вверх жёлтую футболку. Я вообще забыл напрочь, о чём собирался с ним разговаривать. Стоял себе столбом и пялился на него, разглядывая шею со спадавшими на неё мягкими завитками волос, плечи, спину, руки... и поражался тому, какой он светлый и аккуратный.
Внутренний голос ехидно сообщил, что не в моих привычках так пристально смотреть на парней, но тут же задушенно захрипел, когда я бесцеремонно скрутил его и отправил пинком в самый дальний угол сознания. Какая разница? Это просто красиво, а красота ― аксиома, которая не нуждается в пояснениях или доказательствах. Либо она есть, либо её нет.
Мне пришлось крепко ― до боли ― сжать кулаки, чтобы подавить почти непреодолимое желание прикоснуться к Ханю. Стараясь не смотреть больше в его сторону, я кое-как добрался до софы и неуклюже плюхнулся на неё, привычно растянулся на животе и уткнулся лбом в скрещенные руки.
К чёрту. Желание обладать красотой никого ещё не оправдывало, как и желание стать этой красотой хотя бы на пару секунд. Но меня пугала собственная одержимость, которую я вдруг осознал. Я смотрел на Ханя минуту назад и отчётливо понимал, что хочу забрать всё это себе вопреки здравому смыслу и всем существующим правилам. Потому что он был таким, каким мне, наверное, никогда не стать. Моей противоположностью? Возможно, но это неважно. Пускай в этом разбираются психологи вместе с психиатрами, если хотят. Куда больше меня заботили собственные желания, чем анализ причинно-следственных связей и метаморфоз восприятия.
Сейчас я видел в нём себя. Того себя, каким мне хотелось бы стать когда-нибудь. Я знал, что это совсем не идеальное отражение моих стремлений, да и не отражение вовсе, потому что Хань ― это другой человек с собственными мечтами и характером, но это сходство и совпадения... Мне никогда не попадалось ничего подобного, ничего, что настолько точно отражало бы мою мечту.
Боль от уверенного прикосновения немного меня отрезвила. Проклятый массаж, о котором я успел забыть. Всё правильно, я же тут только ради этого. Вроде как. И Хань сейчас сражался с моими окончательно одеревеневшими мышцами. Причём в их твёрдости были виноваты не только нагрузки, но и те мысли, что кишмя кишели в моей голове.
Шумный вздох и лёгкое прикосновение к плечу.
― Кажется, сегодня опять нужно начать с другой стороны, ― пробормотал Хань.
Нет уж, сегодня с другой стороны начинать точно не стоило. Я же не смогу смотреть на него, когда он остался без защиты в виде бесформенной и мешковатой одежды, прятавшей обычно его тело.
― Может, не нужно? ― спросил я, отчаянно стараясь совладать с тихой паникой.
― По-другому никак, ― отрезал Хань. И мне пришлось перевернуться на спину. Предсказателям следовало бы пересмотреть свои прогнозы по поводу конца света ― он уже настал. Даже беглого взгляда на Ханя в одном жёлтом полотенце на бёдрах хватило за глаза, чтобы ощутить подозрительную активность в районе полотенца собственного. Я не хотел этого, не думал об этом, но мои впечатления стремились показать себя во всей красе против моей воли.
Хань спрятал улыбку, закусив губу. Но я увидел эту улыбку, и это лишь усилило моё смущение.
Просто здорово! Ещё никогда я не оказывался в такой идиотской ситуации. Глупо притворяться, что всё в порядке, лучше уж честно признаться, что я ни черта не готов к сеансу массажа.
― Наверное, мне лучше уйти, ― сжав волю в кулак, подытожил я.
Хань повёл плечами и неожиданно поставил колено на софу. Через миг он сидел на мне, сжимая ногами мои бёдра.
― В этом нет необходимости. В большинстве случаев возбуждение является частью массажа. Это нормально и естественно. ― Пока он задумчиво рассказывал мне всё это, его пальцы легко перебирали мышцы у меня на правом боку. Приятно, но немного щекотно. ― В вашем конкретном случае это даже хорошо, поскольку тело постепенно обретает пластичность. Видите?
Ни черта я не видел, кроме него. И перестал что-либо воспринимать, потому что ощущал лёгкое ненавязчивое трение о его тело сквозь сомнительную преграду в виде полотенца. А он вёл себя так, словно ничего странного не происходит. Как будто вообще не чувствовал чужой стояк в опасной близости от своей задницы. Ему наплевать? Или он жаждет огрести кучу неприятностей на свою пятую точку? Или ему нравится?
Пока я мучительно искал ответ, он поёрзал на мне. Как будто специально... Именно. Поймав его взгляд, я убедился окончательно, что он сделал всё намеренно. И он прекрасно знал, что я это понял.
― Если вы не против, я продолжу. Не беспокойтесь, я всё сделаю сам.
Я был очень даже против, но язык будто прилип к гортани намертво. А потом не осталось вовсе ничего осмысленного в голове, потому что Хань стянул как своё полотенце, так и моё, и оба полотенца свалились на пол. Внезапно его лицо оказалось у меня перед глазами, тихий выдох долетел до моих губ. Хань не собирался меня поцеловать ― он уже целовал. Его пальцы до боли впивались мне в плечи, а вот губы были нежными и даже немного робкими. От этого контраста прикосновений голова шла кругом. Я потерялся в ощущениях и не сразу понял, что уже сам целую его, ловлю его губы, покусываю и провожу по ним языком, словно так лучше и чётче смогу разобрать его вкус. Мягкие волосы под моими пальцами, гладкая кожа, изысканные черты лица, маленькое уплотнение под нижней губой, безупречные линии шеи... Он просто потёрся кончиком носа о мой подбородок, а отозвалось всё моё тело, заставив его осторожно поёрзать и чуть сильнее наклониться ко мне.
Хань потянулся за глиняной чашкой для масла и наклонил её надо мной. Отставив чашку, принялся медленно распределять масло по коже. Ему вскоре пришлось пересесть ближе к моим коленям, чтобы нанести масло на живот и на бёдра. Глупо было думать, что он обделит вниманием напряжённую плоть, которая минуту назад тёрлась о его ягодицы. Его руки напоминали сейчас благословение и проклятие одновременно. Хорошо ещё, что он довольно быстро вернулся на место и потребовал поцелуй.
Хань перехватил мои руки, когда я прикоснулся к его бёдрам. Он аккуратно прижал запястья к софе, заставив меня выпрямить руки вдоль тела, отпустил и после быстрого поцелуя тихо напомнил:
― Во время сеанса прикасаться может только мастер.
Как чудно, но мне необходимо было потрогать его, коснуться, изучить на ощупь. И это желание было сильнее, чем любое иное. Подумав, я поднял руку и протянул ему. Он непонимающе уставился на мою ладонь.
― Возьми и прикоснись сам. ― Кажется, я улыбнулся, когда произнёс его имя. ― Хань?
Он понял, хоть и не сразу, осторожно взял мою ладонь и притянул к собственной груди, нарочито медленно повёл моей рукой по коже сверху вниз. Прикрыв глаза, я упивался ощущениями. Гладкое на твёрдом, выпуклая вершинка соска, чуть выступающие рёбра, потом ― едва заметно подрагивающие мышцы живота. Неторопливое путешествие обратно вверх ― вот ключица, напряжённая шея, аккуратный подбородок, губы... Он губами поймал мои пальцы, облизнул и чуть сжал зубами, поставив точку в этом незабываемом путешествии.
Я хотел его, но всё ещё не мог признаться в этом. Ему, не себе. С собой я буду разбираться позже. Но когда он прильнул к моим губам и позволил поцеловать его, кончиком языка провести по кромке зубов, задеть нёбо и прикусить его язык, вновь проникнуть глубже, чтобы после мы оба смогли судорожно втянуть в себя воздух, чуть отстранившись, я сказал то, что говорить не собирался, да и не ожидал от себя самого. Хань на миг замер, но в следующую секунду зажал мне рот ладонью и согрел мягким поцелуем шею. Не одним поцелуем. Он целеустремлённо спускался вниз по шее, добрался до груди, где перестал осторожничать и проявил страстность. Затем уже обе его ладони гладили мой живот. Он выпрямился, чуть приподнялся и тонко улыбнулся, когда я невольно потёрся ноющим от усилившегося возбуждения стволом о ложбинку меж его ягодиц. Его проворные пальцы пробежались по всей длине от основания к головке, и он уверенно направил мой член в себя. Медленно опускался, опасаясь сделать то ли вдох, то ли выдох. А я плавился от чувства единения с ним: мягкий трепет его тела, сладкое давление, острое ощущение движения в гладкой тесноте... Это было лучше, чем я мог себе представить.
Не знаю, что забыли мои руки на его бёдрах. Они прикасались к коже на внутренней стороне, гладили низ живота и чутко улавливали дрожь его мышц. Хотя больше всего меня поразила реакция его тела на моё проникновение в него. Хань и так испытывал возбуждение раньше, но в тот миг, когда я полностью его заполнил, он отреагировал так, словно почти достиг предела.
Кажется, Ханю не очень понравилось то, что я всё ещё могу связно мыслить. Знал бы он, чего мне это стоило. И я не хотел навредить ему, поэтому безжалостно глушил удовольствие, старался не замечать его. Хань сам всё испортил, принявшись двигаться на мне. Темп, который он выбрал, никто не рискнул бы назвать осторожным. Он сходил с ума сам и делал со мной то же самое. Я умел терпеть боль, а удовольствие немного на боль похоже, но я не железный. Мы вместе скользили ладонями по влажным от масла и пота телам, сплетали пальцы, пытаясь замедлить друг друга, но ничего не получалось.
Едва меня догнала мысль, что сейчас всё закончится, Хань отпрянул, лишив меня своего внутреннего жара. Он вытянулся на софе рядом, тяжело дыша и кусая губы, затем почти неслышно позвал:
― Иди ко мне...
Наверное, я ждал именно этих слов всё время. Не знаю. Просто это походило на переключатель. Щёлк ― и всё встало на свои места, исключив сомнения и путаницу. И я прикасался к его лицу руками и губами, изучая изысканные черты, упивался совершенством его шеи, измерял поцелуями плечи и грудь, прижимал его к себе так сильно, что он почти задыхался. Но мне было необходимо ощущать его желание всем телом, чувствовать, как доказательство его возбуждения прижимается к моему животу, как напрягаются выпуклые мышцы на его бёдрах, как подрагивают ступни, задевая мои лодыжки. Я прихватывал губами кожу на его шее, не стесняясь прикусывать её зубами, делал то же самое с сосками, сравнивая их цвет с цветом его кожи, и пытался осознать, что моё желание осуществимо. Быть может, я никогда не смогу стать Ханем, но быть с ним ― могу вполне, и это ― равноценно.
Я вошёл в него, сорвав с его губ тихий стон. Ещё лучше, потому что его голос я мог бы слушать вечно. Бедная софа не выдержала нашей страсти и вскоре принялась поскрипывать, как ни странно, это совершенно не раздражало. Я сжимал ладонями его бёдра, а он ловил руками мою голову, перебирал влажные от пота волосы и тянул к себе, чтобы красть поцелуи время от времени. А ещё он не закрывал глаза, и мне казалось, что это гипноз или что-то в этом духе, потому что я никак не мог выбраться из блестящей тёплой глубины, окружённой длинными ресницами и усыпанной лукавыми искорками.
Когда огонь, так сказать, угас, я свалился на софу, утянув за собой Ханя. Просто лежал, ощущая на себе его горячее тело, и гладил по спине. Мы даже толком не отдышались, а он вновь искал мои губы, чтобы после отстраниться и напомнить, зачем я сюда пришёл. Не знаю, где он черпал силы, чтобы мять и ощупывать все мышцы на моём теле, нажимать пальцами и тянуть, прогоняя напряжение и усталость и наполняя новой силой. И в душ со мной Хань не пошёл, хотя, скорее всего, это было самым благоразумным решением.
Из душа я выбрался и застал его за заполнением журнала. Он сидел на стуле, завернувшись в полотенце, и даже не обернулся, когда я приблизился к нему. Я стоял и смотрел на его склонённую голову и не знал, что должен сказать. Пригласить его куда-нибудь? Просто поблагодарить? Спросить, сможем ли мы... Вот в такие минуты я как никогда отчётливо понимал все преимущества старомодных способов знакомства, когда отношения точно начинались не с секса, а с чего-то более многозначного, оставлявшего простор для двусмысленности. Секс простора для двусмысленности не оставлял. Никакого.
"Я тебя трахнул, мне понравилось. Повторим?" Я, скорее, откусил бы себе язык, чем сказал бы нечто подобное Ханю. Но прямо сейчас я знал слова, какие никогда ему не скажу, и не знал, что сказать бы хотел. Звуки в слова отказывались складываться, как и чувства. Поэтому я продолжал стоять и смотреть. Бэкхён прав, я совершенно не умел подстраиваться под людей и находить с ними общий язык.
― Господин Ким, я буду ждать вас... ― отстранённо начал Хань.
― Чонин.
Он вскинул голову и посмотрел на меня, потом едва заметно улыбнулся и кивнул.
― Чонин, буду ждать тебя послезавтра в это же время. Постарайся сбалансировать свои нагрузки. Всего доброго. ― Хань снова улыбнулся, но по-другому ― ярко и лучисто, словно солнце проблеском из-за туч показалось. Прихватив свою одежду, он ушёл в душ, оставив меня одного. Вот и поговорили...
Прислонившись плечом к двери, я терпеливо ждал, пока он выйдет. По-прежнему не знал, что должен говорить ему, но мне необходимо было прояснить, что же между нами происходит.
Хань удивился, обнаружив, что я ещё не ушёл. Он одёрнул футболку и вопросительно посмотрел на меня.
― Я хотел спросить.
― О чём?
― То... что было... это... ― Да уж, образчик красноречия, нечего сказать, но связные фразы не получались.
― Это просто было, раз уж мы оба этого хотели. Прости, мне действительно нужно идти, к тому же, мы ещё увидимся, верно? ― Он прихватил куртку и сумку и проскользнул в дверь раньше, чем я успел найти нужные слова, чтобы задержать его.
@темы: EXO, Хикиваки, fanfiction, K-pop
понедельник, 30 июня 2014
I have another wind to ride ©
Ребята, спасибо всем, кто писал мне письма на этот акк и на основной, спасибо за поддержку, беспокойство, добрые слова 
Всё вижу, на всё отвечу обязательно 
Со мной всё хорошо, не волнуйтесь, просто пока не могу быть с вами чаще и дольше, но это должно измениться. Спасибо вам всем за понимание и терпение
Вы самые замечательные *потискал сразу всех*
Всё вижу, на всё отвечу обязательно Со мной всё хорошо, не волнуйтесь, просто пока не могу быть с вами чаще и дольше, но это должно измениться. Спасибо вам всем за понимание и терпение
Вы самые замечательные *потискал сразу всех*
Шу-кун, он же Песец,
Корейский
Корейский
@темы: объява
воскресенье, 29 июня 2014
I have another wind to ride ©
на все письма и комменты, на которые пока не ответил, отвечу немного позже 
I have another wind to ride ©
Название: Адаптационный период
Автор: Корейский Песец (Шу-кун)
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Бён Бэкхён
Рейтинг: 18+
Жанр: соц. НФможно ржать, да, АУ, постапокалиптика, нанопанк/биопанк
Размер: пока 6000
Размещение: запрещено
Предупреждения: wipположено тут, ибо отжато, а вообще это "встольный" фик
Аннотация: Для одного из них это была просто отставка, или восстановительный отпуск. Для другого – мгновение на пути к смерти. Одна и та же суть, только в разных обёртках. Один считался врачом, второй – опасным пациентом, но на самом деле опасными пациентами были оба, как и врачами. И обоим не осталось места в той части мира, что ещё уцелела.
Бэкхён считал себя клиническим философом. Не потому, что любил философию. В конце концов, любой человек склонен в определённые моменты своей никчемной жизни рассуждать ни о чём и о несправедливости судьбы, впрочем, это одно и то же. Бэкхён же был именно клиническим философом исключительно потому, что сам ― по доброй воле и находясь в здравом уме и твёрдой памяти ― приложил все усилия, дабы попасть на службу туда, где были только мужчины и никого кроме мужчин. Хуже того, он сделал это, прекрасно зная, какие чувства вызывает в нём близость мужчин. Причём Бэкхён искренне считал себя вполне обычным и соответствующим стандартам.
Бэкхён был художником ― в его собственном представлении. Художником без таланта. Неплохая техника, хорошее чувство объёма, глазомер, прекрасные навыки работы со светотенью и... Всё, пожалуй. И единственное, что он мог рисовать, ― мужские тела. Без голов и лиц. Не то чтобы он не мог нарисовать голову или лицо, просто не получалось увидеть нужные. Вот так и появилась пухлая папка, набитая листами с обнажёнными или полураздетыми мужскими телами без голов и лиц. Карандашные наброски, иногда измятые и вытащенные из мусорки, иногда разодранные на несколько частей, иногда просто обрывки с единственным хорошо получившимся фрагментом тела.
Эта пухлая, со старой вытертой обложкой, папка была для Бэкхёна бесценным сокровищем, которое он постоянно таскал с собой.
Да, а вообще прямо сейчас Бэкхён занимался медициной и работал старшим врачом в отделе специальных операций. ОСС, если по-простому. И в ОСС числились исключительно мужчины. Одни мужчины вокруг постоянно, семь суток в неделю. И пять дней отпуска в году, когда разрешалось покинуть подземный корпус ОСС и отправиться в любой дружественный город на отдых.
Бэкхён проработал в ОСС всего восемь месяцев и пока ни о каком отпуске не помышлял. Он чувствовал себя философом и опытным мазохистом одновременно. Больше того, ему это нравилось. Он даже окончательно успокоился и не задавался вопросом о собственной ориентации. Мужские тела продолжали ему нравиться, но прикасался он к своим пациентам без какого-либо внутреннего трепета и без желания сделать контакт более тесным. Просто красиво и приятно ― и только.
Бэкхён полагал, что сможет придумать в ОСС полную картину и нарисовать её, но даже спустя восемь месяцев он не "видел" лица человека, которого жаждал изобразить. Зато он продумал в деталях всё остальное: корпус, руки, бёдра, ноги, ступни и кисти, даже пальцы на руках и ногах. Он продумал всё, но по-прежнему не представлял, каким должно быть лицо. Он пытался ― и не раз, но всегда уничтожал результаты всех своих попыток.
Потому что всё это было не так. Другое. Не то, что нужно.
А затем нагрянули Крестоносцы.
Даже Бэкхён, далёкий от политики и армии, знал, что Крестоносцы не имели отношения к специальным операциям, потому в ОСС делать им, вроде как, нечего. Крестоносцев отправляли на защиту колоний, а после успешной защиты те сами неумолимо двигались дальше и осваивали новые просторы, присоединяя новые территории и создавая новые колонии, пока от самих Крестоносцев не оставались только могилы. Дети войны, живущие только войной. Удобно ― в определённом смысле. Но не во всех остальных. Крестоносцев не любили и старались держать именно на окраинах, подальше от основного населения.
В ОСС Крестоносцы оказались из-за странного стечения обстоятельств и редкого происшествия. Деталей не знал никто. Крестоносцы сочли нужным сообщить, что в Роте Демонов остался всего один боец. Да, он Крестоносец и боеспособен, но никакая другая Рота его к себе не возьмёт, потому что он ― Демон. Пояснением деталей утруждать Крестоносцы себя не стали, просто убрались восвояси, оставив в ОСС одну боеспособную единицу ― последнюю память о Роте Демонов.
Руководство поломало головы, пока этот Демон сидел в одиночке ― мера предосторожности на всякий случай, а то кто этих Крестоносцев знает. В итоге Демона решили оставить в ОСС и поглядеть, приживётся ли.
Бэкхён всю эту кутерьму не наблюдал лично, но видел, как Крестоносцы покидали ОСС. Он в ту минуту как раз нёс бланки на склад с запросами для пополнения медицинского хранилища и застыл на лестнице, восторженно глазея на группу бойцов в полной тяжёлой броне. Все смуглые, жилистые и высокие, от пятнадцати до тридцати ― не старше. Но это и неудивительно, Крестоносцы редко жили дольше тридцати лет.
Бэкхён завороженно смотрел на них и с сожалением понимал, насколько они хороши. Рядом с этими парнями бывалые ребята из ОСС казались неженками.
Он удобнее перехватил папку с рисунками и бланки, осторожно спустился по ступеням, машинально проглотил белую капсулу, которую выудил из кармана, и затем пялился вслед Крестоносцам ещё минут пять. Опомнившись, метнулся на склад, сдал бланки и поплёлся обратно в медблок, прижав к груди заветную папку и размышляя над новым наброском.
Длинные сильные ноги, красиво обрисованные колени, узкие бёдра, гибкие мышцы на животе и боках, и гладкими пластинами ― на груди, широкие плечи и крепкая шея, руки одновременно изящные и цепкие, и чтобы ладони изысканной формы с подвижными пальцами... А поза будет ленивой и расслабленной. Что же с лицом придумать-то?
Бэкхён припомнил Крестоносцев и решил, что черты непременно будут резкими и суровыми, но вот какими именно?
Задумавшись, он налетел на кого-то у входа в медблок. От неожиданности и чтобы удержать равновесие вскинул руки, выпустив папку. Та упала вниз, и по полу разлетелись веером наброски, обрывки, смятые листы, и вывалились карандаши из кармашка.
― Чёрт...
Рисунки принялся собирать какой-то парень, опустившийся на корточки. Смуглые пальцы осторожно прикасались к листам и неторопливо брали их по одному.
Бэкхён ошарашенно пялился на то ли высветленные, то ли седые волосы, выступающий вперёд упрямый подбородок с характерной дерзкой бороздкой точно по центру, широкие плечи, обтянутые пятнистой футболкой, форменные брюки с кучей карманов и тяжёлые, подбитые металлом ботинки. Не сразу заметил белую повязку на левой руке, испачканную бурыми разводами.
И только потом до него дошло, что видит этот странный парень на листах перед собой.
Тихо ругаясь, Бэкхён принялся яростно выдирать из рук незнакомца свои рисунки и торопливо запихивать их в папку. Почти управился. Затем ему под нос сунули последний обрывок.
― Симпатично.
Бэкхён отродясь не умел краснеть, чему и сейчас несказанно обрадовался, ибо на обрывке красовался самый натуральный фаллос. Один. Сам по себе. Просто хорошо получился.
Вот чёрт, а?
Хотелось орать, выть, биться головой в стену и кого-нибудь вскрыть. Так, для профилактики. Например... Например...
Бэкхён уставился на незнакомца, тот как раз выпрямился и небрежно откинул со лба выбеленные пряди. И снисходительно посмотрел на Бэкхёна сверху вниз. Такой же смуглый, как Крестоносцы, но сам по себе смуглый, потому что Бэкхён не различал на его коже следов от брони ― обычно под бронёй оставались белые участки, а тут... Черты лица резкие и хищные, в тон дерзким линиям подбородка, и крупные, выразительные, включая даже рисунок губ. А ещё взгляд неприятный ― он колол так же остро, как пара ножей, почти ощутимо полосовал кожу Бэкхёна. И Бэкхён предпочёл бы оказаться подальше от этого типа, от которого явственно веяло опасностью и угрозой.
― Что вам угодно? ― недоброжелательно осведомился Бэкхён.
― Не что. Кто. Доктор Бён.
― Э?
― Мне нужен доктор Бён, ― медленно повторил опасный тип, чётко проговаривая слова, будто со слабоумным имел дело. Ещё и ткнул пальцем в направлении бэйджика на груди Бэкхёна. Что ж, притвориться другим доктором уже не выйдет...
― На кой чёрт я вам нужен? ― Бэкхён не собирался так легко сдаваться.
Вместо ответа незнакомец выудил из заднего кармана брюк смятый бланк и вручил Бэкхёну. Дескать, сам разбирайся. Как мило.
Бэкхён уткнулся в бумажку, а через пару секунд глаза у него чуть на лоб не полезли. Он осознал, насколько круто влип. В бланке чёрным по белому было написано, что этот вот парень с выбеленными волосами ― Крестоносец из Роты Демонов, и отныне он переведён на службу в ОСС. Требовалось заняться его раной и регулярно следить за психическим состоянием. Ну да, Крестоносец же, а они все с приветом...
Бэкхён прочитал про себя имя: Ким Чонин. Двадцать один год ― многовато для Крестоносца, учитывая, что совершеннолетие у них в десять, а первый короткий бой ― в двенадцать. Все, кто старше двадцати, у Крестоносцев назывались ветеранами. Пожалуй, надо бы поосторожнее разговаривать с этим... этим. Мало ли.
― Идём. ― Бэкхён повёл спутника по коридорам медблока в свой кабинет, запустил внутрь, сам же пристроил папку на столе, осмотрел Чонина и указал на пластиковую стойку. ― Только сними ботинки и всё тяжёлое.
Чонин пожал плечами и снял всё. Почти. Бэкхён уткнулся в бланк, словно забыл там что-то вычитать, лишь бы не пялиться, но не удержался и чуточку сдвинул бланк, чтобы хоть одним глазком...
Странно, но у Чонина почти не было шрамов. Хватало тонких и едва заметных, но ни одного сколько-нибудь серьёзного. И да, он оказался смуглым от корней волос до самых пяток. А ещё его тело поразительно напоминало то, что Бэкхён пытался нарисовать. Такие же длинные ноги, твёрдые колени, узкие бёдра, гибкие мышцы, сильные плечи и шея... И руки. Даже пальцы.
На шее болтался простой серебряный кулон с демоном, на левой руке белела повязка, на бёдрах темнели трусы. Красота... Без иронии ― красота. Хотя Бэкхён с удовольствием снял бы с него вообще всё. Должно быть, тогда это было бы ещё красивее. И заставил бы позировать.
― Может, хватит уже пялиться? ― недовольно поинтересовался Чонин, забравшись на пластиковую раму стойки и сжав ладонями поручни. У Бэкхёна на мониторе тут же появились первые данные: вес, рост, объёмы, соотношение костной массы, мышечной, история ранений. И тело Чонина могло похвастать чистотой ― никаких заменителей из титановых сплавов или микроусилителей. Обычно Крестоносцы любили такие штучки и охотно их себе ставили. Всё же жизнь длиной в тридцать лет позволяла им так баловаться с собственным телом. И они не успели бы дожить до того, как всё это аукнулось бы. Чонин являл собой исключение из правила. А может, все Демоны были такими?
― У тебя нет никаких искусственных...
― Собственным глазам не веришь? ― хмыкнул Чонин. ― Давай побыстрее покончим с этим.
― Куда-то торопишься? ― с ехидством поинтересовался Бэкхён.
― Нет. Просто не люблю врачей.
Очаровательно. Чёрта с два он согласится позировать.
― Ладно... ― Бэкхён прогулялся от стола к стойке и взялся за повязку на левой руке. Под пальцами ощущалась гладкость смуглой кожи, тепло. Бэкхён невольно помедлил, борясь с желанием провести ладонью от плеча к кисти, потом решительно стянул повязку и чуть не отшатнулся, растерянно уставившись на рану.
На теле Чонина прежде он различил лишь тонкие и едва заметные шрамы, а вот это... это, пожалуй, была единственная серьёзная рана. И дело даже не в её серьёзности, а в том, что о Чонине паршиво позаботились. Будь медицинская помощь квалифицированной, остался бы ещё один тонкий и незначительный шрам, но это...
Бэкхён профессионально определил, что Чонин получил резаную рану. Длинную, нанесённую острым и узким клинком. Сама по себе рана выглядела чистой и аккуратной, но кто-то по-варварски скрепил края раны металлическими скобками, так что теперь всё это выглядело ужасно. Не обладай Бэкхён приличным опытом и крепким желудком, ему бы стало дурно. Позже в голову пришла ещё одна важная мысль: как Чонин это выдержал? Наверняка ведь было адски больно всякий раз, как металл прокалывал кожу и сжимался.
― Выдернуть бы руки этому врачу да прикрутить к заднице, ― пробормотал он, осторожно потрогав пальцем края раны.
― Какому врачу? ― безмятежно поинтересовался Чонин.
― Который... гм... зашивал это.
― Не было никакого врача. К тому моменту никого не осталось. Я сам.
Бэкхён с трудом сглотнул, представив себе подобную операцию в деталях, и пришёл к выводу, что ни черта у него не крепкий желудок.
― И чем это?
― Степлером для жестяных листов, которыми крыши накрывают, ― просветил его Чонин.
Бэкхёну стало ещё хуже, когда он вспомнил, как выглядел упомянутый степлер и как работал.
― Кажется, у тебя проблемы с головой.
― Только кажется. Ничего другого под рукой не было, а враги ещё не кончились. Выбирать не приходилось. Что дальше?
― Сам как думаешь? Придётся всё это выковыривать, промывать и зашивать нормально. ― Бэкхён говорил теперь сердито и недовольно, потому что уже видел, где металл немного "оброс" плотью. Конечно, будет больно, ну так Чонин сам и виноват. Надо же соображать, что нельзя просто так склепать рану скрепками для жести и радоваться жизни.
― Ну так выковыривай побыстрее, я спать хочу, ― зарычал на него Чонин тоже отнюдь не дружелюбно.
― Это тебе не свечки из торта доставать, придурок!
― Боишься попортить мне шкурку? Ну так не бойся. Или я тебе понравился? В свете того, что ты при себе таскаешь.
― Эй! ― Бэкхён подбоченился и смерил Чонина возмущённым взглядом. ― Я не гей, просто рисовать люблю.
― Я видел, что ты любишь рисовать, ― широко улыбнулся тот.
― Отлично. Буду выдёргивать эту хрень без наркоза.
― Да пожалуйста. Всобачивал её я тоже без наркоза. Попробуй напугать чем-нибудь другим.
Бэкхён пугать не стал больше, просто сходил за инструментами, осмотрел рану и подцепил верхнюю скобку, осторожно разгибая металл плоскогубцами. По смуглой коже побежали тёмные ручейки из растревоженной раны. Чонин молчал и наблюдал за стараниями Бэкхёна краем глаза, лишь иногда, когда Бэкхён немного резко дёргал рукой, он закусывал губу.
― Чёрт... Обязательно было так сильно зажимать? ― Бэкхён с трудом разогнул вторую скобу и медленно вытянул её, бросил на поднос и осмотрел третью. Всего ― семь штук. Весело. Причём две из семи сидели глубоко и основательно.
Он посмотрел на Чонина, отметил прикрытые глаза и глубокое дыхание. Всё-таки ему больно, хотя держится отлично.
― Я не думал, что выживу. Было всё равно, лишь бы рана не мешала довести дело до конца, ― соизволил ответить Чонин.
― И как ты умудрился выжить? ― Бэкхён спросил это просто так, без задней мысли, чтобы отвлечь Чонина от боли.
― Слишком быстрый. Случайно получилось.
На поднос упала очередная скоба. Бэкхён потянулся за тампоном и стёр кровь с кожи вокруг раны, заодно подумал о том, что сказал Чонин. И сообразил, почему у него не нашлось в теле дополнительного железа, как у многих других Крестоносцев. Потому что "слишком быстрый". Неразумно ставить железо быстрому бойцу, если он в самом деле быстрый. Крестоносцы помешаны на войне и военной эффективности, поэтому наибольшее значение для них и имела скорость Чонина, тем более, скоростных бойцов у них обычно мало, а они нужны.
Бэкхён добрался до двух проблемных скоб и тихо посоветовал:
― Вот теперь не мешало бы и помолиться...
И замер, оглушённый громким весёлым смехом. Чонин смеялся, чуть запрокинув голову и прикрыв глаза. На шее рельефно проступили гибкие мышцы, а сам Чонин выглядел теперь как обычный двадцатилетний мальчишка.
― Ну что такого я сказал? Ты же Крестоносец, или как? Тебе положено верить в Бога, да?
Чонина сразил новый приступ хохота.
― Не вижу ничего смешного, ― скорчив недовольную гримасу, сообщил ему Бэкхён.
― Ты, правда, думаешь, что Крестоносцами обзывают из-за этого? ― немного отсмеявшись, полюбопытствовал Чонин. ― Вроде того, что Крестоносцы сражаются за веру и прочие ля-ля?
― А что, не так, что ли?
― Вообще-то нет. И моя физиономия точно мало похожа на арийскую. ― Чонин сверкнул белозубой улыбкой. ― Крестоносцами называют потому, что мы ставим на всём крестики.
― В смысле? ― не понял Бэкхён.
― В смысле, что получили цель, добрались и уничтожили. На карте поверх цели ― крестик. Дошло? Или тебе комикс нарисовать, чтобы понятнее было?
Бэкхён проворчал нечто непечатное и от души дёрнул за одну из оставшихся скобок. Чонин от неожиданности зашипел и зажмурился. На форму Бэкхёна брызнула кровь. Он торопливо ухватил свежий тампон и прижал к проблемному месту.
― Ещё разок ― и всё. Выдержишь?
― Выдержу, ― тихо отозвался Чонин и стиснул зубы. В самом деле выдержал.
Бэкхён поспешно прижал к его плечу инъектор, дождался, когда капсула опустеет, потом ногой придвинул высокий табурет, уселся и вновь осмотрел рану, прикидывая, как лучше зашить это безобразие. Привычно достал из кармана белую капсулу и сжал губами, чтобы проглотить через секунду.
― Семья у тебя была?
― У Крестоносцев не бывает семей.
Бэкхён удивлённо посмотрел на Чонина и встретил мрачный взгляд.
― Но откуда-то берутся же маленькие Крестоносцы? Или из капусты?
― Ну да. Сироты. Дети. Там, где война, их всегда много. Мы забираем тех, кому удаётся выжить.
― Кому удаётся... ― ошарашенно повторил Бэкхён. ― Минуту! Ты хочешь сказать, что вы их не спасаете?
― Мы забираем тех, кому удаётся выжить, ― медленно повторил Чонин, пристально глядя на него. ― Если кто-то не может выжить, потом не сможет сражаться. Первое правило: умей выживать. Если не умеешь, среди Крестоносцев тебе делать нечего. Ты всё равно погибнешь очень быстро, скорее всего, даже глупо. Ещё и подставишь при этом остальных. Неразумно. Поэтому мы забираем тех, кто сумел выжить даже без подготовки.
― А ты сам?
― Сумел, ― прикрыв глаза, пробормотал Чонин. ― Ты зашивать будешь когда-нибудь?
Бэкхён твёрдо сжал губы и принялся зашивать рану молча ― без вопросов и комментариев. Просто сделал определённые выводы, но сообщать о них Чонину не имело смысла, зато вот старшему группы К, к которой Чонина приписали...
Именно к нему и направился Бэкхён, когда закончил оказывать медицинскую помощь.
Руководитель сидел за столом и с тоской смотрел на возмущённого Бэкхёна.
― Понимаете, ему требуется адаптационный период. С ним должен работать специалист, который...
― Доктор Бён, ― решительно перебил его окончательно заскучавший руководитель, ― напомните мне, вы ведь являетесь специалистом широкого профиля, так? И вы прошли все экзамены, какие необходимо пройти, чтобы получить это место? Прекрасно. Меня не волнует, что вы там себе считаете, потому что у меня есть конкретные указания. Согласно им вы должны регулярно наблюдать этого Крестоносца и оказывать медицинскую помощь при надобности. И регулярно на моём столе должен появляться отчёт о ваших наблюдениях. Всё. Ничего больше. И только в том случае, если вы представите доказательства его невменяемости, мы передадим его соответствующим специалистам в соответствующем заведении. Это тоже понятно? У нас много операций, и у нас нет лишнего времени, чтобы тратить его на подобную ерунду. Либо этот Крестоносец в состоянии выполнять задания, которые ему будут поручать, либо не в состоянии. Иные варианты нас не касаются. Задержитесь на минуту.
Бэкхён вопросительно посмотрел на руководителя, но тут же принял бесстрастный вид, когда увидел серебристый конверт, выуженный из ящика стола. Круглая печать Отдела Девять вносила ясность на тот случай, если серебристого футляра кому-нибудь не хватило бы.
― Это для вас, ― сухо отчеканил руководитель, поднялся из-за стола и отошёл в угол кабинета. Тут же его отгородила от Бэкхёна тонкая матовая панель. Как видно, разрешения на доступ к данным Отдела Девять у руководителя не было.
Бэкхён вздохнул, приставил ноготь к подушечке указательного пальца и сделал короткий надрез, приложил затем палец с каплей крови к печати и открыл конверт.
"Дорогой Бэкхён, когда в последний раз ты навещал меня в Ивонне?"
Бэкхён ни разу в жизни не был в Ивонне. Ивонн ― так назывался первый проект подводного города, проект, считавшийся успешным три года, а потом погибший из-за конструкторской ошибки. Почти сто тысяч человек в один миг раздавило толщей воды. Но именно Ивонн стал первым заданием Бэкхёна в его военной карьере. С тех пор Бэкхён не любил подводные города, предпочитал подземные или наземные. Земля и ветер куда милосерднее разъярённой воды.
Он неторопливо прочёл строки послания, которые ничего определённого никому бы не сказали, затем выстроил в голове стройную шифровальную цепочку и чётко сформулировал для себя боевую задачу. Просьба хорошо отдохнуть в конце послания вызвала у него мрачную усмешку. Но тут как посмотреть ― Бэкхён и впрямь отдыхал в течение последних восьми месяцев.
Он аккуратно вернул послание в футляр, положил конверт на стол и легонько коснулся серебристой поверхности кончиком пальца. Сначала футляр "поплыл", потерял форму, а после превратился в горстку праха.
Бэкхён покосился на матовую панель, за которой терпеливо ждал руководитель, и вновь криво усмехнулся. Теперь ясно, чего тот затосковал. Бэкхён на его месте тоже затосковал бы, обнаружив среди собственных подчинённых агента Отдела Девять.
Когда руководитель соизволил вернуться за стол, Бэкхён вновь попытался заговорить о Крестоносце и изменить принятое решение. Руководитель позиций не сдал, хотя смотрел на Бэкхёна пристально и испытывающе. Наверное, старался понять, в чём тут фокус, поскольку Бэкхён отличался от большинства агентов, выглядел обычным и непримечательным. Конечно, истина отнюдь не всегда лежит на виду, а книгу судить по обложке ― последнее дело. Впрочем, это казалось сущей ерундой на фоне вопроса с Крестоносцем.
Бэкхён понуро побрёл к двери, так ничего и не добившись. В общем-то он представлял себе проблему, с какой столкнулся в лице Чонина, но эту проблему следовало решать узкому специалисту. Сам Бэкхён имел довольно смутные познания в подобной области. Точнее, слишком общие. Да, он мог взять нужную литературу, на худой конец, заказать. Но изучение вопроса требовало времени.
Полночи Бэкхён рисовал и глотал белые капсулы каждые два часа. А рисовал он Чонина. И впервые на листе помимо тела появились голова и лицо. Закончив, Бэкхён долго рассматривал результат, после чего сжёг его.
На плановом собрании перед новой операцией группы К Бэкхён присутствовал, как и все прочие. Таковы правила. Он пристроился в дальнем углу, обнял папку с рисунками и прикрыл глаза. Сегодня ему предстояло написать пятый отчёт о состоянии Ким Чонина и сдать его руководителю группы К.
Они виделись ещё четыре раза, но Чонин не счёл нужным поддерживать беседу. Самая долгая была лишь в первую их встречу. Рука заживала хорошо и быстро, нагрузки и тренировки, похоже, совершенно Чонина не беспокоили. Он быстро освоился и разобрался в стандартной форме ОСС и с вооружением. У него вообще не возникало проблем при выполнении задач на уничтожение цели или противника. Скорее уж, это ему следовало преподать несколько уроков инструкторам, потому что ничему новому научить они его не могли. Чонин знал о войне и смертоубийстве всё и даже чуть больше, чем всё.
Бэкхён пару раз наблюдал за симуляцией боевых выходов и впечатлился. На поле боя Чонин танцевал, чувствовал себя чуть ли не богом. Никто и ничто не могли отвлечь его от выполнения задачи. Крестоносец, Демон, дитя войны ― он был ими всеми сразу. И он ими оставался до сих пор. Даже в библиотеке он искал книги о войне и способах выполнения боевых задач. Ничто иное его не интересовало.
Также Бэкхён выяснил, что Чонин ни с кем не общался, держался особняком. Не то чтобы он презирал людей, но на контакт не шёл. Ни с кем. И не позволял приближаться к себе даже тем смельчакам, кто пытался.
Бэкхён полагал, что дело не столько в различной боевой подготовке и способностях, сколько в ином воспитании. Кто знает, чему и как Крестоносцы учили принятых сирот. Да и, по большому счёту, эти сироты попадали к Крестоносцам уже не в лучшем психическом состоянии. И наверняка Крестоносцы использовали это прежде всего для военных целей, а не пытались исправить и вернуть к норме.
― Возможность для входа в сектор только одна, ― Бэкхён встрепенулся и уставился на инструктора, ― вот тут. Система сброса мусора. Проблема в том, что каждые пятнадцать секунд происходит выброс пламени для сожжения мусора. И этот отрезок пути по спусковой трубе надо пройти за двенадцать секунд.
― Это невозможно, ― тут же завозмущались бойцы группы. ― Двенадцать секунд! По узкому проходу! Да вы спятили! В броне ― никак, а без брони... Дохлое дело.
У окна кто-то вскинул вверх руку.
― Слушаю вас.
― Я могу это сделать, ― прозвучал спокойный низкий голос, и Бэкхён едва не выронил папку от неожиданности.
― Вы уверены?
― Вполне. Мне будет достаточно лёгкой брони и мини-пулемёта. И двенадцати секунд. Если не получится, то вряд ли кто-то будет расстроен. Но мне нужны снимки трубы.
― Они будут. Хорошо, значит, пойдёт Ким Чонин. Остальные будут ждать вот здесь, у водораздельных ворот. Ким Чонин, вам нужно будет открыть их изнутри через полчаса после проникновения в сектор. Доктор Бён, вы будете сопровождать отряд для оказания медицинской помощи при необходимости.
Ещё один сюрприз. Бэкхён иногда участвовал в операциях в качестве полевого врача, но редко. И он не особенно любил это ― трудно работать, когда над головой свистят пули, рядом что-то взрывается, все кричат, и рефлексы диктуют... То ещё удовольствие. И меньше всего он хотел принимать участие в операции вместе с Чонином. Потому что боялся. Боялся Ким Чонина ― Крестоносца и Демона. Он видел симуляции боевых выходов и считал, что основания для страха у него есть.
Чонин явился к нему после планового собрания: привычно зашёл в кабинет, придвинул стул и сел по другую сторону стола, как раз напротив Бэкхёна. Тяжёлый и острый взгляд из-под высветленных прядей, спадавших Чонину на лоб, твёрдо сжатые губы и упрямо выдвинутый вперёд подбородок ― само воплощение враждебности.
― Ты уверен, что сможешь пройти трубу за двенадцать секунд?
― Может быть.
― Если не уверен, зачем же согласился?
― Ты волнуешься?
― Есть немного.
― Ты хочешь меня нарисовать или со мной переспать? ― Прямо в лоб, без жалости и обходительности. И без подготовки. Бэкхён едва со стула не свалился.
― Э... С чего ты взял? ― спросил он чересчур быстро, чтобы скрыть растерянность.
― Нормальный человек не станет таскать с собой кипу такой порнографии. И уж точно не станет её рисовать. Ты можешь прятаться от этого и дальше, но свою суть так просто не изменишь.
― Я не гей!
― А я сказал, что ты гей? ― тонко улыбнулся Чонин.
― Нет, но...
― Вот и ладно.
― Ничего не ладно! ― Бэкхён смерил его мрачным взглядом и решил тоже нанести внезапный удар: ― А если хочу, что тогда?
― Что именно хочешь-то?
― И первое, и второе, ― не стал мелочиться Бэкхён.
― Нет и да.
― Прости?
― Позировать ― нет, переспать ― да.
― Гм... Точно? Не наоборот? Может, ты попутал?
― Я никогда не путаю.
― Э... Так ты гей?
― Нет, ― хмыкнул Чонин, вытянул длинные ноги, скрестил в лодыжках и неожиданно весело посмотрел на Бэкхёна. ― Но ты видел хоть одну женщину среди Крестоносцев?
Бэкхён не то что не видел, он даже о таком не слышал. Да уж, встретились два одиночества со сходными условиями жизни... Стоп! Чонин сказал, что он... Бэкхён заволновался. Ему нравились мужские тела, он любил смотреть, прикасаться, рисовать их. Порой ему снилось нечто куда большее, но всерьёз ― основательно ― он никогда не думал о подобном. Как медик понимал, что это возможно и даже вполне себе безопасно, и приводит к удовольствию при должном мастерстве, но всерьёз и в приложении к себе ― не думал.
Кажется, пришло время подумать.
Сложив руки на столе, Бэкхён разглядывал Чонина и не боялся. Досадное противоречие. Страх Чонин внушал ему тогда, когда выполнял боевые задачи. И в остальное время ― тоже, чуть в меньшей степени. Когда же Чонин находился в кабинете Бэкхёна, он не казался смертельно опасным. В собственном кабинете Бэкхёну было в удовольствие рассматривать Чонина, прикасаться при необходимости и даже без оной, говорить с ним.
И Бэкхён больше месяца пытался нарисовать Чонина, но всякий раз сжигал получившийся рисунок. Результат не вызывал у Бэкхёна чувства удовлетворения, к которому он стремился. В своих рисунках он будто бы пытался собрать воедино кусочки мозаики, но всё время то пары кусочков не хватало, то все кусочки путались и попадали не на свои места.
― Мы вернёмся к этому, если ты не сгоришь в трубе, ― подытожил Бэкхён.
― Не сгорю, если ты в самом деле этого хочешь.
Бэкхён задумался о нюансах: Чонин имел в виду желание близости или желание вновь увидеться? Он и хотел бы уточнить, но по лицу Чонина понял, что напрасно потратит время. Тот уже выглядел именно замкнувшимся в себе ― в таком состоянии Чонин не говорил и мало на что реагировал.
― Ты забыл принять своё лекарство, ― перед уходом сухо напомнил Чонин, но не остался, чтобы посмотреть, как Бэкхён судорожно выуживает из кармана белую капсулу и торопливо глотает её.
До цели добирались на водолётах, скользивших над поверхностью моря подобно огромным водомеркам. Радары могли засечь всё, но не водолёты, чем и объяснялся выбор транспорта.
После проверки аппаратуры для связи, Чонин закрепил на спине мини-пулемёт, оттолкнулся от борта и без всплеска ушёл в воду. Водолёты двинулись к водораздельным воротам и принялись ждать, когда же Чонин откроет их с той стороны.
― Два километра до места входа, ― коротко доложил Чонин через десять минут.
Бэкхён поёжился и покрепче обхватил руками мешок с инструментами. Одна из причин, почему он не любил боевые выходы, ― долгое ожидание и полная неизвестность для вспомогательного экипажа и основных сил, ведь всё могло как пойти по плану, так и обернуться крахом.
― Вижу точку входа.
― Проблемы?
Пауза длиной в вечность.
― Уже никаких. Снял четырёх охранников по внешнему периметру.
Руководитель операции нахмурился. Ещё бы. Внешней охране не полагалось караулить стены. Её там вообще не должно было быть.
― Доложите, что видите, Демон.
Никакого воображения. Чонину дали именно такой позывной, который в большей степени напоминал о его прошлом, чем любой иной.
― Уже ничего, я вхожу в трубу.
― Отбой! Доложите, что видите!
Бэкхён сцепил ладони в замок. Он ждал ответа Чонина вместе со всеми. Ответ не прозвучал ни спустя двенадцать секунд, ни спустя минуту.
Глухой щелчок на канале связи заставил всех вздрогнуть от неожиданности.
― Я внутри. Кабина управления внешним периметром под моим контролем. Что открывать?
Руководитель медленно провёл ладонью по лицу, размазывая крупные капли пота по коже и беззвучно матерясь.
― Водораздельные ворота.
― Уже открываю. Боевая задача? У меня есть все карты и пути доступа внутри сектора.
Руководитель операции и наблюдатель из центра переглянулись. Вообще-то их целью был склад и ряд образцов, хранившихся там. Но... Бэкхён обречённо вздохнул, предположив, о чём они подумали.
― Демон, вы сможете взять заложника?
― Кто вам нужен в качестве заложника? ― спокойно и невозмутимо, словно Чонин каждый день на досуге берёт заложников.
― Любой из командующих офицеров или глав исследовательского центра. Кто ближе и кого удобнее захватить, ― поразмыслив, ответил руководитель после кивка наблюдателя. ― Как захватите, присоединяйтесь к группе.
― Попробую, ― ответил Чонин не по уставу и отключил связь.
Им всем в ту минуту следовало задуматься об особенностях психологии Крестоносцев и хоть приблизительно представить себе последствия подобной авантюры. Задумался только Бэкхён, да и то лишь на мгновение: "Разве Крестоносцы берут заложников?"
Крестоносцы никогда не брали заложников. Вообще никогда. В этом правиле даже не существовало исключений. Ни одного. Потому что смысл существования Крестоносцев сводился к двум явлениям: защита своего и уничтожение чужого. Тотально.
"Битва выиграна только тогда, когда враги уничтожены полностью. Если выжил хоть один враг, это уже не победа".
Но об этом все принялись думать гораздо позже, чем следовало.
Автор: Корейский Песец (Шу-кун)
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Бён Бэкхён
Рейтинг: 18+
Жанр: соц. НФ
Размер: пока 6000
Размещение: запрещено
Предупреждения: wip
Аннотация: Для одного из них это была просто отставка, или восстановительный отпуск. Для другого – мгновение на пути к смерти. Одна и та же суть, только в разных обёртках. Один считался врачом, второй – опасным пациентом, но на самом деле опасными пациентами были оба, как и врачами. И обоим не осталось места в той части мира, что ещё уцелела.
Адаптационный период
§ 1. Блесна
Бэкхён считал себя клиническим философом. Не потому, что любил философию. В конце концов, любой человек склонен в определённые моменты своей никчемной жизни рассуждать ни о чём и о несправедливости судьбы, впрочем, это одно и то же. Бэкхён же был именно клиническим философом исключительно потому, что сам ― по доброй воле и находясь в здравом уме и твёрдой памяти ― приложил все усилия, дабы попасть на службу туда, где были только мужчины и никого кроме мужчин. Хуже того, он сделал это, прекрасно зная, какие чувства вызывает в нём близость мужчин. Причём Бэкхён искренне считал себя вполне обычным и соответствующим стандартам.
Бэкхён был художником ― в его собственном представлении. Художником без таланта. Неплохая техника, хорошее чувство объёма, глазомер, прекрасные навыки работы со светотенью и... Всё, пожалуй. И единственное, что он мог рисовать, ― мужские тела. Без голов и лиц. Не то чтобы он не мог нарисовать голову или лицо, просто не получалось увидеть нужные. Вот так и появилась пухлая папка, набитая листами с обнажёнными или полураздетыми мужскими телами без голов и лиц. Карандашные наброски, иногда измятые и вытащенные из мусорки, иногда разодранные на несколько частей, иногда просто обрывки с единственным хорошо получившимся фрагментом тела.
Эта пухлая, со старой вытертой обложкой, папка была для Бэкхёна бесценным сокровищем, которое он постоянно таскал с собой.
Да, а вообще прямо сейчас Бэкхён занимался медициной и работал старшим врачом в отделе специальных операций. ОСС, если по-простому. И в ОСС числились исключительно мужчины. Одни мужчины вокруг постоянно, семь суток в неделю. И пять дней отпуска в году, когда разрешалось покинуть подземный корпус ОСС и отправиться в любой дружественный город на отдых.
Бэкхён проработал в ОСС всего восемь месяцев и пока ни о каком отпуске не помышлял. Он чувствовал себя философом и опытным мазохистом одновременно. Больше того, ему это нравилось. Он даже окончательно успокоился и не задавался вопросом о собственной ориентации. Мужские тела продолжали ему нравиться, но прикасался он к своим пациентам без какого-либо внутреннего трепета и без желания сделать контакт более тесным. Просто красиво и приятно ― и только.
Бэкхён полагал, что сможет придумать в ОСС полную картину и нарисовать её, но даже спустя восемь месяцев он не "видел" лица человека, которого жаждал изобразить. Зато он продумал в деталях всё остальное: корпус, руки, бёдра, ноги, ступни и кисти, даже пальцы на руках и ногах. Он продумал всё, но по-прежнему не представлял, каким должно быть лицо. Он пытался ― и не раз, но всегда уничтожал результаты всех своих попыток.
Потому что всё это было не так. Другое. Не то, что нужно.
А затем нагрянули Крестоносцы.
§ 2. Вера
Даже Бэкхён, далёкий от политики и армии, знал, что Крестоносцы не имели отношения к специальным операциям, потому в ОСС делать им, вроде как, нечего. Крестоносцев отправляли на защиту колоний, а после успешной защиты те сами неумолимо двигались дальше и осваивали новые просторы, присоединяя новые территории и создавая новые колонии, пока от самих Крестоносцев не оставались только могилы. Дети войны, живущие только войной. Удобно ― в определённом смысле. Но не во всех остальных. Крестоносцев не любили и старались держать именно на окраинах, подальше от основного населения.
В ОСС Крестоносцы оказались из-за странного стечения обстоятельств и редкого происшествия. Деталей не знал никто. Крестоносцы сочли нужным сообщить, что в Роте Демонов остался всего один боец. Да, он Крестоносец и боеспособен, но никакая другая Рота его к себе не возьмёт, потому что он ― Демон. Пояснением деталей утруждать Крестоносцы себя не стали, просто убрались восвояси, оставив в ОСС одну боеспособную единицу ― последнюю память о Роте Демонов.
Руководство поломало головы, пока этот Демон сидел в одиночке ― мера предосторожности на всякий случай, а то кто этих Крестоносцев знает. В итоге Демона решили оставить в ОСС и поглядеть, приживётся ли.
Бэкхён всю эту кутерьму не наблюдал лично, но видел, как Крестоносцы покидали ОСС. Он в ту минуту как раз нёс бланки на склад с запросами для пополнения медицинского хранилища и застыл на лестнице, восторженно глазея на группу бойцов в полной тяжёлой броне. Все смуглые, жилистые и высокие, от пятнадцати до тридцати ― не старше. Но это и неудивительно, Крестоносцы редко жили дольше тридцати лет.
Бэкхён завороженно смотрел на них и с сожалением понимал, насколько они хороши. Рядом с этими парнями бывалые ребята из ОСС казались неженками.
Он удобнее перехватил папку с рисунками и бланки, осторожно спустился по ступеням, машинально проглотил белую капсулу, которую выудил из кармана, и затем пялился вслед Крестоносцам ещё минут пять. Опомнившись, метнулся на склад, сдал бланки и поплёлся обратно в медблок, прижав к груди заветную папку и размышляя над новым наброском.
Длинные сильные ноги, красиво обрисованные колени, узкие бёдра, гибкие мышцы на животе и боках, и гладкими пластинами ― на груди, широкие плечи и крепкая шея, руки одновременно изящные и цепкие, и чтобы ладони изысканной формы с подвижными пальцами... А поза будет ленивой и расслабленной. Что же с лицом придумать-то?
Бэкхён припомнил Крестоносцев и решил, что черты непременно будут резкими и суровыми, но вот какими именно?
Задумавшись, он налетел на кого-то у входа в медблок. От неожиданности и чтобы удержать равновесие вскинул руки, выпустив папку. Та упала вниз, и по полу разлетелись веером наброски, обрывки, смятые листы, и вывалились карандаши из кармашка.
― Чёрт...
Рисунки принялся собирать какой-то парень, опустившийся на корточки. Смуглые пальцы осторожно прикасались к листам и неторопливо брали их по одному.
Бэкхён ошарашенно пялился на то ли высветленные, то ли седые волосы, выступающий вперёд упрямый подбородок с характерной дерзкой бороздкой точно по центру, широкие плечи, обтянутые пятнистой футболкой, форменные брюки с кучей карманов и тяжёлые, подбитые металлом ботинки. Не сразу заметил белую повязку на левой руке, испачканную бурыми разводами.
И только потом до него дошло, что видит этот странный парень на листах перед собой.
Тихо ругаясь, Бэкхён принялся яростно выдирать из рук незнакомца свои рисунки и торопливо запихивать их в папку. Почти управился. Затем ему под нос сунули последний обрывок.
― Симпатично.
Бэкхён отродясь не умел краснеть, чему и сейчас несказанно обрадовался, ибо на обрывке красовался самый натуральный фаллос. Один. Сам по себе. Просто хорошо получился.
Вот чёрт, а?
Хотелось орать, выть, биться головой в стену и кого-нибудь вскрыть. Так, для профилактики. Например... Например...
Бэкхён уставился на незнакомца, тот как раз выпрямился и небрежно откинул со лба выбеленные пряди. И снисходительно посмотрел на Бэкхёна сверху вниз. Такой же смуглый, как Крестоносцы, но сам по себе смуглый, потому что Бэкхён не различал на его коже следов от брони ― обычно под бронёй оставались белые участки, а тут... Черты лица резкие и хищные, в тон дерзким линиям подбородка, и крупные, выразительные, включая даже рисунок губ. А ещё взгляд неприятный ― он колол так же остро, как пара ножей, почти ощутимо полосовал кожу Бэкхёна. И Бэкхён предпочёл бы оказаться подальше от этого типа, от которого явственно веяло опасностью и угрозой.
― Что вам угодно? ― недоброжелательно осведомился Бэкхён.
― Не что. Кто. Доктор Бён.
― Э?
― Мне нужен доктор Бён, ― медленно повторил опасный тип, чётко проговаривая слова, будто со слабоумным имел дело. Ещё и ткнул пальцем в направлении бэйджика на груди Бэкхёна. Что ж, притвориться другим доктором уже не выйдет...
― На кой чёрт я вам нужен? ― Бэкхён не собирался так легко сдаваться.
Вместо ответа незнакомец выудил из заднего кармана брюк смятый бланк и вручил Бэкхёну. Дескать, сам разбирайся. Как мило.
Бэкхён уткнулся в бумажку, а через пару секунд глаза у него чуть на лоб не полезли. Он осознал, насколько круто влип. В бланке чёрным по белому было написано, что этот вот парень с выбеленными волосами ― Крестоносец из Роты Демонов, и отныне он переведён на службу в ОСС. Требовалось заняться его раной и регулярно следить за психическим состоянием. Ну да, Крестоносец же, а они все с приветом...
Бэкхён прочитал про себя имя: Ким Чонин. Двадцать один год ― многовато для Крестоносца, учитывая, что совершеннолетие у них в десять, а первый короткий бой ― в двенадцать. Все, кто старше двадцати, у Крестоносцев назывались ветеранами. Пожалуй, надо бы поосторожнее разговаривать с этим... этим. Мало ли.
― Идём. ― Бэкхён повёл спутника по коридорам медблока в свой кабинет, запустил внутрь, сам же пристроил папку на столе, осмотрел Чонина и указал на пластиковую стойку. ― Только сними ботинки и всё тяжёлое.
Чонин пожал плечами и снял всё. Почти. Бэкхён уткнулся в бланк, словно забыл там что-то вычитать, лишь бы не пялиться, но не удержался и чуточку сдвинул бланк, чтобы хоть одним глазком...
Странно, но у Чонина почти не было шрамов. Хватало тонких и едва заметных, но ни одного сколько-нибудь серьёзного. И да, он оказался смуглым от корней волос до самых пяток. А ещё его тело поразительно напоминало то, что Бэкхён пытался нарисовать. Такие же длинные ноги, твёрдые колени, узкие бёдра, гибкие мышцы, сильные плечи и шея... И руки. Даже пальцы.
На шее болтался простой серебряный кулон с демоном, на левой руке белела повязка, на бёдрах темнели трусы. Красота... Без иронии ― красота. Хотя Бэкхён с удовольствием снял бы с него вообще всё. Должно быть, тогда это было бы ещё красивее. И заставил бы позировать.
― Может, хватит уже пялиться? ― недовольно поинтересовался Чонин, забравшись на пластиковую раму стойки и сжав ладонями поручни. У Бэкхёна на мониторе тут же появились первые данные: вес, рост, объёмы, соотношение костной массы, мышечной, история ранений. И тело Чонина могло похвастать чистотой ― никаких заменителей из титановых сплавов или микроусилителей. Обычно Крестоносцы любили такие штучки и охотно их себе ставили. Всё же жизнь длиной в тридцать лет позволяла им так баловаться с собственным телом. И они не успели бы дожить до того, как всё это аукнулось бы. Чонин являл собой исключение из правила. А может, все Демоны были такими?
― У тебя нет никаких искусственных...
― Собственным глазам не веришь? ― хмыкнул Чонин. ― Давай побыстрее покончим с этим.
― Куда-то торопишься? ― с ехидством поинтересовался Бэкхён.
― Нет. Просто не люблю врачей.
Очаровательно. Чёрта с два он согласится позировать.
― Ладно... ― Бэкхён прогулялся от стола к стойке и взялся за повязку на левой руке. Под пальцами ощущалась гладкость смуглой кожи, тепло. Бэкхён невольно помедлил, борясь с желанием провести ладонью от плеча к кисти, потом решительно стянул повязку и чуть не отшатнулся, растерянно уставившись на рану.
На теле Чонина прежде он различил лишь тонкие и едва заметные шрамы, а вот это... это, пожалуй, была единственная серьёзная рана. И дело даже не в её серьёзности, а в том, что о Чонине паршиво позаботились. Будь медицинская помощь квалифицированной, остался бы ещё один тонкий и незначительный шрам, но это...
Бэкхён профессионально определил, что Чонин получил резаную рану. Длинную, нанесённую острым и узким клинком. Сама по себе рана выглядела чистой и аккуратной, но кто-то по-варварски скрепил края раны металлическими скобками, так что теперь всё это выглядело ужасно. Не обладай Бэкхён приличным опытом и крепким желудком, ему бы стало дурно. Позже в голову пришла ещё одна важная мысль: как Чонин это выдержал? Наверняка ведь было адски больно всякий раз, как металл прокалывал кожу и сжимался.
― Выдернуть бы руки этому врачу да прикрутить к заднице, ― пробормотал он, осторожно потрогав пальцем края раны.
― Какому врачу? ― безмятежно поинтересовался Чонин.
― Который... гм... зашивал это.
― Не было никакого врача. К тому моменту никого не осталось. Я сам.
Бэкхён с трудом сглотнул, представив себе подобную операцию в деталях, и пришёл к выводу, что ни черта у него не крепкий желудок.
― И чем это?
― Степлером для жестяных листов, которыми крыши накрывают, ― просветил его Чонин.
Бэкхёну стало ещё хуже, когда он вспомнил, как выглядел упомянутый степлер и как работал.
― Кажется, у тебя проблемы с головой.
― Только кажется. Ничего другого под рукой не было, а враги ещё не кончились. Выбирать не приходилось. Что дальше?
― Сам как думаешь? Придётся всё это выковыривать, промывать и зашивать нормально. ― Бэкхён говорил теперь сердито и недовольно, потому что уже видел, где металл немного "оброс" плотью. Конечно, будет больно, ну так Чонин сам и виноват. Надо же соображать, что нельзя просто так склепать рану скрепками для жести и радоваться жизни.
― Ну так выковыривай побыстрее, я спать хочу, ― зарычал на него Чонин тоже отнюдь не дружелюбно.
― Это тебе не свечки из торта доставать, придурок!
― Боишься попортить мне шкурку? Ну так не бойся. Или я тебе понравился? В свете того, что ты при себе таскаешь.
― Эй! ― Бэкхён подбоченился и смерил Чонина возмущённым взглядом. ― Я не гей, просто рисовать люблю.
― Я видел, что ты любишь рисовать, ― широко улыбнулся тот.
― Отлично. Буду выдёргивать эту хрень без наркоза.
― Да пожалуйста. Всобачивал её я тоже без наркоза. Попробуй напугать чем-нибудь другим.
Бэкхён пугать не стал больше, просто сходил за инструментами, осмотрел рану и подцепил верхнюю скобку, осторожно разгибая металл плоскогубцами. По смуглой коже побежали тёмные ручейки из растревоженной раны. Чонин молчал и наблюдал за стараниями Бэкхёна краем глаза, лишь иногда, когда Бэкхён немного резко дёргал рукой, он закусывал губу.
― Чёрт... Обязательно было так сильно зажимать? ― Бэкхён с трудом разогнул вторую скобу и медленно вытянул её, бросил на поднос и осмотрел третью. Всего ― семь штук. Весело. Причём две из семи сидели глубоко и основательно.
Он посмотрел на Чонина, отметил прикрытые глаза и глубокое дыхание. Всё-таки ему больно, хотя держится отлично.
― Я не думал, что выживу. Было всё равно, лишь бы рана не мешала довести дело до конца, ― соизволил ответить Чонин.
― И как ты умудрился выжить? ― Бэкхён спросил это просто так, без задней мысли, чтобы отвлечь Чонина от боли.
― Слишком быстрый. Случайно получилось.
На поднос упала очередная скоба. Бэкхён потянулся за тампоном и стёр кровь с кожи вокруг раны, заодно подумал о том, что сказал Чонин. И сообразил, почему у него не нашлось в теле дополнительного железа, как у многих других Крестоносцев. Потому что "слишком быстрый". Неразумно ставить железо быстрому бойцу, если он в самом деле быстрый. Крестоносцы помешаны на войне и военной эффективности, поэтому наибольшее значение для них и имела скорость Чонина, тем более, скоростных бойцов у них обычно мало, а они нужны.
Бэкхён добрался до двух проблемных скоб и тихо посоветовал:
― Вот теперь не мешало бы и помолиться...
И замер, оглушённый громким весёлым смехом. Чонин смеялся, чуть запрокинув голову и прикрыв глаза. На шее рельефно проступили гибкие мышцы, а сам Чонин выглядел теперь как обычный двадцатилетний мальчишка.
― Ну что такого я сказал? Ты же Крестоносец, или как? Тебе положено верить в Бога, да?
Чонина сразил новый приступ хохота.
― Не вижу ничего смешного, ― скорчив недовольную гримасу, сообщил ему Бэкхён.
― Ты, правда, думаешь, что Крестоносцами обзывают из-за этого? ― немного отсмеявшись, полюбопытствовал Чонин. ― Вроде того, что Крестоносцы сражаются за веру и прочие ля-ля?
― А что, не так, что ли?
― Вообще-то нет. И моя физиономия точно мало похожа на арийскую. ― Чонин сверкнул белозубой улыбкой. ― Крестоносцами называют потому, что мы ставим на всём крестики.
― В смысле? ― не понял Бэкхён.
― В смысле, что получили цель, добрались и уничтожили. На карте поверх цели ― крестик. Дошло? Или тебе комикс нарисовать, чтобы понятнее было?
Бэкхён проворчал нечто непечатное и от души дёрнул за одну из оставшихся скобок. Чонин от неожиданности зашипел и зажмурился. На форму Бэкхёна брызнула кровь. Он торопливо ухватил свежий тампон и прижал к проблемному месту.
― Ещё разок ― и всё. Выдержишь?
― Выдержу, ― тихо отозвался Чонин и стиснул зубы. В самом деле выдержал.
Бэкхён поспешно прижал к его плечу инъектор, дождался, когда капсула опустеет, потом ногой придвинул высокий табурет, уселся и вновь осмотрел рану, прикидывая, как лучше зашить это безобразие. Привычно достал из кармана белую капсулу и сжал губами, чтобы проглотить через секунду.
― Семья у тебя была?
― У Крестоносцев не бывает семей.
Бэкхён удивлённо посмотрел на Чонина и встретил мрачный взгляд.
― Но откуда-то берутся же маленькие Крестоносцы? Или из капусты?
― Ну да. Сироты. Дети. Там, где война, их всегда много. Мы забираем тех, кому удаётся выжить.
― Кому удаётся... ― ошарашенно повторил Бэкхён. ― Минуту! Ты хочешь сказать, что вы их не спасаете?
― Мы забираем тех, кому удаётся выжить, ― медленно повторил Чонин, пристально глядя на него. ― Если кто-то не может выжить, потом не сможет сражаться. Первое правило: умей выживать. Если не умеешь, среди Крестоносцев тебе делать нечего. Ты всё равно погибнешь очень быстро, скорее всего, даже глупо. Ещё и подставишь при этом остальных. Неразумно. Поэтому мы забираем тех, кто сумел выжить даже без подготовки.
― А ты сам?
― Сумел, ― прикрыв глаза, пробормотал Чонин. ― Ты зашивать будешь когда-нибудь?
Бэкхён твёрдо сжал губы и принялся зашивать рану молча ― без вопросов и комментариев. Просто сделал определённые выводы, но сообщать о них Чонину не имело смысла, зато вот старшему группы К, к которой Чонина приписали...
Именно к нему и направился Бэкхён, когда закончил оказывать медицинскую помощь.
Руководитель сидел за столом и с тоской смотрел на возмущённого Бэкхёна.
― Понимаете, ему требуется адаптационный период. С ним должен работать специалист, который...
― Доктор Бён, ― решительно перебил его окончательно заскучавший руководитель, ― напомните мне, вы ведь являетесь специалистом широкого профиля, так? И вы прошли все экзамены, какие необходимо пройти, чтобы получить это место? Прекрасно. Меня не волнует, что вы там себе считаете, потому что у меня есть конкретные указания. Согласно им вы должны регулярно наблюдать этого Крестоносца и оказывать медицинскую помощь при надобности. И регулярно на моём столе должен появляться отчёт о ваших наблюдениях. Всё. Ничего больше. И только в том случае, если вы представите доказательства его невменяемости, мы передадим его соответствующим специалистам в соответствующем заведении. Это тоже понятно? У нас много операций, и у нас нет лишнего времени, чтобы тратить его на подобную ерунду. Либо этот Крестоносец в состоянии выполнять задания, которые ему будут поручать, либо не в состоянии. Иные варианты нас не касаются. Задержитесь на минуту.
Бэкхён вопросительно посмотрел на руководителя, но тут же принял бесстрастный вид, когда увидел серебристый конверт, выуженный из ящика стола. Круглая печать Отдела Девять вносила ясность на тот случай, если серебристого футляра кому-нибудь не хватило бы.
― Это для вас, ― сухо отчеканил руководитель, поднялся из-за стола и отошёл в угол кабинета. Тут же его отгородила от Бэкхёна тонкая матовая панель. Как видно, разрешения на доступ к данным Отдела Девять у руководителя не было.
Бэкхён вздохнул, приставил ноготь к подушечке указательного пальца и сделал короткий надрез, приложил затем палец с каплей крови к печати и открыл конверт.
"Дорогой Бэкхён, когда в последний раз ты навещал меня в Ивонне?"
Бэкхён ни разу в жизни не был в Ивонне. Ивонн ― так назывался первый проект подводного города, проект, считавшийся успешным три года, а потом погибший из-за конструкторской ошибки. Почти сто тысяч человек в один миг раздавило толщей воды. Но именно Ивонн стал первым заданием Бэкхёна в его военной карьере. С тех пор Бэкхён не любил подводные города, предпочитал подземные или наземные. Земля и ветер куда милосерднее разъярённой воды.
Он неторопливо прочёл строки послания, которые ничего определённого никому бы не сказали, затем выстроил в голове стройную шифровальную цепочку и чётко сформулировал для себя боевую задачу. Просьба хорошо отдохнуть в конце послания вызвала у него мрачную усмешку. Но тут как посмотреть ― Бэкхён и впрямь отдыхал в течение последних восьми месяцев.
Он аккуратно вернул послание в футляр, положил конверт на стол и легонько коснулся серебристой поверхности кончиком пальца. Сначала футляр "поплыл", потерял форму, а после превратился в горстку праха.
Бэкхён покосился на матовую панель, за которой терпеливо ждал руководитель, и вновь криво усмехнулся. Теперь ясно, чего тот затосковал. Бэкхён на его месте тоже затосковал бы, обнаружив среди собственных подчинённых агента Отдела Девять.
Когда руководитель соизволил вернуться за стол, Бэкхён вновь попытался заговорить о Крестоносце и изменить принятое решение. Руководитель позиций не сдал, хотя смотрел на Бэкхёна пристально и испытывающе. Наверное, старался понять, в чём тут фокус, поскольку Бэкхён отличался от большинства агентов, выглядел обычным и непримечательным. Конечно, истина отнюдь не всегда лежит на виду, а книгу судить по обложке ― последнее дело. Впрочем, это казалось сущей ерундой на фоне вопроса с Крестоносцем.
Бэкхён понуро побрёл к двери, так ничего и не добившись. В общем-то он представлял себе проблему, с какой столкнулся в лице Чонина, но эту проблему следовало решать узкому специалисту. Сам Бэкхён имел довольно смутные познания в подобной области. Точнее, слишком общие. Да, он мог взять нужную литературу, на худой конец, заказать. Но изучение вопроса требовало времени.
Полночи Бэкхён рисовал и глотал белые капсулы каждые два часа. А рисовал он Чонина. И впервые на листе помимо тела появились голова и лицо. Закончив, Бэкхён долго рассматривал результат, после чего сжёг его.
§ 3. Дозировка
На плановом собрании перед новой операцией группы К Бэкхён присутствовал, как и все прочие. Таковы правила. Он пристроился в дальнем углу, обнял папку с рисунками и прикрыл глаза. Сегодня ему предстояло написать пятый отчёт о состоянии Ким Чонина и сдать его руководителю группы К.
Они виделись ещё четыре раза, но Чонин не счёл нужным поддерживать беседу. Самая долгая была лишь в первую их встречу. Рука заживала хорошо и быстро, нагрузки и тренировки, похоже, совершенно Чонина не беспокоили. Он быстро освоился и разобрался в стандартной форме ОСС и с вооружением. У него вообще не возникало проблем при выполнении задач на уничтожение цели или противника. Скорее уж, это ему следовало преподать несколько уроков инструкторам, потому что ничему новому научить они его не могли. Чонин знал о войне и смертоубийстве всё и даже чуть больше, чем всё.
Бэкхён пару раз наблюдал за симуляцией боевых выходов и впечатлился. На поле боя Чонин танцевал, чувствовал себя чуть ли не богом. Никто и ничто не могли отвлечь его от выполнения задачи. Крестоносец, Демон, дитя войны ― он был ими всеми сразу. И он ими оставался до сих пор. Даже в библиотеке он искал книги о войне и способах выполнения боевых задач. Ничто иное его не интересовало.
Также Бэкхён выяснил, что Чонин ни с кем не общался, держался особняком. Не то чтобы он презирал людей, но на контакт не шёл. Ни с кем. И не позволял приближаться к себе даже тем смельчакам, кто пытался.
Бэкхён полагал, что дело не столько в различной боевой подготовке и способностях, сколько в ином воспитании. Кто знает, чему и как Крестоносцы учили принятых сирот. Да и, по большому счёту, эти сироты попадали к Крестоносцам уже не в лучшем психическом состоянии. И наверняка Крестоносцы использовали это прежде всего для военных целей, а не пытались исправить и вернуть к норме.
― Возможность для входа в сектор только одна, ― Бэкхён встрепенулся и уставился на инструктора, ― вот тут. Система сброса мусора. Проблема в том, что каждые пятнадцать секунд происходит выброс пламени для сожжения мусора. И этот отрезок пути по спусковой трубе надо пройти за двенадцать секунд.
― Это невозможно, ― тут же завозмущались бойцы группы. ― Двенадцать секунд! По узкому проходу! Да вы спятили! В броне ― никак, а без брони... Дохлое дело.
У окна кто-то вскинул вверх руку.
― Слушаю вас.
― Я могу это сделать, ― прозвучал спокойный низкий голос, и Бэкхён едва не выронил папку от неожиданности.
― Вы уверены?
― Вполне. Мне будет достаточно лёгкой брони и мини-пулемёта. И двенадцати секунд. Если не получится, то вряд ли кто-то будет расстроен. Но мне нужны снимки трубы.
― Они будут. Хорошо, значит, пойдёт Ким Чонин. Остальные будут ждать вот здесь, у водораздельных ворот. Ким Чонин, вам нужно будет открыть их изнутри через полчаса после проникновения в сектор. Доктор Бён, вы будете сопровождать отряд для оказания медицинской помощи при необходимости.
Ещё один сюрприз. Бэкхён иногда участвовал в операциях в качестве полевого врача, но редко. И он не особенно любил это ― трудно работать, когда над головой свистят пули, рядом что-то взрывается, все кричат, и рефлексы диктуют... То ещё удовольствие. И меньше всего он хотел принимать участие в операции вместе с Чонином. Потому что боялся. Боялся Ким Чонина ― Крестоносца и Демона. Он видел симуляции боевых выходов и считал, что основания для страха у него есть.
Чонин явился к нему после планового собрания: привычно зашёл в кабинет, придвинул стул и сел по другую сторону стола, как раз напротив Бэкхёна. Тяжёлый и острый взгляд из-под высветленных прядей, спадавших Чонину на лоб, твёрдо сжатые губы и упрямо выдвинутый вперёд подбородок ― само воплощение враждебности.
― Ты уверен, что сможешь пройти трубу за двенадцать секунд?
― Может быть.
― Если не уверен, зачем же согласился?
― Ты волнуешься?
― Есть немного.
― Ты хочешь меня нарисовать или со мной переспать? ― Прямо в лоб, без жалости и обходительности. И без подготовки. Бэкхён едва со стула не свалился.
― Э... С чего ты взял? ― спросил он чересчур быстро, чтобы скрыть растерянность.
― Нормальный человек не станет таскать с собой кипу такой порнографии. И уж точно не станет её рисовать. Ты можешь прятаться от этого и дальше, но свою суть так просто не изменишь.
― Я не гей!
― А я сказал, что ты гей? ― тонко улыбнулся Чонин.
― Нет, но...
― Вот и ладно.
― Ничего не ладно! ― Бэкхён смерил его мрачным взглядом и решил тоже нанести внезапный удар: ― А если хочу, что тогда?
― Что именно хочешь-то?
― И первое, и второе, ― не стал мелочиться Бэкхён.
― Нет и да.
― Прости?
― Позировать ― нет, переспать ― да.
― Гм... Точно? Не наоборот? Может, ты попутал?
― Я никогда не путаю.
― Э... Так ты гей?
― Нет, ― хмыкнул Чонин, вытянул длинные ноги, скрестил в лодыжках и неожиданно весело посмотрел на Бэкхёна. ― Но ты видел хоть одну женщину среди Крестоносцев?
Бэкхён не то что не видел, он даже о таком не слышал. Да уж, встретились два одиночества со сходными условиями жизни... Стоп! Чонин сказал, что он... Бэкхён заволновался. Ему нравились мужские тела, он любил смотреть, прикасаться, рисовать их. Порой ему снилось нечто куда большее, но всерьёз ― основательно ― он никогда не думал о подобном. Как медик понимал, что это возможно и даже вполне себе безопасно, и приводит к удовольствию при должном мастерстве, но всерьёз и в приложении к себе ― не думал.
Кажется, пришло время подумать.
Сложив руки на столе, Бэкхён разглядывал Чонина и не боялся. Досадное противоречие. Страх Чонин внушал ему тогда, когда выполнял боевые задачи. И в остальное время ― тоже, чуть в меньшей степени. Когда же Чонин находился в кабинете Бэкхёна, он не казался смертельно опасным. В собственном кабинете Бэкхёну было в удовольствие рассматривать Чонина, прикасаться при необходимости и даже без оной, говорить с ним.
И Бэкхён больше месяца пытался нарисовать Чонина, но всякий раз сжигал получившийся рисунок. Результат не вызывал у Бэкхёна чувства удовлетворения, к которому он стремился. В своих рисунках он будто бы пытался собрать воедино кусочки мозаики, но всё время то пары кусочков не хватало, то все кусочки путались и попадали не на свои места.
― Мы вернёмся к этому, если ты не сгоришь в трубе, ― подытожил Бэкхён.
― Не сгорю, если ты в самом деле этого хочешь.
Бэкхён задумался о нюансах: Чонин имел в виду желание близости или желание вновь увидеться? Он и хотел бы уточнить, но по лицу Чонина понял, что напрасно потратит время. Тот уже выглядел именно замкнувшимся в себе ― в таком состоянии Чонин не говорил и мало на что реагировал.
― Ты забыл принять своё лекарство, ― перед уходом сухо напомнил Чонин, но не остался, чтобы посмотреть, как Бэкхён судорожно выуживает из кармана белую капсулу и торопливо глотает её.
§ 4. Директива
До цели добирались на водолётах, скользивших над поверхностью моря подобно огромным водомеркам. Радары могли засечь всё, но не водолёты, чем и объяснялся выбор транспорта.
После проверки аппаратуры для связи, Чонин закрепил на спине мини-пулемёт, оттолкнулся от борта и без всплеска ушёл в воду. Водолёты двинулись к водораздельным воротам и принялись ждать, когда же Чонин откроет их с той стороны.
― Два километра до места входа, ― коротко доложил Чонин через десять минут.
Бэкхён поёжился и покрепче обхватил руками мешок с инструментами. Одна из причин, почему он не любил боевые выходы, ― долгое ожидание и полная неизвестность для вспомогательного экипажа и основных сил, ведь всё могло как пойти по плану, так и обернуться крахом.
― Вижу точку входа.
― Проблемы?
Пауза длиной в вечность.
― Уже никаких. Снял четырёх охранников по внешнему периметру.
Руководитель операции нахмурился. Ещё бы. Внешней охране не полагалось караулить стены. Её там вообще не должно было быть.
― Доложите, что видите, Демон.
Никакого воображения. Чонину дали именно такой позывной, который в большей степени напоминал о его прошлом, чем любой иной.
― Уже ничего, я вхожу в трубу.
― Отбой! Доложите, что видите!
Бэкхён сцепил ладони в замок. Он ждал ответа Чонина вместе со всеми. Ответ не прозвучал ни спустя двенадцать секунд, ни спустя минуту.
Глухой щелчок на канале связи заставил всех вздрогнуть от неожиданности.
― Я внутри. Кабина управления внешним периметром под моим контролем. Что открывать?
Руководитель медленно провёл ладонью по лицу, размазывая крупные капли пота по коже и беззвучно матерясь.
― Водораздельные ворота.
― Уже открываю. Боевая задача? У меня есть все карты и пути доступа внутри сектора.
Руководитель операции и наблюдатель из центра переглянулись. Вообще-то их целью был склад и ряд образцов, хранившихся там. Но... Бэкхён обречённо вздохнул, предположив, о чём они подумали.
― Демон, вы сможете взять заложника?
― Кто вам нужен в качестве заложника? ― спокойно и невозмутимо, словно Чонин каждый день на досуге берёт заложников.
― Любой из командующих офицеров или глав исследовательского центра. Кто ближе и кого удобнее захватить, ― поразмыслив, ответил руководитель после кивка наблюдателя. ― Как захватите, присоединяйтесь к группе.
― Попробую, ― ответил Чонин не по уставу и отключил связь.
Им всем в ту минуту следовало задуматься об особенностях психологии Крестоносцев и хоть приблизительно представить себе последствия подобной авантюры. Задумался только Бэкхён, да и то лишь на мгновение: "Разве Крестоносцы берут заложников?"
Крестоносцы никогда не брали заложников. Вообще никогда. В этом правиле даже не существовало исключений. Ни одного. Потому что смысл существования Крестоносцев сводился к двум явлениям: защита своего и уничтожение чужого. Тотально.
"Битва выиграна только тогда, когда враги уничтожены полностью. Если выжил хоть один враг, это уже не победа".
Но об этом все принялись думать гораздо позже, чем следовало.
@темы: EXO, fanfiction, K-pop
03:38
Доступ к записи ограничен
I have another wind to ride ©
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
I have another wind to ride ©
Название: CVG: random или КВИ: метод научного тыка
Автор: Корейский Песец
Пейринг: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань), фоном пробегали Крис/Сухо
Рейтинг: 18+
Жанр: футуристика, vrl-AU, юмор/стёб, пост-киберпанк
Размер: 21 000
За баннер большое спасибо Loquena
Предупреждения: CVG - complication virtual games или КВИ - компликационные виртуальные игры. NB! Действие происходит в двух разных реальностях.
Примечания: порненько, задорненько, не вызывает привыкания - просто комедия на поржать с соответствующей атрибутикой.
Кай пожал плечами и выдернул губку изо рта бедняги.
― Всё расскажу, ― заявил тот, едва смог говорить нормально.
― Отлично. Кто торгует оружием? ― Хань уселся напротив "Валета" и принялся поигрывать паяльником как пистолетом.
― Да чтоб я знал!
― Так не пойдёт, ― устроившись на диване, одёрнул "Валета" Кай. ― Как покупают оружие "Ловкие"?
― Ну... ― "Валет" с опаской покосился на паяльник в руках Ханя и сглотнул. ― Они формируют заказ и отправляют его.
― Куда? ― Хань постарался улыбнуться очень мило, но "Валет" побледнел и даже попытался отодвинуться от него подальше, увы, тяжёлый стул и отлично зафиксированные конечности не позволили ему совершить подвиг.
― На специальный сайт. Называется "комсан.олт".
Кай немедленно полез проверять, есть ли такой сайт, и что там особенного.
― Там бланки, ― торопливо подсказал "Валет". ― Надо просто заполнить и ждать, когда придёт ответ. В ответе напишут время и место встречи. И стоимость.
― И всё?
― Ну да. Не смотрите так. Сайт защищён, проколов никогда не было.
― А что на самих встречах?
― Обычно на складах ― порт или за городом где-нибудь. Сначала деньги, потом товар.
― Кто деньги-то забирает? ― Хань шутливо наставил на типа импровизированный пистолет и сделал вид, будто тщательно прицеливается.
― Мужик в маске, ― хмуро отозвался "Валет".
― Ваши заказы делали? ― спросил от стола Кай.
― Естественно.
― Ладно, диктуй.
― Что диктовать?
Хань уставился на Кая с немым вопросом в глазах точно так же, как и "Валет".
― Что вы в бланках обычно пишете. Сейчас заполним и отправим. И будем ждать ответ. Мужик точно один?
― Ну да.
― А пробовали его прижать?
― Один раз. "Червовые". Их уже полгода как нет на этом свете.
― И как один мужик их так раскатал?
― Откуда я знаю? Меня там не было. Никто не знает.
Хань задумчиво почесал бровь стержнем паяльника и вздохнул. История ему всё больше и больше не нравилась. Если торговец один, то как смог угробить целую банду?
Кай тем временем ловко заполнил бланк заказа, отправил и включил систему оповещения для писем.
― А я? ― робко напомнил о себе "Валет".
Хань и Кай переглянулись. "Валет" им теперь больше мешал, но просто отпустить ― плохой вариант. Запомнит адрес, притащит подмогу... На кой такие неприятности? Посовещавшись в другой комнате, решили огреть "Валета" по башке, отволочь в машину и выкинуть где-нибудь подальше. Заодно и сигнал сработал, сообщив о письме. Им полагалось привезти в одиннадцать вечера двести тысяч наличными на старую лесопилку за городом. По пути можно и "Валета" где-нибудь выгрузить.
― Предлагаешь терпеть его тут до одиннадцати? ― возмутился Хань.
― До десяти. Пока доберёмся, осмотримся...
― Всё равно! Он мне тут не нужен.
― И что ты предлагаешь? ― развёл руками Кай и перешёл с шёпота на нормальную громкость: ― Лично у меня других идей нет. Зато ты всегда можешь поиграться с паяльником.
― Очень смешно.
В гостиной загремело. Они кинулись туда и обнаружили, что "Валет" без сознания.
― Хлипкий какой-то, ― презрительно фыркнул Хань.
― Да не, нормальный. Угроза паяльником ― жесть. Зато, видишь, он смирный. Потерпишь до десяти.
― Чёрта с два. ― Хань отложил злосчастный паяльник и вздохнул, потом просиял. ― Пойдём-ка!
― Куда?
― Шевели копытами.
― Да куда?
― Топай-топай... ― Хань вытолкнул Кая из квартиры, прихватил куртку и направился к лифту. Он проголодался, поэтому нашёл идеальный выход из положения ― решил перекусить где-нибудь. Как раз до десяти успели бы.
После короткого спора Ханю удалось втиснуть Кая на место пассажира. Он обошёл машину и хотел сесть сам, но увидел у дома уже знакомого дедка. Тот приветливо ему помахал:
― А, студенты-художники! Как статуя?
― Ещё в работе, ― сверкнул улыбкой Хань и поспешно юркнул в салон, пока дедок ещё что не спросил. ― Художник... тоже мне...
― Хорошая профессия, ― пожал плечами Кай и опустил козырёк, чтобы полюбоваться на себя в зеркало.
― Не сомневаюсь. Да хватит уже улыбаться собственному отражению, нарцисс.
― Предпочитаешь, чтобы я улыбался тебе?
― Неплохо бы. ― Хань вырулил на центральную полосу и двинулся прямо, перебирая в голове известные ему заведения. Остановился на итальянском ресторане и свернул к центру города.
Они ехали молча. Хань смотрел вперёд, а Кай ― на тротуары. И Ханю не давало покоя то обстоятельство, что Кай ― игрок. Он пытался придумать, как именно это можно проверить. Ничего умного в голову не приходило. Не спросишь же прямо. Можно попробовать издалека, но...
― Сколько тебе лет?
― Что?
― Сколько тебе лет? ― терпеливо повторил Хань, вспоминая "возрастной порог" в игровой реальности. В реальности нормальной ― двадцать три, а здесь? Кажется, такой же.
― Зачем тебе? Точно не девятнадцать, так что тебя за моё совращение не посадят.
― Что?! ― задохнулся от ярости Хань. ― Совращение?
― Ну да. Не паникуй, говорю же ― не посадят.
― Ладно. ― Вдох-выдох. ― Тебе двадцать один?
Кай промолчал, даже голову не повернул.
― А откуда ты родом?
Хань пошевелил мозгами. На общем Кай говорил без акцента. Ну, то есть, с характерным восточным акцентом, конечно, с точно таким же, с каким говорил сам Хань. Другие языки Хань не пробовал, да и Кай сам не переключался на них. Его имя ― или ник ― вполне могло быть как общим, так и китайским. Чёрта с два поймёшь. Выглядел Кай довольно типично для Юго-Восточной Азии. Не на все сто, но всё же. И он хорошо знал город, а город соответствовал реальному, значит... Значит, они оба из одной страны и из одного города. В городе три диаспоры: китайская, корейская и южная. Кай с равным успехом мог принадлежать к любой из них, поскольку вписывался как в южно-китайский типаж, так и в корейский или южный.
А если так?
― Откуда ты приехал? ― Хань спросил это на родном языке, но результата не добился. Кай вновь не отреагировал и не посмотрел на него, сидел точно так же, как и раньше. И чёрта с два поймёшь, то ли он не понял, что спросил Хань, то ли по-прежнему не желал отвечать. Хань не намеревался сдаваться, поэтому повторил вопрос по-корейски. И снова с тем же результатом. Южными наречиями он уже не владел, поэтому напрягаться дальше было попросту бесполезно.
Хань грустно подытожил, что знает о Кае немногое. Студент Академии, ему меньше двадцати трёх, экстремал. Всё. Ни факультета, ни специальности, ни происхождения. Хотя... Порт! Кай сам сказал, что хорошо знает порт и портовые окрестности. Это не проливало свет на его происхождение, но чуть сужало область поиска. Скорее всего, Кай жил где-то в той части города ― в реальности.
А ещё Хань вспомнил вопросы системы о пожеланиях к игре и партнёру. И если они с Каем выпали друг другу, то их предпочтения... Да, получалось так, что Хань соответствовал предпочтениям Кая точно так же, как Кай соответствовал предпочтениям Ханя. Идеальное совпадение? Или просто случайность?
В ресторане Кай оставался всё таким же отстранённо-невозмутимым, но Хань внимательно следил за ним, поэтому быстро понял, что обстановка несколько непривычна для него. Пожалуй, он точно не светская особа, попроще. Неплохое воспитание, но до уровня Ханя ему ещё расти и расти. С другой стороны, деловая хватка у него лучше. В уме он считал деньги и видел выгоду куда быстрее, чем Хань. Если Хань сам себя считал теоретиком, то Кай был его противоположностью ― практиком. И это проявилось уже тогда, когда они оба только делали заказ. Пока Хань тасовал идеи и прикидывал возможности в перспективе, Кай сделал обстоятельный и сытный заказ, уложившись в достаточно скромную сумму. Причём заказ сделал сразу на две персоны и умудрился выбрать для Ханя удачные блюда. Не то чтобы он везде попал именно в "яблочко", но точно ни разу не промахнулся. А ведь Хань особо не говорил о своих предпочтениях в еде.
Хотелось задать уйму вопросов, но Хань запретил себе это. Да и Кай вряд ли бы ответил.
Им принесли кофе и попросили подождать десять минут. И они в молчании пили кофе, вслушиваясь в тихую мелодию, разлетавшуюся по уютному залу. Столики тут друг от друга отделяли перегородки, сплетённые из тонких лоз ― красивая стилизация. Причём перегородки были с трёх сторон, четвёртая оставалась открытой. Напоминало виноградники. Хань и Кай сидели за столом лицом к лицу, и только по правую руку для Кая и по левую для Ханя не хватало перегородки.
Хань поставил чашку на стол и вновь раскрыл меню. Дозаказывать ничего не собирался, хотел просто просмотреть ещё разок.
― Тебя так сильно волнует мой возраст? ― внезапно спросил Кай.
Хань удивлённо посмотрел на него и машинально пожал плечами.
― Это не идея-фикс, если что. Просто стало интересно. Не знал, что это тайна. Если не считать того, что тебе точно меньше двадцати трёх, и сам купить спиртное ты не сможешь.
― А что для тебя идея-фикс? Хотя не говори, кажется, я знаю.
― Вряд ли, ― тонко улыбнулся Хань.
― Тогда, должно быть, это моя идея-фикс? ― Кай легко отзеркалил улыбку Ханя, неожиданно отобрал меню, превратил развёрнутые корочки в импровизированную перегородку и левой рукой притянул Ханя к себе. Вкус кофе на горячих губах, томная медлительность, дразнящие быстрые касания языком... Хань прикрыл глаза, наслаждаясь чувственной игрой и приличной дозой адреналина в крови. Прямо сейчас к ним мог подойти официант, или кто-то из других посетителей сообразил бы, что они делают. Подобное поведение в общественных местах запрещалось ― в реальности. В игре, как понял Хань, тоже. Но прямо сейчас они с Каем бессовестно нарушали закон и не чувствовали за собой вины.
Кай отстранился и медленно облизнул губы. В тёмных глазах загадочно мерцали озорные искорки.
Засранец.
Хань тоже сел прямо и перевёл дух. Его губы сладко ныли и просили большего. Наверное, потому что вкус кофе на губах Кая был особенным. Хань с досадой осознал, что у него опять в голове не осталось никаких мыслей, кроме одной ― "порнография". И отмазка "это просто недотрах" больше не работала. Самое время вспомнить о сакраментальном "я в полной заднице" и нарисовать новую Жэ на листе календаря.
Кай удивлял и озадачивал. Не хотел отвечать на вопросы, не говорил о себе, уступал прежде инициативу Ханю, а тут вдруг... Или это он надеялся так избежать других вопросов?
Наконец принесли их заказ, расставили всё на столе и позволили перейти к еде.
Хань ел неторопливо, продолжая наблюдать за Каем. Отмечал всякие мелочи для себя. Просто так.
― Нет аппетита?
― Почему? Просто не люблю спешить...
― Неужели? ― Кай спрятал улыбку за чашкой кофе.
― Если ты надеешься, что я буду тебя лапать под столом... Закатай губу.
― То есть, это ты надеешься, что лапать под столом тебя буду я?
Хань не отказался бы ― в реальности. Не в игре. Быть может, Ифань сказал правду, что к КВИ быстро привыкают, но сам Хань никогда не искал убежища в виртуальности. И он уж точно не собирался заменять реальность фантазиями. Он предпочитал фантазии делать реальностью.
― Не сейчас, ― уклончиво ответил он. ― Как думаешь, что за козыри в рукаве у того типа с оружием?
― Либо особая подготовка, либо он не один, ― мгновенно сосредоточился на деле Кай. ― Либо дело в случайностях.
― В каком смысле?
― В том, что "Червовых" порешил кто-то другой. Кто-то, кому выгодно остаться в тени и свалить вину на торговца. А торговцу выгоден слух, что это его рук дело ― хорошо для бизнеса и репутации. Проще говоря, к нам это уже не относится.
― Почему ты так думаешь?
― Потому что слишком уж всё просто, а история с "Червовыми" удачно сюда липнет. Не знаю. Интуиция? ― Кай пожал плечами. Да, он определённо не дружит с теорией и предпочитает практику. Зато Хань без труда мог развить его мысль и достроить теорию, чтобы признать ― в этом что-то есть.
― Считаешь, у нас не возникнет проблем?
― Не знаю. Какое у тебя вообще задание? Прижучить торговца?
― Вообще-то, нет. Всего лишь установить его личность.
― Поймаем, обездвижим, зафотаем ― и готово, ― развеселился Кай. ― Ты издеваешься?
― И не думал. Только, похоже, нам придётся всё же арестовать беднягу.
― Хорошо, что ты не стал далеко убирать паяльник, пригодится.
― Помолчи, умник. Я не намерен таскать новые "статуи" ― мне за это не платят.
― А я вообще бесплатно работаю, между прочим.
― Ты вроде хотел обратно в Академию, нет?
Кай вздохнул, отмолчался и поднёс к губам чашку.
Интересно, а он сам какую игру выбирал? И ведь так просто не спросишь...
Кай задумчиво закусил нижнюю губу, потом облизнул её языком. Порнография. Хань тоскливо отвёл глаза, чтобы мозг не буксовал на месте. Забавно, а может ли быть такое, что Кай, глядя на него, думает то же самое ― "порнография"? Было бы весело.
― У тебя... были раньше постоянные отношения с кем-нибудь? ― Хань рискнул и спросил в лоб.
Кай покрутил в руках чашку, смерил его быстрым испытывающим взглядом, опять уставился на кофе в чашке и лишь после этого едва заметно качнул головой.
Ну хоть что-то...
― Только интрижки на одну ночь? ― не удержался от улыбки Хань.
На этот раз Кай одарил его прямым и долгим взглядом. То ли обида, то ли недовольство, то ли странное отчуждение ― Хань так и не смог разобрать, какие именно чувства сплелись в этом взгляде.
― Мне не двадцать три. И у меня не было постоянных отношений. Но это не значит, что ко мне надо относиться, как к наивному ребёнку. Твоих "постоянных отношений" я тоже что-то не вижу, кстати. Или они оказались не такими уж и постоянными?
― В точку. ― Хань умел держать удар. ― Но я так глубоко не смотрел, просто спросил, потому что мне интересно.
― Интересно что?
― Ты.
Кай привычно промолчал, вновь уставился на кофе в чашке и слегка закусил губу. Смущённым не выглядел, но нотки смущения ― совсем немного ― присутствовали. Причём Хань ощущал это в большей степени интуитивно и вряд ли смог бы внятно объяснить, откуда именно взялось это ощущение.
― Сколько осталось времени?
Хань вздрогнул от неожиданности и машинально посмотрел на часы.
― Э... ещё можем посидеть тут немного, закругляться стоит через полчаса.
― Тогда посиди, мне нужно кое-что сделать. Через полчаса вернусь. ― Кай выбрался из-за стола и ушёл раньше, чем Хань смог найти нужные слова для возражений.
― Система, сохранение игры, ― мрачно пробурчал он и поковырялся вилкой в тарелке.
Чёрт, где ж он лопухнулся? Какой вопрос или фраза заставили Кая сбежать? Юный, дерзкий, немного нагловатый, упрямый ― не такая уж и редкость. Другое дело, что это игра, и Хань столкнулся с игровым образом, если верить Чунмёну. Но суть даже игрового образа имела реальное происхождение. У самого Ханя особого разлада между собой настоящим и собой в игре не ощущалось, но мог ли он сказать то же самое о Кае? Не с чем сравнивать, ведь Кай для него всегда существовал только в игре.
Если подумать... Если Кай на самом деле ответственный, спокойный и сдержанный, и он обычно подавляет в себе упрямство, мятежность и всё остальное, хочет иногда это показать, но считает недостатками... Отсюда логично проистекала скрытность. Он не хотел, чтобы его узнали. Желал остаться просто персонажем из игры, которому всё можно. Интересно, но плохо. При таком раскладе шансы найти Кая в реальности стремились к нулю. И для Кая игра была лишь способом добрать то, чего ему не хватало, разрядкой.
Хань глотнул кофе и вновь задумался.
Вряд ли Кай лгал, когда говорил об экстремальных занятиях. Игра игрой, но хотя бы в снаряжении для прыжков он точно разбирался. И водил пусть на грани самоубийства, но уверенно и мастерски. Значит, правду сказал. Хань не представлял, сколько в городе экстрим-клубов, но подозревал, что не пять и даже не десять. Гадство... Да и Кай не обязан состоять в клубе, он мог быть и одиночкой. Ещё гаже...
Хотя... Всякие фестивали и состязания точно проводили время от времени. Придётся, значит, на них походить и поискать Кая там.
В десять все собрались в квартире: Хань, Кай и "статуя".
― Чем бы ему по голове приложить...
― Да ничем не надо. Чудак, будешь молчать, понял? Тихо всё провернём ― отпустим, громко ― прикончим. Ясно?
― Хм...
Кай молча запихнул "Валету" в рот многострадальную губку, отвязал от стула и завернул в покрывало. Хань привычно ухватился за ноги. Выволокли свой груз из квартиры они без эксцессов, спустились в кабине лифта, дотащили до машины и затолкали "Валета" в салон. К счастью, обошлось без свидетелей и пространных объяснений о том, куда это два "художника" волокут "статую" на ночь глядя. И "Валета" они выгрузили у заправки на окраине города, отбуксировали в сортир, врезали по башке и заперли в дальней кабинке. С чувством выполненного долга купили две бутылки минералки, запили это дело и отправились к лесопилке.
Вот тут и возникли непредвиденные сложности.
Хань прилепил карту к собственному лбу, тяжко вздохнул и подытожил:
― Должно быть, нелегко приходится преступникам.
― Дай поглядеть. ― Кай деловито отобрал карту и посветил фонариком. ― Вроде правильно всё.
― Угу. Ты лесопилку видишь?
― Нет.
― Чудесно. Я тоже не вижу. Но она должна быть здесь. ― Хань опять вздохнул и выразительно ткнул пальцем в лобовое стекло. За стеклом красовалось чистое поле, убегавшее вдаль от дороги и тонувшее во мраке ― свет от дорожных фонарей туда не добирался.
Они переглянулись и снова зашуршали картой. Нет, ничего не пропустили. Сворачивали тоже правильно. Количество километров тоже совпадало. Лесопилки не было. По факту. На карте ― ещё как была.
― Может, её снесли? ― минут через семь предположил Кай.
― Специально перед нашим приездом? ― ядовито уточнил Хань.
― Нет, вообще. То есть, лесопилка ― просто ориентир.
― Думаешь, такое возможно?
― Проверим. Что мы теряем?
В самом деле.
Они выбрались из салона и полезли в высокую траву. Хань на ходу достал пистолет, проверил, взял ли фонарик, и пригнулся на всякий случай. Дорожные фонари давали слабый свет, а в густой траве под ногами вообще ничего не было видно. Где-то рядом шуршал травой Кай. По крайней мере, Хань от души надеялся, что это именно Кай шелестит справа.
― Есть что-нибудь? ― прошипел он в нужную сторону.
― Много травы.
― Угу. Ты тоже чувствуешь себя идиотом?
― Давай ты будешь спрашивать о хорошем? ― немедленно огрызнулся Кай. ― Чёрт...
Что-то подозрительно заскрипело, а потом негромко хлопнулось на землю.
― Ты вписался в дерево головой?
― Иди ты... тьфу! Какой-то козёл тут оставил лестницу.
― Почему сразу козёл?
― Поэтому?
Над травой что-то пролетело и упало рядом с Ханем. Он нашарил снаряд и опознал в нём старый козлиный череп.
― Это могла быть и коза.
― С такими рогами?
― Ну... Откуда это вообще?
― Ты меня спрашиваешь?
Хань озадаченно почесал висок дулом пистолета, потому что теперь голос Кая определённо звучал слева от него, однако справа тоже шуршало что-то крупное. Стало слегка не по себе.
― Что у тебя-то?
Хань промолчал, поскольку отвечать при таких обстоятельствах опасался. Он прислушался и определил, что шуршало и слева, и справа, хорошо так шуршало, то есть это явно не ветер, а человек. Люди. Двое. Один из них ― Кай, второй... не Кай. И почему-то голос Кая звучал слева.
Темно, ни черта не видно, всюду высокая густая трава, и с двух сторон в сторону Ханя двигались люди.
― Я в полной заднице... ― почти беззвучно пробормотал Хань и медленно опустился на корточки. Очень хотелось выудить из кармана фонарик и посветить. Куда-нибудь.
Хань чуть не задохнулся, когда твёрдая ладонь закрыла ему рот.
― Тихо. ― Горячие губы почти коснулись его уха. ― Это я. Он слева.
Замечательно просто. Но именно слева Хань и слышал голос Кая.
Слева сухо треснуло и снова зашуршало. Хань сжал пистолет обеими руками.
― О, художники? И как ваша статуя? ― Хань зажмурился ― из тьмы внезапно вырвался сноп яркого света. Зато он узнал дребежащий голос того самого старичка. А потом над самым ухом громыхнуло. И лишь спустя минуту полуоглохший и полуослепший Хань сообразил, что это был выстрел. Может, даже не один.
Первым делом Хань на ощупь нашарил рядом Кая.
― Чёрт... Поосторожнее, ― обрычали его.
― Что?
― Ничего.
― Откуда... Почему? Это он, что ли, торговал оружием? Тот дедок?
― Понятия не имею, но он точно пытался нас прикончить. Хотя бы меня.
― Прикончить? ― Хань поморгал, проясняя зрение, и обнаружил, что вцепился в ногу Кая. В ту самую ногу, в которую Кая подстрелили. ― Вот чёрт!
Хань деловито достал фонарик, сунул в зубы Каю и осмотрел рану. Кровь, подумаешь, игровая кровь, значит, поддельная.
― Вроде рана не опасная. Кровь идёт, но не сильно. Навылет?
― Сомневаюсь, ― пробормотал Кай, взял фонарик в руку и посветил на рану.
― Значит, придётся пулю выковыривать из тебя. Это плохо. Но кровь не будет идти сильно ― в больницу успеем. Это хорошо. Идти сможешь?
― Ты бы сначала посмотрел, что с тем типом.
Хань кивнул, отобрал фонарик, сбегал к дедку.
― Мёртвый труп, ― объявил он. ― Ты ему прямо в голову попал. Два раза.
― А трупы бывают живыми? И я попал один раз, второй ― это уже ты. И знаешь, когда будешь стрелять в следующий раз, смотри, чёрт бы тебя побрал, куда именно ты стреляешь.
Хань легкомысленно пожал плечами. Происходящее здесь и сейчас не казалось ему реальным. Может, из-за адреналина, может, из-за чего-то иного. Он не мог усидеть на месте и не представлял, куда себя деть. Кинулся обратно к Каю и помог бедняге подняться на ноги. Кровотечение почти остановилось, так что и без повязки можно было обойтись.
Они двинулись в сторону дороги медленно и осторожно. Кай уцепился за плечо Ханя, а Хань крепко обхватил его за пояс. Кай молчал, хотя наверняка хотел ругаться в голос от боли в ноге.
― Но почему дедок? ― недоумевал Хань. ― Кстати, как ты оказался сначала справа, потом слева и опять справа?
― Всё время. Был справа, ― отрывисто ответил Кай и закусил губу. ― Там просто. Была труба.
― Какая труба?
― Какая-то. Узкая труба. Торчала из земли.
― Ты говорил в трубу?
― Да.
― Зачем?
― Просто так. Отцепись, ладно?
― Господи, даже мимо трубы пройти не в силах, обязательно надо подурачиться.
― Иди к чёрту. Удачно же получилось.
― Да я чуть не умер от инфаркта, когда услышал тебя слева, придурок!
― Жаль, я рассчитывал прибить инфарктом не тебя.
― Как нога? ― забеспокоился Хань, различив тихий стон.
― Сам как думаешь?
― Интересно, а больно по-настоящему? ― Этот вопрос он задал раньше, чем успел прикусить себе язык. Ещё успел подумать, что, скорее всего, болевые ощущения в самом деле реальны. Затем Кай остановился.
― Э... ― Меньше всего Ханю сейчас хотелось смотреть Каю в лицо. ― Давно играешь?
― Система, завершение игры.
― Эй...
Хань заморгал, обнаружив себя внутри кабины.
― Какого чёрта?
― Активно сохранение локации "ресторан". Желаете перезапустить игру с точки сохранения, господин Лу?
― Да, ― решительно ответил он и уставился на монитор.
Зелёный узор мигал полминуты.
― Господин Лу, перезапуск невозможен без второго игрока. Желаете запустить новую игру или хотите выбрать нового игрока для продолжения старой игры?
― Желаю продолжить с тем же игроком.
― Господин Лу, игрок удалил сохранение. Полный перезапуск невозможен. Но вы можете пройти обычную виртуальную игру. Желаете создать копию игрока?
― Но ведь копия будет отличаться от оригинала.
― Разумеется. Вы желаете создать копию игрока?
― Нет. Можно как-то связаться с игроком?
― Игра анонимна, господин Лу. Профиль игрока уже удалён. Вы желаете начать новую игру?
― Нет. На сегодня достаточно.
Хань выбрался из кресла и обвёл кабину мрачным взглядом. Что ж, игру он прошёл до конца, пусть и не так, как собирался. Понять бы ещё, что пошло не так, и почему Кай так резко поставил точку.
В понедельник Хань торжественно нарисовал ещё одну Жэ в календаре. Жэ красовались рядом с каждым днём после того, как игра с Каем закончилась.
В среду Хань сходил на собеседование, прошёл его с блеском, потом дома составлял учебную программу, а вот сегодня ― в понедельник ― ему полагалось провести свои первые занятия. О Кае он не забыл, но пока ничего толком найти не смог. Никаких следов. И в компании тоже было глухо ― информацию об игроках они не открывали.
Ладно, сдаваться рано. Хань перед зеркалом поправил галстук, прихватил папку с конспектами, составленными накануне, и отправился читать первые лекции. Сначала волновался немного, однако быстро втянулся. Теорию он любил всегда, а благодарно внимавшая публика успокаивала. Буяны тоже попадались, но Хань без труда ставил их на место и озадачивал хитрыми вопросами. К полудню Хань мог похватать в университете репутацией требовательного, но приятного преподавателя.
Перед концом рабочего дня Хань сходил перекусить во время перерыва, сверился с расписанием и убедился, что осталась всего одна лекция у группы с курса по управлению системами и программной инженерии. На этом курсе экономика шла дополнительным предметом, так что Хань перевёл дух и даже расслабился.
В аудиторию он зашёл за минуту до начала лекции и малость оторопел: внутри едва набралось бы двадцать человек, и почти все сидели на задних рядах. Точнее, они не просто сидели, они скакали по столам и лавкам и орали. А на одном из столов стояла какая-то штука, напоминавшая ветряную мельницу в миниатюре и трещала. Нет, не вентилятор. Хань вообще не представлял, что это и для чего нужно. Но студенты продолжали скакать и орать, а парочка тех, что потише, слушала треск и что-то записывала.
За столом в первом ряду сидел только один студент. Причём он не просто сидел, а нагло спал, уткнувшись носом в раскрытый учебник явно не по экономике. Вытянул длинные ноги в пятнистых военных брюках, набросил на голову капюшон и спал себе.
Хань кашлянул, привлекая к себе внимание. Студенты мигом слетели со столов, расселись по местам, выключили и припрятали "мельницу" и уставились на него во все глаза.
Аудитория погрузилась в мёртвую тишину. Если не считать шумом тихое сопение умника в первом ряду.
Хань степенно прогулялся к возвышению, где стоял массивный стол, уселся и придвинул к себе справочный модуль. Управление системами и программная инженерия, группа ИС-8456, девятнадцать человек. Лучший студент группы и одновременно её лидер ― Ким Чонин.
― Ким Чонин? ― Хань пробежался взглядом по лицам студентов. Парень у окна торопливо запустил карандашом в того умника, что спал себе в первом ряду. Ноль реакции.
― Чонин! ― зашипели слева.
Умник в первом ряду глухо проворчал что-то, приподнял голову, перевернул страницу в учебнике и снова уснул.
Хань немного привстал и прищурился, чтобы разобрать надписи в книге.
― Пока Ким Чонин увлечённо изучает принципы взаимодействия сложных систем с окружающей средой, кто мне подскажет, на чём вы остановились?
― Равновесие на рынке, ― отозвались с дальних столов.
― Он всегда спит на экономике? ― между делом поинтересовался Хань, ткнув стилом в сторону Ким Чонина.
― Всегда на последних лекциях. Но это не всегда именно экономика. Не обращайте внимания, наставник, он запомнит всё, что вы будете рассказывать, а конспект потом у кого-нибудь перепишет.
Хань поднёс стило к монитору модуля и хотел поставить Ким Чонину отметку "не присутствовал", но передумал. Для начала не мешало бы разобраться в ситуации. Хань отложил стило, поднялся и сбросил пиджак, аккуратно повесил на спинку стула и спустился с возвышения. Он прошёл мимо спящего студента, присел на край стола примерно в центре аудитории и осмотрел бодрствующих студентов. Те настороженно пялились на него и время от времени опасливо переглядывались.
― Управление системами и программная инженерия, верно? Чем вы вообще занимаетесь и что будете делать потом?
― Ну...
― Это сложно.
Из-под столов выволокли недавнюю "мельницу" и показали Ханю.
― Видите? Мы конструируем всякое такое...
― Фигню всякую, ― засмеялись справа.
― Да ну тебя!
― Это шумоуловитель.
― Что-что?
― Улавливает шум и градирует его по мощности.
― И зачем это надо? ― не удержался сразу и от вопроса, и от улыбки Хань.
― Ну так просто... Ну, мы ещё не придумали, где это можно заюзать, но где-нибудь...
― К вопросу равновесия на рынке, кстати, ― хмыкнул Хань, ― для начала вам не мешало бы довести эту штуку до ума, придумать, как её использовать в сложных системах, например, выявить спрос и распланировать процесс производства и распространения. Это на пальцах если.
― То есть... Вы хотите сказать, на этом можно круто заработать? ― посмотрели на него большими глазами студенты.
― Заработать можно на всём. Если подойти к делу с умом. Стало быть, вы что-то там себе придумываете и создаёте?
― Не только. Иногда планируем проведение разных мероприятий с большим количеством конструкторских новинок и шоу, например. Это сложно, правда. Типа управление системами, да.
― Надо же. Зато теперь вы знаете, что экономика лишней для вас не будет. Кто может мне рассказать, как именно вы занимаетесь планированием, и какова в этом роль экономики?
Студенты притихли, потом дружно уставились на безучастную ко всему происходящему спину Ким Чонина.
Хань вздохнул, поднялся и подошёл к соне. Укоризненный взгляд не произвёл на соню никакого впечатления, поэтому Хань ухватился за его плечо и встряхнул. Потряс. Пихнул в плечо кулаком. Основательно потормошил.
Студент отмахнулся от него, неохотно отлепил лоб от учебника, выпрямил руки над головой и сладко потянулся. Лицо закрывал капюшон, зато широкий вырез на мятой кофте позволял любоваться смуглой кожей на крепкой шее и красиво очерченными ключицами.
Хань сглотнул и постарался избавиться от навязчивой мысли ― "Порнография!" Вопрос он повторил исключительно на автопилоте. Студент выполз из-за стола, всё ещё пребывая в мире грёз, кое-как взобрался на возвышение, едва оттуда не загремел, на миг потеряв равновесие, уцепился за трибуну и небрежно сбросил с головы капюшон.
Когда их взгляды встретились, в аудитории вновь повисла мёртвая тишина.
На смуглом лице застыло выражение: "Скажите, что мне это снится". И Хань не представлял, что именно отражалось на его собственном лице.
― Извините, я не готов отвечать, ― буркнул Ким Чонин, немного неуклюже натянул капюшон обратно на голову, кое-как сполз с возвышения и плюхнулся на место, вновь уткнувшись в учебник.
Хань озадаченно обернулся и полюбовался на немую сцену на задних рядах. Как видно, поступок Чонина удивил всех.
Он перевёл дух, пришёл в себя и спокойно принялся читать лекцию о равновесии на рынке. Студенты прилежно конспектировали и слушали. Даже Чонин, который ни разу больше на Ханя не посмотрел. Зато сам Хань почти всё время пялился на низко склонённую над столом закапюшоненную голову и быстро летающую над листом руку, покрытую мелкими царапинами и ссадинами.
Ближе к концу лекции Хань перебрался за свой стол и сунул нос в модуль, убедился, что у группы его лекция на сегодня была последней. Прекрасно.
Ровно в пятнадцать часов дверь аудитории распахнулась по сигналу ― это означало окончание занятия. Студенты шумно засобирались, и Хань громко и злорадно объявил:
― Ким Чонин, а вы, пожалуйста, задержитесь.
Чонин застыл столбиком в двух шагах от выхода. Неужели он наивно полагал, что сможет так легко сбежать? Наверное. Чонин вздохнул и неохотно вернулся на своё место, тоскливым взглядом проводил одногруппников, после чего уставился куда-то в стол.
Хань поправил галстук, спустился с возвышения и закрыл дверь, затем прогулялся к столу Чонина, присел на краю и протянул руку. Кончиками пальцев он коснулся мягкой ткани и медленно сдвинул капюшон, чтобы увидеть лицо с резкими чертами и тёмные волосы.
Чонин слегка отклонился, и рука Ханя беспомощно повисла между ними.
― Что вы хотели мне сказать? ― мрачно поинтересовался Чонин.
― Что тебе не нужно делать вид, будто мы друг друга впервые видим.
― Какой же тогда мне делать вид?
― Никакого. Почему Кай?
― Какая разница? А вы?
― Я?
― Ваше имя, ― слабо усмехнулся Чонин и скосил глаза на Ханя.
― Ты его знаешь.
― Вот как...
Чонин поднялся, закинул на плечо рюкзак с вещами и вновь набросил на голову капюшон.
― Я так понимаю...
― Мы не закончили. ― Хань тоже поднялся и встал перед Чонином, перекрыв ему путь к двери. Тот переступил с ноги на ногу и вздохнул.
― Что вы от меня хотите? Чтобы я извинился за то, что спал с вами в игре? Или боитесь, что я кому-то расскажу об этом? Тогда не бойтесь, я не собираюсь этого делать. Я вообще уважаю игровой этикет. Довольны? До свидания.
И Чонин рванул к выходу. Хань рванул следом, а бегал он всегда быстро, поэтому успел припечатать ладонь к тёмной поверхности и надавить, не позволив Чонину распахнуть дверь.
Капюшон свалился Чонину на плечи, тёмные пряди свесились на лоб, зато на скулах проступил слабый румянец. И когда Хань прикоснулся к его ладони собственной, Чонин резко отдёрнул руку и отступил на шаг назад. Смотрел исподлобья и молчал. Но, судя по сжатым кулакам, невозмутимость его была исключительно внешней, наигранной.
Хань прислонился плечом к двери и скрестил на груди руки, слегка улыбнулся.
― Почему ты сбежал?
― Потому что вы задавали слишком много вопросов. Не тех, какие принято задавать в игре.
― Ты пригласишь меня к себе домой?
― Ещё чего.
― Почему? Живёшь в конуре?
― Именно.
― С удовольствием посмотрю на твою конуру.
Чонин обречённо выдохнул и запрокинул голову, позволив Ханю полюбоваться на умопомрачительную шею и зависнуть на "порнографии", отключив мозги за ненадобностью.
― Что вам от меня нужно?
Хань с усилием вернулся в реальность и отвёл взгляд от шеи.
― Хочу продолжить знакомство, а что? К тому же, в игре отношения у нас складывались не так уж и плохо.
― В игре, ― кивнул Чонин и повёл рукой в сторону аудитории. ― Но это уже не игра. И я не тот, кем вы меня считаете.
И он дёрнул дверь к себе, воспользовавшись секундной растерянностью Ханя. Хань тут же захлопнул дверь опять, защелкнул замок, ухватил Чонина за руку и толкнул спиной к двери. Запустив пальцы в густые волосы на затылке, притянул к себе. Сначала приходилось преодолевать сопротивление, потом стало чуть легче. И Хань прикрыл глаза, когда руки Чонина скользнули по его плечам, остановились на поясе, пока их губы всё ещё соприкасались. В реальности Чонин целовался ничуть не хуже, чем в игре. Те же губы, руки, запах, вкус... Точно такой же.
― Может, ты и не тот, каким пытался казаться в игре, но это не значит, что я должен отказаться от возможности узнать тебя в реальности. Так ты пригласишь меня к себе домой?
Чонин просто разглядывал его и молчал.
― И можешь звать меня просто Ханем, кстати.
― Я живу в портовом квартале, ― после долгой паузы соизволил сообщить Чонин. ― Не в конуре, в плавучем доме. На яхте.
― Морской болезнью не страдаю, ― улыбнулся Хань.
Чонин вздохнул и закусил губу.
― Ну же, что тебя ещё смущает? То, что я старше и твой преподаватель? Ерунда. Ах, да! Постоянные отношения? Тоже фигня. Что ещё?
― Ничего, ― пробормотал Чонин, отвернувшись к двери и попытавшись открыть её. Он замер, когда Хань кончиками пальцев тронул его подбородок, погладил и легонько прикоснулся к губам.
― Зато со мной тебе не нужно будет притворяться и прятаться.
Хань медленно начал отстраняться и довольно улыбнулся, отметив, что Чонина повело следом, будто бы он захотел повторить поцелуй.
― Никогда не ночевал в море.
― Сильно сказано. Порт ― это ещё не совсем море, а плавучий дом ― это уже не яхта.
― Угу, ясно. Подождёшь меня? Хочу пригласить тебя пообедать, а потом ты покажешь мне, что такое плавучий дом.
― Я не...
― Знаю, ты застенчивый и милый мальчик.
Сердитый взгляд Чонина только улучшил настроение Ханя.
― Но этот застенчивый и милый мальчик встретил меня, поэтому он теперь в полной заднице. Напомни мне потом, чтобы я стёр последнюю Жэ. ― Хань набросил пиджак на плечи и прихватил со стола папку с конспектами.
― Что?!
― Неважно, просто напомни. Итальянская кухня? У тебя, кстати, сколько с собой денег? Ой, да не смотри волком, я ж сказал ― ты в полной заднице. Ну так мы идём? Да, ещё... У тебя ведь нет никого? Ну... любовника?
― А если есть?
― Ничего страшного, я просто узнаю, кто он, найду и затрахаю до смерти паяльником. Терпеть не могу конкуренцию. Давай я тебе про монополию расскажу? А я всё равно расскажу. Так вот, монополия ― это...
Автор: Корейский Песец
Пейринг: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань), фоном пробегали Крис/Сухо
Рейтинг: 18+
Жанр: футуристика, vrl-AU, юмор/стёб, пост-киберпанк
Размер: 21 000
За баннер большое спасибо Loquena
Предупреждения: CVG - complication virtual games или КВИ - компликационные виртуальные игры. NB! Действие происходит в двух разных реальностях.
Примечания: порненько, задорненько, не вызывает привыкания - просто комедия на поржать с соответствующей атрибутикой.
Пауза
Идёт сохранение игры
Загрузка
Идёт сохранение игры
Загрузка
Кай пожал плечами и выдернул губку изо рта бедняги.
― Всё расскажу, ― заявил тот, едва смог говорить нормально.
― Отлично. Кто торгует оружием? ― Хань уселся напротив "Валета" и принялся поигрывать паяльником как пистолетом.
― Да чтоб я знал!
― Так не пойдёт, ― устроившись на диване, одёрнул "Валета" Кай. ― Как покупают оружие "Ловкие"?
― Ну... ― "Валет" с опаской покосился на паяльник в руках Ханя и сглотнул. ― Они формируют заказ и отправляют его.
― Куда? ― Хань постарался улыбнуться очень мило, но "Валет" побледнел и даже попытался отодвинуться от него подальше, увы, тяжёлый стул и отлично зафиксированные конечности не позволили ему совершить подвиг.
― На специальный сайт. Называется "комсан.олт".
Кай немедленно полез проверять, есть ли такой сайт, и что там особенного.
― Там бланки, ― торопливо подсказал "Валет". ― Надо просто заполнить и ждать, когда придёт ответ. В ответе напишут время и место встречи. И стоимость.
― И всё?
― Ну да. Не смотрите так. Сайт защищён, проколов никогда не было.
― А что на самих встречах?
― Обычно на складах ― порт или за городом где-нибудь. Сначала деньги, потом товар.
― Кто деньги-то забирает? ― Хань шутливо наставил на типа импровизированный пистолет и сделал вид, будто тщательно прицеливается.
― Мужик в маске, ― хмуро отозвался "Валет".
― Ваши заказы делали? ― спросил от стола Кай.
― Естественно.
― Ладно, диктуй.
― Что диктовать?
Хань уставился на Кая с немым вопросом в глазах точно так же, как и "Валет".
― Что вы в бланках обычно пишете. Сейчас заполним и отправим. И будем ждать ответ. Мужик точно один?
― Ну да.
― А пробовали его прижать?
― Один раз. "Червовые". Их уже полгода как нет на этом свете.
― И как один мужик их так раскатал?
― Откуда я знаю? Меня там не было. Никто не знает.
Хань задумчиво почесал бровь стержнем паяльника и вздохнул. История ему всё больше и больше не нравилась. Если торговец один, то как смог угробить целую банду?
Кай тем временем ловко заполнил бланк заказа, отправил и включил систему оповещения для писем.
― А я? ― робко напомнил о себе "Валет".
Хань и Кай переглянулись. "Валет" им теперь больше мешал, но просто отпустить ― плохой вариант. Запомнит адрес, притащит подмогу... На кой такие неприятности? Посовещавшись в другой комнате, решили огреть "Валета" по башке, отволочь в машину и выкинуть где-нибудь подальше. Заодно и сигнал сработал, сообщив о письме. Им полагалось привезти в одиннадцать вечера двести тысяч наличными на старую лесопилку за городом. По пути можно и "Валета" где-нибудь выгрузить.
― Предлагаешь терпеть его тут до одиннадцати? ― возмутился Хань.
― До десяти. Пока доберёмся, осмотримся...
― Всё равно! Он мне тут не нужен.
― И что ты предлагаешь? ― развёл руками Кай и перешёл с шёпота на нормальную громкость: ― Лично у меня других идей нет. Зато ты всегда можешь поиграться с паяльником.
― Очень смешно.
В гостиной загремело. Они кинулись туда и обнаружили, что "Валет" без сознания.
― Хлипкий какой-то, ― презрительно фыркнул Хань.
― Да не, нормальный. Угроза паяльником ― жесть. Зато, видишь, он смирный. Потерпишь до десяти.
― Чёрта с два. ― Хань отложил злосчастный паяльник и вздохнул, потом просиял. ― Пойдём-ка!
― Куда?
― Шевели копытами.
― Да куда?
― Топай-топай... ― Хань вытолкнул Кая из квартиры, прихватил куртку и направился к лифту. Он проголодался, поэтому нашёл идеальный выход из положения ― решил перекусить где-нибудь. Как раз до десяти успели бы.
После короткого спора Ханю удалось втиснуть Кая на место пассажира. Он обошёл машину и хотел сесть сам, но увидел у дома уже знакомого дедка. Тот приветливо ему помахал:
― А, студенты-художники! Как статуя?
― Ещё в работе, ― сверкнул улыбкой Хань и поспешно юркнул в салон, пока дедок ещё что не спросил. ― Художник... тоже мне...
― Хорошая профессия, ― пожал плечами Кай и опустил козырёк, чтобы полюбоваться на себя в зеркало.
― Не сомневаюсь. Да хватит уже улыбаться собственному отражению, нарцисс.
― Предпочитаешь, чтобы я улыбался тебе?
― Неплохо бы. ― Хань вырулил на центральную полосу и двинулся прямо, перебирая в голове известные ему заведения. Остановился на итальянском ресторане и свернул к центру города.
Они ехали молча. Хань смотрел вперёд, а Кай ― на тротуары. И Ханю не давало покоя то обстоятельство, что Кай ― игрок. Он пытался придумать, как именно это можно проверить. Ничего умного в голову не приходило. Не спросишь же прямо. Можно попробовать издалека, но...
― Сколько тебе лет?
― Что?
― Сколько тебе лет? ― терпеливо повторил Хань, вспоминая "возрастной порог" в игровой реальности. В реальности нормальной ― двадцать три, а здесь? Кажется, такой же.
― Зачем тебе? Точно не девятнадцать, так что тебя за моё совращение не посадят.
― Что?! ― задохнулся от ярости Хань. ― Совращение?
― Ну да. Не паникуй, говорю же ― не посадят.
― Ладно. ― Вдох-выдох. ― Тебе двадцать один?
Кай промолчал, даже голову не повернул.
― А откуда ты родом?
Хань пошевелил мозгами. На общем Кай говорил без акцента. Ну, то есть, с характерным восточным акцентом, конечно, с точно таким же, с каким говорил сам Хань. Другие языки Хань не пробовал, да и Кай сам не переключался на них. Его имя ― или ник ― вполне могло быть как общим, так и китайским. Чёрта с два поймёшь. Выглядел Кай довольно типично для Юго-Восточной Азии. Не на все сто, но всё же. И он хорошо знал город, а город соответствовал реальному, значит... Значит, они оба из одной страны и из одного города. В городе три диаспоры: китайская, корейская и южная. Кай с равным успехом мог принадлежать к любой из них, поскольку вписывался как в южно-китайский типаж, так и в корейский или южный.
А если так?
― Откуда ты приехал? ― Хань спросил это на родном языке, но результата не добился. Кай вновь не отреагировал и не посмотрел на него, сидел точно так же, как и раньше. И чёрта с два поймёшь, то ли он не понял, что спросил Хань, то ли по-прежнему не желал отвечать. Хань не намеревался сдаваться, поэтому повторил вопрос по-корейски. И снова с тем же результатом. Южными наречиями он уже не владел, поэтому напрягаться дальше было попросту бесполезно.
Хань грустно подытожил, что знает о Кае немногое. Студент Академии, ему меньше двадцати трёх, экстремал. Всё. Ни факультета, ни специальности, ни происхождения. Хотя... Порт! Кай сам сказал, что хорошо знает порт и портовые окрестности. Это не проливало свет на его происхождение, но чуть сужало область поиска. Скорее всего, Кай жил где-то в той части города ― в реальности.
А ещё Хань вспомнил вопросы системы о пожеланиях к игре и партнёру. И если они с Каем выпали друг другу, то их предпочтения... Да, получалось так, что Хань соответствовал предпочтениям Кая точно так же, как Кай соответствовал предпочтениям Ханя. Идеальное совпадение? Или просто случайность?
В ресторане Кай оставался всё таким же отстранённо-невозмутимым, но Хань внимательно следил за ним, поэтому быстро понял, что обстановка несколько непривычна для него. Пожалуй, он точно не светская особа, попроще. Неплохое воспитание, но до уровня Ханя ему ещё расти и расти. С другой стороны, деловая хватка у него лучше. В уме он считал деньги и видел выгоду куда быстрее, чем Хань. Если Хань сам себя считал теоретиком, то Кай был его противоположностью ― практиком. И это проявилось уже тогда, когда они оба только делали заказ. Пока Хань тасовал идеи и прикидывал возможности в перспективе, Кай сделал обстоятельный и сытный заказ, уложившись в достаточно скромную сумму. Причём заказ сделал сразу на две персоны и умудрился выбрать для Ханя удачные блюда. Не то чтобы он везде попал именно в "яблочко", но точно ни разу не промахнулся. А ведь Хань особо не говорил о своих предпочтениях в еде.
Хотелось задать уйму вопросов, но Хань запретил себе это. Да и Кай вряд ли бы ответил.
Им принесли кофе и попросили подождать десять минут. И они в молчании пили кофе, вслушиваясь в тихую мелодию, разлетавшуюся по уютному залу. Столики тут друг от друга отделяли перегородки, сплетённые из тонких лоз ― красивая стилизация. Причём перегородки были с трёх сторон, четвёртая оставалась открытой. Напоминало виноградники. Хань и Кай сидели за столом лицом к лицу, и только по правую руку для Кая и по левую для Ханя не хватало перегородки.
Хань поставил чашку на стол и вновь раскрыл меню. Дозаказывать ничего не собирался, хотел просто просмотреть ещё разок.
― Тебя так сильно волнует мой возраст? ― внезапно спросил Кай.
Хань удивлённо посмотрел на него и машинально пожал плечами.
― Это не идея-фикс, если что. Просто стало интересно. Не знал, что это тайна. Если не считать того, что тебе точно меньше двадцати трёх, и сам купить спиртное ты не сможешь.
― А что для тебя идея-фикс? Хотя не говори, кажется, я знаю.
― Вряд ли, ― тонко улыбнулся Хань.
― Тогда, должно быть, это моя идея-фикс? ― Кай легко отзеркалил улыбку Ханя, неожиданно отобрал меню, превратил развёрнутые корочки в импровизированную перегородку и левой рукой притянул Ханя к себе. Вкус кофе на горячих губах, томная медлительность, дразнящие быстрые касания языком... Хань прикрыл глаза, наслаждаясь чувственной игрой и приличной дозой адреналина в крови. Прямо сейчас к ним мог подойти официант, или кто-то из других посетителей сообразил бы, что они делают. Подобное поведение в общественных местах запрещалось ― в реальности. В игре, как понял Хань, тоже. Но прямо сейчас они с Каем бессовестно нарушали закон и не чувствовали за собой вины.
Кай отстранился и медленно облизнул губы. В тёмных глазах загадочно мерцали озорные искорки.
Засранец.
Хань тоже сел прямо и перевёл дух. Его губы сладко ныли и просили большего. Наверное, потому что вкус кофе на губах Кая был особенным. Хань с досадой осознал, что у него опять в голове не осталось никаких мыслей, кроме одной ― "порнография". И отмазка "это просто недотрах" больше не работала. Самое время вспомнить о сакраментальном "я в полной заднице" и нарисовать новую Жэ на листе календаря.
Кай удивлял и озадачивал. Не хотел отвечать на вопросы, не говорил о себе, уступал прежде инициативу Ханю, а тут вдруг... Или это он надеялся так избежать других вопросов?
Наконец принесли их заказ, расставили всё на столе и позволили перейти к еде.
Хань ел неторопливо, продолжая наблюдать за Каем. Отмечал всякие мелочи для себя. Просто так.
― Нет аппетита?
― Почему? Просто не люблю спешить...
― Неужели? ― Кай спрятал улыбку за чашкой кофе.
― Если ты надеешься, что я буду тебя лапать под столом... Закатай губу.
― То есть, это ты надеешься, что лапать под столом тебя буду я?
Хань не отказался бы ― в реальности. Не в игре. Быть может, Ифань сказал правду, что к КВИ быстро привыкают, но сам Хань никогда не искал убежища в виртуальности. И он уж точно не собирался заменять реальность фантазиями. Он предпочитал фантазии делать реальностью.
― Не сейчас, ― уклончиво ответил он. ― Как думаешь, что за козыри в рукаве у того типа с оружием?
― Либо особая подготовка, либо он не один, ― мгновенно сосредоточился на деле Кай. ― Либо дело в случайностях.
― В каком смысле?
― В том, что "Червовых" порешил кто-то другой. Кто-то, кому выгодно остаться в тени и свалить вину на торговца. А торговцу выгоден слух, что это его рук дело ― хорошо для бизнеса и репутации. Проще говоря, к нам это уже не относится.
― Почему ты так думаешь?
― Потому что слишком уж всё просто, а история с "Червовыми" удачно сюда липнет. Не знаю. Интуиция? ― Кай пожал плечами. Да, он определённо не дружит с теорией и предпочитает практику. Зато Хань без труда мог развить его мысль и достроить теорию, чтобы признать ― в этом что-то есть.
― Считаешь, у нас не возникнет проблем?
― Не знаю. Какое у тебя вообще задание? Прижучить торговца?
― Вообще-то, нет. Всего лишь установить его личность.
― Поймаем, обездвижим, зафотаем ― и готово, ― развеселился Кай. ― Ты издеваешься?
― И не думал. Только, похоже, нам придётся всё же арестовать беднягу.
― Хорошо, что ты не стал далеко убирать паяльник, пригодится.
― Помолчи, умник. Я не намерен таскать новые "статуи" ― мне за это не платят.
― А я вообще бесплатно работаю, между прочим.
― Ты вроде хотел обратно в Академию, нет?
Кай вздохнул, отмолчался и поднёс к губам чашку.
Интересно, а он сам какую игру выбирал? И ведь так просто не спросишь...
Кай задумчиво закусил нижнюю губу, потом облизнул её языком. Порнография. Хань тоскливо отвёл глаза, чтобы мозг не буксовал на месте. Забавно, а может ли быть такое, что Кай, глядя на него, думает то же самое ― "порнография"? Было бы весело.
― У тебя... были раньше постоянные отношения с кем-нибудь? ― Хань рискнул и спросил в лоб.
Кай покрутил в руках чашку, смерил его быстрым испытывающим взглядом, опять уставился на кофе в чашке и лишь после этого едва заметно качнул головой.
Ну хоть что-то...
― Только интрижки на одну ночь? ― не удержался от улыбки Хань.
На этот раз Кай одарил его прямым и долгим взглядом. То ли обида, то ли недовольство, то ли странное отчуждение ― Хань так и не смог разобрать, какие именно чувства сплелись в этом взгляде.
― Мне не двадцать три. И у меня не было постоянных отношений. Но это не значит, что ко мне надо относиться, как к наивному ребёнку. Твоих "постоянных отношений" я тоже что-то не вижу, кстати. Или они оказались не такими уж и постоянными?
― В точку. ― Хань умел держать удар. ― Но я так глубоко не смотрел, просто спросил, потому что мне интересно.
― Интересно что?
― Ты.
Кай привычно промолчал, вновь уставился на кофе в чашке и слегка закусил губу. Смущённым не выглядел, но нотки смущения ― совсем немного ― присутствовали. Причём Хань ощущал это в большей степени интуитивно и вряд ли смог бы внятно объяснить, откуда именно взялось это ощущение.
― Сколько осталось времени?
Хань вздрогнул от неожиданности и машинально посмотрел на часы.
― Э... ещё можем посидеть тут немного, закругляться стоит через полчаса.
― Тогда посиди, мне нужно кое-что сделать. Через полчаса вернусь. ― Кай выбрался из-за стола и ушёл раньше, чем Хань смог найти нужные слова для возражений.
― Система, сохранение игры, ― мрачно пробурчал он и поковырялся вилкой в тарелке.
Чёрт, где ж он лопухнулся? Какой вопрос или фраза заставили Кая сбежать? Юный, дерзкий, немного нагловатый, упрямый ― не такая уж и редкость. Другое дело, что это игра, и Хань столкнулся с игровым образом, если верить Чунмёну. Но суть даже игрового образа имела реальное происхождение. У самого Ханя особого разлада между собой настоящим и собой в игре не ощущалось, но мог ли он сказать то же самое о Кае? Не с чем сравнивать, ведь Кай для него всегда существовал только в игре.
Если подумать... Если Кай на самом деле ответственный, спокойный и сдержанный, и он обычно подавляет в себе упрямство, мятежность и всё остальное, хочет иногда это показать, но считает недостатками... Отсюда логично проистекала скрытность. Он не хотел, чтобы его узнали. Желал остаться просто персонажем из игры, которому всё можно. Интересно, но плохо. При таком раскладе шансы найти Кая в реальности стремились к нулю. И для Кая игра была лишь способом добрать то, чего ему не хватало, разрядкой.
Хань глотнул кофе и вновь задумался.
Вряд ли Кай лгал, когда говорил об экстремальных занятиях. Игра игрой, но хотя бы в снаряжении для прыжков он точно разбирался. И водил пусть на грани самоубийства, но уверенно и мастерски. Значит, правду сказал. Хань не представлял, сколько в городе экстрим-клубов, но подозревал, что не пять и даже не десять. Гадство... Да и Кай не обязан состоять в клубе, он мог быть и одиночкой. Ещё гаже...
Хотя... Всякие фестивали и состязания точно проводили время от времени. Придётся, значит, на них походить и поискать Кая там.
В десять все собрались в квартире: Хань, Кай и "статуя".
― Чем бы ему по голове приложить...
― Да ничем не надо. Чудак, будешь молчать, понял? Тихо всё провернём ― отпустим, громко ― прикончим. Ясно?
― Хм...
Кай молча запихнул "Валету" в рот многострадальную губку, отвязал от стула и завернул в покрывало. Хань привычно ухватился за ноги. Выволокли свой груз из квартиры они без эксцессов, спустились в кабине лифта, дотащили до машины и затолкали "Валета" в салон. К счастью, обошлось без свидетелей и пространных объяснений о том, куда это два "художника" волокут "статую" на ночь глядя. И "Валета" они выгрузили у заправки на окраине города, отбуксировали в сортир, врезали по башке и заперли в дальней кабинке. С чувством выполненного долга купили две бутылки минералки, запили это дело и отправились к лесопилке.
Вот тут и возникли непредвиденные сложности.
Хань прилепил карту к собственному лбу, тяжко вздохнул и подытожил:
― Должно быть, нелегко приходится преступникам.
― Дай поглядеть. ― Кай деловито отобрал карту и посветил фонариком. ― Вроде правильно всё.
― Угу. Ты лесопилку видишь?
― Нет.
― Чудесно. Я тоже не вижу. Но она должна быть здесь. ― Хань опять вздохнул и выразительно ткнул пальцем в лобовое стекло. За стеклом красовалось чистое поле, убегавшее вдаль от дороги и тонувшее во мраке ― свет от дорожных фонарей туда не добирался.
Они переглянулись и снова зашуршали картой. Нет, ничего не пропустили. Сворачивали тоже правильно. Количество километров тоже совпадало. Лесопилки не было. По факту. На карте ― ещё как была.
― Может, её снесли? ― минут через семь предположил Кай.
― Специально перед нашим приездом? ― ядовито уточнил Хань.
― Нет, вообще. То есть, лесопилка ― просто ориентир.
― Думаешь, такое возможно?
― Проверим. Что мы теряем?
В самом деле.
Они выбрались из салона и полезли в высокую траву. Хань на ходу достал пистолет, проверил, взял ли фонарик, и пригнулся на всякий случай. Дорожные фонари давали слабый свет, а в густой траве под ногами вообще ничего не было видно. Где-то рядом шуршал травой Кай. По крайней мере, Хань от души надеялся, что это именно Кай шелестит справа.
― Есть что-нибудь? ― прошипел он в нужную сторону.
― Много травы.
― Угу. Ты тоже чувствуешь себя идиотом?
― Давай ты будешь спрашивать о хорошем? ― немедленно огрызнулся Кай. ― Чёрт...
Что-то подозрительно заскрипело, а потом негромко хлопнулось на землю.
― Ты вписался в дерево головой?
― Иди ты... тьфу! Какой-то козёл тут оставил лестницу.
― Почему сразу козёл?
― Поэтому?
Над травой что-то пролетело и упало рядом с Ханем. Он нашарил снаряд и опознал в нём старый козлиный череп.
― Это могла быть и коза.
― С такими рогами?
― Ну... Откуда это вообще?
― Ты меня спрашиваешь?
Хань озадаченно почесал висок дулом пистолета, потому что теперь голос Кая определённо звучал слева от него, однако справа тоже шуршало что-то крупное. Стало слегка не по себе.
― Что у тебя-то?
Хань промолчал, поскольку отвечать при таких обстоятельствах опасался. Он прислушался и определил, что шуршало и слева, и справа, хорошо так шуршало, то есть это явно не ветер, а человек. Люди. Двое. Один из них ― Кай, второй... не Кай. И почему-то голос Кая звучал слева.
Темно, ни черта не видно, всюду высокая густая трава, и с двух сторон в сторону Ханя двигались люди.
― Я в полной заднице... ― почти беззвучно пробормотал Хань и медленно опустился на корточки. Очень хотелось выудить из кармана фонарик и посветить. Куда-нибудь.
Хань чуть не задохнулся, когда твёрдая ладонь закрыла ему рот.
― Тихо. ― Горячие губы почти коснулись его уха. ― Это я. Он слева.
Замечательно просто. Но именно слева Хань и слышал голос Кая.
Слева сухо треснуло и снова зашуршало. Хань сжал пистолет обеими руками.
― О, художники? И как ваша статуя? ― Хань зажмурился ― из тьмы внезапно вырвался сноп яркого света. Зато он узнал дребежащий голос того самого старичка. А потом над самым ухом громыхнуло. И лишь спустя минуту полуоглохший и полуослепший Хань сообразил, что это был выстрел. Может, даже не один.
Первым делом Хань на ощупь нашарил рядом Кая.
― Чёрт... Поосторожнее, ― обрычали его.
― Что?
― Ничего.
― Откуда... Почему? Это он, что ли, торговал оружием? Тот дедок?
― Понятия не имею, но он точно пытался нас прикончить. Хотя бы меня.
― Прикончить? ― Хань поморгал, проясняя зрение, и обнаружил, что вцепился в ногу Кая. В ту самую ногу, в которую Кая подстрелили. ― Вот чёрт!
Хань деловито достал фонарик, сунул в зубы Каю и осмотрел рану. Кровь, подумаешь, игровая кровь, значит, поддельная.
― Вроде рана не опасная. Кровь идёт, но не сильно. Навылет?
― Сомневаюсь, ― пробормотал Кай, взял фонарик в руку и посветил на рану.
― Значит, придётся пулю выковыривать из тебя. Это плохо. Но кровь не будет идти сильно ― в больницу успеем. Это хорошо. Идти сможешь?
― Ты бы сначала посмотрел, что с тем типом.
Хань кивнул, отобрал фонарик, сбегал к дедку.
― Мёртвый труп, ― объявил он. ― Ты ему прямо в голову попал. Два раза.
― А трупы бывают живыми? И я попал один раз, второй ― это уже ты. И знаешь, когда будешь стрелять в следующий раз, смотри, чёрт бы тебя побрал, куда именно ты стреляешь.
Хань легкомысленно пожал плечами. Происходящее здесь и сейчас не казалось ему реальным. Может, из-за адреналина, может, из-за чего-то иного. Он не мог усидеть на месте и не представлял, куда себя деть. Кинулся обратно к Каю и помог бедняге подняться на ноги. Кровотечение почти остановилось, так что и без повязки можно было обойтись.
Они двинулись в сторону дороги медленно и осторожно. Кай уцепился за плечо Ханя, а Хань крепко обхватил его за пояс. Кай молчал, хотя наверняка хотел ругаться в голос от боли в ноге.
― Но почему дедок? ― недоумевал Хань. ― Кстати, как ты оказался сначала справа, потом слева и опять справа?
― Всё время. Был справа, ― отрывисто ответил Кай и закусил губу. ― Там просто. Была труба.
― Какая труба?
― Какая-то. Узкая труба. Торчала из земли.
― Ты говорил в трубу?
― Да.
― Зачем?
― Просто так. Отцепись, ладно?
― Господи, даже мимо трубы пройти не в силах, обязательно надо подурачиться.
― Иди к чёрту. Удачно же получилось.
― Да я чуть не умер от инфаркта, когда услышал тебя слева, придурок!
― Жаль, я рассчитывал прибить инфарктом не тебя.
― Как нога? ― забеспокоился Хань, различив тихий стон.
― Сам как думаешь?
― Интересно, а больно по-настоящему? ― Этот вопрос он задал раньше, чем успел прикусить себе язык. Ещё успел подумать, что, скорее всего, болевые ощущения в самом деле реальны. Затем Кай остановился.
― Э... ― Меньше всего Ханю сейчас хотелось смотреть Каю в лицо. ― Давно играешь?
― Система, завершение игры.
― Эй...
Хань заморгал, обнаружив себя внутри кабины.
― Какого чёрта?
― Активно сохранение локации "ресторан". Желаете перезапустить игру с точки сохранения, господин Лу?
― Да, ― решительно ответил он и уставился на монитор.
Зелёный узор мигал полминуты.
― Господин Лу, перезапуск невозможен без второго игрока. Желаете запустить новую игру или хотите выбрать нового игрока для продолжения старой игры?
― Желаю продолжить с тем же игроком.
― Господин Лу, игрок удалил сохранение. Полный перезапуск невозможен. Но вы можете пройти обычную виртуальную игру. Желаете создать копию игрока?
― Но ведь копия будет отличаться от оригинала.
― Разумеется. Вы желаете создать копию игрока?
― Нет. Можно как-то связаться с игроком?
― Игра анонимна, господин Лу. Профиль игрока уже удалён. Вы желаете начать новую игру?
― Нет. На сегодня достаточно.
Хань выбрался из кресла и обвёл кабину мрачным взглядом. Что ж, игру он прошёл до конца, пусть и не так, как собирался. Понять бы ещё, что пошло не так, и почему Кай так резко поставил точку.
Пауза
Идёт сохранение игры
Загрузка
Идёт сохранение игры
Загрузка
В понедельник Хань торжественно нарисовал ещё одну Жэ в календаре. Жэ красовались рядом с каждым днём после того, как игра с Каем закончилась.
В среду Хань сходил на собеседование, прошёл его с блеском, потом дома составлял учебную программу, а вот сегодня ― в понедельник ― ему полагалось провести свои первые занятия. О Кае он не забыл, но пока ничего толком найти не смог. Никаких следов. И в компании тоже было глухо ― информацию об игроках они не открывали.
Ладно, сдаваться рано. Хань перед зеркалом поправил галстук, прихватил папку с конспектами, составленными накануне, и отправился читать первые лекции. Сначала волновался немного, однако быстро втянулся. Теорию он любил всегда, а благодарно внимавшая публика успокаивала. Буяны тоже попадались, но Хань без труда ставил их на место и озадачивал хитрыми вопросами. К полудню Хань мог похватать в университете репутацией требовательного, но приятного преподавателя.
Перед концом рабочего дня Хань сходил перекусить во время перерыва, сверился с расписанием и убедился, что осталась всего одна лекция у группы с курса по управлению системами и программной инженерии. На этом курсе экономика шла дополнительным предметом, так что Хань перевёл дух и даже расслабился.
В аудиторию он зашёл за минуту до начала лекции и малость оторопел: внутри едва набралось бы двадцать человек, и почти все сидели на задних рядах. Точнее, они не просто сидели, они скакали по столам и лавкам и орали. А на одном из столов стояла какая-то штука, напоминавшая ветряную мельницу в миниатюре и трещала. Нет, не вентилятор. Хань вообще не представлял, что это и для чего нужно. Но студенты продолжали скакать и орать, а парочка тех, что потише, слушала треск и что-то записывала.
За столом в первом ряду сидел только один студент. Причём он не просто сидел, а нагло спал, уткнувшись носом в раскрытый учебник явно не по экономике. Вытянул длинные ноги в пятнистых военных брюках, набросил на голову капюшон и спал себе.
Хань кашлянул, привлекая к себе внимание. Студенты мигом слетели со столов, расселись по местам, выключили и припрятали "мельницу" и уставились на него во все глаза.
Аудитория погрузилась в мёртвую тишину. Если не считать шумом тихое сопение умника в первом ряду.
Хань степенно прогулялся к возвышению, где стоял массивный стол, уселся и придвинул к себе справочный модуль. Управление системами и программная инженерия, группа ИС-8456, девятнадцать человек. Лучший студент группы и одновременно её лидер ― Ким Чонин.
― Ким Чонин? ― Хань пробежался взглядом по лицам студентов. Парень у окна торопливо запустил карандашом в того умника, что спал себе в первом ряду. Ноль реакции.
― Чонин! ― зашипели слева.
Умник в первом ряду глухо проворчал что-то, приподнял голову, перевернул страницу в учебнике и снова уснул.
Хань немного привстал и прищурился, чтобы разобрать надписи в книге.
― Пока Ким Чонин увлечённо изучает принципы взаимодействия сложных систем с окружающей средой, кто мне подскажет, на чём вы остановились?
― Равновесие на рынке, ― отозвались с дальних столов.
― Он всегда спит на экономике? ― между делом поинтересовался Хань, ткнув стилом в сторону Ким Чонина.
― Всегда на последних лекциях. Но это не всегда именно экономика. Не обращайте внимания, наставник, он запомнит всё, что вы будете рассказывать, а конспект потом у кого-нибудь перепишет.
Хань поднёс стило к монитору модуля и хотел поставить Ким Чонину отметку "не присутствовал", но передумал. Для начала не мешало бы разобраться в ситуации. Хань отложил стило, поднялся и сбросил пиджак, аккуратно повесил на спинку стула и спустился с возвышения. Он прошёл мимо спящего студента, присел на край стола примерно в центре аудитории и осмотрел бодрствующих студентов. Те настороженно пялились на него и время от времени опасливо переглядывались.
― Управление системами и программная инженерия, верно? Чем вы вообще занимаетесь и что будете делать потом?
― Ну...
― Это сложно.
Из-под столов выволокли недавнюю "мельницу" и показали Ханю.
― Видите? Мы конструируем всякое такое...
― Фигню всякую, ― засмеялись справа.
― Да ну тебя!
― Это шумоуловитель.
― Что-что?
― Улавливает шум и градирует его по мощности.
― И зачем это надо? ― не удержался сразу и от вопроса, и от улыбки Хань.
― Ну так просто... Ну, мы ещё не придумали, где это можно заюзать, но где-нибудь...
― К вопросу равновесия на рынке, кстати, ― хмыкнул Хань, ― для начала вам не мешало бы довести эту штуку до ума, придумать, как её использовать в сложных системах, например, выявить спрос и распланировать процесс производства и распространения. Это на пальцах если.
― То есть... Вы хотите сказать, на этом можно круто заработать? ― посмотрели на него большими глазами студенты.
― Заработать можно на всём. Если подойти к делу с умом. Стало быть, вы что-то там себе придумываете и создаёте?
― Не только. Иногда планируем проведение разных мероприятий с большим количеством конструкторских новинок и шоу, например. Это сложно, правда. Типа управление системами, да.
― Надо же. Зато теперь вы знаете, что экономика лишней для вас не будет. Кто может мне рассказать, как именно вы занимаетесь планированием, и какова в этом роль экономики?
Студенты притихли, потом дружно уставились на безучастную ко всему происходящему спину Ким Чонина.
Хань вздохнул, поднялся и подошёл к соне. Укоризненный взгляд не произвёл на соню никакого впечатления, поэтому Хань ухватился за его плечо и встряхнул. Потряс. Пихнул в плечо кулаком. Основательно потормошил.
Студент отмахнулся от него, неохотно отлепил лоб от учебника, выпрямил руки над головой и сладко потянулся. Лицо закрывал капюшон, зато широкий вырез на мятой кофте позволял любоваться смуглой кожей на крепкой шее и красиво очерченными ключицами.
Хань сглотнул и постарался избавиться от навязчивой мысли ― "Порнография!" Вопрос он повторил исключительно на автопилоте. Студент выполз из-за стола, всё ещё пребывая в мире грёз, кое-как взобрался на возвышение, едва оттуда не загремел, на миг потеряв равновесие, уцепился за трибуну и небрежно сбросил с головы капюшон.
Когда их взгляды встретились, в аудитории вновь повисла мёртвая тишина.
На смуглом лице застыло выражение: "Скажите, что мне это снится". И Хань не представлял, что именно отражалось на его собственном лице.
― Извините, я не готов отвечать, ― буркнул Ким Чонин, немного неуклюже натянул капюшон обратно на голову, кое-как сполз с возвышения и плюхнулся на место, вновь уткнувшись в учебник.
Хань озадаченно обернулся и полюбовался на немую сцену на задних рядах. Как видно, поступок Чонина удивил всех.
Он перевёл дух, пришёл в себя и спокойно принялся читать лекцию о равновесии на рынке. Студенты прилежно конспектировали и слушали. Даже Чонин, который ни разу больше на Ханя не посмотрел. Зато сам Хань почти всё время пялился на низко склонённую над столом закапюшоненную голову и быстро летающую над листом руку, покрытую мелкими царапинами и ссадинами.
Ближе к концу лекции Хань перебрался за свой стол и сунул нос в модуль, убедился, что у группы его лекция на сегодня была последней. Прекрасно.
Ровно в пятнадцать часов дверь аудитории распахнулась по сигналу ― это означало окончание занятия. Студенты шумно засобирались, и Хань громко и злорадно объявил:
― Ким Чонин, а вы, пожалуйста, задержитесь.
Чонин застыл столбиком в двух шагах от выхода. Неужели он наивно полагал, что сможет так легко сбежать? Наверное. Чонин вздохнул и неохотно вернулся на своё место, тоскливым взглядом проводил одногруппников, после чего уставился куда-то в стол.
Хань поправил галстук, спустился с возвышения и закрыл дверь, затем прогулялся к столу Чонина, присел на краю и протянул руку. Кончиками пальцев он коснулся мягкой ткани и медленно сдвинул капюшон, чтобы увидеть лицо с резкими чертами и тёмные волосы.
Чонин слегка отклонился, и рука Ханя беспомощно повисла между ними.
― Что вы хотели мне сказать? ― мрачно поинтересовался Чонин.
― Что тебе не нужно делать вид, будто мы друг друга впервые видим.
― Какой же тогда мне делать вид?
― Никакого. Почему Кай?
― Какая разница? А вы?
― Я?
― Ваше имя, ― слабо усмехнулся Чонин и скосил глаза на Ханя.
― Ты его знаешь.
― Вот как...
Чонин поднялся, закинул на плечо рюкзак с вещами и вновь набросил на голову капюшон.
― Я так понимаю...
― Мы не закончили. ― Хань тоже поднялся и встал перед Чонином, перекрыв ему путь к двери. Тот переступил с ноги на ногу и вздохнул.
― Что вы от меня хотите? Чтобы я извинился за то, что спал с вами в игре? Или боитесь, что я кому-то расскажу об этом? Тогда не бойтесь, я не собираюсь этого делать. Я вообще уважаю игровой этикет. Довольны? До свидания.
И Чонин рванул к выходу. Хань рванул следом, а бегал он всегда быстро, поэтому успел припечатать ладонь к тёмной поверхности и надавить, не позволив Чонину распахнуть дверь.
Капюшон свалился Чонину на плечи, тёмные пряди свесились на лоб, зато на скулах проступил слабый румянец. И когда Хань прикоснулся к его ладони собственной, Чонин резко отдёрнул руку и отступил на шаг назад. Смотрел исподлобья и молчал. Но, судя по сжатым кулакам, невозмутимость его была исключительно внешней, наигранной.
Хань прислонился плечом к двери и скрестил на груди руки, слегка улыбнулся.
― Почему ты сбежал?
― Потому что вы задавали слишком много вопросов. Не тех, какие принято задавать в игре.
― Ты пригласишь меня к себе домой?
― Ещё чего.
― Почему? Живёшь в конуре?
― Именно.
― С удовольствием посмотрю на твою конуру.
Чонин обречённо выдохнул и запрокинул голову, позволив Ханю полюбоваться на умопомрачительную шею и зависнуть на "порнографии", отключив мозги за ненадобностью.
― Что вам от меня нужно?
Хань с усилием вернулся в реальность и отвёл взгляд от шеи.
― Хочу продолжить знакомство, а что? К тому же, в игре отношения у нас складывались не так уж и плохо.
― В игре, ― кивнул Чонин и повёл рукой в сторону аудитории. ― Но это уже не игра. И я не тот, кем вы меня считаете.
И он дёрнул дверь к себе, воспользовавшись секундной растерянностью Ханя. Хань тут же захлопнул дверь опять, защелкнул замок, ухватил Чонина за руку и толкнул спиной к двери. Запустив пальцы в густые волосы на затылке, притянул к себе. Сначала приходилось преодолевать сопротивление, потом стало чуть легче. И Хань прикрыл глаза, когда руки Чонина скользнули по его плечам, остановились на поясе, пока их губы всё ещё соприкасались. В реальности Чонин целовался ничуть не хуже, чем в игре. Те же губы, руки, запах, вкус... Точно такой же.
― Может, ты и не тот, каким пытался казаться в игре, но это не значит, что я должен отказаться от возможности узнать тебя в реальности. Так ты пригласишь меня к себе домой?
Чонин просто разглядывал его и молчал.
― И можешь звать меня просто Ханем, кстати.
― Я живу в портовом квартале, ― после долгой паузы соизволил сообщить Чонин. ― Не в конуре, в плавучем доме. На яхте.
― Морской болезнью не страдаю, ― улыбнулся Хань.
Чонин вздохнул и закусил губу.
― Ну же, что тебя ещё смущает? То, что я старше и твой преподаватель? Ерунда. Ах, да! Постоянные отношения? Тоже фигня. Что ещё?
― Ничего, ― пробормотал Чонин, отвернувшись к двери и попытавшись открыть её. Он замер, когда Хань кончиками пальцев тронул его подбородок, погладил и легонько прикоснулся к губам.
― Зато со мной тебе не нужно будет притворяться и прятаться.
Хань медленно начал отстраняться и довольно улыбнулся, отметив, что Чонина повело следом, будто бы он захотел повторить поцелуй.
― Никогда не ночевал в море.
― Сильно сказано. Порт ― это ещё не совсем море, а плавучий дом ― это уже не яхта.
― Угу, ясно. Подождёшь меня? Хочу пригласить тебя пообедать, а потом ты покажешь мне, что такое плавучий дом.
― Я не...
― Знаю, ты застенчивый и милый мальчик.
Сердитый взгляд Чонина только улучшил настроение Ханя.
― Но этот застенчивый и милый мальчик встретил меня, поэтому он теперь в полной заднице. Напомни мне потом, чтобы я стёр последнюю Жэ. ― Хань набросил пиджак на плечи и прихватил со стола папку с конспектами.
― Что?!
― Неважно, просто напомни. Итальянская кухня? У тебя, кстати, сколько с собой денег? Ой, да не смотри волком, я ж сказал ― ты в полной заднице. Ну так мы идём? Да, ещё... У тебя ведь нет никого? Ну... любовника?
― А если есть?
― Ничего страшного, я просто узнаю, кто он, найду и затрахаю до смерти паяльником. Терпеть не могу конкуренцию. Давай я тебе про монополию расскажу? А я всё равно расскажу. Так вот, монополия ― это...
Завершение игры
Для выхода нажмите Escape
Для выхода нажмите Escape
@темы: EXO, CVG: random, fanfiction, K-pop
I have another wind to ride ©
Название: CVG: random или КВИ: метод научного тыка
Автор: Корейский Песец
Пейринг: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань), фоном пробегали Крис/Сухо
Рейтинг: 18+
Жанр: футуристика, vrl-AU, юмор/стёб, пост-киберпанк
Размер: 21 000
За баннер большое спасибо Loquena
Предупреждения: CVG - complication virtual games или КВИ - компликационные виртуальные игры. NB! Действие происходит в двух разных реальностях.
Примечания: порненько, задорненько, не вызывает привыкания - просто комедия на поржать с соответствующей атрибутикой.
― А обязательно вливаться в дружные ряды преступников?
Для Ханя игра на следующий день началась с утра. И он проснулся в полном одиночестве. Сначала испугался, что Кай ушёл, но потом Хань нашёл его в гостиной и застал за изучением материалов дела.
Кай вытянулся на диване: лежал на животе и читал текст на последней странице. Из одежды ― знакомые военные брюки. В руке Кай держал огрызок яблока и явно покушался стянуть из вазы на низком столике ещё одно. Стянул, впился зубами в красный бок, потом слизнул каплю яблочного сока с большого пальца.
Хань обессиленно прислонился спиной к косяку, потому что крыша ощутимо поехала. Куда-то. То есть, в известном направлении. Этот мальчишка напоминал ему воплощение секса. Что бы он ни делал, это пагубно отражалось на рассудке Ханя. Настолько пагубно, что Ханю хотелось послать к чёрту игру и её правила и превратить сюжет в чистую порнографию.
― Что? ― спросил он слабым голосом, вспомнив о вопросе Кая.
― Нам обязательно работать под прикрытием? Это накладно. Не проще ли разведать всё самим, прищемив кому-нибудь хвост? Может, этого торговца никто и не видел, но где-то и как-то он заключает сделки, передаёт товар и получает деньги. Если узнаем, где и как это происходит, сможем сами выяснить намного больше. Готов?
― К чему?
― К подвигам, ― хмыкнул Кай и слетел с дивана. Через минуту он уже натягивал тёмную футболку и выуживал из сумки кроссовки. ― Так и пойдёшь? Или всё же оденешься?
Хань взял себя в руки и отправился одеваться. Спустя десять минут они торчали у машины и спорили о том, кому садиться за руль.
― Ты портовые кварталы вообще знаешь? Нет? Ну и вот, значит, я поведу.
― У тебя прав нет! ― возмущался Хань.
― И что?
― Нас арестуют!
― Посмотри в кармане.
― Что?
― У тебя в кармане удостоверение. Никто нас не арестует. Давай ключи.
― Ещё чего!
― Гони ключи, или поедешь туда в гордом одиночестве.
― Слушай, ты...
― Если дашь ключи, устрою тебе сюрприз. Тебе понравится. ― Кай сверкнул своей неповторимой улыбкой и подмигнул.
― Какой сюрприз? ― насторожился Хань.
― Какой же это будет сюрприз, если я расскажу тебе всё заранее? Просто поверь, тебе это понравится. Давай ключи.
Хань поколебался немного, но ключи всё-таки отдал. Больно уж проказливый вид был у Кая, поэтому он рискнул и поверил в сюрприз.
Кай мигом завёл машину, хмыкнул и скомандовал:
― А теперь держись крепче!
Машина с рёвом стартовала с места так, что Ханя вдавило в спинку сиденья. Он даже не успел пристегнуться, ну а теперь даже пытаться не стоило. Кай явно вообразил себя участником, как минимум, Формулы-1, а автомобиль Ханя ― болидом. И он бессовестно игнорировал красные и жёлтые сигналы светофоров. Странно, что спустя семь минут бешеной гонки за ними ни одна патрулька не увязалась, хотя они промчались мимо двух.
― Эй, ты чего притих? ― поинтересовался Кай, заложив крутой вираж на выезде с моста.
― Предлагаешь пошуметь? ― пробормотал Хань и зажмурился, потому что справа прямо на него нёсся здоровый грузовик. Смерть казалась неизбежной.
― Предлагаю обсудить, кому первому хвост прищемим. Ты что, не выспался?
Хань открыл глаза и хотел осадить Кая, но передумал. В конце концов, это же просто игра. Даже если машина куда-нибудь впилится, это не смертельно.
― Выспался. Слушай, может, ну его к чёрту? Задание. Вернёмся ко мне и... Ну и...
― Так... ― Кай внезапно соизволил резко притормозить на перекрёстке на красном сигнале. Он повернул голову и смерил Ханя внимательным взглядом. ― Что значит "ну его к чёрту"? Разве это не твоя работа ― ловить преступников?
― И что? ― Хань отвернулся и закусил губу.
― Ты серьёзно? Хочешь плюнуть на работу из-за какого-то секса?
― Офигенного секса, прошу заметить, ― рыкнул Хань.
― Ладно. ― Кай откинулся на спинку сиденья и хмыкнул. ― Хочешь сказать, тебя так редко трахали качественно и с душой, что ты ради повторения готов на всё забить? Или ты всегда так поступаешь, если находится нечто более интересное и захватывающее?
В точку. Второй вариант. Но признаваться в этом Ханю не хотелось. Проще было признаться в первом варианте, который тоже соответствовал истине. В конце концов, не скажешь же вот этому знойному парню, что в настоящей реальности у Ханя нет ни постоянной работы, ни денег, ни парня, ни офигенного секса ― ничего. По крайней мере, прямо сейчас.
― Вообще никогда.
― Э... Что?
― Меня вообще никогда не трахали, как ты соизволил выразиться, качественно и с душой. ― Признаться в подобном придуманному персонажу из игры оказалось легко. Легче, чем Хань себе представлял.
― Прекрасно. Я обещал тебе сюрприз, помнишь? Потерпеть в силах? Может быть, тебе наплевать на свою работу. Не вопрос. Но мне не наплевать, восстановят меня или нет.
― Почему это? Разве ты не экстремал? Сам же говорил. Какая тебе разница? Ты ведь привык рисковать, верно?
― Привык. Но знаешь, если я чего-то хочу, я это получаю. И если берусь за дело, то довожу его до конца. Так как? Терпеть будешь? Или попрощаемся здесь и сейчас?
Загорелся зелёный, но Кай не прикоснулся к рулю ― ждал ответа. Хань мрачно осмотрел его и неохотно кивнул.
― Потерплю.
― Уж постарайся, ― вновь знакомо сверкнул улыбкой Кай и лихо стартовал, пролетев перекрёсток на жёлтый.
Неважно, настроение у Ханя уже испортилось. Ему совершенно не хотелось заниматься всякой ерундой, да и энтузиазм первого дня схлынул. Впрочем, сам Хань к этому давно привык: быстро вспыхивал, воодушевлялся ― и так же быстро терял интерес. Норма для него. Потому что творческой натуре необходимо вдохновение, а рутина убивала вдохновение. Забавно, ведь Кай ― экстремал, разве у него не возникает подобное чувство время от времени? Просто роль вдохновения у него должна играть опасность. Или адреналин. Нет опасности ― нет интереса, логично? Тогда почему...
К чёрту. Кай вообще мираж, кем-то придуманная кучка пикселей ― или как там это правильно? Чей-то эскиз, набросок, плод воображения. Хотя нехилое у кого-то воображение...
― Приехали. ― Кай остановился у контейнеров и заглушил мотор. ― Тут недалеко есть бар, надо заглянуть, разведать, кто там пасётся, и взять языка.
― Уймись, мы же не на войне.
― Ошибаешься. И действовать надо быстро. И жёстко. Оружие есть?
Хань хотел сказать, что нет, но вспомнил, что в кармане лежит пистолет. И он умел им пользоваться. Интересно, а Кай умеет ли?
― У самого-то есть?
― Откуда? Я же просто студент. ― Кай помрачнел и неохотно добавил: ― Бывший студент. Ладно, я и без оружия справлюсь.
― Заболтаешь противника? ― фыркнул Хань.
― Мечтай. Приложу чем-нибудь обо что-нибудь. Или просто начищу рыло.
― Чем?
― Правый аргумент, ― Кай показал правый кулак. ― И ещё левый. Им хватит, не переживай. Ну так мы идём?
Бар они нашли быстро, но у двери Кай дёрнул Ханя за рукав, чтобы притормозить.
― Что ещё? ― зарычал на него Хань.
― Выглядишь стрёмно. То есть, не по обстановке.
Кай закусил губу и придирчиво осмотрел Ханя с головы до ног и обратно.
― Снимай пиджак.
― Вот ещё!
― Снимай, говорю. Галстук к чёрту. Расстегни пару пуговиц на рубашке... Да, вот так. Иди сюда.
И Кай протянул руку, запустил пальцы в волосы Ханя и взъерошил их. Захотелось прикрыть глаза и нажать на кнопку "повтор". Ещё лучше ― заклинить эту кнопку. Но увы, такую функцию в игре не предусмотрели.
― Пистолет где?
― В кармане пиджака.
― Олух. Засунь в карман брюк или в носок на лодыжке.
― Если ты забыл, то главный тут я.
― Я в курсе.
― И вообще...
― И вообще, ага. Давай ты не будешь мне рассказывать, какой ты ого-го и ля-ля-ля? Хотя бы не сейчас, момент не лучший. Потом ― сколько влезет.
― Я удивлён, ― хмыкнул Хань, перехватив пиджак поудобнее.
― Чем это?
― Тем, что тебя отчислили только сейчас. По-моему, ты не должен был и недели продержаться после поступления.
― Иди к чёрту, ― привычно ответил на это Кай и толкнул дверь.
Внутри бар вполне походил на заведения подобного класса в центре города, и Хань ничего подозрительного там не углядел. Стойка, бармен, посетители и пара столов под зелёным сукном для бильярда. Так обычно, что даже тоскливо.
― Не стой столбом, заказ сделай, что ли, ― шепнул ему Кай и подтолкнул к стойке.
― А сам?
― Мне не продадут.
Хань вспомнил, что имеет дело со студентом, и вспомнил о "возрастном пороге" в двадцать три года. В самом деле, Каю точно спиртное не продадут. Выглядел он, конечно, старше, чем был на самом деле, но истинный возраст легко определялся по его фигуре: стройный, гибкий и пластичный, как юноша, у которого только начали нарастать мышцы на костях. Плечи широкие, но ещё суховатые и слишком твёрдые. Хотя Хань находил это по-своему привлекательным и с удовольствием сейчас бы провёл ладонями по плечам Кая. Жаль, что нельзя.
― Скотч и... ― покосился на топтавшегося рядом Кая, ― и кофе. С молоком.
Бармен поджал губы, плеснул в стакан скотча, затем смерил Кая оценивающим взглядом и занялся приготовлением кофе. Хань забрал стакан, оставив вместо него на полированном дереве смятую купюру, повернулся лицом к залу и поискал место, чтобы присесть. Присмотрел угол у входной двери и кивнул Каю. Тот как раз получил чашку кофе и пошёл следом за ним.
Устроившись у входа, они пару минут сидели в тишине и изучали посетителей.
― Вон те двое, ― Хань незаметно указал на парочку, торчавшую у лестницы, ― у них тату на руках, вроде бы из "стайных".
― Мелко, ― пробормотал Кай. ― Не так уж и крута "Стая", чтобы позволить себе крупный заказ. Точно перекупают оружие у рыбок посолиднее. Нужен кто-нибудь из "Валетов" или "Ловких".
― Почему?
― Потому что это порт. А кого ты рассчитывал тут найти? В этой части города кто держит порт, тот держит всё. Порт держат "Ловкие".
― "Валеты" тогда при чём?
― Ты же читал материалы, ― удивлённо отозвался Кай и посмотрел на него, чуть вскинув брови. Его губы влажно блестели от кофе, заставляя мозги Ханя буксовать на месте. Пожалуй, в компании Кая ему не суждено выполнить это задание никогда.
― Э... "Валеты"...
Что-то в материалах было на них, но Хань никак не мог вспомнить, что именно.
Кай вздохнул, поставил чашку на стол, вцепился в рубашку Ханя и притянул его к себе. Горячим дыханием опалило ухо, и Хань блаженно закрыл глаза.
― Я весь твой, помнишь? Тогда сосредоточься на деле, идёт? За успехи буду выдавать бонусы.
― Звучит заманчиво, ― пробормотал Хань, потеревшись губами о твёрдый подбородок.
― Будет ещё лучше, чем звучит. Ну так что? ― Кай отстранился, взял чашку и поднёс её к губам.
― "Валеты" торгуют информацией, кажется.
― Именно. Проще говоря, они должны знать больше, чем остальные. Поэтому попробуем сцапать "Ловких" или "Валетов". Получим зацепки и сможем двигаться дальше.
Хань тихо угукнул и принялся разглядывать посетителей внимательнее. Вдохновение и энтузиазм вернулись, словно никуда не уходили. К тому же, было чертовски приятно лапать колено Кая под столом. И вдвойне приятнее потому, что Кай не возражал и делал вид, что ничего не замечает.
Именно Хань выцепил одного из "Валетов" среди посетителей, сжал пальцами колено Кая под столом и тихо зашипел:
― Слева, вон тот, в тёмной рубашке.
Кай отставил уже пустую чашку, откинулся на спинку стула и посмотрел в указанном направлении.
― Угу... Надо разделиться. Один последит, второй устроит засаду. Я лучше знаю местность, значит, мне и устраивать засаду.
Он резко поднялся, умудрившись провести ладонью по бедру Ханя, отступил в сторону и двинулся к выходу. Хань проводил его озадаченным взглядом. Вот чёрт...
Хань устремил тоскливый взор в сторону человека в тёмной рубашке и поднёс к губам стакан. Этот "Валет" был рослым и крепким, да и казался опытным. А если ничего не выйдет? Всё-таки Хань собирался заняться слежкой впервые в жизни. Слабаком он себя не считал, но понимал, что он мельче и гораздо легче предполагаемой жертвы. На одной грубой силе тут не выехать. Каю в этом плане тоже ничего не светило. Утешало лишь то, что "Валет" один, а их двое. "Повалить и затоптать", ― грустно решил сам для себя Хань.
"Валет" смял бычок о стеклянный край пепельницы, поднялся, похлопал по плечу собеседника и двинулся к выходу. Хань тут же вскочил и кинулся за ним, и немедленно замер столбиком, ибо "Валет" свернул вдруг налево и толкнул дверь в уборную. Хуже того, на пороге он обернулся и точно заметил Ханя. Пришлось с невозмутимым видом двинуться следом, зайти внутрь и пристроиться рядом.
Хань и "Валет" молча покосились друг на друга и синхронно вжикнули молниями, не менее синхронно уставились друг другу в руки. Хань закусил губу и почувствовал себя непримечательным, а вот "Валет" наоборот гордо расправил плечи. Ну ещё бы, как он вообще такую штуку в штаны запихнул?
Под звук громкого журчания рядом Хань мысленно умолял "маленького Ханя" сделать "пи-пи", тот, видимо, из чувства своей незначительности рядом с монстром "Валета" мольбы проигнорировал. Вот так всегда... Момент Жэ стремительно надвигался по всем фронтам.
― Проблемы? ― пробасил "Валет".
― Нет, ― вздохнул Хань. ― Это он от восхищения.
― О... ― явно растерялся "Валет", поглазел на себя, на Ханя, снова на себя. ― Угу.
Он неторопливо застегнулся, вымыл руки и исчез за дверью.
Хань с тоской уставился в потолок.
― Я в полной заднице...
Будто согласившись с этим, "маленький Хань" взбодрился и вспомнил о недавних мольбах. Ополоснув руки, Хань рванул следом за "Валетом". В баре не увидел, поэтому выскочил наружу и завертел головой. Тёмная рубашка мелькнула возле контейнеров метрах в тридцати от бара, и Хань кинулся туда, на ходу пытаясь нашарить пистолет. И следовало поспешить, потому что "Валет" между контейнерами затерялся.
Хань стиснул рукоять пистолета и огляделся. Так... Вот зелёный контейнер, дальше грязно-жёлтый, вроде бы тут и свернул. Контейнеры стояли близко друг к другу, но между ними оставалось достаточно места, чтобы могли пройти сразу три человека разом. Проход убегал вперёд к полосатому ограждению, за которым плескались мутные волны, однако Хань никого не увидел. Он уже собрался пройтись чуть дальше и посмотреть на соседний ряд, как из-за коричневого контейнера выкатилась крышка от мусорного бака. Ага!..
Хань кинулся вперёд по проходу, притормозил у дальнего выступа коричневого контейнера и осторожно выглянул. Там полагалось стоять ещё одному контейнеру, но контейнера не было. И на свободном месте как раз сцепились Кай и "Валет". Похоже, "Валет" отправил Кая немножко полетать, тот приземлился на мусорные баки, а крышка одного из них и выкатилась в проход.
Кай выбрался из груды мусора, явно не обрадовался встречающему его "Валету" и поприветствовал того ногой в лицо. "Валет" приветствие не оценил, ещё бы, должно быть неприятно получить пяткой по скуле ― даже вскользь. Он помотал головой и попытался поймать Кая. Уж куда там, Кай точно не испытывал желания повторить недавний полёт и легко ускользнул. Выругавшись сквозь зубы, щедро наподдал ногой под зад. Пока "Валет" по инерции после придания ускорения пинком делал пару шагов к стенке контейнера, Кай подхватил с земли крышку от мусорного бака. Наверняка собрался приложить крышку к голове "Валета". С размаха.
Не успел.
"Валет" стремительно развернулся и наставил на Кая пистолет. Картина умиляла просто: один тычет в другого пистолетом, а другой держит в руках металлическую крышку так, словно это рыцарский щит.
Хань сильно сомневался, что импровизированный щит в состоянии отразить пулю. Пуля же в организме Кая его не устраивала ни в каком виде. И он совершенно позабыл о том, что это лишь игра, поэтому без раздумий выметнулся из-за контейнера, запрыгнул на спину "Валету" и со всей дури шарахнул по голове рукояткой пистолета собственного. "Валет" рухнул лицом вниз на землю, как подрубленное дерево.
― Ну ты даёшь... ― оклемавшись спустя минуту, проворчал Кай и отбросил уже бесполезную крышку в сторону.
Хань поднялся на ноги, небрежно отряхнул брюки и постарался невозмутимо сунуть пистолет за пояс. Попал раз на третий или четвёртый ― руки дрожали.
― Надо машину подогнать, ― решил он. ― Такую тушу не дотащим прямо так.
― Угу. ― Кай подобрал пистолет "Валета" и сунул в карман, поигнорировав возмущённый взгляд Ханя. ― Я тут его свяжу как следует, а ты за машиной, идёт?
Хань хмуро поплёлся за машиной. Спорить и даже просто разговаривать не хотелось. Он уже вспомнил, что это всего лишь игра, а Кай ― подделка, а не настоящий человек, но всё равно было не по себе.
Машину он подогнал к контейнерам через три минуты, потом помог Каю дотащить качественно связанного "Валета" и запихнуть в салон.
― Чем это ты?
― Его же тряпками.
― Надёжно?
― Ещё как.
За руль снова сел Кай.
― Только не говори, что мы повезём это ко мне домой, ― встрепенулся Хань.
― А куда ещё?
― С ума сошёл? На кой чёрт он мне?
― А где ты предлагаешь его допрашивать? У тебя дома нам хоть никто не помешает.
Хань мрачно уставился на дорогу впереди и промолчал. В самом деле, дома допросить кадра удобнее всего, но именно Ханю кадр жутко мешал, потому что у Ханя хватало планов на Кая, а, как известно, работа и личная жизнь слабо сочетаются.
― Думаешь, он хоть что-то расскажет?
― Куда денется?
Когда они добрались до дома Ханя, осознали новую проблему. Вокруг вообще-то ходили люди, и они вряд ли бы оценили по достоинству картину с вытаскиванием связанного человека из салона.
― Можно завернуть в покрывало, в багажнике есть, ― предложил Хань. ― Типа купили что-нибудь из мебели, тащим вот.
― Мебель в виде человека, ага... Статую уж тогда. Долбани ему ещё по голове, пока я найду у тебя в багажнике покрывало.
― Зачем?
― Затем, что статуям полагается быть неподвижными.
― А...
Хань забрался на сиденье с ногами и осмотрел "Валета". Тот ещё был в отключке, но мало ли, вдруг в самом деле очухается не ко времени. Нашарив пистолет, Хань оглядел жертву и прикинул, куда бы приложить. Не успел. Кай распахнул дверцу, фыркнул, небрежно замотал "Валета" в покрывало, чуть выволок из салона и долбанул ему по голове дверцей.
― Вылезай и хватай за ноги.
― Угу...
Хань спрятал пистолет, вылез из машины, обошёл вокруг и ухватился за ноги "статуи".
― Вот козёл... Тяжёлый какой...
― А ты чего хотел? Понесли уже.
Пыхтя и ругаясь, они доволокли "Валета" до крыльца, мило улыбнулись дамочке с букетом в руках, которая не менее мило улыбнулась им в ответ и заботливо придержала дверь, чтобы они могли пройти вместе со своей ношей. Потом Кай неосторожно впилился головой "статуи" в перила лестницы. "Статуя" застонала, заставив Ханя и Кая замереть.
― Твою мать... ― пробормотал Хань. ― Ещё раз и посильнее?
Они переглянулись, вздохнули и врубили "статую" головой в перила ещё разок. "Статуя" застонала громче.
Кай посмотрел куда-то вверх, что-то неразборчиво рыкнул и врезал локтем куда придётся. "Статуя" хекнула и заткнулась.
― Понесли! ― скомандовал Хань и кивнул в сторону лифта.
В кабину они втиснулись вместе с ношей именно тогда, когда какому-то дедку приспичило вползти в дом.
― Подождите меня, пожалуйста!
― Жми на кнопку! ― зашипел Кай Ханю, но Хань был воспитанным человеком, которого приучили уважать старших. Игра или нет, а рефлексы оказались сильнее.
― Спасибо, ― дребежащим голоском поблагодарил их старичок, улыбнулся Ханю и встал у створок, повернувшись спиной к "статуе". Слева от "статуи" торчал Кай, справа у пульта переминался с ноги на ногу Хань. Оба таращились на затылок старичка и мысленно умоляли его либо выйти пораньше, либо не оборачиваться.
Старичок немедленно обернулся и уставился на покрывало.
― Трупы таскаете? ― поинтересовался он, заставив Ханя мысленно взвыть: "Я в полной заднице!"
― Статуи, ― широко улыбнулся дедку Кай и похлопал "статую" по покрывалу в районе... В районе. "Статуя" рефлекторно дёрнулась, хорошо, что старичок в тот миг стал отворачиваться и ничего не заметил.
Хань бросил в сторону Кая убийственный взгляд, тот виновато пожал плечами и озадаченно осмотрел "статую". Наверное, прикидывал анатомию с поправкой на рост.
― А из чего? Гипс? ― Старичок вновь обернулся и собрался пощупать под покрывалом.
― Дуб, ― быстро отозвался Хань. ― Работа ещё не закончена, рано показывать.
― А, у вас тут студия, ― мелко закивал старичок. ― Так вы оба статуи вырезаете?
― Он рисует, а я выдалбливаю, ― вежливо отозвался Кай и неподражаемо проигнорировал грозящего кулаком Ханя.
― Из чего выдалбливаете? ― растерялся старичок.
― Из цельного бревна, ― не моргнув глазом, ответил Кай. ― Долото, стамеска, топорик там...
"Ты что несёшь?" ― одними губами проартикулировал Хань, заодно пообещав жестами прикончить Кая с особой жестокостью.
"Пургу. Не нравится ― ври сам", ― в той же манере ответил Кай, когда дедок отвернулся.
― Тяжело вам, наверное, приходится, ― вздохнул дедок. За его спиной немедленно активно зашевелилась "статуя". Хань ухватил "Валета" за плечо, не помогло, тот вырывался и даже наступил ему на ногу. Хань рефлекторно дёрнул коленом вверх. "Статуя" сложилась пополам и издала невообразимый звук. Почти одновременно Кай тоже дёрнул коленом вверх и впечатал его в район головы "статуи", заставив её выпрямиться у стенки и придержав рукой. Честно глядя в глаза обернувшемуся дедку, Кай потёр левой рукой живот, улыбнулся и виновато сообщил:
― Голодный как волк.
― Эх, молодёжь... ― Старичок вышел из лифта, выпуская из кабины Ханя и Кая вместе со "статуей", зашёл обратно, помахал им и благополучно продолжил подъём на верхние этажи.
― Пронесло... ― выдохнул Хань.
― Угу. Потащили скорее, пока ещё кто-нибудь не прицепился.
Кое-как они заволокли добычу в квартиру, заперлись там и перевели дух.
― Куда его теперь?
― Посадим на стул, привяжем, а как очухается, допросим, ― решил Кай и отправился искать стул. Нашёл тяжёлый и массивный, поставил в центре гостиной. Сообща усадили "Валета", прикрутили к стулу простынями, сунули в рот большую губку для душа и свалились на диван без сил.
― Ты мне сюрприз обещал, ― напомнил Хань, глядя в потолок.
― Прямо сейчас?
― Ну...
― Тогда пошли в душ.
― Зачем?
― Удобнее будет.
― Тогда подожди, дай в себя прийти. А этот... этот не сбежит?
― Неа, я его хорошо прикрутил. Если и соберётся, сначала мы услышим грохот.
― Тогда пошли.
В душ в любом случае стоило сходить, потому что оба вспотели, пока таскали тушу "Валета" по всему городу.
Кай притормозил у порога, пытаясь на ходу сбросить со ступней кроссовки. Хань обернулся, проследил как с виска сбежала к подбородку капелька пота, не выдержал, ухватился за футболку и дёрнул Кая к себе. На пол громыхнулась полка для мыла и шампуня. Кай сердито зашипел от боли в ушибленном плече, но Хань ловко потянул футболку вверх, закрыв его голову, зато открыв шею, плечи, грудь и живот. Пробежался пальцами по смуглой коже и прижался губами к шее. Пока он безнаказанно исследовал шею Кая, тот умудрился выпутаться из футболки и взяться за Ханя. Вниз загремела ещё одна полка.
― Придётся ремонт делать, ― задыхаясь, пробормотал Хань и снова припал к шее губами.
― Ну извини... ― Снова что-то загремело.
― Фигня, ― решительно отмахнулся Хань и провёл языком по коже, повторяя линию ключицы. Почему-то носки промокли, потом Хань поскользнулся и едва не загремел сам, но удержался на ногах, ухватившись за плечи Кая. Через минуту им на головы полилась вода. Раздевались дальше они уже медленно и неторопливо.
― Так что за сюрприз? ― пробормотал Хань, запустив пальцы во влажные тёмные волосы.
― Узнаешь, ― хмыкнул Кай, притянул к себе и заставил повернуться лицом к стене. Хань блаженно откинул голову ему на плечо и зажмурился. По телу скользили горячие ладони, гладили, иногда чуть сжимали. Пальцы беспокоили то лёгкой щекоткой, то твёрдыми прикосновениями. И Хань всё-таки шумно вздохнул, когда эти ладони уверенно опустились ниже живота. Всего одно скользящее касание ― и ощущение тяжести в паху стало невыносимым.
Кай пристроил подбородок на плече Ханя, прикрыл глаза и обеими руками провёл по животу, пальцами твёрдо сжал ноющую от возбуждения плоть и провёл по всей длине, заставив Ханя тихо застонать. Бесстыже дразнил обещанием быстрой развязки, а после внезапно вновь начинал гладить живот Ханя или грудь. Тело реагировало на такие обломы болезненным неудовлетворением. Контраст от смены ощущений сводил с ума: близость разрядки и неудовлетворение сменяли друг друга, не позволяя остановиться на чём-то одном.
Хань зажмурился с силой, рванулся прочь и толкнул Кая к стене. Мерзавец широко улыбался. Ну ладно...
Хань прижался к нему, провёл ладонью по груди, животу и остановился только тогда, когда коснулся твёрдой плоти. Улыбка Кая бесследно испарилась, зато в глазах затанцевали опасные искорки.
Пускай. Интересно, как долго Кай сам сможет выдержать?
Хань без колебаний принялся делать с Каем то же самое, что Кай минуту назад делал с ним. Крепко обхватывал пальцами, проводил то мягко, то жёстко, а потом словно бы забывал об этом и гладил смуглую кожу на животе или груди.
Глупая игра. Они оба хрипло дышали, пытались поймать руки друг друга или друг от друга ускользнуть, а в итоге просто замерли под струями воды, соединив губы в долгом поцелуе.
Кай потянул Ханя за собой, забыв о полотенце и одежде. Впрочем, забыли оба. А после Хань шлёпнулся на кровать и озадаченно моргнул, когда Кай обошёл вокруг кровати.
― Что ты...
Кай плюхнулся на кровать рядом, только в обратном положении: теперь его голова была рядом с коленями Ханя, а голова Ханя ― рядом с коленями Кая.
― Это просто любопытство, ― пожал плечами Кай и кончиком пальца медленно повёл от колена к бедру.
Хань молча смотрел на него и соображал. Додумался, когда Кай добрался до внутренней стороны его бедра и слегка поцарапал кожу короткими ногтями. И обречённо закрыл глаза, ощутив мягкое прикосновение губ к низу живота. Через минуту, правда, глаза открыл и протянул руку, чтобы провести ладонью по бедру Кая. Немного сдвинулся, чтобы было удобнее, тронул смуглую кожу кончиками пальцев, оценивая реакцию, а затем уже смело обхватил слабо пульсирующий ствол и лизнул, словно пробовал на вкус мороженое. Немедленно зажмурился от ответного прикосновения и чуть не задохнулся от острого наслаждения, затопившего тело. Со сдавленным стоном он облизнул головку и обхватил губами, пальцами то сжимал у основания, то дразняще гладил бедро или чувствительную кожу в паховой складке.
Поначалу ещё было ничего, но вот потом Хань чётко осознал, насколько трудно доставить удовольствие кому-то, когда одновременно испытываешь удовольствие сам. Мысли в голове путались так, что он просто забывал о собственных намерениях, пока Кай губами, пальцами и языком творил с ним нечто запредельное. В итоге Кай заставил его вытянуться на простынях и продолжил, правда, добавил для остороты ощущений два пальца.
Хань плавился от приятных ощущений и сжимал в руках несчастную подушку, с помощью которой пытался глушить собственные стоны. Он задыхался ― он нежности губ, скользивших по его плоти, от грубости ладони, что могла или твёрдо сжать, или жёстко ударить, от быстрых касаний языка, от двигавшихся внутри него пальцев, мягко растиравших стенки и усиливавших все ощущения раз в десять.
Пока Кай удерживал его бёдра, он вздрагивал всем телом и пытался вспомнить, как сделать вдох или выдох. И боялся, что сердце всё-таки разорвёт в клочья, потому что оно бешено колотилось в груди с такой скоростью, что это не могло не пугать. И после реальность на время перестала его беспокоить вовсе. Любая реальность ― настоящая или игровая. Обе могли идти к чёрту.
Хань не знал, сколько времени ему потребовалось, чтобы вновь начать воспринимать мир вокруг себя. Он приподнялся и обнаружил Кая рядом, тот лежал, закинув руки за голову и прикрыв глаза.
Стало немного стыдно, и Хань отвернулся. Подумал немного, повернулся обратно и пальцами коснулся груди Кая.
― Что?
― Прости.
Кай открыл глаза и посмотрел на него с недоумением.
― Ну... я не смог... и...
Тихое фырканье в ответ.
― Это нормально. Мне так и говорили, просто интересно было попробовать. К вопросу об экстриме.
Кай немного задумчиво улыбнулся и потянулся, выпрямив руки. Расстроенным он не выглядел, хотя Хань на его месте уж точно бы расстроился.
― Так и лежи, ― решительно заявил он опешившему Каю и улёгся поудобнее.
― Какого чёрта ты... ― Кай быстро заткнулся и плюхнулся обратно, не успев толком приподняться. Хань прижал ладонь к его животу, строго посмотрел и с энтузиазмом принялся за дело. Так-то лучше ― ничто больше не отвлекало, а настроение было радужным после недавнего фейерверка из удовольствия с лёгкой примесью безумия.
Он толком не помнил, что именно и как делал с ним Кай недавно, поэтому просто положился на свой опыт. Наклонил голову и провёл языком по солоноватой коже в опасной близости от медленно, но верно твердеющей плоти, где всё отчётливее проступал рисунок вен.
― Ты в курсе, что у тебя тут вот родинка на...
― О чёрт... ― хрипло выдохнул Кай. ― Собираешься дрочить на какую-то там родинку?
― Я пошутил, ― хмыкнул Хань, прижался губами к горячему стволу и тихо засмеялся, прекрасно отдавая себе отчёт, как именно это подействует на Кая.
Эффект оказался что надо.
― Лежать! ― рыкнул он и продолжил сладкую игру, слизнув выступившую каплю смазки. Ему это нравилось, тем более, что на эксперименты потянуло Кая. Обычно ― в настоящей реальности ― на эксперименты тянуло Ханя, и он редко встречал понимание, а тут такой... воистину приятный сюрприз.
Кай был горячим. Везде. Хань зажмурился от удовольствия, ощутив пульс Кая у себя во рту, выпустил и снова облизнул, провёл губами по всей длине с левой стороны, вновь позволил проникнуть в себя, запустил за щеку, медленно сжимая пальцами у основания и нагнетая возбуждение, почти доводя до предела, но не позволяя достичь его.
Простыня под пальцами Кая чуть ли не трещала. Тихий низкий стон вызвал мягкую улыбку на губах Ханя. Этот горячий мальчик сейчас принадлежал только ему, и он испытывал ошеломляющий восторг просто от осознания этого факта. И даже то, что "горячий мальчик" ― плод чьей-то фантазии, не могло огорчить Ханя.
Вторым приятным сюрпризом стало то, что Кай умудрился продержаться долго, превратив обычную любовную игру в своеобразное состязание на выносливость. Хань терпеливо мучил его, а он всё сильнее стискивал в пальцах влажные от пота простыни. Когда же Хань победил-таки в этом соревновании, без сил на кровати вытянулись оба.
Кай немного сердито отстранился, едва Хань попытался обнять его. С коротким смешком Хань притянул его к себе, тронул губами висок и притих, вслушиваясь в постепенно успокаивающееся дыхание.
Грохот в гостиной заставил обоих подскочить и заметаться в поисках одежды ― они вспомнили, что в квартире не одни.
Захваченный "Валет" ухитрился упасть на левый бок вместе со стулом и проползти полметра к двери. Кай и Хань совместными усилиями вернули стул на место и осмотрели пленника. Тот таращился на них выпученными глазами и жевал губку во рту.
― Как думаешь, он сам всё расскажет, или стоит прищемить ему хвост? ― задумчиво спросил Кай и немедленно удостоился злобного и опасливого одновременно взгляда от "Валета".
― Сам расскажет, ― легкомысленно махнул рукой Хань и выдернул губку изо рта у пленника. Тот тут же разразился потоком ругательств, поэтому Кай отобрал у Ханя губку и запихнул обратно. "Валет" что-то там себе мычал, а Хань размышлял на тему "прищемить хвост".
― Пригляди за ним, я сейчас.
Хань сунул нос в шкаф, порылся в тумбочках и вернулся в гостиную с паяльником в руках.
Кай выразительно вскинул бровь и хмыкнул.
― Ну, вставим ему в задницу и включим, ― пояснил Хань. ― Вроде бы хорошее средство.
"Валет" замычал громче, дёрнулся и свалился на пол вместе со стулом. Когда Кай снова усадил его нормально, бедняга таращился на Ханя с непередаваемым ужасом в глазах.
― Думаешь, лучше засунуть в него вибратор? ― осмотрев паяльник, уточнил Хань на всякий случай.
"Валет" отчаянно закивал, видимо, альтернатива паяльнику сделала его счастливым. Кай пожал плечами и выдернул губку изо рта бедняги.
― Всё расскажу, ― заявил тот, едва смог говорить нормально.
― Отлично. Кто торгует оружием? ― Хань уселся напротив "Валета" и принялся поигрывать паяльником как пистолетом.
― Сохранение игры. Выход. Вы исчерпали свой лимит игрового времени, господин Лу. Подтверждаете сохранение игры? ― не ко времени прозвучал шелестящий голос системы.
― Да.
Хань поморгал, покрутил головой и убедился, что удобно полулежит в кресле внутри кабины. Когда он покидал зал, знакомый пожилой мужчина сообщил, что завтра выходной, поэтому поиграть в следующий раз можно будет лишь через день. Это обстоятельство вызвало досаду. Ханю хотелось вернуться в игру немедленно, а приходилось ждать целую вечность.
Хань не искал встречи с Ифанем намеренно, вышло случайно. Он даже собрался мгновенно удрать, заметив рядом с Ифанем Чунмёна, но не успел.
― Добрый день, ― улыбнулся ему Чунмён и мёртвой хваткой вцепился в рукав. ― Смотри-ка, кого я добыл?
― Удивляюсь твоему умению выуживать экзотику, ― проворчал Ифань с неподражаемо невозмутимым лицом. ― Как у тебя дела?
― Ну... ― Хань отчаянно пытался разогнуть пальцы Чунмёна.
― Как работа?
― Да так.
― Мы как раз перекусить хотели. Присоединишься? ― Тон Чунмёна не подразумевал отказ, только согласие.
Через несколько минут они втроём сидели в кафе и изучали меню. Хань заказал себе только кофе, потом сидел, смотрел в чашку и ждал. Раз уж его так настойчиво приглашали, значит, чего-то хотели. Однако ни Чунмён, ни Ифань к делу пока перейти не соизволили, поэтому Хань решил поторопить события и спросил о том, что его интересовало:
― Вы что-нибудь знаете о КВИ?
― Ты в своём уме? Зачем тебе эта мерзость? ― удивился Ифань и передвинул принесённый официанткой салат поближе к Чунмёну. ― К этой дряни быстро привыкаешь. У тебя, вроде, не так всё плохо с реальностью, чтобы жить в фантазиях.
― Спасибо за диагноз, но я не об этом. Как эта штука вообще работает?
― Тебя интересует точка зрения специалиста или сойдёт на пальцах? ― Чунмён тонко ему улыбнулся и кивнул в ответ на незаданный вопрос. ― Я работаю в этой сфере.
― Ого. Давай на пальцах, ― решил Хань.
― КВИ базируются на обычных виртуальных играх, просто у них более удобное оборудование. Игрок сидит в кабине, ему ничто не мешает, он может хоть как крутиться в реальности без опаски сломать себе что-нибудь. Погружение в виртуальность идеальное. Лишь у единиц бывают проблемы с загрузкой, обусловленные особенностями мозговой деятельности. Сами по себе все эти процессы безвредны, они лишь позволяют игроку свободно находиться в выдуманном мире. Эти миры временно реальны и идентичны настоящему миру, но работают по программам. Ничего сверхстранного или хитрого. Просто виртуальность. Компликация ― расширение и усложнение. Тут программы решают далеко не всё. Точнее, программы для КВИ более общие, что ли. Базовые. Всё, что сверху, проекция фантазий. Простые виртуальные игры помещают игрока в кем-то придуманный мир с определёнными постоянными законами, а КВИ помещают игрока в его собственные фантазии. Это сложнее. К тому же компликация подразумевает, в теории, психокоррекцию. Многие игроки даже говорят, что одна КВИ гораздо ценнее, чем сто визитов к лучшему психоаналитику, но пока это не было доказано специалистами. Честно говоря, КВИ вообще невозможны для одного игрока. КВИ работают только на стыке двух разумов, когда игроки уравновешивают фантазии друг друга. Например, ты хочешь парить и летать сам по себе, а другой игрок ― бац! ― думает о гравитации. Ну и ты не полетишь, ясное дело. Только по-нормальному, на самолёте, например. Или другой игрок хочет уметь дышать под водой, а ты точно помнишь, что под водой дышать никак. Облом снова. Равновесие. Это на пальцах, конечно, всё намного сложнее на самом деле. Ну и КВИ ― явление новое, их ещё тестируют...
― Минуту! ― помахал рукой Хань. ― Два игрока?
― Или больше. Два игрока ― это минимум. Один игрок в КВИ играть не может. Это первое правило, написано крупно сразу же на первой странице. Ты инструкцию читал?
Хань никакую инструкцию в глаза не видел, хотя ему предлагали. Теперь же он вдруг осознал, что Кай может быть и вовсе не плодом чьей-то фантазии, а вполне реальным... Минуту! Реальным?
"Я в полной заднице..."
― Водички? ― любезно поинтересовался Ифань.
― Нет, спасибо, ― буркнул Хань.
― Кстати, Фань говорил мне, что ты здорово разбираешься в экономике и...
"Фань" бесило, потому что... Ладно, неважно.
― И что? ― довольно грубо перебил Чунмёна Хань.
― А ты пробовал преподавать?
― Чего?
― Преподавать в университете. Фань говорил, у тебя ещё и степень там какая-то есть. Вот, ― Чунмён положил на стол перед Ханем пластиковую карточку с контактами и названием университета, ― собеседование и отбор они проводят в среду и четверг. Просто сходи, поспрашивай, а? Вдруг тебе станет интересно? Фань говорил, ты не особенно любишь заниматься этим на практике, но любишь теорию и новые идеи. Думаю, тебе может понравиться. Ну и за спрос не бьют, мало ли.
― У него куча дипломов, ― лениво отметил Ифань и легко коснулся ладонью головы Чунмёна, чуть взлохматил волосы. ― Просто Хань ― это большая упрямая задница с непомерными амбициями.
― Что? ― зашипел на него возмущённый подобным определением Хань.
― Правда глаз колет? ― подмигнул Ифань.
― Это лишь твои безосновательные грязные инсинуации! ― Хань повернулся к Чунмёну. ― По поводу КВИ... А если игрок там погибает, что тогда?
― Маловероятно.
― Почему?
― Потому что каждый человек склонен считать себя главным героем, вокруг которого вертится весь мир. В КВИ игрок влияет на игру. Существенно. В случае опасности игрок себя спасёт так или иначе. Насколько я помню результаты тестов... Никто не погибал. Ни разу. Если ты сам играл, то должен был заметить, что в игре ты всегда покруче, чем в реальности. К слову, даже если ты будешь играть в разные игры, всё равно в каждой из них так или иначе будут реализовываться твои мечты. Подсознание, сам понимаешь. Это такая штука, которую сложно обойти. Проще говоря, игрок в игре и игрок в реальности ― это два различных понятия. Например... Ну вот например, если ты играл, какое у тебя в игре было занятие? Профессия?
― Спецагент.
― Угу. А в реальности ты хоть раз занимался чем-то подобным?
― Нет, конечно.
― Именно. Твоё подсознание выбрало такой род занятий просто потому, что тебе на самом деле это нравится. Непредсказуемость, много людей вокруг, искать к ним подходы, встряска, импровизация, изучение, новые перспективы... Ну и прочее в этом духе. Поэтому я тебе ещё раз советую сходить на собеседование в университет. В игре это всё преувеличено, поэтому преподавательская деятельность...
Хань легкомысленно отмахнулся и допил свой кофе.
― А второй игрок?
― А что со вторым игроком? Это такой же игрок, как и ты. Все закономерности для него работают так же, как для тебя.
― То есть, в игре он тоже отличается от себя реального?
― Конечно.
― Угу... ― Хань рассеянно сунул в карман карточку с адресом и контактами, попрощался с парочкой и побрёл домой.
В голове назойливо крутилось всё, что вывалил на него Чунмён. Реальности, фантазии и игроки. Чёрт возьми, а если Кай реален? Чутьё подсказывало Ханю, что информацию об игроках в компании добыть не выйдет. Да и имя могло быть придуманным, что-то вроде ника. Скорее всего, так оно и было, потому что просто Кай. Это только Хань мог использовать настоящее имя, потому что не располагал опытом.
И Чунмён всё-таки прав ― Ханю нравился собственный образ в игре, как и выбранное занятие. Возможно, в реальности он вовсе не хотел быть спецагентом, но вот кем-то похожим...
Например, ему очень даже понравилась реакция пойманного типа на паяльник. Ну то есть... Вот чёрт.
Хань выудил из кармана карточку, повертел в пальцах и прикинул, что лица студентов на экзамене ему понравятся ничуть не меньше. Особенно ― их лица после его дополнительных вопросов.
Сходить на собеседование не помешает. И он сходит. Но после того, как разберётся с игрой и Каем.
И Ханю всё больше хотелось узнать, какой Кай в реальности. Ведь если Чунмён прав, и в игре во многом воплощаются подсознательные желания...
Это любопытно.
Автор: Корейский Песец
Пейринг: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань), фоном пробегали Крис/Сухо
Рейтинг: 18+
Жанр: футуристика, vrl-AU, юмор/стёб, пост-киберпанк
Размер: 21 000
За баннер большое спасибо Loquena
Предупреждения: CVG - complication virtual games или КВИ - компликационные виртуальные игры. NB! Действие происходит в двух разных реальностях.
Примечания: порненько, задорненько, не вызывает привыкания - просто комедия на поржать с соответствующей атрибутикой.
Пауза
Идёт сохранение игры
Загрузка
Идёт сохранение игры
Загрузка
― А обязательно вливаться в дружные ряды преступников?
Для Ханя игра на следующий день началась с утра. И он проснулся в полном одиночестве. Сначала испугался, что Кай ушёл, но потом Хань нашёл его в гостиной и застал за изучением материалов дела.
Кай вытянулся на диване: лежал на животе и читал текст на последней странице. Из одежды ― знакомые военные брюки. В руке Кай держал огрызок яблока и явно покушался стянуть из вазы на низком столике ещё одно. Стянул, впился зубами в красный бок, потом слизнул каплю яблочного сока с большого пальца.
Хань обессиленно прислонился спиной к косяку, потому что крыша ощутимо поехала. Куда-то. То есть, в известном направлении. Этот мальчишка напоминал ему воплощение секса. Что бы он ни делал, это пагубно отражалось на рассудке Ханя. Настолько пагубно, что Ханю хотелось послать к чёрту игру и её правила и превратить сюжет в чистую порнографию.
― Что? ― спросил он слабым голосом, вспомнив о вопросе Кая.
― Нам обязательно работать под прикрытием? Это накладно. Не проще ли разведать всё самим, прищемив кому-нибудь хвост? Может, этого торговца никто и не видел, но где-то и как-то он заключает сделки, передаёт товар и получает деньги. Если узнаем, где и как это происходит, сможем сами выяснить намного больше. Готов?
― К чему?
― К подвигам, ― хмыкнул Кай и слетел с дивана. Через минуту он уже натягивал тёмную футболку и выуживал из сумки кроссовки. ― Так и пойдёшь? Или всё же оденешься?
Хань взял себя в руки и отправился одеваться. Спустя десять минут они торчали у машины и спорили о том, кому садиться за руль.
― Ты портовые кварталы вообще знаешь? Нет? Ну и вот, значит, я поведу.
― У тебя прав нет! ― возмущался Хань.
― И что?
― Нас арестуют!
― Посмотри в кармане.
― Что?
― У тебя в кармане удостоверение. Никто нас не арестует. Давай ключи.
― Ещё чего!
― Гони ключи, или поедешь туда в гордом одиночестве.
― Слушай, ты...
― Если дашь ключи, устрою тебе сюрприз. Тебе понравится. ― Кай сверкнул своей неповторимой улыбкой и подмигнул.
― Какой сюрприз? ― насторожился Хань.
― Какой же это будет сюрприз, если я расскажу тебе всё заранее? Просто поверь, тебе это понравится. Давай ключи.
Хань поколебался немного, но ключи всё-таки отдал. Больно уж проказливый вид был у Кая, поэтому он рискнул и поверил в сюрприз.
Кай мигом завёл машину, хмыкнул и скомандовал:
― А теперь держись крепче!
Машина с рёвом стартовала с места так, что Ханя вдавило в спинку сиденья. Он даже не успел пристегнуться, ну а теперь даже пытаться не стоило. Кай явно вообразил себя участником, как минимум, Формулы-1, а автомобиль Ханя ― болидом. И он бессовестно игнорировал красные и жёлтые сигналы светофоров. Странно, что спустя семь минут бешеной гонки за ними ни одна патрулька не увязалась, хотя они промчались мимо двух.
― Эй, ты чего притих? ― поинтересовался Кай, заложив крутой вираж на выезде с моста.
― Предлагаешь пошуметь? ― пробормотал Хань и зажмурился, потому что справа прямо на него нёсся здоровый грузовик. Смерть казалась неизбежной.
― Предлагаю обсудить, кому первому хвост прищемим. Ты что, не выспался?
Хань открыл глаза и хотел осадить Кая, но передумал. В конце концов, это же просто игра. Даже если машина куда-нибудь впилится, это не смертельно.
― Выспался. Слушай, может, ну его к чёрту? Задание. Вернёмся ко мне и... Ну и...
― Так... ― Кай внезапно соизволил резко притормозить на перекрёстке на красном сигнале. Он повернул голову и смерил Ханя внимательным взглядом. ― Что значит "ну его к чёрту"? Разве это не твоя работа ― ловить преступников?
― И что? ― Хань отвернулся и закусил губу.
― Ты серьёзно? Хочешь плюнуть на работу из-за какого-то секса?
― Офигенного секса, прошу заметить, ― рыкнул Хань.
― Ладно. ― Кай откинулся на спинку сиденья и хмыкнул. ― Хочешь сказать, тебя так редко трахали качественно и с душой, что ты ради повторения готов на всё забить? Или ты всегда так поступаешь, если находится нечто более интересное и захватывающее?
В точку. Второй вариант. Но признаваться в этом Ханю не хотелось. Проще было признаться в первом варианте, который тоже соответствовал истине. В конце концов, не скажешь же вот этому знойному парню, что в настоящей реальности у Ханя нет ни постоянной работы, ни денег, ни парня, ни офигенного секса ― ничего. По крайней мере, прямо сейчас.
― Вообще никогда.
― Э... Что?
― Меня вообще никогда не трахали, как ты соизволил выразиться, качественно и с душой. ― Признаться в подобном придуманному персонажу из игры оказалось легко. Легче, чем Хань себе представлял.
― Прекрасно. Я обещал тебе сюрприз, помнишь? Потерпеть в силах? Может быть, тебе наплевать на свою работу. Не вопрос. Но мне не наплевать, восстановят меня или нет.
― Почему это? Разве ты не экстремал? Сам же говорил. Какая тебе разница? Ты ведь привык рисковать, верно?
― Привык. Но знаешь, если я чего-то хочу, я это получаю. И если берусь за дело, то довожу его до конца. Так как? Терпеть будешь? Или попрощаемся здесь и сейчас?
Загорелся зелёный, но Кай не прикоснулся к рулю ― ждал ответа. Хань мрачно осмотрел его и неохотно кивнул.
― Потерплю.
― Уж постарайся, ― вновь знакомо сверкнул улыбкой Кай и лихо стартовал, пролетев перекрёсток на жёлтый.
Неважно, настроение у Ханя уже испортилось. Ему совершенно не хотелось заниматься всякой ерундой, да и энтузиазм первого дня схлынул. Впрочем, сам Хань к этому давно привык: быстро вспыхивал, воодушевлялся ― и так же быстро терял интерес. Норма для него. Потому что творческой натуре необходимо вдохновение, а рутина убивала вдохновение. Забавно, ведь Кай ― экстремал, разве у него не возникает подобное чувство время от времени? Просто роль вдохновения у него должна играть опасность. Или адреналин. Нет опасности ― нет интереса, логично? Тогда почему...
К чёрту. Кай вообще мираж, кем-то придуманная кучка пикселей ― или как там это правильно? Чей-то эскиз, набросок, плод воображения. Хотя нехилое у кого-то воображение...
― Приехали. ― Кай остановился у контейнеров и заглушил мотор. ― Тут недалеко есть бар, надо заглянуть, разведать, кто там пасётся, и взять языка.
― Уймись, мы же не на войне.
― Ошибаешься. И действовать надо быстро. И жёстко. Оружие есть?
Хань хотел сказать, что нет, но вспомнил, что в кармане лежит пистолет. И он умел им пользоваться. Интересно, а Кай умеет ли?
― У самого-то есть?
― Откуда? Я же просто студент. ― Кай помрачнел и неохотно добавил: ― Бывший студент. Ладно, я и без оружия справлюсь.
― Заболтаешь противника? ― фыркнул Хань.
― Мечтай. Приложу чем-нибудь обо что-нибудь. Или просто начищу рыло.
― Чем?
― Правый аргумент, ― Кай показал правый кулак. ― И ещё левый. Им хватит, не переживай. Ну так мы идём?
Бар они нашли быстро, но у двери Кай дёрнул Ханя за рукав, чтобы притормозить.
― Что ещё? ― зарычал на него Хань.
― Выглядишь стрёмно. То есть, не по обстановке.
Кай закусил губу и придирчиво осмотрел Ханя с головы до ног и обратно.
― Снимай пиджак.
― Вот ещё!
― Снимай, говорю. Галстук к чёрту. Расстегни пару пуговиц на рубашке... Да, вот так. Иди сюда.
И Кай протянул руку, запустил пальцы в волосы Ханя и взъерошил их. Захотелось прикрыть глаза и нажать на кнопку "повтор". Ещё лучше ― заклинить эту кнопку. Но увы, такую функцию в игре не предусмотрели.
― Пистолет где?
― В кармане пиджака.
― Олух. Засунь в карман брюк или в носок на лодыжке.
― Если ты забыл, то главный тут я.
― Я в курсе.
― И вообще...
― И вообще, ага. Давай ты не будешь мне рассказывать, какой ты ого-го и ля-ля-ля? Хотя бы не сейчас, момент не лучший. Потом ― сколько влезет.
― Я удивлён, ― хмыкнул Хань, перехватив пиджак поудобнее.
― Чем это?
― Тем, что тебя отчислили только сейчас. По-моему, ты не должен был и недели продержаться после поступления.
― Иди к чёрту, ― привычно ответил на это Кай и толкнул дверь.
Внутри бар вполне походил на заведения подобного класса в центре города, и Хань ничего подозрительного там не углядел. Стойка, бармен, посетители и пара столов под зелёным сукном для бильярда. Так обычно, что даже тоскливо.
― Не стой столбом, заказ сделай, что ли, ― шепнул ему Кай и подтолкнул к стойке.
― А сам?
― Мне не продадут.
Хань вспомнил, что имеет дело со студентом, и вспомнил о "возрастном пороге" в двадцать три года. В самом деле, Каю точно спиртное не продадут. Выглядел он, конечно, старше, чем был на самом деле, но истинный возраст легко определялся по его фигуре: стройный, гибкий и пластичный, как юноша, у которого только начали нарастать мышцы на костях. Плечи широкие, но ещё суховатые и слишком твёрдые. Хотя Хань находил это по-своему привлекательным и с удовольствием сейчас бы провёл ладонями по плечам Кая. Жаль, что нельзя.
― Скотч и... ― покосился на топтавшегося рядом Кая, ― и кофе. С молоком.
Бармен поджал губы, плеснул в стакан скотча, затем смерил Кая оценивающим взглядом и занялся приготовлением кофе. Хань забрал стакан, оставив вместо него на полированном дереве смятую купюру, повернулся лицом к залу и поискал место, чтобы присесть. Присмотрел угол у входной двери и кивнул Каю. Тот как раз получил чашку кофе и пошёл следом за ним.
Устроившись у входа, они пару минут сидели в тишине и изучали посетителей.
― Вон те двое, ― Хань незаметно указал на парочку, торчавшую у лестницы, ― у них тату на руках, вроде бы из "стайных".
― Мелко, ― пробормотал Кай. ― Не так уж и крута "Стая", чтобы позволить себе крупный заказ. Точно перекупают оружие у рыбок посолиднее. Нужен кто-нибудь из "Валетов" или "Ловких".
― Почему?
― Потому что это порт. А кого ты рассчитывал тут найти? В этой части города кто держит порт, тот держит всё. Порт держат "Ловкие".
― "Валеты" тогда при чём?
― Ты же читал материалы, ― удивлённо отозвался Кай и посмотрел на него, чуть вскинув брови. Его губы влажно блестели от кофе, заставляя мозги Ханя буксовать на месте. Пожалуй, в компании Кая ему не суждено выполнить это задание никогда.
― Э... "Валеты"...
Что-то в материалах было на них, но Хань никак не мог вспомнить, что именно.
Кай вздохнул, поставил чашку на стол, вцепился в рубашку Ханя и притянул его к себе. Горячим дыханием опалило ухо, и Хань блаженно закрыл глаза.
― Я весь твой, помнишь? Тогда сосредоточься на деле, идёт? За успехи буду выдавать бонусы.
― Звучит заманчиво, ― пробормотал Хань, потеревшись губами о твёрдый подбородок.
― Будет ещё лучше, чем звучит. Ну так что? ― Кай отстранился, взял чашку и поднёс её к губам.
― "Валеты" торгуют информацией, кажется.
― Именно. Проще говоря, они должны знать больше, чем остальные. Поэтому попробуем сцапать "Ловких" или "Валетов". Получим зацепки и сможем двигаться дальше.
Хань тихо угукнул и принялся разглядывать посетителей внимательнее. Вдохновение и энтузиазм вернулись, словно никуда не уходили. К тому же, было чертовски приятно лапать колено Кая под столом. И вдвойне приятнее потому, что Кай не возражал и делал вид, что ничего не замечает.
Именно Хань выцепил одного из "Валетов" среди посетителей, сжал пальцами колено Кая под столом и тихо зашипел:
― Слева, вон тот, в тёмной рубашке.
Кай отставил уже пустую чашку, откинулся на спинку стула и посмотрел в указанном направлении.
― Угу... Надо разделиться. Один последит, второй устроит засаду. Я лучше знаю местность, значит, мне и устраивать засаду.
Он резко поднялся, умудрившись провести ладонью по бедру Ханя, отступил в сторону и двинулся к выходу. Хань проводил его озадаченным взглядом. Вот чёрт...
Хань устремил тоскливый взор в сторону человека в тёмной рубашке и поднёс к губам стакан. Этот "Валет" был рослым и крепким, да и казался опытным. А если ничего не выйдет? Всё-таки Хань собирался заняться слежкой впервые в жизни. Слабаком он себя не считал, но понимал, что он мельче и гораздо легче предполагаемой жертвы. На одной грубой силе тут не выехать. Каю в этом плане тоже ничего не светило. Утешало лишь то, что "Валет" один, а их двое. "Повалить и затоптать", ― грустно решил сам для себя Хань.
"Валет" смял бычок о стеклянный край пепельницы, поднялся, похлопал по плечу собеседника и двинулся к выходу. Хань тут же вскочил и кинулся за ним, и немедленно замер столбиком, ибо "Валет" свернул вдруг налево и толкнул дверь в уборную. Хуже того, на пороге он обернулся и точно заметил Ханя. Пришлось с невозмутимым видом двинуться следом, зайти внутрь и пристроиться рядом.
Хань и "Валет" молча покосились друг на друга и синхронно вжикнули молниями, не менее синхронно уставились друг другу в руки. Хань закусил губу и почувствовал себя непримечательным, а вот "Валет" наоборот гордо расправил плечи. Ну ещё бы, как он вообще такую штуку в штаны запихнул?
Под звук громкого журчания рядом Хань мысленно умолял "маленького Ханя" сделать "пи-пи", тот, видимо, из чувства своей незначительности рядом с монстром "Валета" мольбы проигнорировал. Вот так всегда... Момент Жэ стремительно надвигался по всем фронтам.
― Проблемы? ― пробасил "Валет".
― Нет, ― вздохнул Хань. ― Это он от восхищения.
― О... ― явно растерялся "Валет", поглазел на себя, на Ханя, снова на себя. ― Угу.
Он неторопливо застегнулся, вымыл руки и исчез за дверью.
Хань с тоской уставился в потолок.
― Я в полной заднице...
Будто согласившись с этим, "маленький Хань" взбодрился и вспомнил о недавних мольбах. Ополоснув руки, Хань рванул следом за "Валетом". В баре не увидел, поэтому выскочил наружу и завертел головой. Тёмная рубашка мелькнула возле контейнеров метрах в тридцати от бара, и Хань кинулся туда, на ходу пытаясь нашарить пистолет. И следовало поспешить, потому что "Валет" между контейнерами затерялся.
Хань стиснул рукоять пистолета и огляделся. Так... Вот зелёный контейнер, дальше грязно-жёлтый, вроде бы тут и свернул. Контейнеры стояли близко друг к другу, но между ними оставалось достаточно места, чтобы могли пройти сразу три человека разом. Проход убегал вперёд к полосатому ограждению, за которым плескались мутные волны, однако Хань никого не увидел. Он уже собрался пройтись чуть дальше и посмотреть на соседний ряд, как из-за коричневого контейнера выкатилась крышка от мусорного бака. Ага!..
Хань кинулся вперёд по проходу, притормозил у дальнего выступа коричневого контейнера и осторожно выглянул. Там полагалось стоять ещё одному контейнеру, но контейнера не было. И на свободном месте как раз сцепились Кай и "Валет". Похоже, "Валет" отправил Кая немножко полетать, тот приземлился на мусорные баки, а крышка одного из них и выкатилась в проход.
Кай выбрался из груды мусора, явно не обрадовался встречающему его "Валету" и поприветствовал того ногой в лицо. "Валет" приветствие не оценил, ещё бы, должно быть неприятно получить пяткой по скуле ― даже вскользь. Он помотал головой и попытался поймать Кая. Уж куда там, Кай точно не испытывал желания повторить недавний полёт и легко ускользнул. Выругавшись сквозь зубы, щедро наподдал ногой под зад. Пока "Валет" по инерции после придания ускорения пинком делал пару шагов к стенке контейнера, Кай подхватил с земли крышку от мусорного бака. Наверняка собрался приложить крышку к голове "Валета". С размаха.
Не успел.
"Валет" стремительно развернулся и наставил на Кая пистолет. Картина умиляла просто: один тычет в другого пистолетом, а другой держит в руках металлическую крышку так, словно это рыцарский щит.
Хань сильно сомневался, что импровизированный щит в состоянии отразить пулю. Пуля же в организме Кая его не устраивала ни в каком виде. И он совершенно позабыл о том, что это лишь игра, поэтому без раздумий выметнулся из-за контейнера, запрыгнул на спину "Валету" и со всей дури шарахнул по голове рукояткой пистолета собственного. "Валет" рухнул лицом вниз на землю, как подрубленное дерево.
― Ну ты даёшь... ― оклемавшись спустя минуту, проворчал Кай и отбросил уже бесполезную крышку в сторону.
Хань поднялся на ноги, небрежно отряхнул брюки и постарался невозмутимо сунуть пистолет за пояс. Попал раз на третий или четвёртый ― руки дрожали.
― Надо машину подогнать, ― решил он. ― Такую тушу не дотащим прямо так.
― Угу. ― Кай подобрал пистолет "Валета" и сунул в карман, поигнорировав возмущённый взгляд Ханя. ― Я тут его свяжу как следует, а ты за машиной, идёт?
Хань хмуро поплёлся за машиной. Спорить и даже просто разговаривать не хотелось. Он уже вспомнил, что это всего лишь игра, а Кай ― подделка, а не настоящий человек, но всё равно было не по себе.
Машину он подогнал к контейнерам через три минуты, потом помог Каю дотащить качественно связанного "Валета" и запихнуть в салон.
― Чем это ты?
― Его же тряпками.
― Надёжно?
― Ещё как.
За руль снова сел Кай.
― Только не говори, что мы повезём это ко мне домой, ― встрепенулся Хань.
― А куда ещё?
― С ума сошёл? На кой чёрт он мне?
― А где ты предлагаешь его допрашивать? У тебя дома нам хоть никто не помешает.
Хань мрачно уставился на дорогу впереди и промолчал. В самом деле, дома допросить кадра удобнее всего, но именно Ханю кадр жутко мешал, потому что у Ханя хватало планов на Кая, а, как известно, работа и личная жизнь слабо сочетаются.
― Думаешь, он хоть что-то расскажет?
― Куда денется?
Когда они добрались до дома Ханя, осознали новую проблему. Вокруг вообще-то ходили люди, и они вряд ли бы оценили по достоинству картину с вытаскиванием связанного человека из салона.
― Можно завернуть в покрывало, в багажнике есть, ― предложил Хань. ― Типа купили что-нибудь из мебели, тащим вот.
― Мебель в виде человека, ага... Статую уж тогда. Долбани ему ещё по голове, пока я найду у тебя в багажнике покрывало.
― Зачем?
― Затем, что статуям полагается быть неподвижными.
― А...
Хань забрался на сиденье с ногами и осмотрел "Валета". Тот ещё был в отключке, но мало ли, вдруг в самом деле очухается не ко времени. Нашарив пистолет, Хань оглядел жертву и прикинул, куда бы приложить. Не успел. Кай распахнул дверцу, фыркнул, небрежно замотал "Валета" в покрывало, чуть выволок из салона и долбанул ему по голове дверцей.
― Вылезай и хватай за ноги.
― Угу...
Хань спрятал пистолет, вылез из машины, обошёл вокруг и ухватился за ноги "статуи".
― Вот козёл... Тяжёлый какой...
― А ты чего хотел? Понесли уже.
Пыхтя и ругаясь, они доволокли "Валета" до крыльца, мило улыбнулись дамочке с букетом в руках, которая не менее мило улыбнулась им в ответ и заботливо придержала дверь, чтобы они могли пройти вместе со своей ношей. Потом Кай неосторожно впилился головой "статуи" в перила лестницы. "Статуя" застонала, заставив Ханя и Кая замереть.
― Твою мать... ― пробормотал Хань. ― Ещё раз и посильнее?
Они переглянулись, вздохнули и врубили "статую" головой в перила ещё разок. "Статуя" застонала громче.
Кай посмотрел куда-то вверх, что-то неразборчиво рыкнул и врезал локтем куда придётся. "Статуя" хекнула и заткнулась.
― Понесли! ― скомандовал Хань и кивнул в сторону лифта.
В кабину они втиснулись вместе с ношей именно тогда, когда какому-то дедку приспичило вползти в дом.
― Подождите меня, пожалуйста!
― Жми на кнопку! ― зашипел Кай Ханю, но Хань был воспитанным человеком, которого приучили уважать старших. Игра или нет, а рефлексы оказались сильнее.
― Спасибо, ― дребежащим голоском поблагодарил их старичок, улыбнулся Ханю и встал у створок, повернувшись спиной к "статуе". Слева от "статуи" торчал Кай, справа у пульта переминался с ноги на ногу Хань. Оба таращились на затылок старичка и мысленно умоляли его либо выйти пораньше, либо не оборачиваться.
Старичок немедленно обернулся и уставился на покрывало.
― Трупы таскаете? ― поинтересовался он, заставив Ханя мысленно взвыть: "Я в полной заднице!"
― Статуи, ― широко улыбнулся дедку Кай и похлопал "статую" по покрывалу в районе... В районе. "Статуя" рефлекторно дёрнулась, хорошо, что старичок в тот миг стал отворачиваться и ничего не заметил.
Хань бросил в сторону Кая убийственный взгляд, тот виновато пожал плечами и озадаченно осмотрел "статую". Наверное, прикидывал анатомию с поправкой на рост.
― А из чего? Гипс? ― Старичок вновь обернулся и собрался пощупать под покрывалом.
― Дуб, ― быстро отозвался Хань. ― Работа ещё не закончена, рано показывать.
― А, у вас тут студия, ― мелко закивал старичок. ― Так вы оба статуи вырезаете?
― Он рисует, а я выдалбливаю, ― вежливо отозвался Кай и неподражаемо проигнорировал грозящего кулаком Ханя.
― Из чего выдалбливаете? ― растерялся старичок.
― Из цельного бревна, ― не моргнув глазом, ответил Кай. ― Долото, стамеска, топорик там...
"Ты что несёшь?" ― одними губами проартикулировал Хань, заодно пообещав жестами прикончить Кая с особой жестокостью.
"Пургу. Не нравится ― ври сам", ― в той же манере ответил Кай, когда дедок отвернулся.
― Тяжело вам, наверное, приходится, ― вздохнул дедок. За его спиной немедленно активно зашевелилась "статуя". Хань ухватил "Валета" за плечо, не помогло, тот вырывался и даже наступил ему на ногу. Хань рефлекторно дёрнул коленом вверх. "Статуя" сложилась пополам и издала невообразимый звук. Почти одновременно Кай тоже дёрнул коленом вверх и впечатал его в район головы "статуи", заставив её выпрямиться у стенки и придержав рукой. Честно глядя в глаза обернувшемуся дедку, Кай потёр левой рукой живот, улыбнулся и виновато сообщил:
― Голодный как волк.
― Эх, молодёжь... ― Старичок вышел из лифта, выпуская из кабины Ханя и Кая вместе со "статуей", зашёл обратно, помахал им и благополучно продолжил подъём на верхние этажи.
― Пронесло... ― выдохнул Хань.
― Угу. Потащили скорее, пока ещё кто-нибудь не прицепился.
Кое-как они заволокли добычу в квартиру, заперлись там и перевели дух.
― Куда его теперь?
― Посадим на стул, привяжем, а как очухается, допросим, ― решил Кай и отправился искать стул. Нашёл тяжёлый и массивный, поставил в центре гостиной. Сообща усадили "Валета", прикрутили к стулу простынями, сунули в рот большую губку для душа и свалились на диван без сил.
― Ты мне сюрприз обещал, ― напомнил Хань, глядя в потолок.
― Прямо сейчас?
― Ну...
― Тогда пошли в душ.
― Зачем?
― Удобнее будет.
― Тогда подожди, дай в себя прийти. А этот... этот не сбежит?
― Неа, я его хорошо прикрутил. Если и соберётся, сначала мы услышим грохот.
― Тогда пошли.
В душ в любом случае стоило сходить, потому что оба вспотели, пока таскали тушу "Валета" по всему городу.
Кай притормозил у порога, пытаясь на ходу сбросить со ступней кроссовки. Хань обернулся, проследил как с виска сбежала к подбородку капелька пота, не выдержал, ухватился за футболку и дёрнул Кая к себе. На пол громыхнулась полка для мыла и шампуня. Кай сердито зашипел от боли в ушибленном плече, но Хань ловко потянул футболку вверх, закрыв его голову, зато открыв шею, плечи, грудь и живот. Пробежался пальцами по смуглой коже и прижался губами к шее. Пока он безнаказанно исследовал шею Кая, тот умудрился выпутаться из футболки и взяться за Ханя. Вниз загремела ещё одна полка.
― Придётся ремонт делать, ― задыхаясь, пробормотал Хань и снова припал к шее губами.
― Ну извини... ― Снова что-то загремело.
― Фигня, ― решительно отмахнулся Хань и провёл языком по коже, повторяя линию ключицы. Почему-то носки промокли, потом Хань поскользнулся и едва не загремел сам, но удержался на ногах, ухватившись за плечи Кая. Через минуту им на головы полилась вода. Раздевались дальше они уже медленно и неторопливо.
― Так что за сюрприз? ― пробормотал Хань, запустив пальцы во влажные тёмные волосы.
― Узнаешь, ― хмыкнул Кай, притянул к себе и заставил повернуться лицом к стене. Хань блаженно откинул голову ему на плечо и зажмурился. По телу скользили горячие ладони, гладили, иногда чуть сжимали. Пальцы беспокоили то лёгкой щекоткой, то твёрдыми прикосновениями. И Хань всё-таки шумно вздохнул, когда эти ладони уверенно опустились ниже живота. Всего одно скользящее касание ― и ощущение тяжести в паху стало невыносимым.
Кай пристроил подбородок на плече Ханя, прикрыл глаза и обеими руками провёл по животу, пальцами твёрдо сжал ноющую от возбуждения плоть и провёл по всей длине, заставив Ханя тихо застонать. Бесстыже дразнил обещанием быстрой развязки, а после внезапно вновь начинал гладить живот Ханя или грудь. Тело реагировало на такие обломы болезненным неудовлетворением. Контраст от смены ощущений сводил с ума: близость разрядки и неудовлетворение сменяли друг друга, не позволяя остановиться на чём-то одном.
Хань зажмурился с силой, рванулся прочь и толкнул Кая к стене. Мерзавец широко улыбался. Ну ладно...
Хань прижался к нему, провёл ладонью по груди, животу и остановился только тогда, когда коснулся твёрдой плоти. Улыбка Кая бесследно испарилась, зато в глазах затанцевали опасные искорки.
Пускай. Интересно, как долго Кай сам сможет выдержать?
Хань без колебаний принялся делать с Каем то же самое, что Кай минуту назад делал с ним. Крепко обхватывал пальцами, проводил то мягко, то жёстко, а потом словно бы забывал об этом и гладил смуглую кожу на животе или груди.
Глупая игра. Они оба хрипло дышали, пытались поймать руки друг друга или друг от друга ускользнуть, а в итоге просто замерли под струями воды, соединив губы в долгом поцелуе.
Кай потянул Ханя за собой, забыв о полотенце и одежде. Впрочем, забыли оба. А после Хань шлёпнулся на кровать и озадаченно моргнул, когда Кай обошёл вокруг кровати.
― Что ты...
Кай плюхнулся на кровать рядом, только в обратном положении: теперь его голова была рядом с коленями Ханя, а голова Ханя ― рядом с коленями Кая.
― Это просто любопытство, ― пожал плечами Кай и кончиком пальца медленно повёл от колена к бедру.
Хань молча смотрел на него и соображал. Додумался, когда Кай добрался до внутренней стороны его бедра и слегка поцарапал кожу короткими ногтями. И обречённо закрыл глаза, ощутив мягкое прикосновение губ к низу живота. Через минуту, правда, глаза открыл и протянул руку, чтобы провести ладонью по бедру Кая. Немного сдвинулся, чтобы было удобнее, тронул смуглую кожу кончиками пальцев, оценивая реакцию, а затем уже смело обхватил слабо пульсирующий ствол и лизнул, словно пробовал на вкус мороженое. Немедленно зажмурился от ответного прикосновения и чуть не задохнулся от острого наслаждения, затопившего тело. Со сдавленным стоном он облизнул головку и обхватил губами, пальцами то сжимал у основания, то дразняще гладил бедро или чувствительную кожу в паховой складке.
Поначалу ещё было ничего, но вот потом Хань чётко осознал, насколько трудно доставить удовольствие кому-то, когда одновременно испытываешь удовольствие сам. Мысли в голове путались так, что он просто забывал о собственных намерениях, пока Кай губами, пальцами и языком творил с ним нечто запредельное. В итоге Кай заставил его вытянуться на простынях и продолжил, правда, добавил для остороты ощущений два пальца.
Хань плавился от приятных ощущений и сжимал в руках несчастную подушку, с помощью которой пытался глушить собственные стоны. Он задыхался ― он нежности губ, скользивших по его плоти, от грубости ладони, что могла или твёрдо сжать, или жёстко ударить, от быстрых касаний языка, от двигавшихся внутри него пальцев, мягко растиравших стенки и усиливавших все ощущения раз в десять.
Пока Кай удерживал его бёдра, он вздрагивал всем телом и пытался вспомнить, как сделать вдох или выдох. И боялся, что сердце всё-таки разорвёт в клочья, потому что оно бешено колотилось в груди с такой скоростью, что это не могло не пугать. И после реальность на время перестала его беспокоить вовсе. Любая реальность ― настоящая или игровая. Обе могли идти к чёрту.
Хань не знал, сколько времени ему потребовалось, чтобы вновь начать воспринимать мир вокруг себя. Он приподнялся и обнаружил Кая рядом, тот лежал, закинув руки за голову и прикрыв глаза.
Стало немного стыдно, и Хань отвернулся. Подумал немного, повернулся обратно и пальцами коснулся груди Кая.
― Что?
― Прости.
Кай открыл глаза и посмотрел на него с недоумением.
― Ну... я не смог... и...
Тихое фырканье в ответ.
― Это нормально. Мне так и говорили, просто интересно было попробовать. К вопросу об экстриме.
Кай немного задумчиво улыбнулся и потянулся, выпрямив руки. Расстроенным он не выглядел, хотя Хань на его месте уж точно бы расстроился.
― Так и лежи, ― решительно заявил он опешившему Каю и улёгся поудобнее.
― Какого чёрта ты... ― Кай быстро заткнулся и плюхнулся обратно, не успев толком приподняться. Хань прижал ладонь к его животу, строго посмотрел и с энтузиазмом принялся за дело. Так-то лучше ― ничто больше не отвлекало, а настроение было радужным после недавнего фейерверка из удовольствия с лёгкой примесью безумия.
Он толком не помнил, что именно и как делал с ним Кай недавно, поэтому просто положился на свой опыт. Наклонил голову и провёл языком по солоноватой коже в опасной близости от медленно, но верно твердеющей плоти, где всё отчётливее проступал рисунок вен.
― Ты в курсе, что у тебя тут вот родинка на...
― О чёрт... ― хрипло выдохнул Кай. ― Собираешься дрочить на какую-то там родинку?
― Я пошутил, ― хмыкнул Хань, прижался губами к горячему стволу и тихо засмеялся, прекрасно отдавая себе отчёт, как именно это подействует на Кая.
Эффект оказался что надо.
― Лежать! ― рыкнул он и продолжил сладкую игру, слизнув выступившую каплю смазки. Ему это нравилось, тем более, что на эксперименты потянуло Кая. Обычно ― в настоящей реальности ― на эксперименты тянуло Ханя, и он редко встречал понимание, а тут такой... воистину приятный сюрприз.
Кай был горячим. Везде. Хань зажмурился от удовольствия, ощутив пульс Кая у себя во рту, выпустил и снова облизнул, провёл губами по всей длине с левой стороны, вновь позволил проникнуть в себя, запустил за щеку, медленно сжимая пальцами у основания и нагнетая возбуждение, почти доводя до предела, но не позволяя достичь его.
Простыня под пальцами Кая чуть ли не трещала. Тихий низкий стон вызвал мягкую улыбку на губах Ханя. Этот горячий мальчик сейчас принадлежал только ему, и он испытывал ошеломляющий восторг просто от осознания этого факта. И даже то, что "горячий мальчик" ― плод чьей-то фантазии, не могло огорчить Ханя.
Вторым приятным сюрпризом стало то, что Кай умудрился продержаться долго, превратив обычную любовную игру в своеобразное состязание на выносливость. Хань терпеливо мучил его, а он всё сильнее стискивал в пальцах влажные от пота простыни. Когда же Хань победил-таки в этом соревновании, без сил на кровати вытянулись оба.
Кай немного сердито отстранился, едва Хань попытался обнять его. С коротким смешком Хань притянул его к себе, тронул губами висок и притих, вслушиваясь в постепенно успокаивающееся дыхание.
Грохот в гостиной заставил обоих подскочить и заметаться в поисках одежды ― они вспомнили, что в квартире не одни.
Захваченный "Валет" ухитрился упасть на левый бок вместе со стулом и проползти полметра к двери. Кай и Хань совместными усилиями вернули стул на место и осмотрели пленника. Тот таращился на них выпученными глазами и жевал губку во рту.
― Как думаешь, он сам всё расскажет, или стоит прищемить ему хвост? ― задумчиво спросил Кай и немедленно удостоился злобного и опасливого одновременно взгляда от "Валета".
― Сам расскажет, ― легкомысленно махнул рукой Хань и выдернул губку изо рта у пленника. Тот тут же разразился потоком ругательств, поэтому Кай отобрал у Ханя губку и запихнул обратно. "Валет" что-то там себе мычал, а Хань размышлял на тему "прищемить хвост".
― Пригляди за ним, я сейчас.
Хань сунул нос в шкаф, порылся в тумбочках и вернулся в гостиную с паяльником в руках.
Кай выразительно вскинул бровь и хмыкнул.
― Ну, вставим ему в задницу и включим, ― пояснил Хань. ― Вроде бы хорошее средство.
"Валет" замычал громче, дёрнулся и свалился на пол вместе со стулом. Когда Кай снова усадил его нормально, бедняга таращился на Ханя с непередаваемым ужасом в глазах.
― Думаешь, лучше засунуть в него вибратор? ― осмотрев паяльник, уточнил Хань на всякий случай.
"Валет" отчаянно закивал, видимо, альтернатива паяльнику сделала его счастливым. Кай пожал плечами и выдернул губку изо рта бедняги.
― Всё расскажу, ― заявил тот, едва смог говорить нормально.
― Отлично. Кто торгует оружием? ― Хань уселся напротив "Валета" и принялся поигрывать паяльником как пистолетом.
― Сохранение игры. Выход. Вы исчерпали свой лимит игрового времени, господин Лу. Подтверждаете сохранение игры? ― не ко времени прозвучал шелестящий голос системы.
― Да.
Хань поморгал, покрутил головой и убедился, что удобно полулежит в кресле внутри кабины. Когда он покидал зал, знакомый пожилой мужчина сообщил, что завтра выходной, поэтому поиграть в следующий раз можно будет лишь через день. Это обстоятельство вызвало досаду. Ханю хотелось вернуться в игру немедленно, а приходилось ждать целую вечность.
Пауза
Идёт сохранение игры
Загрузка
Идёт сохранение игры
Загрузка
Хань не искал встречи с Ифанем намеренно, вышло случайно. Он даже собрался мгновенно удрать, заметив рядом с Ифанем Чунмёна, но не успел.
― Добрый день, ― улыбнулся ему Чунмён и мёртвой хваткой вцепился в рукав. ― Смотри-ка, кого я добыл?
― Удивляюсь твоему умению выуживать экзотику, ― проворчал Ифань с неподражаемо невозмутимым лицом. ― Как у тебя дела?
― Ну... ― Хань отчаянно пытался разогнуть пальцы Чунмёна.
― Как работа?
― Да так.
― Мы как раз перекусить хотели. Присоединишься? ― Тон Чунмёна не подразумевал отказ, только согласие.
Через несколько минут они втроём сидели в кафе и изучали меню. Хань заказал себе только кофе, потом сидел, смотрел в чашку и ждал. Раз уж его так настойчиво приглашали, значит, чего-то хотели. Однако ни Чунмён, ни Ифань к делу пока перейти не соизволили, поэтому Хань решил поторопить события и спросил о том, что его интересовало:
― Вы что-нибудь знаете о КВИ?
― Ты в своём уме? Зачем тебе эта мерзость? ― удивился Ифань и передвинул принесённый официанткой салат поближе к Чунмёну. ― К этой дряни быстро привыкаешь. У тебя, вроде, не так всё плохо с реальностью, чтобы жить в фантазиях.
― Спасибо за диагноз, но я не об этом. Как эта штука вообще работает?
― Тебя интересует точка зрения специалиста или сойдёт на пальцах? ― Чунмён тонко ему улыбнулся и кивнул в ответ на незаданный вопрос. ― Я работаю в этой сфере.
― Ого. Давай на пальцах, ― решил Хань.
― КВИ базируются на обычных виртуальных играх, просто у них более удобное оборудование. Игрок сидит в кабине, ему ничто не мешает, он может хоть как крутиться в реальности без опаски сломать себе что-нибудь. Погружение в виртуальность идеальное. Лишь у единиц бывают проблемы с загрузкой, обусловленные особенностями мозговой деятельности. Сами по себе все эти процессы безвредны, они лишь позволяют игроку свободно находиться в выдуманном мире. Эти миры временно реальны и идентичны настоящему миру, но работают по программам. Ничего сверхстранного или хитрого. Просто виртуальность. Компликация ― расширение и усложнение. Тут программы решают далеко не всё. Точнее, программы для КВИ более общие, что ли. Базовые. Всё, что сверху, проекция фантазий. Простые виртуальные игры помещают игрока в кем-то придуманный мир с определёнными постоянными законами, а КВИ помещают игрока в его собственные фантазии. Это сложнее. К тому же компликация подразумевает, в теории, психокоррекцию. Многие игроки даже говорят, что одна КВИ гораздо ценнее, чем сто визитов к лучшему психоаналитику, но пока это не было доказано специалистами. Честно говоря, КВИ вообще невозможны для одного игрока. КВИ работают только на стыке двух разумов, когда игроки уравновешивают фантазии друг друга. Например, ты хочешь парить и летать сам по себе, а другой игрок ― бац! ― думает о гравитации. Ну и ты не полетишь, ясное дело. Только по-нормальному, на самолёте, например. Или другой игрок хочет уметь дышать под водой, а ты точно помнишь, что под водой дышать никак. Облом снова. Равновесие. Это на пальцах, конечно, всё намного сложнее на самом деле. Ну и КВИ ― явление новое, их ещё тестируют...
― Минуту! ― помахал рукой Хань. ― Два игрока?
― Или больше. Два игрока ― это минимум. Один игрок в КВИ играть не может. Это первое правило, написано крупно сразу же на первой странице. Ты инструкцию читал?
Хань никакую инструкцию в глаза не видел, хотя ему предлагали. Теперь же он вдруг осознал, что Кай может быть и вовсе не плодом чьей-то фантазии, а вполне реальным... Минуту! Реальным?
"Я в полной заднице..."
― Водички? ― любезно поинтересовался Ифань.
― Нет, спасибо, ― буркнул Хань.
― Кстати, Фань говорил мне, что ты здорово разбираешься в экономике и...
"Фань" бесило, потому что... Ладно, неважно.
― И что? ― довольно грубо перебил Чунмёна Хань.
― А ты пробовал преподавать?
― Чего?
― Преподавать в университете. Фань говорил, у тебя ещё и степень там какая-то есть. Вот, ― Чунмён положил на стол перед Ханем пластиковую карточку с контактами и названием университета, ― собеседование и отбор они проводят в среду и четверг. Просто сходи, поспрашивай, а? Вдруг тебе станет интересно? Фань говорил, ты не особенно любишь заниматься этим на практике, но любишь теорию и новые идеи. Думаю, тебе может понравиться. Ну и за спрос не бьют, мало ли.
― У него куча дипломов, ― лениво отметил Ифань и легко коснулся ладонью головы Чунмёна, чуть взлохматил волосы. ― Просто Хань ― это большая упрямая задница с непомерными амбициями.
― Что? ― зашипел на него возмущённый подобным определением Хань.
― Правда глаз колет? ― подмигнул Ифань.
― Это лишь твои безосновательные грязные инсинуации! ― Хань повернулся к Чунмёну. ― По поводу КВИ... А если игрок там погибает, что тогда?
― Маловероятно.
― Почему?
― Потому что каждый человек склонен считать себя главным героем, вокруг которого вертится весь мир. В КВИ игрок влияет на игру. Существенно. В случае опасности игрок себя спасёт так или иначе. Насколько я помню результаты тестов... Никто не погибал. Ни разу. Если ты сам играл, то должен был заметить, что в игре ты всегда покруче, чем в реальности. К слову, даже если ты будешь играть в разные игры, всё равно в каждой из них так или иначе будут реализовываться твои мечты. Подсознание, сам понимаешь. Это такая штука, которую сложно обойти. Проще говоря, игрок в игре и игрок в реальности ― это два различных понятия. Например... Ну вот например, если ты играл, какое у тебя в игре было занятие? Профессия?
― Спецагент.
― Угу. А в реальности ты хоть раз занимался чем-то подобным?
― Нет, конечно.
― Именно. Твоё подсознание выбрало такой род занятий просто потому, что тебе на самом деле это нравится. Непредсказуемость, много людей вокруг, искать к ним подходы, встряска, импровизация, изучение, новые перспективы... Ну и прочее в этом духе. Поэтому я тебе ещё раз советую сходить на собеседование в университет. В игре это всё преувеличено, поэтому преподавательская деятельность...
Хань легкомысленно отмахнулся и допил свой кофе.
― А второй игрок?
― А что со вторым игроком? Это такой же игрок, как и ты. Все закономерности для него работают так же, как для тебя.
― То есть, в игре он тоже отличается от себя реального?
― Конечно.
― Угу... ― Хань рассеянно сунул в карман карточку с адресом и контактами, попрощался с парочкой и побрёл домой.
В голове назойливо крутилось всё, что вывалил на него Чунмён. Реальности, фантазии и игроки. Чёрт возьми, а если Кай реален? Чутьё подсказывало Ханю, что информацию об игроках в компании добыть не выйдет. Да и имя могло быть придуманным, что-то вроде ника. Скорее всего, так оно и было, потому что просто Кай. Это только Хань мог использовать настоящее имя, потому что не располагал опытом.
И Чунмён всё-таки прав ― Ханю нравился собственный образ в игре, как и выбранное занятие. Возможно, в реальности он вовсе не хотел быть спецагентом, но вот кем-то похожим...
Например, ему очень даже понравилась реакция пойманного типа на паяльник. Ну то есть... Вот чёрт.
Хань выудил из кармана карточку, повертел в пальцах и прикинул, что лица студентов на экзамене ему понравятся ничуть не меньше. Особенно ― их лица после его дополнительных вопросов.
Сходить на собеседование не помешает. И он сходит. Но после того, как разберётся с игрой и Каем.
И Ханю всё больше хотелось узнать, какой Кай в реальности. Ведь если Чунмён прав, и в игре во многом воплощаются подсознательные желания...
Это любопытно.
@темы: EXO, CVG: random, fanfiction, K-pop
I have another wind to ride ©
Название: CVG: random или КВИ: метод научного тыка
Автор: Корейский Песец
Пейринг: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань), фоном пробегали Крис/Сухо
Рейтинг: 18+
Жанр: футуристика, vrl-AU, юмор/стёб, пост-киберпанк
Размер: 21 000
За баннер большое спасибо Loquena
Предупреждения: CVG - complication virtual games или КВИ - компликационные виртуальные игры. NB! Действие происходит в двух разных реальностях.
Примечания: порненько, задорненько, не вызывает привыкания - просто комедия на поржать с соответствующей атрибутикой.
Краткая суть метода научного тыка — ткнуть случайную кнопку и запомнить, что из этого вышло. Как только все кнопки будут перетыканы — техника будет освоена. Если же все кнопки уже перетыканы, а изучаемый аппарат всё равно не заработал как надо — приходится читать инструкцию (с) Lurkmore
«Виртуальная реальность и игры в виртуальной реальности обладают огромным потенциалом в области борьбы с психологическими блоками и психическими отклонениями. С их помощью можно как провести лёгкую психокоррекцию, так и помочь человеку определиться и раскрыть латентные способности. И можно с их помощью также сделать повреждённый разум цельным. Самое главное — уметь отличать, где именно заканчивается реальность и начинается виртуальность, и уметь возвращаться обратно».
Отрывок из научной статьи, которую сочли сомнительной в 20 веке
Исходная комбинация:
Валет Бубен, Восьмёрка Бубен и Валет Пик
Творческая и непостоянная личность окажется на распутье.
Путаница, где за очевидным скрыто гораздо больше, чем кажется.
Человек, любящий опасность, что-то скрывает.
Поспешный роман может завершиться весьма неожиданным образом.
Неожиданности случаются именно тогда, когда их не ждут.
Методом проб и ошибок Хань выявил самый мощный двигатель прогресса в собственной жизни. Как ни странно, им стал тот самый момент, который приключался с ним довольно часто. И наступал этот момент в ту самую секунду, когда Хань отчётливо осознавал одну-единственную вещь: "Я в полной заднице..."
Для краткости и удобства Хань обозвал свой персональный двигатель прогресса "Жэ". Даже пометки делал на страницах настенного календаря, дабы выявить закономерность наступления Жэ и её последствия.
Вообще Хань всегда был умницей и профи, но так уж вышло, что творческое начало оказалось в нём сильнее всех прочих. Стало быть, Ханю требовалось вдохновение. Без вдохновения у него всё буквально из рук валилось. И из-за этого творческого начала Хань постоянно менял как работу, так и близких людей, да и переезжал с места на место каждый месяц.
Вот и в этот раз всё накрылось из-за тяги Ханя к творчеству. Начальник не оценил рвения работника и уволил его к чёртовой матери. Ну подумаешь, кошку побрил под пуделя, зато свежо и оригинально! И хозяйка кошки сама виновата! То ей не нравилось, это... Хань задолбался расчёсывать проклятый вопящий ком меха, зато после бритья заткнулись все. Надолго. Врач, прикативший в карете скорой помощи, сказал, дескать, это от шока. Ну да, от шока. Шока от восхищения творческим подходом Ханя к своим обязанностям.
Хотя ладно, кого он обманывал? Просто работа в кошачьем салоне ему не подходила, вот и всё.
Он глотнул коктейль из банки, прислонился плечом к стене и потыкал пальцем в страницу календаря. Теперь там должно быть на одну Жэ больше, чем раньше.
― Я в полной заднице, ― мрачно подытожил он, когда проверил, сколько денег осталось на карте.
Осознав, что вот оно, то самое заветное Жэ, Хань активировался: перерыл все журналы и газеты, пробежался вокруг дома, но таки увидел на узком табло подходящее объявление.
Кому-то требовались добровольцы для тестирования какой-то программы. Оплата почасовая, кормёжка бонусом ― красота! Хань повторял про себя адрес, пока бежал домой. Нашёл погрызенный карандаш и торопливо записал адрес на стенке рядом с календарём.
Ну вот, теперь Жэ полагалось завершиться завтра в десять утра, потому что Хань с блеском умел проходить любые собеседования ― опыт приличный. А потом уж ему станут платить за каждый час его непосильного и драгоценного труда. И покормят.
Кстати...
На обыск квартиры у Ханя ушёл час. Завершился обыск не блестяще: одно печенье в коробке из-под обуви, пакет с крошками от багета, почти пустая коробка чая и одна проросшая луковица. Никогда прежде Хань не чувствовал себя таким голодным. И когда он посмотрел на то, что ему удалось найти, в животе предательски громко и отчаянно заворчало.
Момент Жэ обострялся голодом, посему завтра Ханю требовалось всеми правдами и неправдами получить первый заработок. Потому что Хань мог сделать всё на свете, но только сытый. Голодный же Хань был ни на что не годен.
Кстати...
Момент Жэ благотворно сказался и на мозговой деятельности Ханя, поэтому он полистал блокнот и позвонил знакомому.
― Да?
― Привет, это я...
Бросили трубку. Ладно. Хань набрал другой номер. Другого знакомого. Никто не ответил. Ну да ничего, рано или поздно, но он до кого-нибудь дозвонится. И тогда, возможно, его накормят ужином.
Через полчаса Хань отбросил телефон и решил, что лучше совершать молниеносные набе... то есть, наносить внезапные визиты, чем звонить. В конце концов, отшить по телефону всегда легко, а вот выставить за дверь очень голодного человека куда сложнее. Особенно если этот очень голодный человек будет демонстративно умирать в муках у двери на глазах у всех соседей, тем самым изрядно подмачивая прежде безупречную репутацию какого-нибудь своего знакомого.
Напрягаться и демонстрировать талант актёра Ханю не пришлось. Ближе всего к нему жил его бывший ― Ифань. Он открыл дверь, молча выслушал объяснения Ханя и раз в десять короче пересказал суть своему новому парню, тот сразу достал из кармана карту и протянул Ифаню.
― Сходите перекусить куда-нибудь вместе. Только очень поздно не возвращайся.
Перекусывали они в небольшом уютном ресторанчике в соседнем квартале. Пока Хань жадно сметал всё со стола, Ифань рассказывал, что работает всё там же, что его нового парня зовут Чунмён, что Чунмён очень добрый и заботливый, из корейской диаспоры, прекрасно говорит на общем языке, и совершенно не похож на самоуверенного и своевольного Ханя, который не в состоянии позаботиться о самом себе, не то что о других.
― Неправда, ― обиженно пробормотал Хань.
― Правда. У тебя даже еды нет.
Тут возразить было нечего. Но это только на время, а вот завтра...
― Вот ты же отличный экономист, увлекался футболом и играл в сборной, ещё и музыку нелохо пишешь. Почему бы тебе не остановиться на этом? Выбери что-то одно и живи спокойно.
Хань пропустил это мимо ушей ― Ифань не понимал сути проблемы. Нельзя делать что-то одно и никогда не терять вдохновения. Не выйдет, не-а. Однообразие убивает вдохновение, и жить так нельзя. Вообще. И Хань не мог так жить, потому что Хань ― разносторонняя и талантливая личность.
― Или вернулся бы домой, что ли...
Ещё хуже. Дома Ханя ждал личный офис в компании отца. Семейный бизнес, да. Успешный, к слову. Но от этого Ханя воротило. Жить на всём готовом не так и плохо, но скучно и бесперспективно с точки зрения вдохновения. Не говоря уж о том, что ориентация Ханя становилась проблемой при таком раскладе. Общество воспринимало личные предпочтения людей спокойно и невозмутимо, но отец и мать жаждали наследников, более заинтересованных в семейном бизнесе, чем Хань. И их не волновало то, что сам Хань о наследниках не думал вовсе.
Нет, возвращаться домой он хотел меньше всего. Ему хватало бесед по телефону с матерью время от времени, а она предлагала помочь деньгами, но он отказывался ― из гордости, и потому что был уверен в собственных силах.
Ифань после ужина сунул ему в руки коробку с купленным в ресторане завтраком, кивнул на прощание и отправился домой, где его ждал "замечательный" Чунмён.
Хань прижимал к груди коробку и бессмысленно пялился на алый фонарь светофора. Не то чтобы он любил себя жалеть или чувствовать себя несчастным, но прямо сейчас ему хотелось сделать и первое, и второе сразу. Ведь он вовсе не плохой, не самоуверенный и не безответственный, просто ему нужно нечто... нечто иное, чем вот тому же Чунмёну, например. Или Ифаню. Или дело просто в том, что Хань любил разнообразие.
Хотя кого он обманывал? Ему приходилось любить разнообразие, потому что иначе у него ничего не получалось.
Кто-то из бывших как-то сказал ему, что он, возможно, действительно замечательный, только эту замечательность пока никому не дано увидеть. И увидеть её они смогут тогда лишь, когда Хань найдёт себя сам.
― Ерунда какая! Я самый... самый... Идиот! Лось почтовый! ― рявкнул Хань, когда промчавшийся мимо фургон окатил его грязной водой из лужи.
Он грустно вздохнул и поплёлся домой в насквозь промокшей одежде.
Ну а чего он хотел? Сегодня ещё не закончилось, значит, Жэ по-прежнему в силе.
В десять утра Хань жизнерадостно заскочил в приёмную и застыл на месте, уставившись на толпу желающих заполучить то же место, что и он. Тут же из двери напротив выскочил щуплый мужичок и принялся возмущённо орать, замахиваясь на секретаря листами анкеты. Суть его претензий Хань не уловил, да и мужичок быстро удрал. Следующий кандидат убежал рысью, несколько других стали медленно отползать к выходу. Те, кто побывал на собеседовании, либо уходили молча и быстро, либо возмущённо орали перед уходом, но Хань так и не понял, из-за чего такая реакция. На прямые вопросы ответа не дал ни один.
Хань пристроился рядом с секретарём ― симпатичной девушкой, "закинул удочку", однако полезной информации так и не получил при всём своём обаянии. В итоге даже ему стало не по себе, когда в приёмной остался лишь он один.
― Прошу вас. ― Секретарь указала ему на дверь кабинета.
Хань прихватил анкету, постучал и заглянул внутрь. За столом в кабинете восседал непримечательный пожилой господин в изящных очках, чуть небрежно сдвинутых к кончику носа.
― Добрый день, проходите, присаживайтесь.
Хань притворил дверь, добрался до кресла и устроился на самом краю.
― Анкету, пожалуйста.
Хань положил листы на стол и озадаченно огляделся. Всё выглядело несколько странно. Да вот та же анкета, в которой вопросы казались чересчур общими и безобидными. Причём там не содержалось ни одного вопроса о предыдущих местах работы, об образовании... Ни одного вопроса из тех, какие обязательно задавали в других местах.
― Что за работу вы вообще предлагаете? ― прямо спросил Хань ― ему надоело ломать себе голову и строить догадки.
― Тестирование комплекса программ, ничего сложного на самом деле. Скажите, что вы знаете о компликационных виртуальных играх? Это так называемые КВИ-технологии.
― Э... ― бессодержательно выдал Хань. Играми он никогда не увлекался, знал, конечно, что виртуальные игры пользовались популярностью, сам играл пару раз когда-то. Игры как игры, чего уж там. Кто-то же в них играет, неужели он не сможет? Поэтому Хань собрался с духом и заявил с железной уверенностью, которой в действительности не испытывал: ― Слышал кое-что.
― О, это замечательно, тогда вы представляете себе суть, верно?
Ни черта Хань не представлял, но активно закивал, изображая осведомлённость. Деньги нужны вот прямо сейчас, а тут ещё и оплата почасовая, и кормёжка, и никаких неприятных вопросов ― одни игры.
― Конечно, я не обладаю теми же познаниями, что и вы, но кое-что... ― поспешно добавил он в надежде, что ему хотя бы намекнут, чем он будет заниматься.
― Это и не нужно. Понимаете, нам необходимо протестировать игровые модели, чтобы убедиться ― в них нет критических ошибок. Понимаете? Вам просто надо будет играть. Играть вы можете столько, сколько пожелаете. Оплата за каждый час, как вы знаете. И вы можете каждый раз начинать игру заново или же сохранять её и играть с места паузы.
― Просто играть? И всё? ― не понял Хань.
― Да. Вашу игру будет отлеживать внутренняя система, все данные и сама игра будут известны только вам. Система просто сработает в тот момент, когда обнаружит критическую ошибку. Она исправит ошибку, и вы сможете играть дальше. За каждую обнаруженную ошибку мы выплачиваем дополнительный денежный бонус.
― Вот как... ― просиял Хань. Жизнь стремительно налаживалась. Тут ещё и бонусы за ошибки дают, ну надо же. И всего-то ― сидеть и играть. Не работа, а лафа.
― Как вы знаете, обычно для виртуальных игр требуются лёгкие приборы, в нашем же случае предусматривается наличие индивидуальной кабины для максимального комфорта, ― увлечённо рассказывал пожилой господин. ― В кабине вы сможете принять любое удобное вам положение, ответите на вопросы ― разумеется, всё строго конфиденциально ― и зададите желаемые параметры игры. Нет никаких ограничений в жанрах, впрочем, не забивайте себе голову мелочами ― система сама поможет вам во всём разобраться и выполнит все ваши пожелания. Инструкцию почитаете. После настройки начнётся загрузка. Принцип работы достаточно сложен, в общих же чертах: загрузка производится путём воздействия на мозг определёнными сигналами, в результате чего вы и попадёте в игру. Выйти из игры вы можете либо сами в любой момент, либо же система сама выведет вас из игры, если вы пробудете там слишком долго без перерыва. Максимальное время непрерывного нахождения в игре ― шесть часов. Рекомендуется пользоваться паузой раз в три часа, чтобы немного отдохнуть и хотя бы попить воды. Оплата ежедневно производится, по количеству отыгранных часов. Хотите подумать или готовы приступить немедленно?
― Готов. Прям щас, ― с энтузиазмом закивал Хань. Наверное, все пугались из-за процесса загрузки, всё-таки виртуальные игры с полностью виртуальной же реальностью появились не так давно, а фраза про воздействие на мозг чем-то там их настораживала. Хань никогда не вникал в детали, но тот же Ифань как-то говорил ему, что всё воздействие сводится к подаче образов на сетчатку глаза в определённой последовательности. Ничего страшного, лишь слегка смахивает на незначительный гипноз или вхождение в транс.
Хань понятия не имел, в каком смысле использовалось слово "компликационные", но всё, что ему соизволили сообщить, выглядело вполне безобидным и даже интересным.
― Прекрасно, прекрасно... Следуйте за мной, ― оживился пожилой господин и провёл Ханя по коридорам в зал, набитый, по всей видимости, ранее упомянутыми кабинами. Судя по цвету активных ламп, примерно половина кабин уже работала на полную мощность.
― Прошу сюда.
Хань послушно забрался в указанную кабину и удобно улёгся в низком кресле, отрегулировал наклон спинки и осмотрелся.
― Ничего нажимать не нужно. Система сама о вас позаботится. Просто расслабтесь и получайте удовольствие. Напитки и еда подаются прямо в кабину. Если пожелаете, то можно даже активировать массажную опцию кресла ― достаточно отдать команду системе. Хорошей игры. ― И пожилой господин закрыл дверь кабины.
На миг Хань оказался во тьме, затем мигнули лампы по бокам, и внутри разлился мягкий и приятный для глаз свет. Перед Ханем повис прозрачный монитор, реагирующий на прикосновения.
Пока он пялился на монитор, прозвучал глухой щелчок, после чего в кабине прошелестел почти бесплотный голос:
― Приветствую вас. Будьте любезны, представьтесь, пожалуйста.
Говорили на общем языке, как и во всех учреждениях. И этот голос мог принадлежать как женщине, так и мужчине. На грани шёпота, но не шёпот. Очень сексуально. Хань невольно расслабился полностью и обмяк в кресле с чувством непередаваемого удовольствия.
― Хань. Лу Хань.
― Приветствую вас, господин Лу. На мониторе укажите, пожалуйста, вашу возрастную группу.
На прозрачном экране засветились два варианта ответа: меньше тридцати и больше тридцати. Хань ткнул пальцем в первый.
― Господин Лу, желаете ли вы включить в игру сексуальные элементы?
― Э... Что?
― Хотели бы вы заняться в игре сексом? Или вы предпочитаете...
― А это возможно?
― Разумеется. У нас предусмотрены все виды игр. Сексуального характера ― в том числе. Вы можете выбрать позднее жанры более конкретно, но если вы желаете разнообразить игру сексуальными элементами или после выбрать игру сексуального характера, мне потребуется задать вам дополнительные вопросы.
― Угу... А... Не будут ли странными ощущения во время... э...
― Реальность игры в плане ощущений полностью соответствует тому, к чему вы привыкли.
― Ясно. Тогда... гм... желаю. Да. Разнообразить. ― Чем чёрт не шутит? Можно и попробовать ― безопасный же секс, ведь полностью виртуальный. К тому же, у Ханя давно никого не было, а... хотелось бы... да вот просто в одной постели полежать ― одного этого бы хватило для хорошего настроения. Особенно после того, как он узнал, что у Ифаня всё отлично, остро ощущал своё одиночество. Пусть даже в игре, но избавиться бы от этого ощущения хоть ненадолго.
― Прекрасно. Господин Лу, укажите вашу ориентацию.
На мониторе замигали варианты: гетеро, гомо и комбо. Хань уверенно ткнул в "гомо".
― Благодарю вас. Господин Лу, ваши предпочтения?
Теперь на мониторе светились разноцветные "домина", "комба" и "суба". Хань закусил губу, заколебавшись на минуту. Обычно он ставил всегда вариант "комба", но в последние несколько лет фактически предпочитал последнее ― "суба". Туда и ткнул в итоге, потому что из-за голоса проклятой системы секса хотелось всё сильнее. Хорошего секса, после которого остаются противоречивые ощущения усталости и полёта, а тело приятно тяжелеет от всех испытанных им ласк и продолжительного оргазма. И приходит вдохновение, так ему необходимое.
Хань печально вздохнул ― ну вот, сам себя ещё и накрутил.
― Господин Лу, укажите ваши требования к желаемому партнёру.
Хань уставился на монитор, затем выбрал варианты "гомо" и "комбо" сразу, отбросив "гетеро", в предпочтениях ткнул "домина", возраст...
― Можно указать возраст меньше двадцати пяти, а не тридцати?
― Разумеется, как особое пожелание. Вы предпочитаете агрессивного партнёра, страстного или нежного?
Хань задумался всерьёз.
― Пусть будет... страстный.
― Опытный или неопытный?
― Гм... С опытом, но неискушённый.
― Это связано с вашим выбором желаемого возраста? ― предположила система.
― Д-да, ― неуверенно согласился Хань ― он просто не думал об этом в подобном ключе.
― Предпочтения по внешним признакам у вас есть?
― Как бы сформулировать... Золотая середина: не слишком высокий, но и не коротышка, не крупный, но и не худосочный, не смазливый, но и не посредственный.
― Род занятий?
― Всё равно.
― Вернёмся к вам. Господин Лу, вы страдаете какими-либо заболеваниями?
― Нет.
― Есть ли какие-либо медицинские ограничения или режимы, которых вы должны придерживаться?
― Нет.
― Тогда обсудим жанр вашей игры и сюжет. Что бы вы хотели?
― Э... что-нибудь динамичное и немного экстремальное. С сексуальными элементами, ― торопливо добавил он.
― Остросюжетность и приключения, верно?
― Можно и так сказать.
― Желаемая картина мира?
― Соответствующая реальности. Этот город, это время, сегодняшний день.
― Любопытно. Как пожелаете, господин Лу. Сексуальный характер игры. Вы желаете ограничиться эротическими контактами или предпочитаете полноценную связь с желаемым партнёром?
― Полноценную, ― выпалил Хань быстрее, чем успел сообразить, о чём его вообще спросили.
― Вы хотели бы видеть желаемого партнёра на своей стороне или на стороне вашего игрового противника?
― Не знаю... Всё равно.
― Случайный выбор. Желаемый сюжет? Детали?
― Всё равно.
― Снова случайный выбор. Принято. Желаете прочесть детальную инструкцию?
― Нет, спасибо.
― Вы готовы начать игру?
― Д-да, готов, ― пробормотал Хань, оглушённый внезапным вопросом.
― Смотрите на монитор, пожалуйста. Прямо на зелёный узор. Десять... Девять... Восемь... Четыре... Загрузка игры ― старт.
Хань обнаружил, что сидит в удобном кресле и держит в руке чашку с горячим кофе. Поморгал, приходя в себя. Заодно полюбовался на дорогой костюм-тройку и начищенные до блеска ботинки ― ему редко доводилось расхаживать в таком виде в последние годы. Интересно, как оно смотрится на нём? Зеркало бы...
― Понимаешь, всё уже расписано, поэтому нам тебя просто некуда приткнуть, ― веско сообщил Ханю на общем языке тип, которого он точно раньше никогда не встречал. Тип торчал за массивным письменным столом и выглядел как важная шишка.
― Некуда... ― рассеянно повторил за ним Хань и попытался сообразить, что тут вообще происходит.
― Я могу лишь дать тебе спецзадание. Хочешь?
― Какое спецзадание?
― Это касается торговли оружием. Лавочку, конечно, прикрывать пока рано, но мы до сих пор не знаем, кто стоит за крупнейшими поставками. Хочешь заняться? Работа под прикрытием. В теории. Сам поглядишь по ходу дела. Это не то, о чём ты мечтал, но лучших вариантов пока нет. И я даю тебе разрешение выбрать самому себе команду. Довольно щедро с моей стороны, и ты мог бы сказать мне "спасибо", как считаешь?
― Спасибо, ― машинально брякнул Хань. ― И из кого ты предлагаешь набирать мне команду?
― Академия Военного министерства к твоим услугам. Я сообщу им необходимые сведения. Тебе достаточно будет прийти и выбрать. Ну как?
― Э... Хорошо, ― с сомнением согласился Хань, но всё же после воспрял. Это же игра, так? Значит, всё путём. Хотя окружающая обстановка казалась пугающе реальной.
Когда он покинул кабинет и выбрался на улицу, то узнал квартал. Всё совпадало вплоть до мелочей. Он даже жил в той же квартире. Правда, квартира в игре была обставлена с шиком и помпой и ничем не напоминала его убогое пристанище в реальности.
Сбросив пиджак и жилет, Хань налил себе кофе и добавил две ложки сахара, но тут его отвлёк телефонный звонок. С досадой он ответил на звонок.
― Всё, я сообщил в Академию, что ты наведаешься к ним, тебя будут ждать. Данные по делу и файлы я тебе тоже переслал. Удачи.
Хань отрешённо отложил телефон.
Ну здорово...
Из любопытства он просмотрел присланные файлы и сведения, встряхнулся и окончательно взбодрился. Может, в его жизни и случались время от времени моменты Жэ, но вот прямо сейчас всё шло просто отлично.
Он покрутился перед зеркалом и пришёл к выводу, что выглядит на миллион золотых монет. Самочувствие соответствовало внешнему виду. И когда он распахнул дверцу личного гардероба, восторженно раскрыл рот. Теперь у него хватало шмоток, о каких он прежде только мечтал. И не только шмоток.
Хань окончательно вжился в роль, распечатал данные, завалился на диван и основательно изучил их. Потом он возился с пистолетом и целился в собственное отражение в зеркале. Пожалуй, для полного счастья ему требовался только пресловутый партнёр, которого он подбирал себе с помощью игровой системы.
Хань переоделся, сменив строгий костюм на лёгкие брюки спортивного покроя и пятнистую футболку, прихватил куртку и отправился в Академию. Он уже прикинул, какой человек ему понадобится для дела.
Всё выглядело довольно просто: некто переправлял в город крупные партии оружия, после чего оружие распродавалось и расходилось, однако сам торговец оставался в тени. Оружие обычно получали крупные и влиятельные преступные группы, стало быть, они могли и делать заказы, то есть, формировать спрос. Всего-то требовалось затесаться в какую-нибудь влиятельную преступную группу и с отправкой следующего заказа выяснить личность торговца оружием, поэтому Хань решил ограничиться одним помощником. Достаточно для страховки, а разобраться с делом он мог и сам. Итак, мозг операции ― Хань, и ему нужны "мышцы".
В Академии его действительно ждали, однако энтузиазм медленно, но верно сходил на нет.
Хань со скучающим видом смотрел на очередного кандидата и понимал, что "просто" не выйдет. Каждый его чем-нибудь не устраивал.
― Вы рок-группу хотите сколотить или собираете команду для полёта на Марс? ― возмущённо вопросил куратор Академии, озадаченный новым отказом.
Хань выразительно потыкал пальцем в сторону кандидата.
― Сами как думаете? Ну не похож он на агента. Эй, ну-ка, сделай грозное лицо!
Кандидат попытался ― поник даже куратор.
― Может, искали бы тогда среди актёров? ― мрачно пробубнил он.
― Я подумаю над вашим предложением, ― вздохнул Хань, накинул куртку на плечи и зашагал к двери. У лифта его толкнули в плечо, мимо протиснулись ребята в тёмных комбинезонах и ввалились в кабину.
― Один, два... четыре... А где Кай? Дверь держите!
Хань обернулся и уставился на ещё одного парня, несущегося к лифту. Тот на ходу пытался засунуть руку в рукав и застегнуть комбинезон. Встрёпанные тёмные волосы, непривычно смуглая кожа, резкие черты лица и странная кривая усмешка на полных губах.
― С дороги, чикито, ― дерзко заявил он Ханю и бесцеремонно сдвинул в сторону.
― Скорее, Кай, ― поторопили его из кабины.
Хань, прилипнув взглядом к смуглой коже, которую пока что не скрывал комбинезон, машинально втиснулся в кабину следом. Таращился на плечо и правую сторону груди с тёмным соском и никак не мог выкинуть из головы назойливо вертевшееся там слово "порнография".
Ребята в лифте о чём-то говорили, но у Ханя не получалось услышать их и постичь смысл сказанного ― он пялился в упор на Кая. То есть, на обнажённые плечо и половину груди. И пялился даже тогда, когда Кай попал-таки в рукав, натянул ткань на плечо и застегнул комбинезон. Хань моргнул пару раз и перевёл взгляд с молнии на шею. Красивая шея, да...
И он едва не подскочил на месте ― перед глазами поводили рукой и громко щёлкнули пальцами.
― Эй, чудак, ты что? ― спросили справа.
― Отстаньте от него ― он на Кае залип, ― засмеялись слева.
― Ему на Кая оборотов не хватит, ― теперь заржали уже справа. ― Кстати, Кай, тебя всё-таки отчисляют, ты в курсе?
― К чёрту, ― безразлично отозвался Кай. И Хань уставился на его губы так, словно мог увидеть произнесённые им слова. Низкий голос изумительного тембра отключил ему мозги ещё в первый раз, когда Кай обозвал его каким-то... О, да, "чикито"! Этот голос казался Ханю осязаемым, плотным и созданным...
Стоп.
Хань постарался взять себя в руки и оценить обстановку. Но тут Кай закусил на миг нижнюю губу, затем быстро провёл по ней кончиком языка и что-то спросил. Все старания Ханя пошли прахом, потому что мозг опять забуксовал и почему-то сосредоточился на обработке впечатлений от вида влажно блестевших губ. Зато в голове стало на одну мысль больше ― к "порнографии" прибавилось "это просто недотрах".
― Эй, чикито, ты тоже прыгать собрался?
Хань медленно осознал, что Кай задаёт ему этот вопрос уже в четвёртый или пятый раз.
― Прыгать? Прыгать... Прыгать?! Откуда? ― Тело сладко ныло от желания, и это мешало связно думать. С Ханем никогда прежде ничего подобного не случалось, обычно он намного спокойнее реагировал на парней, которые ему нравились, а вот чтобы так конкретно вырубало от одного только вида или голоса...
― С крыши, откуда ещё?
Хань с трудом вспомнил, что здание Академии насчитывало где-то пятьдесят этажей, если не больше. Если спрыгнуть с крыши, в теле потом ни одной целой косточки не останется.
― Я похож на психа? ― возмущённо поинтересовался он.
В лифте дружно заржали опять.
― Ну, я ж сказал ― у чикито оборотов не хватит, ― поведали справа.
Лифт остановился, створки разъехались в стороны, и Хань смог полюбоваться на крышу. Ветер тут не просто дул, а яростно рычал и дёргал за одежду, норовя сбросить вниз. Ребята повалили из лифта, но Хань успел-таки поймать Кая за рукав. Тот вопросительно посмотрел на него, едва заметно вскинув брови.
― Я подыскиваю человека для специального задания, работа под прикрытием. Тебе интересно?
― Не очень, ― отозвался Кай, аккуратно высвободив рукав из пальцев Ханя. ― И меня отчислят если не сегодня, то завтра. Вряд ли я подхожу для такого задания.
― Это не имеет значения. Если я возьму тебя на спецзадание, никто тебя не отчислит. Дело касается торговли оружием, ты...
― Нет, ― отрезал Кай, не дослушав его, и вышел из кабины лифта.
Хань потоптался на месте, собрал волю в кулак и тоже выскочил на крышу.
Студенты таскали какие-то рюкзаки к самому краю, весело перекрикиваясь. И далеко не сразу до Ханя дошло, что они не шутили. Эти придурки в самом деле собирались прыгать с крыши. И таскали они не рюкзаки, а парашюты.
― Чикито, хочешь сделать пару снимков себе на память? ― спросил кто-то.
― Не хочу. Эй, Кай, всё-таки подумай над моим предложением.
― Так-так, что уже у вас? Кай, чикито влюбился?
― Иди к чёрту, ― невозмутимо отозвался Кай и поправил лямки на плечах.
― Только не говори, что ты послал такого красавца куда подальше!
― В самом деле?
― Ну ты даёшь...
― Эй, а чикито и впрямь...
Кай отмахнулся от непристойных шуточек, поднял второй парашют и в два шага преодолел разделявшее их расстояние, после чего сунул парашют Ханю под нос. Хань растерянно ухватился за лямки, взвесив в руках тяжёлый рюкзак.
― Чикито, если прыгнешь, ― Кай артистично развёл руки в стороны и сверкнул насмешливой улыбкой, ― я весь твой.
И этот... этот невозможный парень рванул к краю крыши, прыгнул и исчез за бортиком под весёлый смех студентов. Хань кинулся следом, волоча за собой рюкзак, наклонился над бортиком и сглотнул. Сначала он различил тёмную фигуру, стремительно летевшую вниз, потом только сообразил, как далеко до земли, отшатнулся, рухнул на колени и попытался сделать вдох ― дыхание перехватило от ужаса. Хань всегда боялся высоты, а тут ему не то что посмотреть, ему предложили спрыгнуть самому.
Невыполнимо.
Но это ведь просто игра, так? Пиксели, картинки, виртуальность ― фальшивка. Даже если он не сможет раскрыть парашют, то не умрёт. Всего лишь увидит надпись "Конец игры". Всё не по-настоящему, да? Нет никакой крыши ― он в кресле лежит в кабине. Обман зрения и чувств. Чёрт его знает, тот это парень или не тот, но Ханя он вывел из себя своей самоуверенностью. Ну ладно...
Хань решительно нацепил парашют, застегнул пояс, смерил ржущих над ним студентов надменным взглядом и перелез через бортик.
― Вниз на смотреть... Вниз... не смотреть...
Он немедленно наступил на шнурок, запнулся, покачнулся и завалился вперёд, чтобы упасть в бесконечность. Хотя это не напоминало падение, потому что Ханя словно бы подхватило ветром и снесло немного в сторону. И вниз он всё-таки посмотрел. Всё казалось таким крошечным, игрушечным. Как будто это не город внизу, а макет города на столе в проектном бюро. Если бы не ветер и не чувство лёгкости, Хань вообще забыл бы о том, что падает вниз и должен дёрнуть за ту штуковину справа, чтобы раскрыть парашют. А ещё ― чем дольше он падал, тем тяжёлее становилось тело, а воздух ― менее плотным, хотя должно бы быть наоборот.
Хань различил чуть левее внизу белый купол другого парашюта. Кай, больше некому. Тут же вспомнились звучание голоса Кая и идеально обрисованный тёмный сосок, и крепкая шея с гибкими мышцами под смуглой кожей... Раскинутые руки, ослепительная улыбка и "я весь твой".
Хань торопливо раскрыл парашют: его дёрнуло так, что дыхание сбилось, зато теперь ветер перестал свистеть в ушах, пришло чувство плавности, и всё внизу как будто замедлилось.
Хань парил в воздухе, пристально следил за парашютом Кая и мечтал оказаться вновь на своих двоих на твёрдой земле. Теперь уже с правом на Кая, ведь тот сам превратил себя в ставку в этой глупой игре.
Он не видел, как именно приземлился Кай, зато видел, как тот скатывал парашют и посматривал вверх.
Хань умудрился приводниться прямо в центре пруда в парке Академии, распугав тамошних карпов. И Кай наверняка не ожидал увидеть под оранжевым шёлком Ханя, потому что, выудив Ханя из воды вместе с парашютом, он заметно помрачнел.
― Я прыгнул, ― гордо сообщил ему мокрый, как мышь, Хань, едва смог говорить и отплевался от попавшей в рот воды.
― Вижу, ― прохладно отозвался Кай и занялся скаткой парашюта.
Хань сидел на траве и наблюдал за его уверенными и отточенными движениями, любовался гибким телом, линии которого комбинезон отлично подчёркивал, пялился на выступающий вперёд упрямый подбородок, выразительные губы и нос с лёгкой горбинкой. Мрачный Кай нравился ему ничуть не меньше дерзкого или весёлого. Почему-то в любом состоянии Кай напоминал Ханю танцующее пламя. Наверное, виной тому его манера двигаться ― одновременно резко и плавно, с силой и грацией.
Хань смотрел на Кая и ощущал, как от солнечного сплетения во все стороны по телу расходятся горячие волны, буквально затапливают его жаром. "Я весь твой".
― Думаю, ты теперь иначе ответишь на мой вопрос о специальном задании, так? ― не удержался Хань.
― Кто знает, ― буркнул Кай и вскинул голову, отвлёкшись от процесса скатки парашюта. К ним спешила дамочка с кипой бумаг в руках. ― Чёрт...
― Замечательно, ― ядовито сообщила она. ― Ещё и прыжки без разрешения руководителя группы. Совсем распоясался. Ты отчислен, поздравляю.
― Неужели? ― без особого интереса уточнил Кай, запихнув парашют в рюкзак.
― Представь себе. И теперь никакие медали тебя не спасут. Устанавливать камеру в кабинете профессора было опрометчиво, знаешь ли. Даже если он ставит итоговые оценки не по заслугам, а за определённую сумму наличными. Кстати, поскольку ты отчислен, немедленно освободи комнату в общежитии. И никого не волнует, как именно ты это сделаешь. Через час там должно быть чисто и пусто. За документами зайдёшь в конце недели.
― Хм... ― Хань проводил дамочку заинтересованным взглядом. ― Так как? Мне сделать предложение тебе ещё раз, или ты уже согласен?
Кай легонько пнул рюкзак, сунул руки в карманы комбинезона и вздохнул.
― Если я соглашусь, после выполнения задания меня восстановят?
― После успешного выполнения задания ― хоть на следующий курс переведут прямо сейчас.
― На кой чёрт? Меня и так всё устраивает. Достаточно будет восстановить, сверх этого ничего и не нужно. И да... ― Кай развернулся и зашагал куда-то по дорожке, Хань кинулся следом. ― Мне жить негде теперь.
― Поживёшь у меня, ― не потрудившись скрыть довольную улыбку, сказал Хань. ― Ты же теперь весь мой, верно?
Кай отмолчался, свернул к правому крылу Академии и толкнул высокую двухстворчатую дверь. Общежитие Академии, как видно.
Хань следом за Каем поднялся по лестнице на третий этаж, сунул любопытный нос в комнату, куда зашёл Кай, и не преминул сообщить:
― Ну и бардак.
― Заткнись, ― невежливо посоветовал ему Кай, достал из-под кровати большую сумку и принялся запихивать в неё немногочисленные вещи. Пожалуй, из слов той дамочки он уяснил только то, что должен освободить комнату, а вот состояние комнаты его заботило мало.
Очевидно, присутствие Ханя его тоже не слишком заботило, потому что стаскивать с себя комбинезон он принялся на глазах у Ханя. Ханя же обеспокоило состояние собственного здоровья ― он даже не подозревал, что у него слабое сердце. Ещё чуть позже он понял, что такое смерть от инфаркта. Ладно, не то чтобы понял, но получил представление, на что это могло быть похоже.
Под комбинезоном на Кае ничего не было. Вообще. Одна лишь гладкая смуглая кожа. И Кай казался Ханю идеальным ― весь полностью. Ханю вообще нравились мужчины, мужские тела, но никогда прежде и никто не производил на него такого впечатления, как Кай.
Хань немного оклемался, когда его легко и небрежно ударили ладонью по подбородку, словно заставили поднять отвисшую челюсть.
― Ты что, по мальчикам, что ли? ― насмешливо спросил Кай и бросил на кровать тёмные брюки, оливкового цвета рубашку ― в военном стиле ― и бельё.
― А ты сам? Эксгибиционист? ― огрызнулся Хань.
― Я не болен, если ты об этом, ― хмыкнул Кай и принялся одеваться. ― Просто люблю спать без одежды. И не стесняюсь, когда на меня так восторженно смотрят. И ты мог сообразить, что мне надо переодеться, и выйти за дверь. Я тебя не звал сюда. Поэтому не рассчитывай, что я стану тебя умолять выйти вон и дать мне переодеться в одиночестве. Хочешь смотреть, смотри, мне не жалко.
― Я хочу не только смотреть, ― прямо заявил Хань. ― И ты сам ляпнул, что если я прыгну, то ты весь мой.
Кай застегнул брюки, небрежно накинул рубашку и неторопливо подошёл к Ханю вплотную. Смотрел сверху вниз, лениво прикасался к пуговицам, сантиметр за сантиметром пряча от глаз Ханя смуглую кожу под оливковой тканью.
― Допустим, ляпнул. Но разве речь шла не о спецзадании?
― Может быть... ― Хань с сожалением отметил, что четвёртая сверху пуговица уже застёгнута, а пальцы Кая прикоснулись к третьей сверху пуговице. ― Но ты сам сказал то, что сказал. А я... ловлю тебя на слове. Думать надо было, что говоришь и кому.
― А ты... ― Кай погладил пуговицу пальцем, словно не мог решить, застёгивать её или нет. ― Ты хочешь меня всего?
Хань уставился на проклятую пуговицу ― он мысленно умолял Кая оставить её расстёгнутой, ведь тогда можно будет любоваться смуглой кожей и иногда даже видеть тёмные кружки сосков.
Кай застегнул все пуговицы, кроме одной, последней. И широко улыбнулся, когда Хань возмущённо посмотрел ему в лицо.
― Да, ― твёрдо ответил Хань. ― Всего полностью.
― Мечтать не вредно, ― фыркнул Кай, подхватил сумку с пола и двинул мимо Ханя к двери.
― Эй! А как же священность долга в споре?
― А мы спорили?
― Но ты же...
― Завянь. Я не сплю с парнями.
― Повод начать.
― И не мечтай. Я сплю с парнями вообще-то, так же часто, как с девчонками, но обычно это я хочу, а не меня хотят.
Хань пару минут переваривал услышанное, потом до него дошло.
― Но именно это я и имел в виду.
― Что, прости? ― Кай резко остановился, обернулся и смерил Ханя озадаченным взглядом.
― Ничего. Дурак ты, вот что. ― Хань толкнул его плечом и пошёл вперёд, сердито закусив губу. Кажется, Кай хотел или что-то пояснить, или спросить, но передумал, закинул сумку на плечо и стал спускаться по лестнице следом за Ханем.
Они остановились только у машины Ханя, причём Кай даже не стал ничего спрашивать ― бесцеремонно распахнул дверцу, бросил сумку на заднее сиденье и уселся впереди. Нахал.
Хань закрыл дверцу, одёрнул ещё влажную после купания в пруду одежду, пристегнулся и завёл машину, покосился на крутившегося рядом Кая.
― Пристегнись, что ли.
― Вот ещё. Рули давай, чикито.
― Я не чикито. Меня зовут Лу Хань.
― Как?
― Лу ― как "олень" и Хань ― как "рассвет", ― начиная закипать, объяснил в деталях Хань.
― Короче... чикито, ― поразмыслив немного, подытожил Кай.
― Я же сказал!
― Ладно, будешь Ханни, ― вздохнул Кай.
― Лу. Хань, ― медленно и раздельно повторил он, запустив в Кая рекламным журналом с приборной панели.
― Ты!.. ― Кай разъярённо отшвырнул журнал и смерил Ханя взбешённым взглядом. ― Олень чёртов!
Потасовка быстро увяла, потому что пристёгнутому Ханю было неудобно наставлять на путь истинный взбалмошного студента.
― Мы сегодня куда-нибудь поедем? Или только завтра?
Хань нахмурился, но всё-таки тронулся с места. Аккуратно выехал на дорогу и двинулся к дому, соблюдая правила дорожного движения.
― Кто тебе права дал? ― спустя десять минут поинтересовался Кай.
― Теперь что тебе не так?
― Ты скорости переключать умеешь? Где педаль газа, в курсе? Попробуй скомбинировать ― тебе понравится.
― Комбинация предусматривает в финале вон того дядьку в форме с полосатой палкой. Прости, но он не в моём вкусе.
― Слабак, ― грустно вынес вердикт Кай и отвернулся к окну.
― Слушай, ты всё делаешь с огоньком и размахом? Или только некоторые вещи?
Кай пожал плечами, разглядывая вывески за окном.
― Я экстремал, если ты об этом. Дайвинг, гонки, подводное плаванье с акулами, паркур, роупджампинг, стантрайдинг, виндсёрфинг, кайтсёрфинг, руфинг... ― Кай потянулся, закинув руки за голову. ― Родео и коррида ― это то, что осталось. Хочется попробовать, но не в этом городе.
― Лечить не пробовал?
― Это не лечится, ― хмыкнул Кай, вновь потянулся и запрокинул голову, позволив Ханю оценить совершенные линии шеи. Хань оценил их так высоко, что едва не въехал в багажник джипа у перекрёстка со светофором.
― Давай я поведу, ― предложил Кай, полюбовавшись на бампер джипа и расстояние между машинами, которое бы точно не понравилось "дядьке в форме с полосатой палкой".
― А ты умеешь?
― Спрашиваешь.
― Права есть?
― Зачем они мне нужны?
Хороший вопрос. Хань даже растерялся от неожиданности. Впрочем, спустя пять минут он так и не придумал достойный ответ.
― В сексе ты тоже любишь экстрим?
― Можно, но под настроение, ― без паузы или заминки ответил Кай и потянулся в очередной раз, чуть повернувшись всем корпусом, ещё и плечами повёл. С его губ слетел очень тихий низкий звук, от которого у Ханя едва не отключился мозг полностью и бесповоротно. Пришлось с силой вцепиться пальцами в руль и приказать себе не реагировать. Поздно, конечно, если бы Кай потрудился внимательно посмотреть на Ханя, то кое-что он бы точно заметил.
― Ты можешь хоть минуту посидеть спокойно? Вертишься... как уж на сковородке. Скоро дырку протрёшь.
― Не могу. Просто не обращай внимания. Хотя... привыкнешь. Все привыкают ― рано или поздно. ― И этот нахал опять потянулся. Что странно, когда он потягивался, у него ничего и нигде не хрустело. ― Долго ещё?
― Нет. Уже приехали.
Хань в самом деле свернул к тротуару и остановил машину. Через три минуты они вместе заходили в его квартиру. И Кай присвистнул, оценив новое пристанище.
― Похоже, спецзадания весьма прибыльны. Где тут у тебя ванная? И куда мне можно упасть? Кормить будешь?
Забавно, в реальности такие вопросы обычно задавал Хань, а тут впервые ему пришлось отвечать.
― Ванная ― налево. Упасть можешь на диване в гостиной. Холодильник в твоём распоряжении. Ещё что-нибудь?
― Неа, я неприхотливый, ― успокоил его Кай, оставил сумку рядом с диваном и отправился в ванную, где через минуту зашумела вода.
Хань провёл ладонью по волосам и вздохнул. Интересно, как течёт время в игре и в реальности? Ему казалось, что в реальности уже целый день прошёл, а он до сих пор не получил такую желанную порцию хорошего секса.
― Система, команда "сохранить игру".
― Выполнено. Желаете выйти?
Он подумал и мотнул головой.
― Пока ещё нет. Продолжить.
― Принято.
Хань оставил куртку на подлокотнике кресла, налил себе воды в стакан и выпил, ещё раз просмотрел материалы, касающиеся задания, послонялся по квартире и решительно взялся за ручку двери.
Кай стоял напротив двери и вытирал полотенцем лицо. По смуглой коже скользили прозрачные капли, а влажные волосы липли ко лбу и вискам. Хань пожирал его взглядом и думал... Ничего не думал ― мозги вырубило.
― Что? ― вскинув голову, спросил немного удивлённо Кай.
― Ничего.
Хань шагнул к нему, бросил ладонь на затылок и прижался к его губам, чтобы скользнуть языком внутрь и ощутить тепло ― нет, жар. Глубже и чувственнее, изучая на ощупь самым кончиком языка. Пальцы сами по себе медленно сгибались, хватая мокрые пряди на затылке. Прикосновение к спине и резкий рывок заставили Ханя задохнуться и потерять инициативу. Теперь изучал Кай, не стесняясь прихватывать нижнюю губу Ханя зубами. Он глухо застонал и равнодушно отметил, что высохшая было футболка на груди и животе промокла, ведь он приник к облитому водой смуглому телу. Ну и пусть... Он запустил в волосы Кая пальцы обеих рук, притягивая к себе сильнее и не желая останавливаться, дразняще лизнул чётко очерченные губы и приоткрыл собственные, намекая, что ждёт продолжения. Горячая ладонь надавила на поясницу в тот же миг, как меж приокрытых губ Ханя проскользнул быстрый язык. В груди родился слабый стон, но он так и не вырвался наружу, умерев в поцелуе ― на кончике языка Кая.
Кай отстранился, сунул Ханю полотенце и подтолкнул к ванне.
― Полагаю, о диване мне можно забыть и стоит упасть на твою кровать? Или я что-то не так понял?
― Ты весь мой, ― не поленился напомнить Хань, с трудом переводя дух после поцелуя. ― Падай на кровать, я только за.
― Не сомневаюсь, ― фыркнул Кай и закрыл за собой дверь.
Хань никогда в жизни не принимал душ так быстро, как в этот раз. Но Кай всё равно умудрился уснуть, не дождавшись его. Улёгся поперёк кровати под одеялом, подгрёб к себе подушку и уснул.
Скотина.
― Я в полной заднице, ― тихо пожаловался мирозданию Хань, почему-то уставившись в потолок. ― Это ж какой Жэ надо было случиться, чтоб мне даже в играх так не пёрло?!
Он тоскливо вздохнул, поправил полотенце на бёдрах и посмотрел на сладко сопящего Кая. Вот гад, а? Секса хотелось до звона в... До звона. И даже спящий Кай пагубно влиял на мозг Ханя. Ладно, на оба мозга: и на головной, и на спинной.
Хань сердито сжал кулаки, но тут же вновь ухватился за полотенце, чтоб не упало. Ничего, ещё не всё потеряно! Хань сцапал вторую подушку и обрушил её на голову Каю. Тот сонно что-то пробормотал, подгрёб к себе мягкий снаряд, улёгся удобнее и засопел дальше.
Хань подумал с минуту и сдёрнул с Кая одеяло. Зря... Про "сплю без одежды" тот не соврал. На фоне белой простыни его кожа казалась ещё темнее и соблазнительнее. Ладони сами тянулись, чтобы прикоснуться, погладить, попробовать на ощупь...
Кай лениво повёл рукой, словно искал пропавшее одеяло. От этого движения на спине под смуглой кожей перекатились гибкие мышцы. Это Ханя и добило. Он решительно выдернул подушку из-под Кая и от души приложил по голове ещё разок.
― Какого чёрта?! Эй, в этом доме людям спать не полагается?
― Полагается. Но не прямо сейчас.
Кай медленно сел, прижав к себе подушку и, стиснув кулак, потёр им правый глаз. Детский жест, казалось бы, но полотенце на бёдрах Ханя прозрачно намекало, что повторения оно не выдержит ― падёт во всех смыслах, окончательно и бесповоротно.
― А когда? ― Кай смотрел на него уже сердито.
― Ты весь мой, помнишь?
― А, вон ты о чём... И что, у тебя горит прямо сейчас?
― Горит ― слабо сказано, ― огрызнулся Хань и забрался на кровать, уселся рядом с Каем и недобро покосился на подушку, перекрывавшую ему весь обзор.
― Ты серьёзно? Ты ведь даже меня не знаешь. ― Кай отпустил подушку и знакомо потянулся. В зоне прямой видимости образовался тёмный сосок. Крупным планом. Хань громко и отчётливо сглотнул.
― И что? ― Голос прозвучал странно: сдавленно и хрипло. ― Ты сам сказал, что часто спишь с кем-нибудь.
― Но при этом я с ними не работаю. И не планирую повторения. А ты явно планируешь.
― С чего ты взял?
― У тебя на лице написано. Ты вообще смотришь на меня так, словно съесть хочешь.
― Хочу, ― кивнул Хань. Он пытался подумать головой уже в сороковой раз, но ничего не получалось, поэтому отвечал то, что отвечалось само. ― Облизать с головы до ног, обратно, получить кайф и съесть. Если ты будешь халтурить, конечно.
― А если не буду?
― Тогда сил на "съесть" у меня не останется. Придётся ждать следующего раза.
― Проще говоря, мне выгоднее не халтурить? ― хмыкнул Кай и вновь прижал к себе подушку.
― Вроде того. Ты долго будешь трепаться? Или просто не стоит? Или всё-таки предпочитаешь, чтобы хотели тебя?
Хань умолк, рухнув на простыни, вытянувшись на спине и уставившись на лицо с резкими чертами. Кай придавливал его своим весом так, что быстро не вывернуться и не сбежать. Впрочем, Хань и не собирался делать подобную глупость ― он плавился от удовольствия, ощущая зажатую между их телами возбуждённую плоть, его собственную. Остро чувствовал слабый пульс, тревоживший мышцы на животе. И чувствовал жар, исходивший от Кая. Тот лежал на нём так, словно всю жизнь только этим и занимался.
― Не первый же раз? ― уточнил Кай, выразительно вскинув брови.
― Не первый, ― выдохнул Хань, не сводя глаз с его губ. И Ханя била мелкая дрожь предвкушения ― он ничего не мог с ней поделать. Дрожь, напряжение мышц на внутренней стороне бёдер, капельки пота, проступившие на висках и над верхней губой, затруднённое дыхание, хотя они ещё даже не целовались, зато Кай прижимался грудью к груди Ханя. Любое движение, даже самое ничтожное, порождало сводящее с ума трение. Но даже без этого невыносимого трения Хань ощущал, как его собственные соски твердеют и вызывающе "царапают" кожу Кая.
У Ханя довольно долго никого не было, но он с невыразимым изумлением вдруг осознал, что полностью готов. Уже. Сам по себе. Кай вообще ни черта не сделал, а он уже... уже... Он зажмурился и с глухим стоном качнул бёдрами, поторапливая Кая. Тот едва слышно усмехнулся и слегка прикусил нижнюю губу Ханя. Осталось лишь безотчётно запустить пальцы в тёмные волосы и ухватиться за пряди, чтобы поцелуй не прерывался, позволить языку скользнуть меж губ, сделать контакт таким глубоким, как только возможно. С приглушённым из-за поцелуя стоном Хань упрямо поёрзал, постаравшись потереться о тело Кая и грудью, и животом, и бёдрами. Продолжал удерживать Кая за волосы, подставлять губы и тихо стонал, когда горячие ладони гладили плечи, шею, грудь, задерживаясь на сосках и мучительно медленно обводя их, потом опускались ниже, ещё ниже... Хань невольно затаил дыхание, почувствовав жёсткое прикосновение к бёдрам, которое сменилось лёгким касанием, но уже с внутренней стороны. Он с готовностью развёл ноги, чтобы Кай мог устроиться удобнее, улыбнулся, когда в него легко вошёл палец, и сделал шумный глубокий вдох, когда пальцев стало два. Сам требовательно подался навстречу, чтобы пальцы оказались в нём ещё глубже. Кусая губы, чуть поморщился и пробормотал хрипловатым голосом:
― К чёрту пальцы... Уже...
Договорить не успел, потому что Кай тут же убрал пальцы, дразняще погладил нежную кожу у входа, из-за чего Хань машинально расслабился. На одну секунду. На второй секунде Кай выбил из него низкий гортанный стон, резко втолкнувшись в его тело. Непривычно. Кая он ощущал в себе удивительно остро, совсем не так, как бывших партнёров. Его мышцы внутри неохотно расступались, обхватывали член Кая так плотно, что казалось, будто бы тот не сможет двигаться в Хане вовсе. Что со смазкой, что без ― один чёрт... Но Хань не чувствовал боли, даже неудобства не чувствовал. Хотя его мышцы сейчас растягивало и распирало изнутри, это были приятные ощущения. Даже больше, чем просто приятные. Очень хотелось поёрзать, рывком податься к Каю, чтобы позволить проникнуть ещё глубже. Ничего не получалось, никак не удавалось сосредоточиться на управлении телом, и Хань не выдержал: мазнул губами по подбородку Кая и едва слышно выдохнул:
― Сильнее!
Кай мотнул головой и ничего не сделал. Только чуть позже до Ханя дошло, что ему позволяют привыкнуть к ощущениям. И он немедленно рассвирепел, вцепился пальцами в широкие плечи и, задыхаясь, велел довести дело до конца прямо сейчас. Разумеется, он тут же был послан, а Кай вновь ничего не предпринял.
― Какого чё...
― Заткнись.
Кай прихватил зубами кожу на шее, лизнул, провёл губами вниз, к ключицам.
― Эй...
― Узкий... ― пробормотал Кай в перерывах между поцелуями. ― Почти... девственник...
Хань унялся. Не потому, что разомлел от поцелуев и ласк, хотя чего уж там, разомлел тоже, а потому, что не представлял, как ему реагировать на подобный... То ли комплимент, то ли оскорбление. Особенно если до тридцати осталось не так много, а жизнь всегда была бурной и насыщенной. И пожалуйста, "почти девственник". По мнению какого-то сопляка-студента. Самое время всему упасть, только оно почему-то не падало, а нагло упиралось в живот Каю и настоятельно требовало внимания, любви и ласки. Чёрт с ним, с "почти девственником", Хань чуть позже Каю это обязательно припомнит, а пока...
Хань зажмурился и откинул голову назад, потому что влажные губы сомкнулись на его ноющем от возбуждения соске, мягко сжали и потянули, настойчиво, твёрдо, до слабой и приятной боли. Он вновь запустил пальцы в тёмные волосы и дёрнул, заставляя Кая наклонить голову и жадно вобрать сосок в рот, облизнуть и сжать уже зубами, ощутимо, больнее, чем губами, но не менее сладко.
Потом Хань руками обхватил Кая за шею и напомнил о том, что губы есть у них обоих, и не мешало бы их соединить. Он решительно оттолкнул язык Кая и сам принялся целовать, жадно прихватывая губы и кончик языка, покусывая и тут же сглаживая боль от укусов нежными прикосновениями. Наконец он сам добрался губами до крепкой шеи, до ключиц, слегка укусил за плечо и сжал кончиками пальцев тёмный ― почти чёрный ― сосок, грубо потёр, одновременно поворачивая руку, чтобы вызвать как волну удовольствия, так и острую боль. Сработало. Кай вздрогнул, впился пальцами в его бедро и рванул к себе, одним движением втолкнувшись в его тело и заполнив так, что Хань едва не захлебнулся собственным стоном. Его губы сами сложились в довольную улыбку, потому что дальше уже стало проще.
Он скользил ладонями по влажной от пота смуглой коже на плечах и груди, спине, обхватывал ногами гибкое тело Кая, стремясь сделать их близость абсолютной, хоть и понимал, что это невозможно, смотрел на лицо с резкими чертами, упивался дерзкой красотой и ловил губами неровное дыхание, хотя всё равно ничего не получалось, потому что его собственное дыхание не желало оставаться внутри и пыталось остаться на губах Кая. Сначала они коротко, рвано и быстро целовались, пока могли, а потом Хань громко стонал от каждого резкого и сильного толчка, вжимавшего его в матрас, заставлявшего чувствовать спиной смятые простыни ― каждую складку. И он даже не мог к себе прикоснуться, чтобы приблизить развязку ― положение неудобное, да и Кай не позволял. Ещё немного позже громкие стоны сменились судорожными вдохами и выдохами, время от времени превращавшимися во всхлипы. И Хань больше никуда не смотрел, потому что не мог держать глаза открытыми. Всё тело ныло, ныло от удовольствия. Мышцы на внутренней поверхности бёдер, в паху, низ живота, налившийся невыносимой тяжестью, грудь, шея... Ханю больше всего хотелось сейчас рассыпаться на мелкие кусочки, лишь бы прекратить невыносимо приятную пытку. Рассыпаться на кусочки и умереть, чтобы не сожалеть о том, что всё закончилось.
Парадокс отличного секса, который Хань никогда не мог себе объяснить. Это просто было именно так ― и никак иначе.
Кай кончил первым, и Хань догнал его спустя каких-то две-три секунды. Идеально.
Хань слабо улыбнулся, когда Кай упал на него и придавил тяжестью своего тела. Сейчас даже эта тяжесть казалась желанной и идеальной. Он медленно водил пальцами по спине Кая, смахивая или растирая по коже капли пота, гладил и рисовал непонятные узоры. На их телах остался не только пот, как и на простынях, но обоих это совершенно не волновало, да и двигаться было лень. Если точнее, то у Ханя просто кончились силы, а Кай явно хотел спать. И прикосновения пальцев Ханя к спине его усыпляли. Он так и уснул, уткнувшись носом в шею Ханя.
Меньше всего Хань желал услышать в этот миг шелестящий голос системы.
― Сохранение игры. Выход. Вы исчерпали свой лимит игрового времени, господин Лу. Подтверждаете сохранение игры?
― Да, ― севшим голосом выдохнул Хань и прикрыл глаза, чтобы не видеть внутреннюю обстановку кабины. Он всё ещё был там, в спальне, весь горел и едва дышал. Сунул руку в брюки, убедился, что всё, что было, осталось только в игре, но по-прежнему ощущал себя так, словно только что занимался сексом. Отличным сексом. И, чёрт возьми, удовольствие он получил тоже вполне настоящее.
Хотя нет, ни черта.
Этого не было в его реальности. Только в игре.
Автор: Корейский Песец
Пейринг: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань), фоном пробегали Крис/Сухо
Рейтинг: 18+
Жанр: футуристика, vrl-AU, юмор/стёб, пост-киберпанк
Размер: 21 000
За баннер большое спасибо Loquena
Предупреждения: CVG - complication virtual games или КВИ - компликационные виртуальные игры. NB! Действие происходит в двух разных реальностях.
Примечания: порненько, задорненько, не вызывает привыкания - просто комедия на поржать с соответствующей атрибутикой.
Краткая суть метода научного тыка — ткнуть случайную кнопку и запомнить, что из этого вышло. Как только все кнопки будут перетыканы — техника будет освоена. Если же все кнопки уже перетыканы, а изучаемый аппарат всё равно не заработал как надо — приходится читать инструкцию (с) Lurkmore
«Виртуальная реальность и игры в виртуальной реальности обладают огромным потенциалом в области борьбы с психологическими блоками и психическими отклонениями. С их помощью можно как провести лёгкую психокоррекцию, так и помочь человеку определиться и раскрыть латентные способности. И можно с их помощью также сделать повреждённый разум цельным. Самое главное — уметь отличать, где именно заканчивается реальность и начинается виртуальность, и уметь возвращаться обратно».
Отрывок из научной статьи, которую сочли сомнительной в 20 веке
Загрузка
Нажмите Enter и начните игру
Нажмите Enter и начните игру
Исходная комбинация:
Валет Бубен, Восьмёрка Бубен и Валет Пик
Творческая и непостоянная личность окажется на распутье.
Путаница, где за очевидным скрыто гораздо больше, чем кажется.
Человек, любящий опасность, что-то скрывает.
Поспешный роман может завершиться весьма неожиданным образом.
Неожиданности случаются именно тогда, когда их не ждут.
Загрузка игры
Старт
Старт
Методом проб и ошибок Хань выявил самый мощный двигатель прогресса в собственной жизни. Как ни странно, им стал тот самый момент, который приключался с ним довольно часто. И наступал этот момент в ту самую секунду, когда Хань отчётливо осознавал одну-единственную вещь: "Я в полной заднице..."
Для краткости и удобства Хань обозвал свой персональный двигатель прогресса "Жэ". Даже пометки делал на страницах настенного календаря, дабы выявить закономерность наступления Жэ и её последствия.
Вообще Хань всегда был умницей и профи, но так уж вышло, что творческое начало оказалось в нём сильнее всех прочих. Стало быть, Ханю требовалось вдохновение. Без вдохновения у него всё буквально из рук валилось. И из-за этого творческого начала Хань постоянно менял как работу, так и близких людей, да и переезжал с места на место каждый месяц.
Вот и в этот раз всё накрылось из-за тяги Ханя к творчеству. Начальник не оценил рвения работника и уволил его к чёртовой матери. Ну подумаешь, кошку побрил под пуделя, зато свежо и оригинально! И хозяйка кошки сама виновата! То ей не нравилось, это... Хань задолбался расчёсывать проклятый вопящий ком меха, зато после бритья заткнулись все. Надолго. Врач, прикативший в карете скорой помощи, сказал, дескать, это от шока. Ну да, от шока. Шока от восхищения творческим подходом Ханя к своим обязанностям.
Хотя ладно, кого он обманывал? Просто работа в кошачьем салоне ему не подходила, вот и всё.
Он глотнул коктейль из банки, прислонился плечом к стене и потыкал пальцем в страницу календаря. Теперь там должно быть на одну Жэ больше, чем раньше.
― Я в полной заднице, ― мрачно подытожил он, когда проверил, сколько денег осталось на карте.
Осознав, что вот оно, то самое заветное Жэ, Хань активировался: перерыл все журналы и газеты, пробежался вокруг дома, но таки увидел на узком табло подходящее объявление.
Кому-то требовались добровольцы для тестирования какой-то программы. Оплата почасовая, кормёжка бонусом ― красота! Хань повторял про себя адрес, пока бежал домой. Нашёл погрызенный карандаш и торопливо записал адрес на стенке рядом с календарём.
Ну вот, теперь Жэ полагалось завершиться завтра в десять утра, потому что Хань с блеском умел проходить любые собеседования ― опыт приличный. А потом уж ему станут платить за каждый час его непосильного и драгоценного труда. И покормят.
Кстати...
На обыск квартиры у Ханя ушёл час. Завершился обыск не блестяще: одно печенье в коробке из-под обуви, пакет с крошками от багета, почти пустая коробка чая и одна проросшая луковица. Никогда прежде Хань не чувствовал себя таким голодным. И когда он посмотрел на то, что ему удалось найти, в животе предательски громко и отчаянно заворчало.
Момент Жэ обострялся голодом, посему завтра Ханю требовалось всеми правдами и неправдами получить первый заработок. Потому что Хань мог сделать всё на свете, но только сытый. Голодный же Хань был ни на что не годен.
Кстати...
Момент Жэ благотворно сказался и на мозговой деятельности Ханя, поэтому он полистал блокнот и позвонил знакомому.
― Да?
― Привет, это я...
Бросили трубку. Ладно. Хань набрал другой номер. Другого знакомого. Никто не ответил. Ну да ничего, рано или поздно, но он до кого-нибудь дозвонится. И тогда, возможно, его накормят ужином.
Через полчаса Хань отбросил телефон и решил, что лучше совершать молниеносные набе... то есть, наносить внезапные визиты, чем звонить. В конце концов, отшить по телефону всегда легко, а вот выставить за дверь очень голодного человека куда сложнее. Особенно если этот очень голодный человек будет демонстративно умирать в муках у двери на глазах у всех соседей, тем самым изрядно подмачивая прежде безупречную репутацию какого-нибудь своего знакомого.
Напрягаться и демонстрировать талант актёра Ханю не пришлось. Ближе всего к нему жил его бывший ― Ифань. Он открыл дверь, молча выслушал объяснения Ханя и раз в десять короче пересказал суть своему новому парню, тот сразу достал из кармана карту и протянул Ифаню.
― Сходите перекусить куда-нибудь вместе. Только очень поздно не возвращайся.
Перекусывали они в небольшом уютном ресторанчике в соседнем квартале. Пока Хань жадно сметал всё со стола, Ифань рассказывал, что работает всё там же, что его нового парня зовут Чунмён, что Чунмён очень добрый и заботливый, из корейской диаспоры, прекрасно говорит на общем языке, и совершенно не похож на самоуверенного и своевольного Ханя, который не в состоянии позаботиться о самом себе, не то что о других.
― Неправда, ― обиженно пробормотал Хань.
― Правда. У тебя даже еды нет.
Тут возразить было нечего. Но это только на время, а вот завтра...
― Вот ты же отличный экономист, увлекался футболом и играл в сборной, ещё и музыку нелохо пишешь. Почему бы тебе не остановиться на этом? Выбери что-то одно и живи спокойно.
Хань пропустил это мимо ушей ― Ифань не понимал сути проблемы. Нельзя делать что-то одно и никогда не терять вдохновения. Не выйдет, не-а. Однообразие убивает вдохновение, и жить так нельзя. Вообще. И Хань не мог так жить, потому что Хань ― разносторонняя и талантливая личность.
― Или вернулся бы домой, что ли...
Ещё хуже. Дома Ханя ждал личный офис в компании отца. Семейный бизнес, да. Успешный, к слову. Но от этого Ханя воротило. Жить на всём готовом не так и плохо, но скучно и бесперспективно с точки зрения вдохновения. Не говоря уж о том, что ориентация Ханя становилась проблемой при таком раскладе. Общество воспринимало личные предпочтения людей спокойно и невозмутимо, но отец и мать жаждали наследников, более заинтересованных в семейном бизнесе, чем Хань. И их не волновало то, что сам Хань о наследниках не думал вовсе.
Нет, возвращаться домой он хотел меньше всего. Ему хватало бесед по телефону с матерью время от времени, а она предлагала помочь деньгами, но он отказывался ― из гордости, и потому что был уверен в собственных силах.
Ифань после ужина сунул ему в руки коробку с купленным в ресторане завтраком, кивнул на прощание и отправился домой, где его ждал "замечательный" Чунмён.
Хань прижимал к груди коробку и бессмысленно пялился на алый фонарь светофора. Не то чтобы он любил себя жалеть или чувствовать себя несчастным, но прямо сейчас ему хотелось сделать и первое, и второе сразу. Ведь он вовсе не плохой, не самоуверенный и не безответственный, просто ему нужно нечто... нечто иное, чем вот тому же Чунмёну, например. Или Ифаню. Или дело просто в том, что Хань любил разнообразие.
Хотя кого он обманывал? Ему приходилось любить разнообразие, потому что иначе у него ничего не получалось.
Кто-то из бывших как-то сказал ему, что он, возможно, действительно замечательный, только эту замечательность пока никому не дано увидеть. И увидеть её они смогут тогда лишь, когда Хань найдёт себя сам.
― Ерунда какая! Я самый... самый... Идиот! Лось почтовый! ― рявкнул Хань, когда промчавшийся мимо фургон окатил его грязной водой из лужи.
Он грустно вздохнул и поплёлся домой в насквозь промокшей одежде.
Ну а чего он хотел? Сегодня ещё не закончилось, значит, Жэ по-прежнему в силе.
Пауза
Идёт сохранение игры
Загрузка
Идёт сохранение игры
Загрузка
В десять утра Хань жизнерадостно заскочил в приёмную и застыл на месте, уставившись на толпу желающих заполучить то же место, что и он. Тут же из двери напротив выскочил щуплый мужичок и принялся возмущённо орать, замахиваясь на секретаря листами анкеты. Суть его претензий Хань не уловил, да и мужичок быстро удрал. Следующий кандидат убежал рысью, несколько других стали медленно отползать к выходу. Те, кто побывал на собеседовании, либо уходили молча и быстро, либо возмущённо орали перед уходом, но Хань так и не понял, из-за чего такая реакция. На прямые вопросы ответа не дал ни один.
Хань пристроился рядом с секретарём ― симпатичной девушкой, "закинул удочку", однако полезной информации так и не получил при всём своём обаянии. В итоге даже ему стало не по себе, когда в приёмной остался лишь он один.
― Прошу вас. ― Секретарь указала ему на дверь кабинета.
Хань прихватил анкету, постучал и заглянул внутрь. За столом в кабинете восседал непримечательный пожилой господин в изящных очках, чуть небрежно сдвинутых к кончику носа.
― Добрый день, проходите, присаживайтесь.
Хань притворил дверь, добрался до кресла и устроился на самом краю.
― Анкету, пожалуйста.
Хань положил листы на стол и озадаченно огляделся. Всё выглядело несколько странно. Да вот та же анкета, в которой вопросы казались чересчур общими и безобидными. Причём там не содержалось ни одного вопроса о предыдущих местах работы, об образовании... Ни одного вопроса из тех, какие обязательно задавали в других местах.
― Что за работу вы вообще предлагаете? ― прямо спросил Хань ― ему надоело ломать себе голову и строить догадки.
― Тестирование комплекса программ, ничего сложного на самом деле. Скажите, что вы знаете о компликационных виртуальных играх? Это так называемые КВИ-технологии.
― Э... ― бессодержательно выдал Хань. Играми он никогда не увлекался, знал, конечно, что виртуальные игры пользовались популярностью, сам играл пару раз когда-то. Игры как игры, чего уж там. Кто-то же в них играет, неужели он не сможет? Поэтому Хань собрался с духом и заявил с железной уверенностью, которой в действительности не испытывал: ― Слышал кое-что.
― О, это замечательно, тогда вы представляете себе суть, верно?
Ни черта Хань не представлял, но активно закивал, изображая осведомлённость. Деньги нужны вот прямо сейчас, а тут ещё и оплата почасовая, и кормёжка, и никаких неприятных вопросов ― одни игры.
― Конечно, я не обладаю теми же познаниями, что и вы, но кое-что... ― поспешно добавил он в надежде, что ему хотя бы намекнут, чем он будет заниматься.
― Это и не нужно. Понимаете, нам необходимо протестировать игровые модели, чтобы убедиться ― в них нет критических ошибок. Понимаете? Вам просто надо будет играть. Играть вы можете столько, сколько пожелаете. Оплата за каждый час, как вы знаете. И вы можете каждый раз начинать игру заново или же сохранять её и играть с места паузы.
― Просто играть? И всё? ― не понял Хань.
― Да. Вашу игру будет отлеживать внутренняя система, все данные и сама игра будут известны только вам. Система просто сработает в тот момент, когда обнаружит критическую ошибку. Она исправит ошибку, и вы сможете играть дальше. За каждую обнаруженную ошибку мы выплачиваем дополнительный денежный бонус.
― Вот как... ― просиял Хань. Жизнь стремительно налаживалась. Тут ещё и бонусы за ошибки дают, ну надо же. И всего-то ― сидеть и играть. Не работа, а лафа.
― Как вы знаете, обычно для виртуальных игр требуются лёгкие приборы, в нашем же случае предусматривается наличие индивидуальной кабины для максимального комфорта, ― увлечённо рассказывал пожилой господин. ― В кабине вы сможете принять любое удобное вам положение, ответите на вопросы ― разумеется, всё строго конфиденциально ― и зададите желаемые параметры игры. Нет никаких ограничений в жанрах, впрочем, не забивайте себе голову мелочами ― система сама поможет вам во всём разобраться и выполнит все ваши пожелания. Инструкцию почитаете. После настройки начнётся загрузка. Принцип работы достаточно сложен, в общих же чертах: загрузка производится путём воздействия на мозг определёнными сигналами, в результате чего вы и попадёте в игру. Выйти из игры вы можете либо сами в любой момент, либо же система сама выведет вас из игры, если вы пробудете там слишком долго без перерыва. Максимальное время непрерывного нахождения в игре ― шесть часов. Рекомендуется пользоваться паузой раз в три часа, чтобы немного отдохнуть и хотя бы попить воды. Оплата ежедневно производится, по количеству отыгранных часов. Хотите подумать или готовы приступить немедленно?
― Готов. Прям щас, ― с энтузиазмом закивал Хань. Наверное, все пугались из-за процесса загрузки, всё-таки виртуальные игры с полностью виртуальной же реальностью появились не так давно, а фраза про воздействие на мозг чем-то там их настораживала. Хань никогда не вникал в детали, но тот же Ифань как-то говорил ему, что всё воздействие сводится к подаче образов на сетчатку глаза в определённой последовательности. Ничего страшного, лишь слегка смахивает на незначительный гипноз или вхождение в транс.
Хань понятия не имел, в каком смысле использовалось слово "компликационные", но всё, что ему соизволили сообщить, выглядело вполне безобидным и даже интересным.
― Прекрасно, прекрасно... Следуйте за мной, ― оживился пожилой господин и провёл Ханя по коридорам в зал, набитый, по всей видимости, ранее упомянутыми кабинами. Судя по цвету активных ламп, примерно половина кабин уже работала на полную мощность.
― Прошу сюда.
Хань послушно забрался в указанную кабину и удобно улёгся в низком кресле, отрегулировал наклон спинки и осмотрелся.
― Ничего нажимать не нужно. Система сама о вас позаботится. Просто расслабтесь и получайте удовольствие. Напитки и еда подаются прямо в кабину. Если пожелаете, то можно даже активировать массажную опцию кресла ― достаточно отдать команду системе. Хорошей игры. ― И пожилой господин закрыл дверь кабины.
На миг Хань оказался во тьме, затем мигнули лампы по бокам, и внутри разлился мягкий и приятный для глаз свет. Перед Ханем повис прозрачный монитор, реагирующий на прикосновения.
Пока он пялился на монитор, прозвучал глухой щелчок, после чего в кабине прошелестел почти бесплотный голос:
― Приветствую вас. Будьте любезны, представьтесь, пожалуйста.
Говорили на общем языке, как и во всех учреждениях. И этот голос мог принадлежать как женщине, так и мужчине. На грани шёпота, но не шёпот. Очень сексуально. Хань невольно расслабился полностью и обмяк в кресле с чувством непередаваемого удовольствия.
― Хань. Лу Хань.
― Приветствую вас, господин Лу. На мониторе укажите, пожалуйста, вашу возрастную группу.
На прозрачном экране засветились два варианта ответа: меньше тридцати и больше тридцати. Хань ткнул пальцем в первый.
― Господин Лу, желаете ли вы включить в игру сексуальные элементы?
― Э... Что?
― Хотели бы вы заняться в игре сексом? Или вы предпочитаете...
― А это возможно?
― Разумеется. У нас предусмотрены все виды игр. Сексуального характера ― в том числе. Вы можете выбрать позднее жанры более конкретно, но если вы желаете разнообразить игру сексуальными элементами или после выбрать игру сексуального характера, мне потребуется задать вам дополнительные вопросы.
― Угу... А... Не будут ли странными ощущения во время... э...
― Реальность игры в плане ощущений полностью соответствует тому, к чему вы привыкли.
― Ясно. Тогда... гм... желаю. Да. Разнообразить. ― Чем чёрт не шутит? Можно и попробовать ― безопасный же секс, ведь полностью виртуальный. К тому же, у Ханя давно никого не было, а... хотелось бы... да вот просто в одной постели полежать ― одного этого бы хватило для хорошего настроения. Особенно после того, как он узнал, что у Ифаня всё отлично, остро ощущал своё одиночество. Пусть даже в игре, но избавиться бы от этого ощущения хоть ненадолго.
― Прекрасно. Господин Лу, укажите вашу ориентацию.
На мониторе замигали варианты: гетеро, гомо и комбо. Хань уверенно ткнул в "гомо".
― Благодарю вас. Господин Лу, ваши предпочтения?
Теперь на мониторе светились разноцветные "домина", "комба" и "суба". Хань закусил губу, заколебавшись на минуту. Обычно он ставил всегда вариант "комба", но в последние несколько лет фактически предпочитал последнее ― "суба". Туда и ткнул в итоге, потому что из-за голоса проклятой системы секса хотелось всё сильнее. Хорошего секса, после которого остаются противоречивые ощущения усталости и полёта, а тело приятно тяжелеет от всех испытанных им ласк и продолжительного оргазма. И приходит вдохновение, так ему необходимое.
Хань печально вздохнул ― ну вот, сам себя ещё и накрутил.
― Господин Лу, укажите ваши требования к желаемому партнёру.
Хань уставился на монитор, затем выбрал варианты "гомо" и "комбо" сразу, отбросив "гетеро", в предпочтениях ткнул "домина", возраст...
― Можно указать возраст меньше двадцати пяти, а не тридцати?
― Разумеется, как особое пожелание. Вы предпочитаете агрессивного партнёра, страстного или нежного?
Хань задумался всерьёз.
― Пусть будет... страстный.
― Опытный или неопытный?
― Гм... С опытом, но неискушённый.
― Это связано с вашим выбором желаемого возраста? ― предположила система.
― Д-да, ― неуверенно согласился Хань ― он просто не думал об этом в подобном ключе.
― Предпочтения по внешним признакам у вас есть?
― Как бы сформулировать... Золотая середина: не слишком высокий, но и не коротышка, не крупный, но и не худосочный, не смазливый, но и не посредственный.
― Род занятий?
― Всё равно.
― Вернёмся к вам. Господин Лу, вы страдаете какими-либо заболеваниями?
― Нет.
― Есть ли какие-либо медицинские ограничения или режимы, которых вы должны придерживаться?
― Нет.
― Тогда обсудим жанр вашей игры и сюжет. Что бы вы хотели?
― Э... что-нибудь динамичное и немного экстремальное. С сексуальными элементами, ― торопливо добавил он.
― Остросюжетность и приключения, верно?
― Можно и так сказать.
― Желаемая картина мира?
― Соответствующая реальности. Этот город, это время, сегодняшний день.
― Любопытно. Как пожелаете, господин Лу. Сексуальный характер игры. Вы желаете ограничиться эротическими контактами или предпочитаете полноценную связь с желаемым партнёром?
― Полноценную, ― выпалил Хань быстрее, чем успел сообразить, о чём его вообще спросили.
― Вы хотели бы видеть желаемого партнёра на своей стороне или на стороне вашего игрового противника?
― Не знаю... Всё равно.
― Случайный выбор. Желаемый сюжет? Детали?
― Всё равно.
― Снова случайный выбор. Принято. Желаете прочесть детальную инструкцию?
― Нет, спасибо.
― Вы готовы начать игру?
― Д-да, готов, ― пробормотал Хань, оглушённый внезапным вопросом.
― Смотрите на монитор, пожалуйста. Прямо на зелёный узор. Десять... Девять... Восемь... Четыре... Загрузка игры ― старт.
Пауза
Идёт сохранение игры
Загрузка
Идёт сохранение игры
Загрузка
Хань обнаружил, что сидит в удобном кресле и держит в руке чашку с горячим кофе. Поморгал, приходя в себя. Заодно полюбовался на дорогой костюм-тройку и начищенные до блеска ботинки ― ему редко доводилось расхаживать в таком виде в последние годы. Интересно, как оно смотрится на нём? Зеркало бы...
― Понимаешь, всё уже расписано, поэтому нам тебя просто некуда приткнуть, ― веско сообщил Ханю на общем языке тип, которого он точно раньше никогда не встречал. Тип торчал за массивным письменным столом и выглядел как важная шишка.
― Некуда... ― рассеянно повторил за ним Хань и попытался сообразить, что тут вообще происходит.
― Я могу лишь дать тебе спецзадание. Хочешь?
― Какое спецзадание?
― Это касается торговли оружием. Лавочку, конечно, прикрывать пока рано, но мы до сих пор не знаем, кто стоит за крупнейшими поставками. Хочешь заняться? Работа под прикрытием. В теории. Сам поглядишь по ходу дела. Это не то, о чём ты мечтал, но лучших вариантов пока нет. И я даю тебе разрешение выбрать самому себе команду. Довольно щедро с моей стороны, и ты мог бы сказать мне "спасибо", как считаешь?
― Спасибо, ― машинально брякнул Хань. ― И из кого ты предлагаешь набирать мне команду?
― Академия Военного министерства к твоим услугам. Я сообщу им необходимые сведения. Тебе достаточно будет прийти и выбрать. Ну как?
― Э... Хорошо, ― с сомнением согласился Хань, но всё же после воспрял. Это же игра, так? Значит, всё путём. Хотя окружающая обстановка казалась пугающе реальной.
Когда он покинул кабинет и выбрался на улицу, то узнал квартал. Всё совпадало вплоть до мелочей. Он даже жил в той же квартире. Правда, квартира в игре была обставлена с шиком и помпой и ничем не напоминала его убогое пристанище в реальности.
Сбросив пиджак и жилет, Хань налил себе кофе и добавил две ложки сахара, но тут его отвлёк телефонный звонок. С досадой он ответил на звонок.
― Всё, я сообщил в Академию, что ты наведаешься к ним, тебя будут ждать. Данные по делу и файлы я тебе тоже переслал. Удачи.
Хань отрешённо отложил телефон.
Ну здорово...
Из любопытства он просмотрел присланные файлы и сведения, встряхнулся и окончательно взбодрился. Может, в его жизни и случались время от времени моменты Жэ, но вот прямо сейчас всё шло просто отлично.
Он покрутился перед зеркалом и пришёл к выводу, что выглядит на миллион золотых монет. Самочувствие соответствовало внешнему виду. И когда он распахнул дверцу личного гардероба, восторженно раскрыл рот. Теперь у него хватало шмоток, о каких он прежде только мечтал. И не только шмоток.
Хань окончательно вжился в роль, распечатал данные, завалился на диван и основательно изучил их. Потом он возился с пистолетом и целился в собственное отражение в зеркале. Пожалуй, для полного счастья ему требовался только пресловутый партнёр, которого он подбирал себе с помощью игровой системы.
Хань переоделся, сменив строгий костюм на лёгкие брюки спортивного покроя и пятнистую футболку, прихватил куртку и отправился в Академию. Он уже прикинул, какой человек ему понадобится для дела.
Всё выглядело довольно просто: некто переправлял в город крупные партии оружия, после чего оружие распродавалось и расходилось, однако сам торговец оставался в тени. Оружие обычно получали крупные и влиятельные преступные группы, стало быть, они могли и делать заказы, то есть, формировать спрос. Всего-то требовалось затесаться в какую-нибудь влиятельную преступную группу и с отправкой следующего заказа выяснить личность торговца оружием, поэтому Хань решил ограничиться одним помощником. Достаточно для страховки, а разобраться с делом он мог и сам. Итак, мозг операции ― Хань, и ему нужны "мышцы".
В Академии его действительно ждали, однако энтузиазм медленно, но верно сходил на нет.
Хань со скучающим видом смотрел на очередного кандидата и понимал, что "просто" не выйдет. Каждый его чем-нибудь не устраивал.
― Вы рок-группу хотите сколотить или собираете команду для полёта на Марс? ― возмущённо вопросил куратор Академии, озадаченный новым отказом.
Хань выразительно потыкал пальцем в сторону кандидата.
― Сами как думаете? Ну не похож он на агента. Эй, ну-ка, сделай грозное лицо!
Кандидат попытался ― поник даже куратор.
― Может, искали бы тогда среди актёров? ― мрачно пробубнил он.
― Я подумаю над вашим предложением, ― вздохнул Хань, накинул куртку на плечи и зашагал к двери. У лифта его толкнули в плечо, мимо протиснулись ребята в тёмных комбинезонах и ввалились в кабину.
― Один, два... четыре... А где Кай? Дверь держите!
Хань обернулся и уставился на ещё одного парня, несущегося к лифту. Тот на ходу пытался засунуть руку в рукав и застегнуть комбинезон. Встрёпанные тёмные волосы, непривычно смуглая кожа, резкие черты лица и странная кривая усмешка на полных губах.
― С дороги, чикито, ― дерзко заявил он Ханю и бесцеремонно сдвинул в сторону.
― Скорее, Кай, ― поторопили его из кабины.
Хань, прилипнув взглядом к смуглой коже, которую пока что не скрывал комбинезон, машинально втиснулся в кабину следом. Таращился на плечо и правую сторону груди с тёмным соском и никак не мог выкинуть из головы назойливо вертевшееся там слово "порнография".
Ребята в лифте о чём-то говорили, но у Ханя не получалось услышать их и постичь смысл сказанного ― он пялился в упор на Кая. То есть, на обнажённые плечо и половину груди. И пялился даже тогда, когда Кай попал-таки в рукав, натянул ткань на плечо и застегнул комбинезон. Хань моргнул пару раз и перевёл взгляд с молнии на шею. Красивая шея, да...
И он едва не подскочил на месте ― перед глазами поводили рукой и громко щёлкнули пальцами.
― Эй, чудак, ты что? ― спросили справа.
― Отстаньте от него ― он на Кае залип, ― засмеялись слева.
― Ему на Кая оборотов не хватит, ― теперь заржали уже справа. ― Кстати, Кай, тебя всё-таки отчисляют, ты в курсе?
― К чёрту, ― безразлично отозвался Кай. И Хань уставился на его губы так, словно мог увидеть произнесённые им слова. Низкий голос изумительного тембра отключил ему мозги ещё в первый раз, когда Кай обозвал его каким-то... О, да, "чикито"! Этот голос казался Ханю осязаемым, плотным и созданным...
Стоп.
Хань постарался взять себя в руки и оценить обстановку. Но тут Кай закусил на миг нижнюю губу, затем быстро провёл по ней кончиком языка и что-то спросил. Все старания Ханя пошли прахом, потому что мозг опять забуксовал и почему-то сосредоточился на обработке впечатлений от вида влажно блестевших губ. Зато в голове стало на одну мысль больше ― к "порнографии" прибавилось "это просто недотрах".
― Эй, чикито, ты тоже прыгать собрался?
Хань медленно осознал, что Кай задаёт ему этот вопрос уже в четвёртый или пятый раз.
― Прыгать? Прыгать... Прыгать?! Откуда? ― Тело сладко ныло от желания, и это мешало связно думать. С Ханем никогда прежде ничего подобного не случалось, обычно он намного спокойнее реагировал на парней, которые ему нравились, а вот чтобы так конкретно вырубало от одного только вида или голоса...
― С крыши, откуда ещё?
Хань с трудом вспомнил, что здание Академии насчитывало где-то пятьдесят этажей, если не больше. Если спрыгнуть с крыши, в теле потом ни одной целой косточки не останется.
― Я похож на психа? ― возмущённо поинтересовался он.
В лифте дружно заржали опять.
― Ну, я ж сказал ― у чикито оборотов не хватит, ― поведали справа.
Лифт остановился, створки разъехались в стороны, и Хань смог полюбоваться на крышу. Ветер тут не просто дул, а яростно рычал и дёргал за одежду, норовя сбросить вниз. Ребята повалили из лифта, но Хань успел-таки поймать Кая за рукав. Тот вопросительно посмотрел на него, едва заметно вскинув брови.
― Я подыскиваю человека для специального задания, работа под прикрытием. Тебе интересно?
― Не очень, ― отозвался Кай, аккуратно высвободив рукав из пальцев Ханя. ― И меня отчислят если не сегодня, то завтра. Вряд ли я подхожу для такого задания.
― Это не имеет значения. Если я возьму тебя на спецзадание, никто тебя не отчислит. Дело касается торговли оружием, ты...
― Нет, ― отрезал Кай, не дослушав его, и вышел из кабины лифта.
Хань потоптался на месте, собрал волю в кулак и тоже выскочил на крышу.
Студенты таскали какие-то рюкзаки к самому краю, весело перекрикиваясь. И далеко не сразу до Ханя дошло, что они не шутили. Эти придурки в самом деле собирались прыгать с крыши. И таскали они не рюкзаки, а парашюты.
― Чикито, хочешь сделать пару снимков себе на память? ― спросил кто-то.
― Не хочу. Эй, Кай, всё-таки подумай над моим предложением.
― Так-так, что уже у вас? Кай, чикито влюбился?
― Иди к чёрту, ― невозмутимо отозвался Кай и поправил лямки на плечах.
― Только не говори, что ты послал такого красавца куда подальше!
― В самом деле?
― Ну ты даёшь...
― Эй, а чикито и впрямь...
Кай отмахнулся от непристойных шуточек, поднял второй парашют и в два шага преодолел разделявшее их расстояние, после чего сунул парашют Ханю под нос. Хань растерянно ухватился за лямки, взвесив в руках тяжёлый рюкзак.
― Чикито, если прыгнешь, ― Кай артистично развёл руки в стороны и сверкнул насмешливой улыбкой, ― я весь твой.
И этот... этот невозможный парень рванул к краю крыши, прыгнул и исчез за бортиком под весёлый смех студентов. Хань кинулся следом, волоча за собой рюкзак, наклонился над бортиком и сглотнул. Сначала он различил тёмную фигуру, стремительно летевшую вниз, потом только сообразил, как далеко до земли, отшатнулся, рухнул на колени и попытался сделать вдох ― дыхание перехватило от ужаса. Хань всегда боялся высоты, а тут ему не то что посмотреть, ему предложили спрыгнуть самому.
Невыполнимо.
Но это ведь просто игра, так? Пиксели, картинки, виртуальность ― фальшивка. Даже если он не сможет раскрыть парашют, то не умрёт. Всего лишь увидит надпись "Конец игры". Всё не по-настоящему, да? Нет никакой крыши ― он в кресле лежит в кабине. Обман зрения и чувств. Чёрт его знает, тот это парень или не тот, но Ханя он вывел из себя своей самоуверенностью. Ну ладно...
Хань решительно нацепил парашют, застегнул пояс, смерил ржущих над ним студентов надменным взглядом и перелез через бортик.
― Вниз на смотреть... Вниз... не смотреть...
Он немедленно наступил на шнурок, запнулся, покачнулся и завалился вперёд, чтобы упасть в бесконечность. Хотя это не напоминало падение, потому что Ханя словно бы подхватило ветром и снесло немного в сторону. И вниз он всё-таки посмотрел. Всё казалось таким крошечным, игрушечным. Как будто это не город внизу, а макет города на столе в проектном бюро. Если бы не ветер и не чувство лёгкости, Хань вообще забыл бы о том, что падает вниз и должен дёрнуть за ту штуковину справа, чтобы раскрыть парашют. А ещё ― чем дольше он падал, тем тяжёлее становилось тело, а воздух ― менее плотным, хотя должно бы быть наоборот.
Хань различил чуть левее внизу белый купол другого парашюта. Кай, больше некому. Тут же вспомнились звучание голоса Кая и идеально обрисованный тёмный сосок, и крепкая шея с гибкими мышцами под смуглой кожей... Раскинутые руки, ослепительная улыбка и "я весь твой".
Хань торопливо раскрыл парашют: его дёрнуло так, что дыхание сбилось, зато теперь ветер перестал свистеть в ушах, пришло чувство плавности, и всё внизу как будто замедлилось.
Хань парил в воздухе, пристально следил за парашютом Кая и мечтал оказаться вновь на своих двоих на твёрдой земле. Теперь уже с правом на Кая, ведь тот сам превратил себя в ставку в этой глупой игре.
Он не видел, как именно приземлился Кай, зато видел, как тот скатывал парашют и посматривал вверх.
Хань умудрился приводниться прямо в центре пруда в парке Академии, распугав тамошних карпов. И Кай наверняка не ожидал увидеть под оранжевым шёлком Ханя, потому что, выудив Ханя из воды вместе с парашютом, он заметно помрачнел.
― Я прыгнул, ― гордо сообщил ему мокрый, как мышь, Хань, едва смог говорить и отплевался от попавшей в рот воды.
― Вижу, ― прохладно отозвался Кай и занялся скаткой парашюта.
Хань сидел на траве и наблюдал за его уверенными и отточенными движениями, любовался гибким телом, линии которого комбинезон отлично подчёркивал, пялился на выступающий вперёд упрямый подбородок, выразительные губы и нос с лёгкой горбинкой. Мрачный Кай нравился ему ничуть не меньше дерзкого или весёлого. Почему-то в любом состоянии Кай напоминал Ханю танцующее пламя. Наверное, виной тому его манера двигаться ― одновременно резко и плавно, с силой и грацией.
Хань смотрел на Кая и ощущал, как от солнечного сплетения во все стороны по телу расходятся горячие волны, буквально затапливают его жаром. "Я весь твой".
― Думаю, ты теперь иначе ответишь на мой вопрос о специальном задании, так? ― не удержался Хань.
― Кто знает, ― буркнул Кай и вскинул голову, отвлёкшись от процесса скатки парашюта. К ним спешила дамочка с кипой бумаг в руках. ― Чёрт...
― Замечательно, ― ядовито сообщила она. ― Ещё и прыжки без разрешения руководителя группы. Совсем распоясался. Ты отчислен, поздравляю.
― Неужели? ― без особого интереса уточнил Кай, запихнув парашют в рюкзак.
― Представь себе. И теперь никакие медали тебя не спасут. Устанавливать камеру в кабинете профессора было опрометчиво, знаешь ли. Даже если он ставит итоговые оценки не по заслугам, а за определённую сумму наличными. Кстати, поскольку ты отчислен, немедленно освободи комнату в общежитии. И никого не волнует, как именно ты это сделаешь. Через час там должно быть чисто и пусто. За документами зайдёшь в конце недели.
― Хм... ― Хань проводил дамочку заинтересованным взглядом. ― Так как? Мне сделать предложение тебе ещё раз, или ты уже согласен?
Кай легонько пнул рюкзак, сунул руки в карманы комбинезона и вздохнул.
― Если я соглашусь, после выполнения задания меня восстановят?
― После успешного выполнения задания ― хоть на следующий курс переведут прямо сейчас.
― На кой чёрт? Меня и так всё устраивает. Достаточно будет восстановить, сверх этого ничего и не нужно. И да... ― Кай развернулся и зашагал куда-то по дорожке, Хань кинулся следом. ― Мне жить негде теперь.
― Поживёшь у меня, ― не потрудившись скрыть довольную улыбку, сказал Хань. ― Ты же теперь весь мой, верно?
Кай отмолчался, свернул к правому крылу Академии и толкнул высокую двухстворчатую дверь. Общежитие Академии, как видно.
Хань следом за Каем поднялся по лестнице на третий этаж, сунул любопытный нос в комнату, куда зашёл Кай, и не преминул сообщить:
― Ну и бардак.
― Заткнись, ― невежливо посоветовал ему Кай, достал из-под кровати большую сумку и принялся запихивать в неё немногочисленные вещи. Пожалуй, из слов той дамочки он уяснил только то, что должен освободить комнату, а вот состояние комнаты его заботило мало.
Очевидно, присутствие Ханя его тоже не слишком заботило, потому что стаскивать с себя комбинезон он принялся на глазах у Ханя. Ханя же обеспокоило состояние собственного здоровья ― он даже не подозревал, что у него слабое сердце. Ещё чуть позже он понял, что такое смерть от инфаркта. Ладно, не то чтобы понял, но получил представление, на что это могло быть похоже.
Под комбинезоном на Кае ничего не было. Вообще. Одна лишь гладкая смуглая кожа. И Кай казался Ханю идеальным ― весь полностью. Ханю вообще нравились мужчины, мужские тела, но никогда прежде и никто не производил на него такого впечатления, как Кай.
Хань немного оклемался, когда его легко и небрежно ударили ладонью по подбородку, словно заставили поднять отвисшую челюсть.
― Ты что, по мальчикам, что ли? ― насмешливо спросил Кай и бросил на кровать тёмные брюки, оливкового цвета рубашку ― в военном стиле ― и бельё.
― А ты сам? Эксгибиционист? ― огрызнулся Хань.
― Я не болен, если ты об этом, ― хмыкнул Кай и принялся одеваться. ― Просто люблю спать без одежды. И не стесняюсь, когда на меня так восторженно смотрят. И ты мог сообразить, что мне надо переодеться, и выйти за дверь. Я тебя не звал сюда. Поэтому не рассчитывай, что я стану тебя умолять выйти вон и дать мне переодеться в одиночестве. Хочешь смотреть, смотри, мне не жалко.
― Я хочу не только смотреть, ― прямо заявил Хань. ― И ты сам ляпнул, что если я прыгну, то ты весь мой.
Кай застегнул брюки, небрежно накинул рубашку и неторопливо подошёл к Ханю вплотную. Смотрел сверху вниз, лениво прикасался к пуговицам, сантиметр за сантиметром пряча от глаз Ханя смуглую кожу под оливковой тканью.
― Допустим, ляпнул. Но разве речь шла не о спецзадании?
― Может быть... ― Хань с сожалением отметил, что четвёртая сверху пуговица уже застёгнута, а пальцы Кая прикоснулись к третьей сверху пуговице. ― Но ты сам сказал то, что сказал. А я... ловлю тебя на слове. Думать надо было, что говоришь и кому.
― А ты... ― Кай погладил пуговицу пальцем, словно не мог решить, застёгивать её или нет. ― Ты хочешь меня всего?
Хань уставился на проклятую пуговицу ― он мысленно умолял Кая оставить её расстёгнутой, ведь тогда можно будет любоваться смуглой кожей и иногда даже видеть тёмные кружки сосков.
Кай застегнул все пуговицы, кроме одной, последней. И широко улыбнулся, когда Хань возмущённо посмотрел ему в лицо.
― Да, ― твёрдо ответил Хань. ― Всего полностью.
― Мечтать не вредно, ― фыркнул Кай, подхватил сумку с пола и двинул мимо Ханя к двери.
― Эй! А как же священность долга в споре?
― А мы спорили?
― Но ты же...
― Завянь. Я не сплю с парнями.
― Повод начать.
― И не мечтай. Я сплю с парнями вообще-то, так же часто, как с девчонками, но обычно это я хочу, а не меня хотят.
Хань пару минут переваривал услышанное, потом до него дошло.
― Но именно это я и имел в виду.
― Что, прости? ― Кай резко остановился, обернулся и смерил Ханя озадаченным взглядом.
― Ничего. Дурак ты, вот что. ― Хань толкнул его плечом и пошёл вперёд, сердито закусив губу. Кажется, Кай хотел или что-то пояснить, или спросить, но передумал, закинул сумку на плечо и стал спускаться по лестнице следом за Ханем.
Они остановились только у машины Ханя, причём Кай даже не стал ничего спрашивать ― бесцеремонно распахнул дверцу, бросил сумку на заднее сиденье и уселся впереди. Нахал.
Хань закрыл дверцу, одёрнул ещё влажную после купания в пруду одежду, пристегнулся и завёл машину, покосился на крутившегося рядом Кая.
― Пристегнись, что ли.
― Вот ещё. Рули давай, чикито.
― Я не чикито. Меня зовут Лу Хань.
― Как?
― Лу ― как "олень" и Хань ― как "рассвет", ― начиная закипать, объяснил в деталях Хань.
― Короче... чикито, ― поразмыслив немного, подытожил Кай.
― Я же сказал!
― Ладно, будешь Ханни, ― вздохнул Кай.
― Лу. Хань, ― медленно и раздельно повторил он, запустив в Кая рекламным журналом с приборной панели.
― Ты!.. ― Кай разъярённо отшвырнул журнал и смерил Ханя взбешённым взглядом. ― Олень чёртов!
Потасовка быстро увяла, потому что пристёгнутому Ханю было неудобно наставлять на путь истинный взбалмошного студента.
― Мы сегодня куда-нибудь поедем? Или только завтра?
Хань нахмурился, но всё-таки тронулся с места. Аккуратно выехал на дорогу и двинулся к дому, соблюдая правила дорожного движения.
― Кто тебе права дал? ― спустя десять минут поинтересовался Кай.
― Теперь что тебе не так?
― Ты скорости переключать умеешь? Где педаль газа, в курсе? Попробуй скомбинировать ― тебе понравится.
― Комбинация предусматривает в финале вон того дядьку в форме с полосатой палкой. Прости, но он не в моём вкусе.
― Слабак, ― грустно вынес вердикт Кай и отвернулся к окну.
― Слушай, ты всё делаешь с огоньком и размахом? Или только некоторые вещи?
Кай пожал плечами, разглядывая вывески за окном.
― Я экстремал, если ты об этом. Дайвинг, гонки, подводное плаванье с акулами, паркур, роупджампинг, стантрайдинг, виндсёрфинг, кайтсёрфинг, руфинг... ― Кай потянулся, закинув руки за голову. ― Родео и коррида ― это то, что осталось. Хочется попробовать, но не в этом городе.
― Лечить не пробовал?
― Это не лечится, ― хмыкнул Кай, вновь потянулся и запрокинул голову, позволив Ханю оценить совершенные линии шеи. Хань оценил их так высоко, что едва не въехал в багажник джипа у перекрёстка со светофором.
― Давай я поведу, ― предложил Кай, полюбовавшись на бампер джипа и расстояние между машинами, которое бы точно не понравилось "дядьке в форме с полосатой палкой".
― А ты умеешь?
― Спрашиваешь.
― Права есть?
― Зачем они мне нужны?
Хороший вопрос. Хань даже растерялся от неожиданности. Впрочем, спустя пять минут он так и не придумал достойный ответ.
― В сексе ты тоже любишь экстрим?
― Можно, но под настроение, ― без паузы или заминки ответил Кай и потянулся в очередной раз, чуть повернувшись всем корпусом, ещё и плечами повёл. С его губ слетел очень тихий низкий звук, от которого у Ханя едва не отключился мозг полностью и бесповоротно. Пришлось с силой вцепиться пальцами в руль и приказать себе не реагировать. Поздно, конечно, если бы Кай потрудился внимательно посмотреть на Ханя, то кое-что он бы точно заметил.
― Ты можешь хоть минуту посидеть спокойно? Вертишься... как уж на сковородке. Скоро дырку протрёшь.
― Не могу. Просто не обращай внимания. Хотя... привыкнешь. Все привыкают ― рано или поздно. ― И этот нахал опять потянулся. Что странно, когда он потягивался, у него ничего и нигде не хрустело. ― Долго ещё?
― Нет. Уже приехали.
Хань в самом деле свернул к тротуару и остановил машину. Через три минуты они вместе заходили в его квартиру. И Кай присвистнул, оценив новое пристанище.
― Похоже, спецзадания весьма прибыльны. Где тут у тебя ванная? И куда мне можно упасть? Кормить будешь?
Забавно, в реальности такие вопросы обычно задавал Хань, а тут впервые ему пришлось отвечать.
― Ванная ― налево. Упасть можешь на диване в гостиной. Холодильник в твоём распоряжении. Ещё что-нибудь?
― Неа, я неприхотливый, ― успокоил его Кай, оставил сумку рядом с диваном и отправился в ванную, где через минуту зашумела вода.
Хань провёл ладонью по волосам и вздохнул. Интересно, как течёт время в игре и в реальности? Ему казалось, что в реальности уже целый день прошёл, а он до сих пор не получил такую желанную порцию хорошего секса.
― Система, команда "сохранить игру".
― Выполнено. Желаете выйти?
Он подумал и мотнул головой.
― Пока ещё нет. Продолжить.
― Принято.
Хань оставил куртку на подлокотнике кресла, налил себе воды в стакан и выпил, ещё раз просмотрел материалы, касающиеся задания, послонялся по квартире и решительно взялся за ручку двери.
Кай стоял напротив двери и вытирал полотенцем лицо. По смуглой коже скользили прозрачные капли, а влажные волосы липли ко лбу и вискам. Хань пожирал его взглядом и думал... Ничего не думал ― мозги вырубило.
― Что? ― вскинув голову, спросил немного удивлённо Кай.
― Ничего.
Хань шагнул к нему, бросил ладонь на затылок и прижался к его губам, чтобы скользнуть языком внутрь и ощутить тепло ― нет, жар. Глубже и чувственнее, изучая на ощупь самым кончиком языка. Пальцы сами по себе медленно сгибались, хватая мокрые пряди на затылке. Прикосновение к спине и резкий рывок заставили Ханя задохнуться и потерять инициативу. Теперь изучал Кай, не стесняясь прихватывать нижнюю губу Ханя зубами. Он глухо застонал и равнодушно отметил, что высохшая было футболка на груди и животе промокла, ведь он приник к облитому водой смуглому телу. Ну и пусть... Он запустил в волосы Кая пальцы обеих рук, притягивая к себе сильнее и не желая останавливаться, дразняще лизнул чётко очерченные губы и приоткрыл собственные, намекая, что ждёт продолжения. Горячая ладонь надавила на поясницу в тот же миг, как меж приокрытых губ Ханя проскользнул быстрый язык. В груди родился слабый стон, но он так и не вырвался наружу, умерев в поцелуе ― на кончике языка Кая.
Кай отстранился, сунул Ханю полотенце и подтолкнул к ванне.
― Полагаю, о диване мне можно забыть и стоит упасть на твою кровать? Или я что-то не так понял?
― Ты весь мой, ― не поленился напомнить Хань, с трудом переводя дух после поцелуя. ― Падай на кровать, я только за.
― Не сомневаюсь, ― фыркнул Кай и закрыл за собой дверь.
Хань никогда в жизни не принимал душ так быстро, как в этот раз. Но Кай всё равно умудрился уснуть, не дождавшись его. Улёгся поперёк кровати под одеялом, подгрёб к себе подушку и уснул.
Скотина.
― Я в полной заднице, ― тихо пожаловался мирозданию Хань, почему-то уставившись в потолок. ― Это ж какой Жэ надо было случиться, чтоб мне даже в играх так не пёрло?!
Он тоскливо вздохнул, поправил полотенце на бёдрах и посмотрел на сладко сопящего Кая. Вот гад, а? Секса хотелось до звона в... До звона. И даже спящий Кай пагубно влиял на мозг Ханя. Ладно, на оба мозга: и на головной, и на спинной.
Хань сердито сжал кулаки, но тут же вновь ухватился за полотенце, чтоб не упало. Ничего, ещё не всё потеряно! Хань сцапал вторую подушку и обрушил её на голову Каю. Тот сонно что-то пробормотал, подгрёб к себе мягкий снаряд, улёгся удобнее и засопел дальше.
Хань подумал с минуту и сдёрнул с Кая одеяло. Зря... Про "сплю без одежды" тот не соврал. На фоне белой простыни его кожа казалась ещё темнее и соблазнительнее. Ладони сами тянулись, чтобы прикоснуться, погладить, попробовать на ощупь...
Кай лениво повёл рукой, словно искал пропавшее одеяло. От этого движения на спине под смуглой кожей перекатились гибкие мышцы. Это Ханя и добило. Он решительно выдернул подушку из-под Кая и от души приложил по голове ещё разок.
― Какого чёрта?! Эй, в этом доме людям спать не полагается?
― Полагается. Но не прямо сейчас.
Кай медленно сел, прижав к себе подушку и, стиснув кулак, потёр им правый глаз. Детский жест, казалось бы, но полотенце на бёдрах Ханя прозрачно намекало, что повторения оно не выдержит ― падёт во всех смыслах, окончательно и бесповоротно.
― А когда? ― Кай смотрел на него уже сердито.
― Ты весь мой, помнишь?
― А, вон ты о чём... И что, у тебя горит прямо сейчас?
― Горит ― слабо сказано, ― огрызнулся Хань и забрался на кровать, уселся рядом с Каем и недобро покосился на подушку, перекрывавшую ему весь обзор.
― Ты серьёзно? Ты ведь даже меня не знаешь. ― Кай отпустил подушку и знакомо потянулся. В зоне прямой видимости образовался тёмный сосок. Крупным планом. Хань громко и отчётливо сглотнул.
― И что? ― Голос прозвучал странно: сдавленно и хрипло. ― Ты сам сказал, что часто спишь с кем-нибудь.
― Но при этом я с ними не работаю. И не планирую повторения. А ты явно планируешь.
― С чего ты взял?
― У тебя на лице написано. Ты вообще смотришь на меня так, словно съесть хочешь.
― Хочу, ― кивнул Хань. Он пытался подумать головой уже в сороковой раз, но ничего не получалось, поэтому отвечал то, что отвечалось само. ― Облизать с головы до ног, обратно, получить кайф и съесть. Если ты будешь халтурить, конечно.
― А если не буду?
― Тогда сил на "съесть" у меня не останется. Придётся ждать следующего раза.
― Проще говоря, мне выгоднее не халтурить? ― хмыкнул Кай и вновь прижал к себе подушку.
― Вроде того. Ты долго будешь трепаться? Или просто не стоит? Или всё-таки предпочитаешь, чтобы хотели тебя?
Хань умолк, рухнув на простыни, вытянувшись на спине и уставившись на лицо с резкими чертами. Кай придавливал его своим весом так, что быстро не вывернуться и не сбежать. Впрочем, Хань и не собирался делать подобную глупость ― он плавился от удовольствия, ощущая зажатую между их телами возбуждённую плоть, его собственную. Остро чувствовал слабый пульс, тревоживший мышцы на животе. И чувствовал жар, исходивший от Кая. Тот лежал на нём так, словно всю жизнь только этим и занимался.
― Не первый же раз? ― уточнил Кай, выразительно вскинув брови.
― Не первый, ― выдохнул Хань, не сводя глаз с его губ. И Ханя била мелкая дрожь предвкушения ― он ничего не мог с ней поделать. Дрожь, напряжение мышц на внутренней стороне бёдер, капельки пота, проступившие на висках и над верхней губой, затруднённое дыхание, хотя они ещё даже не целовались, зато Кай прижимался грудью к груди Ханя. Любое движение, даже самое ничтожное, порождало сводящее с ума трение. Но даже без этого невыносимого трения Хань ощущал, как его собственные соски твердеют и вызывающе "царапают" кожу Кая.
У Ханя довольно долго никого не было, но он с невыразимым изумлением вдруг осознал, что полностью готов. Уже. Сам по себе. Кай вообще ни черта не сделал, а он уже... уже... Он зажмурился и с глухим стоном качнул бёдрами, поторапливая Кая. Тот едва слышно усмехнулся и слегка прикусил нижнюю губу Ханя. Осталось лишь безотчётно запустить пальцы в тёмные волосы и ухватиться за пряди, чтобы поцелуй не прерывался, позволить языку скользнуть меж губ, сделать контакт таким глубоким, как только возможно. С приглушённым из-за поцелуя стоном Хань упрямо поёрзал, постаравшись потереться о тело Кая и грудью, и животом, и бёдрами. Продолжал удерживать Кая за волосы, подставлять губы и тихо стонал, когда горячие ладони гладили плечи, шею, грудь, задерживаясь на сосках и мучительно медленно обводя их, потом опускались ниже, ещё ниже... Хань невольно затаил дыхание, почувствовав жёсткое прикосновение к бёдрам, которое сменилось лёгким касанием, но уже с внутренней стороны. Он с готовностью развёл ноги, чтобы Кай мог устроиться удобнее, улыбнулся, когда в него легко вошёл палец, и сделал шумный глубокий вдох, когда пальцев стало два. Сам требовательно подался навстречу, чтобы пальцы оказались в нём ещё глубже. Кусая губы, чуть поморщился и пробормотал хрипловатым голосом:
― К чёрту пальцы... Уже...
Договорить не успел, потому что Кай тут же убрал пальцы, дразняще погладил нежную кожу у входа, из-за чего Хань машинально расслабился. На одну секунду. На второй секунде Кай выбил из него низкий гортанный стон, резко втолкнувшись в его тело. Непривычно. Кая он ощущал в себе удивительно остро, совсем не так, как бывших партнёров. Его мышцы внутри неохотно расступались, обхватывали член Кая так плотно, что казалось, будто бы тот не сможет двигаться в Хане вовсе. Что со смазкой, что без ― один чёрт... Но Хань не чувствовал боли, даже неудобства не чувствовал. Хотя его мышцы сейчас растягивало и распирало изнутри, это были приятные ощущения. Даже больше, чем просто приятные. Очень хотелось поёрзать, рывком податься к Каю, чтобы позволить проникнуть ещё глубже. Ничего не получалось, никак не удавалось сосредоточиться на управлении телом, и Хань не выдержал: мазнул губами по подбородку Кая и едва слышно выдохнул:
― Сильнее!
Кай мотнул головой и ничего не сделал. Только чуть позже до Ханя дошло, что ему позволяют привыкнуть к ощущениям. И он немедленно рассвирепел, вцепился пальцами в широкие плечи и, задыхаясь, велел довести дело до конца прямо сейчас. Разумеется, он тут же был послан, а Кай вновь ничего не предпринял.
― Какого чё...
― Заткнись.
Кай прихватил зубами кожу на шее, лизнул, провёл губами вниз, к ключицам.
― Эй...
― Узкий... ― пробормотал Кай в перерывах между поцелуями. ― Почти... девственник...
Хань унялся. Не потому, что разомлел от поцелуев и ласк, хотя чего уж там, разомлел тоже, а потому, что не представлял, как ему реагировать на подобный... То ли комплимент, то ли оскорбление. Особенно если до тридцати осталось не так много, а жизнь всегда была бурной и насыщенной. И пожалуйста, "почти девственник". По мнению какого-то сопляка-студента. Самое время всему упасть, только оно почему-то не падало, а нагло упиралось в живот Каю и настоятельно требовало внимания, любви и ласки. Чёрт с ним, с "почти девственником", Хань чуть позже Каю это обязательно припомнит, а пока...
Хань зажмурился и откинул голову назад, потому что влажные губы сомкнулись на его ноющем от возбуждения соске, мягко сжали и потянули, настойчиво, твёрдо, до слабой и приятной боли. Он вновь запустил пальцы в тёмные волосы и дёрнул, заставляя Кая наклонить голову и жадно вобрать сосок в рот, облизнуть и сжать уже зубами, ощутимо, больнее, чем губами, но не менее сладко.
Потом Хань руками обхватил Кая за шею и напомнил о том, что губы есть у них обоих, и не мешало бы их соединить. Он решительно оттолкнул язык Кая и сам принялся целовать, жадно прихватывая губы и кончик языка, покусывая и тут же сглаживая боль от укусов нежными прикосновениями. Наконец он сам добрался губами до крепкой шеи, до ключиц, слегка укусил за плечо и сжал кончиками пальцев тёмный ― почти чёрный ― сосок, грубо потёр, одновременно поворачивая руку, чтобы вызвать как волну удовольствия, так и острую боль. Сработало. Кай вздрогнул, впился пальцами в его бедро и рванул к себе, одним движением втолкнувшись в его тело и заполнив так, что Хань едва не захлебнулся собственным стоном. Его губы сами сложились в довольную улыбку, потому что дальше уже стало проще.
Он скользил ладонями по влажной от пота смуглой коже на плечах и груди, спине, обхватывал ногами гибкое тело Кая, стремясь сделать их близость абсолютной, хоть и понимал, что это невозможно, смотрел на лицо с резкими чертами, упивался дерзкой красотой и ловил губами неровное дыхание, хотя всё равно ничего не получалось, потому что его собственное дыхание не желало оставаться внутри и пыталось остаться на губах Кая. Сначала они коротко, рвано и быстро целовались, пока могли, а потом Хань громко стонал от каждого резкого и сильного толчка, вжимавшего его в матрас, заставлявшего чувствовать спиной смятые простыни ― каждую складку. И он даже не мог к себе прикоснуться, чтобы приблизить развязку ― положение неудобное, да и Кай не позволял. Ещё немного позже громкие стоны сменились судорожными вдохами и выдохами, время от времени превращавшимися во всхлипы. И Хань больше никуда не смотрел, потому что не мог держать глаза открытыми. Всё тело ныло, ныло от удовольствия. Мышцы на внутренней поверхности бёдер, в паху, низ живота, налившийся невыносимой тяжестью, грудь, шея... Ханю больше всего хотелось сейчас рассыпаться на мелкие кусочки, лишь бы прекратить невыносимо приятную пытку. Рассыпаться на кусочки и умереть, чтобы не сожалеть о том, что всё закончилось.
Парадокс отличного секса, который Хань никогда не мог себе объяснить. Это просто было именно так ― и никак иначе.
Кай кончил первым, и Хань догнал его спустя каких-то две-три секунды. Идеально.
Хань слабо улыбнулся, когда Кай упал на него и придавил тяжестью своего тела. Сейчас даже эта тяжесть казалась желанной и идеальной. Он медленно водил пальцами по спине Кая, смахивая или растирая по коже капли пота, гладил и рисовал непонятные узоры. На их телах остался не только пот, как и на простынях, но обоих это совершенно не волновало, да и двигаться было лень. Если точнее, то у Ханя просто кончились силы, а Кай явно хотел спать. И прикосновения пальцев Ханя к спине его усыпляли. Он так и уснул, уткнувшись носом в шею Ханя.
Меньше всего Хань желал услышать в этот миг шелестящий голос системы.
― Сохранение игры. Выход. Вы исчерпали свой лимит игрового времени, господин Лу. Подтверждаете сохранение игры?
― Да, ― севшим голосом выдохнул Хань и прикрыл глаза, чтобы не видеть внутреннюю обстановку кабины. Он всё ещё был там, в спальне, весь горел и едва дышал. Сунул руку в брюки, убедился, что всё, что было, осталось только в игре, но по-прежнему ощущал себя так, словно только что занимался сексом. Отличным сексом. И, чёрт возьми, удовольствие он получил тоже вполне настоящее.
Хотя нет, ни черта.
Этого не было в его реальности. Только в игре.
@темы: EXO, CVG: random, fanfiction, K-pop
I have another wind to ride ©
Название: Шесть
Автор: Корейский Песец (Шу-кун)
Пейринг/Персонаж: ОТ6, ОЖП
Рейтинг: 18+
Жанр: мистика, экшн, АУ
Размер: пока миди
Размещение: запрещено
Предупреждения: wipположено тут, ибо отжато с нечеловеческой жестокостью
Примечания: История на основе концепта Voodoo Doll. "Вот они, Шесть, ты взгляни. Сейчас ― выбирай. После ― плати". И да, таки гет.
Карам свернула не туда только потому, что навстречу по той же стороне улицы двигались ребята из её группы. Свернула настолько "не туда", как она и представить была не в силах, но в тот миг испытала исключительно чувство облегчения ― рядом нашлась открытая дверь.
Она юркнула в тёмный проём, не озаботившись поглядеть под ноги, и едва не свалилась с лестницы. Ухватилась за деревянные перила и чудом сохранила равновесие. В самом деле, чудом, потому что ремешок на туфельке лопнул. Жаль до слёз, Карам только неделю назад купила эти туфли. Хорошо ещё, что обувь не норовила соскочить со ступни, так что и с порванным ремешком можно ходить.
Спускалась вниз она осторожно и медленно, глядя под ноги, и лишь после спуска осмотрелась, чтобы понять, куда же её занесло.
Вокруг красовались деревянные статуи, громоздились полки со всяким барахлом непонятного назначения, плетёные коврики и игрушки, подставки с оружием, баночки с травами... Сначала Карам решила, что это антикварная лавка, потом подумала, что это какой-то склад, а в итоге в замешательстве признала, что это нечто совершенно странное и дивное.
Она склонилась над веером, тот лежал на низком столике. Определённо древняя работа, ведь сейчас никто не вставляет в веер тонкие лезвия. Этой штукой так же легко убить, как острым ножом. На полке рядом стояли баночки с ароматическими "карандашами". Карам перенюхала их из любопытства.
Громкие голоса, долетевшие от раскрытой двери, через которую Карам сюда и попала, заставили её встревоженно оглядеться и спрятаться за полку. Она медленно пятилась назад по мере увеличения громкости этих голосов ― знакомых голосов. И меньше всего она хотела, чтобы её увидели, заметили, стали поддразнивать, насмехаться или оскорблять. Не обязательно это, в общем-то, иногда обладатели этих голосов пытались привлечь её внимание или добиться её расположения. Другое дело, что она не радовалась такой компании и не собиралась дарить никому внимание и ― уж тем более ― расположение. Карам ощущала бесконечную усталость и печаль, потому что изменить существующее положение дел она не могла. Никак и никогда.
Сон Карам ― корейское имя не могло дать ей корейское лицо, точнее, сделать её кореянкой на все сто процентов. Это имя даже полпроцента не добавляло к тем пятидесяти, что достались ей от отца. Другие пятьдесят отказывались идентифицироваться ― Карам не знала, какой национальности была её мать, сбежавшая почти сразу после её рождения. Хотя её отец тоже не мог похвастать глубокими познаниями в вопросе происхождения собственной супруги. Её называли цыганкой из-за смешанной крови ― вот и всё, что знали Карам и её отец о сбежавшей женщине, не успевшей стать для них родной и близкой.
Наверное, Карам с каждым годом всё больше походила на свою мать, потому что не раз она ловила на себе задумчивый и испытывающий взгляд отца. Нет, он никогда не говорил ей подобного, но эти взгляды время от времени...
Слишком изысканные черты лица, выразительные глаза, казавшиеся чересчур светлыми, бледная матовая кожа, крепкое сложение и каштановые волосы ― всё в её внешности выдавало чужую кровь. И хорошо бы, если б чужого в её внешности было очень много, чтобы легко сойти за иностранку, но словно в насмешку судьба смягчила её облик так, что люди сразу понимали ― смешанная кровь. Смешанная кровь ― это когда ни там и ни здесь, когда чужая всем, когда не понять, кто она есть, зачем и какая, когда она такая одна ― никого нет за её спиной. Если человек одинок, ни там и ни здесь, кто вступится за него? Верно, никто, поэтому обидеть легко и безопасно.
Когда Карам исполнилось восемь, она попросила отца отдать её в школу боевых искусств. В любую. Она училась бы прилежно всё равно, потому что желание защитить себя ― нет, отомстить ― полностью занимало её разум. Отец отказал ей. Не к лицу девочке синяки набивать и кулаками махать. Это против традиций и порядка. Может быть, но что-то традиции и порядок не спешили защитить её от нападок сверстников. Тем не менее, изменить решение отца ей не удалось. Радовало хотя бы то, что из-за крепкого сложения Карам была намного сильнее других девочек, а часто ― сильнее мальчишек. Для неё не составляло труда поднять что-то тяжёлое и швырнуть в обидчика. Или толкнуть так, что пострадавший летел долго и красиво. Или сильно ударить ногой куда придётся, но с нужными последствиями.
Вот только одной силы в её случае явно маловато. Сила внушала опасения всем вокруг, но не давала полной защиты и, уж тем более, сила плохо защищала от оскорблений словесных...
― Эй, мне показалось, или я видел нашу недотрогу?
Карам вздрогнула, чётко различив скрипучий голос, которым произнесли эту фразу у двери, сделала быстрый шаг назад, запнулась о ковёр на полу и упала на спину. Она замерла на минуту, потом завозилась, встала на колени, прижав к груди сумку. Некоторое время она не шевелилась, вслушиваясь, но голос вроде бы отдалился. Значит, никто не успел заметить, как она сюда зашла?
Карам вновь вздрогнула, но уже не от звуков, а потому, что краем глаза заметила какое-то движение рядом с собой. Она резко повернула голову и почти сразу отшатнулась. Моргнула. Рядом на полке валялась кукла. То ли ветошь, обшитая грубой тканью, то ли солома, то ли ещё какая пакость. Нелепая кукла с глазом-пуговкой, заметными стежками и аккуратно нашитым на грудь ярким сердечком. Сердечко и общий вид куклы настолько не сочетались, что оставалось лишь поражаться: какому психу могла прийти в голову мысль нашить на "это" миленькую аппликацию.
― Да точно вам говорю, я видел её собственными глазами! Куда она могла деться?
Карам сжала сумку обеими руками и затаила дыхание. Её взгляд невольно остановился на тряпичной кукле. Одна нога той свешивалась с полки.
― Куда? Тут и идти-то некуда. Спряталась где-то здесь, точно вам говорю...
Карам зажмурилась и обхватила сумку ещё крепче. В мыслях она повторяла лишь одно: "Только бы не нашли..."
― Да ну её к чёрту...
― Ещё чего! С места не сдвинусь, пока не выволоку из убежища за волосы. Умная какая, решила спрятаться, как будто это ей поможет...
Карам почти сжалась в комочек, подалась чуть вперёд и беззвучно прошептала:
― Уходите же... Просто оставьте меня в покое.
Как было бы замечательно, если бы её хотя бы не замечали, делали вид, что её просто не существует. Мечты...
― Да где же она?
К глазам подступили слёзы отчаяния, хорошо настоявшегося за все эти годы, поэтому Карам зажала себе рот ладонью, чтобы не выдать себя всхлипом или иным звуком.
― Вот чёртова же сучка... Я ещё и бегать за ней должен, чтобы она...
Карам закрыла руками уши, чтобы не слышать ничего, а слёзы всё же хлынули. Они лились по щекам, и плотно сомкнутые веки не могли их удержать. Она склонила голову и закусила губу, но всё-таки всхлипнула, испуганно зажмурилась ещё сильнее.
Время шло, и ничего не происходило. В конце концов, Карам открыла глаза и убрала ладони с ушей, смахнула слёзы с подбородка. Она смотрела на лежащую перед ней нелепую грязную куклу, та в ответ равнодушно смотрела на неё одним глазом-пуговкой. Вздохнув, Карам опёрлась рукой о полку, чуть приподнялась на коленях и огляделась, потом ахнула, когда внезапно палец кольнуло чем-то острым. Машинально она бросила указательный палец к губам и слизнула с него капельку крови.
Тряпичная кукла всё так же лежала на полке. Карам осмотрела её и решила, что укололась о кончик соломинки. Скорее всего. Хотя никаких торчащих соломинок разглядеть не смогла. Стоило бы взять куклу в руки и внимательно изучить, но Карам не смогла заставить себя. Кукла как кукла: старая, грязная и пошитая не слишком умело, ещё и с миленьким сердечком, но при взгляде на неё становилось зябко.
На улицу Карам выбралась спустя полчаса: осторожно высунулась, убедилась, что мимо идут только незнакомые люди, переступила через порог и побрела по тротуару к пешеходному переходу ― там горел красный. Она обернулась, чтобы проверить, есть ли вывеска над тем местом, где она пряталась.
Вывески над распахнутой дверью не оказалось, зато в тёмном проёме на миг промелькнуло лицо. Чьё-то. Или нет, но это походило именно на лицо, хотя она и различить ничего толком не смогла. У Карам мороз прошёл по коже, потому что этот кто-то совершенно точно посмотрел на неё. Именно на неё ― она буквально почувствовала взгляд кожей, хоть это и звучало дико.
Она отвернулась, уставилась на поток машин, но через миг обернулась опять, чтобы увидеть тёмного человека, покачивавшегося на широко расставленных ногах в десяти шагах от неё. Он сильно наклонился вперёд, безвольно свесив руки почти до земли, медленно поднял голову, но лицо спрятала завеса спутанных длинноватых волос. И он смотрел на Карам.
Она шарахнулась назад и едва не ступила на дорогу, бросила взгляд себе под ноги и уставилась на светофор. Попыталась. Потому что светофор заслонил то ли тот же самый тёмный человек, то ли другой. Длинная чёлка оставляла на виду лишь губы и подбородок.
Через миг по дороге промчался фургон, не оставив ничего от незнакомца, никаких следов.
Карам с силой сжала пальцами ремень сумки и сделала глубокий вдох, осторожно оглянулась. Дверь кто-то закрыл, никакой вывески над крыльцом, никаких подозрительных типов на полусогнутых за спиной. И впереди ни следов крови, ни торчащего посередь дороги тёмного парня. Зато вокруг полно либо спешащих куда-то людей, либо усталых и неторопливых, но все обычные и вовсе не напуганные. Достаточно для вывода, что странности видела лишь Карам, то есть, это её персональные странности или галлюцинации, например. Трусихой она никогда не была, но испугалась всерьёз, когда увидела... то, что увидела.
В студию она пришла, не убившись по дороге. Больше ничего странного с ней не приключилось, но от этого явления тёмных людей казались ещё более зловещими.
― Лист с треками готов, ― с порога порадовал её помощник. ― Сценарий тоже принесли, лежит на столе.
Формальность всего лишь, ведь он прекрасно знал, что Карам импровизирует. Когда рассуждаешь о людских проблемах и принимаешь в прямом эфире звонки от слушателей, никакой сценарий не в силах всё предусмотреть. Карам вела вечернюю программу уже пятый месяц ― ей нравилось, несмотря на проблемы со сценарием. Руководству нравилось тоже, раз они давали теперь целых два часа эфирного времени вместо одного.
― Добрый вечер, с вами сегодня снова я... ― начала передачу стандартным приветствием Карам, повернулась в кресле и устремила взгляд в окно, за которым сгущались сумерки. Дальше слова полились сами собой. Она говорила что-то о вечерах вообще, о звёздах и ночи, потом выслушала первого позвонившего и углубилась в дискуссию о способах избавления от накопившейся усталости, привычно шутила, язвила, блистала остроумием ― это она умела. Когда речь шла о телефоне и радио. Но если бы она оказалась с собеседником лицом к лицу, всё её красноречие тут же испарилось бы.
Ближе к концу передачи, когда за окном окончательно сгустилась тьма, Карам приняла предпоследний звонок.
― Я слушаю вас. Чем вы хотите поделиться?
Тишина в ответ. Хотя нет. Помощник Карам выпрямился за стеклом и отступил на шаг от аппаратуры ― динамики "дышали", хрипло, с трудом.
― Говорите, пожалуйста, ― невозмутимо попросила Карам и перевернула страницу журнала. Журнал соскользнул на пол от резкого движения руки, потому что теперь динамики затрещали, и где-то далеко на фоне сухого треска раздавалось тихое рычание. Мороз прошёл по коже. Невозможно было поверить, что подобные звуки издавал живой человек.
Карам и помощник переглянулись, после чего помощник отключил звонившего.
― Просим прощения за небольшие технические неполадки. Я вернусь к вам ровно через четыре минуты, а пока насладитесь, пожалуйста, композицией...
Она откинулась на спинку кресла под первые аккорды фортепиано и устало прикрыла глаза. Ещё и неполадки с оборудованием! Что за день такой?
― Вроде всё нормально, ― сообщил помощник, высунувшись на миг из аппаратной. Она кивнула, взяла стаканчик с кофе и повернулась к окну. Кофе выплеснулся ей на блузку безобразным коричневым пятном, но Карам даже не заметила этого, зато заметила прижатую к стеклу снаружи ладонь. На двенадцатом этаже. Затаив дыхание, она смотрела на ладонь до тех пор, пора рядом не проступило миловидное лицо. Аккуратные черты, смуглая кожа и пристальный тяжёлый взгляд. Кем бы ни был этот смуглый парень, он медленно сжал ладонь в кулак, оставив на стекле пять глубоких царапин. Причём поцарапал он стекло беззвучно.
Карам моргнула, и парень за стеклом пропал. Царапины ― тоже.
― Какого чёрта?.. ― беспомощно прошептала она, отставила стаканчик и потёрла глаза ладонями. Зря, потому что теперь сквозь стекло на неё смотрел другой парень: он прижался к стеклу чётко очерченными пухлыми губами, словно послал ей поцелуй, и исчез. На стекле остался алый отпечаток губ.
Карам резко выдохнула и отвернулась от окна. Лучше уж туда не смотреть вовсе ― полезнее для нервов. Она безупречно довела передачу до конца, попрощалась со слушателями и лишь тогда заметила пятно от кофе на блузке. Хорошо, хоть можно замаскировать шарфом.
Собиралась она спиной к окну. Обернуться очень хотелось, но выдержать характер удалось. Потом её ждало испытание в виде лифта. Одна она ехать боялась, спускаться по лестнице ― боялась ещё больше. Она мялась у лифта до тех пор, пока, наконец, не появилась группка сотрудников из технического отдела. Вместе с ними Карам зашла в кабину и притихла в уголке, опустив голову, чтобы не смотреть в зеркальную стену.
― Госпожа Сон что-то тихая сегодня. Передача прошла хорошо?
― Да, спасибо, ― тихо отозвалась она, продолжая разглядывать собственные туфли.
― Ещё немного ― и госпожа Сон совсем зазнается, перестанет с нами разговаривать, ― недовольно отметила одна из сотрудниц, стоявшая у двери.
Карам покосилась на её лодыжки и промолчала. А что она могла сказать? Опровергать заведомую ложь ― занятие глупое и бессмысленное, но законное возмущение привело бы к ссоре.
"Высокомерная", "холодная", "будто не от мира сего" шелестело в лифте. Карам закусила губу и продолжила взглядом сверлить лодыжки недовольной сотрудницы, пока на левой ноге болтушки не сомкнулись тёмные пальцы, покрытые язвами. От неожиданности Карам едва не вскрикнула, но успела зажать себе рот ладонью. Сотрудница продолжала изливать недовольство, не замечая прикосновения к ноге. Пальцы разжались и спрятались в тени, а на лодыжке остался зеленоватый отпечаток, словно браслет.
Карам невольно взглянула на зеркальную стену и облизнула враз пересохшие губы. В блестящей поверхности отражались люди, ехавшие в лифте, а перед ними стоял на полусогнутых ногах парень в тёмной рваной одежде. Опущенные руки, изъеденные язвами, безвольно болтались. Он чуть приподнял голову и посмотрел на Карам исподлобья. Взгляд, преисполненный боли и неизбывной тоски, заставил её отшатнуться и прислониться спиной к стене. Парень неловко вытянул руку и шагнул из зеркала в кабину, чтобы в один миг оказаться прямо перед Карам. Скрюченные пальцы схватили воздух у её лица, но к коже не прикоснулись. А когда она выдохнула и посмотрела вперёд, то уже не увидела этого странного парня, только спины сотрудников.
Из кабины она выскочила опрометью, пронеслась по холлу и выметнулась на улицу. Замерев на ступеньках, тяжело дышала и стискивала пальцами шарф так, будто он душил её.
Один на тротуаре, второй на переходе, третий за стеклом, четвёртый с кровавым поцелуем и пятый в лифте... Что это? Её персональный конец света? Или она окончательно спятила от отчаяния?
Она боялась ехать домой на автобусе, а метро она никогда не пользовалась, поэтому села такси. В машине обнимала сумку и никуда не смотрела, просто закрыла глаза. Открыла их тогда лишь, когда такси остановилось у её дома. Она снимала небольшую двухэтажную виллу уже три года, поэтому ни о каких лифтах речь уже не шла. В доме повсюду горел свет, а зеркал было мало, да и окна занавешены. Карам выронила сумку из рук, едва перешагнула через порог, и обессиленно опустилась на пол. Понадобилась пара минут, чтобы прийти в себя, но дома даже стены помогали.
Сварив себе кофе и слегка перекусив, Карам придвинула ноутбук поближе и попыталась найти что-нибудь похожее на то, что видела сегодня. Запищал телефон. Она сразу ответила, не взглянув на дисплей:
― Слушаю вас?
Ухо обжигало тяжёлое и хриплое дыхание, на фоне которого слышались звуки, какие обычно порождают шаркающие шаги.
― Кто это? Почему вы преследуете меня? Скажите хоть что-нибудь.
Зря она попросила об этом, потому что услышала тихое утробное рычание. Тут она невольно нажала на кнопку, сбросив звонок. Стиснув телефон в руке, забралась на стул с ногами и испуганно огляделась, только потом нашла в себе силы проверить, с какого номера ей позвонили. Широко раскрытыми глазами уставилась на пустую строку. Не "номер неизвестен", не "номер скрыт", не набор цифр, а просто пустая строка. Никогда прежде она не видела подобного. Поёжилась от расплескавшегося под кожей призрачного холода, опять огляделась и постаралась сосредоточиться на поисках информации.
Через час Карам полностью успокоилась и взяла себя в руки. В конце концов, над ней могли подшутить. Кто угодно. Это объясняло далеко не всё, но было ближе к истине, чем что-то иное. А может, она и впрямь спятила, но от безумия умирают не всегда. Порой это даже лечится.
Она заглянула в ванную, пустила воду и сходила в спальню за шёлковым халатом, заодно отнесла туда ноутбук и пристроила рядом с подушкой.
Понежившись в ванне с час, Карам вытерлась полотенцем, накинула халат и завязала пояс. Перебросив длинные влажные волосы через плечо, повернулась к зеркалу и едва не заорала во всю мощь лёгких, увидев там шестого тёмного гостя то ли разрисованного странными узорами, то ли в тату. Он тоже потянулся к ней рукой. Карам всё-таки вскрикнула испуганно, споткнулась и плюхнулась на пол, попыталась отползти, однако чьи-то пальцы крепко сжали её лодыжку. Она обернулась и увидела того самого типа с миловидным лицом, что торчал на двенадцатом этаже за окном. Из угла на неё смотрел любитель оставлять кровавые отпечатки своих губ на стекле... Наверное, где-то рядом были и другие, но их, к счастью, она уже не заметила, потому что нашла замечательный выход из сложившейся ситуации ― она потеряла сознание.
Карам шевельнула рукой и почувствовала под кончиками пальцев гладкую ткань. Она с опаской приоткрыла глаза. Вверху ― знакомый потолок спальни, приглушённый свет. Она лежала в собственной постели и...
Но сознание она потеряла в ванной!
Карам резким движением поднялась и села, провела ладонью по лицу.
Он взялся из ниоткуда, тот человек, которого она видела на переходе. Просто вдруг появился у стены напротив кровати, прямо перед её глазами. Он походил на сломанную куклу, сжимавшую в руке что-то вроде посоха. Тёмные волосы завесили половину лица, оставив на виду лишь подбородок и губы. И ещё ― левый глаз. Если у парня в лифте взгляд переполняла тоска, то у этого ― мрачная ярость.
Карам сдвинулась к изголовью, чтобы увеличить разделявшее их расстояние. Не помогло. С каждым ударом бешено колотившегося сердца незваный гость умудрялся оказываться всё ближе. Какие-то рваные, бесконтрольные, но одновременно стремительные движения.
Карам закрыла глаза, свернувшись клубком на подушке. Она обхватила себя руками и постаралась стать незаметной, но продолжала с ужасом ждать. Ждала чего-то вроде боли: вонзятся в шею когти или зубы, обрушится на голову навершие посоха в виде черепа или ещё нечто в таком духе. Ждала, затаив дыхание, и испуганно вскрикнула, в самом деле ощутив прикосновение к шее. Прикосновение пальцев, тёплых, как у живого человека.
Она не выдержала и повернула голову. Гость сидел рядом и прикасался к её шее, затем тронул её щеку. Лёгкие касания, даже нежные, но ярость в его взгляде плохо сочеталась с ними. Он отнял руку, пальцы мелькнули перед лицом Карам, заставив её вновь зажмуриться. И вновь вместо удара и боли мягкое прикосновение. Её всего лишь погладили по голове, словно ребёнка, словно пытались успокоить и образумить.
Карам удивлённо посмотрела на пугающего человека и сделала судорожный вдох, обнаружив у кровати ещё пятерых.
Шестой, с посохом, поднялся и отступил назад ― к пятёрке, остановился в центре, немного развёл в стороны руки и отвесил старомодный поклон.
Карам глупо пялилась на шесть тёмных фигур у своей кровати и не представляла, что же происходит. Они, в свою очередь, не сводили с неё глаз, даже, кажется, не моргали. Смущённая столь пристальным вниманием, Карам опустила голову и обнаружила на простыне тряпичную куклу, ту самую куклу, которую видела днём. Растерянно взяла, тронула кривой шов, повела левой ручонкой и вздрогнула, различив движение краем глаза. Вскинув голову, она ошеломлённо посмотрела на шестёрку. Их левые руки были в том же положении, что и рука куклы. Карам прикоснулась к правой руке куклы и приподняла её. Шестёрка в точности повторила это.
Карам торопливо положила куклу перед собой и уставилась на неё. Бессмысленно, ведь никаких надписей на грязной ткани не имелось. Ни надписей, ни подсказок. Просто аляповатая кукла и шесть почти одинаково высоких парней, повторявших за куклой всё. Карам поглядела на шестёрку, убедилась, что они ждут чего-то неведомого ей, и вновь взяла куклу в руки, медленно повернула, осмотрев со всех сторон, но так ничего и не нашла. Хотя нет, нашла кое-что ― следы, словно куклу прокалывали иглой или спицей, и пятнышки крови. Она на миг задумалась, потом с сомнением покосилась на шестёрку. Если они повторяли всё за куклой, то как же... То есть, они наверняка же чувствовали...
Карам, немного успокоившись, положила куклу на подушку, сползла с кровати и добралась до столика с зеркалом. Порывшись в коробке, нашла самую длинную швейную иглу и приблизилась к шестёрке. Растерянно скользнула взглядом по их лицам, неподвижным и отстранённым, шагнула к парню с посохом и неуверенно подняла руку. Он просто смотрел на неё и ждал, и не пытался прикончить на месте. Поколебавшись с минуту, Карам дотронулась до его щеки. Тёплая, настоящая и живая ― на ощупь. Она прикоснулась к его шее, но пульс уловить не смогла. Смотрела на него долго, прежде чем осмелилась взять за правую руку и повернуть ладонь. Сначала она уколола иглой, потом усилила нажим. Он по-прежнему смотрел на неё и хранил неподвижность, словно не чувствовал боли. Карам стало не по себе, когда игла пронзила ладонь насквозь. Убрав иглу, она пялилась на кожу, где не проступило ни капельки крови.
Чёрт возьми, он выглядел живым, был тёплым, но не чувствовал боли, а из ран не шла кровь. Это что вообще такое?
Карам скрестила руки на груди и прошлась вдоль шеренги из шести подозрительных типов. Она постаралась думать последовательно и логично.
Итак, она увидела куклу, порыдала над ней, ей укололо палец, после чего начала мерещиться всякая чертовщина, звонки ещё пугающие, а затем шесть подозрительных типов торчали в её спальне, у её кровати и чего-то от неё хотели. Вряд ли убить или отпущения грехов, но чего-то же они хотели! И смотрели на неё так вопросительно...
Кстати...
― Вы кто? ― слабым голосом поинтересовалась Карам. Тишина в ответ, только вопросительные взгляды со всех сторон. ― Что вам нужно от меня?
Никакой реакции ― ничего, одно лишь молчаливое ожидание.
Прихватив ноутбук, Карам обосновалась в кухне и включила кофеварку. Потом ногам стало холодно, и она выскочила в гостиную за пушистыми тапочками, но тут же налетела на смуглого типа, который неуверенно держался на ногах. Карам вздохнула, взяла его за руку и усадила в кресло. Столкнулась с разрисованным синими узорами парнем, отправила на диван, пристроила рядом типа с пронзительным взглядом. Изъеденного язвами и любителя поцелуев запихнула на другой диван. Полюбовавшись на результат, повернулась к кухонной двери и вспомнила про шестого с посохом, но вот как раз его нигде не оказалось. Карам пожала плечами, на всякий случай громко попросила гостей не ползать по дому, а тихо сидеть там, куда их посадили.
Вооружившись чашкой кофе и ноутбуком, Карам взялась за разгадывание загадок. Примерно час она пыталась сформулировать запрос, искала изображения кукол, хоть немного похожих на ту, что покоилась сейчас на подушке в спальне.
Карам настолько увлеклась поисками, что не сразу заметила, как выпила весь кофе. Идти за новой порцией в тот миг было не с руки, а когда она вновь потянулась за чашкой, вспомнила, что там пусто. Однако, вопреки всему, чашка согрела её ладонь теплом, и Карам ошарашенно уставилась на кофе. Повернув голову, увидела рядом с собой шестого, с длинной чёлкой. В левой руке он по-прежнему сжимал посох. Вокруг хватало стульев, но он стоял. Ей пришлось усадить его, опустив ладонь ему на плечо.
Она смотрела на ту часть его лица, которую не прятала длинная чёлка, а затем потянулась пальцами к тёмным прядям, чтобы отвести их в сторону. Он твёрдо сжал её запястье, не позволив сделать это, едва заметно качнул головой и мягко отстранил её руку. Тогда Карам пожелала взглянуть на посох, и ей опять не позволили это сделать.
― Я не собираюсь забирать его, просто хочу посмотреть поближе.
В конце концов, хотя бы на посохе должны же быть какие-то подсказки. Её не услышали и посох ей не отдали.
Карам сердито уткнулась в монитор и решила поискать что-то похожее на короткий посох с черепом вместо набалдашника. Нашла кучу всевозможных вариантов и принялась последовательно изучать их. Изучала до девяти утра, полдесятого позвонила на работу и предупредила, что выйти не сможет, то же самое сообщила куратору. Выйти из дома она пока не могла, поскольку вся эта подозрительная шестёрка наверняка потащилась бы следом за ней. Глупо шляться в такой компании, если ни черта о ней не знаешь.
Через час позвонила одна из сотрудниц с радио и сообщила скорбную весть: умерла та самая дамочка, что накануне в лифте выражала недовольство, ― что-то с сердцем, спасти не смогли. Прямо с телефоном у уха Карам метнулась в гостиную и уставилась на изъеденного язвами парня: большая часть этих язв пропала, и он выглядел теперь намного лучше остальных ― не идеально, но лучше.
Сообразить, что к чему, труда не составило. В общих чертах.
Эти шестеро как-то чуяли, кто причиняет боль Карам, и наказывали виновных. Радикально наказывали ― посредством смертной казни. Неужели они прямо всех без разбора убивают? Такими темпами через месяц в городе никого не останется.
Карам вернулась к ноутбуку и продолжила поиски. И не заметила, как уснула.
Проснулась она на кушетке у окна, заботливо закутанная в покрывало. Она потянулась и приподнялась на локте, чтобы потом шарахнуться назад. У кушетки на полу сидел парень с посохом и пристально смотрел на неё. Карам вздрогнула, оценив его взгляд на сей раз как голодный. Подумала про печенье в вазочке рядом, но решила, что вряд ли он удовлетворится печеньем, если вообще есть будет такое.
― Ты вовсе не говоришь?
Зато он рычал, как настоящий волк: тихо и низко ― душа уходила в пятки. Поначалу.
Карам выпуталась из одеяла, направилась к кофеварке, по пути скользнув по темноволосой голове ладонью в мимолётной ласке. Всё-таки он торчал у кушетки, пока она спала. Наверное, охранял. Или решал, кусать или не стоит. Раз не укусил, значит, можно погладить.
Карам забралась на стул с ногами и вновь уткнулась в монитор.
Через несколько минут запищала кофеварка, и Карам дёрнулась, чтобы сбегать за чашкой. Не потребовалось ― ей принесли кофе и подали с едва заметным изысканным поклоном. Интересно, как чудак с посохом умудрился не пролить напиток на пол, если двигался странно и неуверенно, пошатываясь? Загадка.
Сесть на стул сам он не мог, вероятно. Чтобы он сел, нужно было положить ладонь ему на плечо и легонько нажать, что Карам и проделала. Правда, сверлящий взгляд в спину не способствовал остроте её ума, поэтому она пересела так, чтобы между ними оказался монитор ― пусть и символическое, но прикрытие.
Иногда Карам смотрела на странного парня поверх монитора, а он неизменно продолжал смотреть на неё, только на неё. Все шестеро смотрели только на неё, когда же она уходила в другую комнату, их глаза становились пустыми, словно у настоящих кукол. Пожалуй, Карам именно это назвала бы самым пугающим. Страшно, когда нечто выглядит живым человеком, а ведёт себя как кукла.
Она просмотрела ещё несколько файлов, выглянула из-за монитора и принялась изучать левую сторону лица шестого с посохом.
Черты трудно назвать правильными и безупречными, да и рот великоват... В воображении она дорисовала то, что скрывала чёлка. Всё вместе смотрелось очень даже впечатляюще. Почему-то. Карам даже сказала бы, что он красивый, странно красивый, несмотря на неправильные черты. А может, как раз благодаря им?
Она оценила линию подбородка, добралась до скулы и наткнулась на неподвижный взгляд. Смутилась и спряталась за монитором. Вовремя, потому что в следующем файле оказалась картинка с коротким посохом подчинения вуду, очень похожим на тот, что держал в руке шестой. Упоминалась и кукла, более того, именно кукла являлась ключом для заклинания. И кукла отличалась от обычного вольта.
Карам растерянно потёрла висок. Что ещё за заклинание? Она никакого заклинания не произносила. Она вообще ничего не сделала, чтобы заполучить в подарок куклу, полдюжины странных и убийственных ― в прямом смысле слова ― парней и посох вуду.
Итак, куклу делали на основе уникальных рецептов, и эти рецепты у каждого колдуна были свои. Проще говоря, куклу делали из того, что оказалось под рукой, так решила для себя Карам. И кукла представляла собой исходный материал. Чтобы заклинание начало работать, нужны слеза, слюна или кровь.
Тут всё ясно, слеза в тот день вполне могла попасть на куклу, и именно так Карам влипла в историю. Нечего над подозрительными куклами рыдать, хотя предупреждение несколько запоздало.
Слеза, слюна или кровь, попавшие на куклу, порождали гомункулов ― искусственных людей, тех же кукол, только идентичных людям. При некотором сходстве с зомби и вольтами эти гомункулы были более совершенными. У них нет крови, им не нужно есть и пить, они не спят и не устают. И они воплощают семь грехов.
Минуту! Почему семь, если их шесть?
Дальше шло пояснение, что седьмой грех выпадает тому, кто призвал гомункулов, и самой кукле. То есть, шесть гомункулов и один призвавший с куклой. Вместе ― семь. Срок жизни всех семерых ― сорок дней, а кукла, как и заклинание, бессмертна.
Что?!
Карам чуть не свалилась со стула и придвинула ноутбук ближе.
Почему это сорок дней?
Потому что ей следовало выбрать из шестерых одного и заплатить. Плата зависела от её выбора. Если не платить сорок дней, все умрут, включая её. Если платить исправно, все будут жить припеваючи и выполнять её приказы. В общем-то, платить она будет лишь одному, но получит всех шестерых, просто остальных обеспечивает силой тот, кого она выберет.
Гомункулы умеют говорить, но тогда лишь, когда сыты. Если не кормить, они будут саморазрушаться и всё больше походить на кукол. У них есть ранги, но нет имён. Имена гомункулам должен дать хозяин. Какова плата, сказано в посохе.
Карам закрыла глаза ладонью и вздохнула. Выходит, выбора особого и нет у неё. Если она ничего не сделает, через сорок дней просто умрёт. Сомневаться тут как-то не с руки, ведь вот они, шесть, заявились сами к ней в дом.
Что ж...
Она вернулась к файлу и полюбовалась на первый ранг.
"Чтоб воля настигла виновных везде,
выбирай Змея, парящего в небе,
он суд свой вершит свысока".
Парящий в небе Змей? Двенадцатый этаж и смуглый чудак за стеклом, наверное, речь шла о нём.
"Коль выберешь Хаос, что так
застенчив и грозен одновременно, -
заплатишь за выбор вдвойне".
Хаос... Может быть, тот, кого она увидела первым? Он тогда стоял в нескольких шагах от неё, а потом исчез. Застенчив и грозен, ведь так?
"Бедствие пламенем дышит
и руку тебе может обжечь,
коль выберешь, сон позабудешь".
Тут она задумалась надолго, потому что не видела, чтобы хоть один из гомункулов дышал пламенем. Разве что тот кадр, который оставил отпечаток своих губ на стекле, красный отпечаток. Красный ― пламя. Ну, может же так быть? Значит, это он Бедствие.
"Всё ты узнаешь, коль позовёшь
Ритуал, раскрашенный синим,
но знание будет болью тебе".
С этим просто ― узорами на коже щеголял всего один.
"А Воина пуще всего берегись -
Он души забирает, Шесть ― с ним, -
кровью и жизнью плати".
Невольно Карам вновь глянула поверх монитора. Он или нет? Скорее всего, ведь именно он с посохом.
"Коль Токсин решишь ты выбрать,
болезни подкосят виновных, цена -
свой рассудок навеки отдать".
Токсин ― тот, что с язвами, больше некому.
"Вот они, Шесть, ты взгляни.
Сейчас ― выбирай.
После ― плати".
Многообещающе... И плата скрыта в посохе, а посох Воин отдать отказался, даже прикоснуться не позволил. И как быть тогда? Не выбирать же на глазок или с помощью подбрасывания монетки. И не заставлять играть всех шестерых в "камень, ножницы, бумага".
Карам встала и прогулялась к окну, постояла там немного, обошла вокруг стула, где сидел Воин.
Нет, не отдаст он посох, и пытаться не стоит. И где же там о плате говорится? На самом посохе? Или где-то внутри?
Карам снова прошлась вокруг стула, затем всё же приблизилась.
― Можешь показать мне посох? Так, чтобы я не прикасалась, но смогла рассмотреть?
Он молча вытянул перед собой левую руку, и тёмный череп замер перед глазами Карам. Сработало. Она склонилась над древком, повернула голову, чтобы лучше разглядеть. На тёмной поверхности ни букв, ни значков, на черепе тоже ничего. Судя по всему, череп не снимался. Зато потом она различила едва заметную трещину у другого конца, не сразу, но сообразила, что нечто вроде острия можно открутить. Именно это она попросила сделать. Воин послушно свинтил остриё, уронив на пол свёрнутый в трубочку лист. Нет, не лист. Карам осторожно подняла кусок кожи, который использовали вместо бумаги. И ей совершенно не хотелось строить догадки, кому эта кожа принадлежала прежде.
Она развернула послание, уставилась на неведомые значки и моргнула, когда они слились в сплошное пятно, чтобы после превратиться в понятные ей слова.
"Змею плати жизни годами,
Хаосу плата двойная ― сердцем и удачей,
Безумие мысли и сон заберёт,
Ритуал питается чувствами,
Воина кровью корми точно в срок,
Токсин ― в обмен на рассудок.
Но помни, что душу потом
Отдать придётся ещё".
Карам сверилась с записями на ноутбуке и задумалась. Если мыслить логично, то, получается, Змею она должна платить временем, если выберет его. Срок жизни ― сорок дней, вероятно, платить она должна каждые сорок дней, то есть, каждые сорок дней она будет отдавать Змею год своей жизни...
Карам открыла калькулятор и задумалась. Допустим, ей осталось жить лет пятьдесят, по году раз в сорок дней... Это она протянет при таком раскладе лет пять, а потом платить будет уже нечем. Печально.
Хаосу ― сердце и удача. Это как? Вот прямо сразу вырвет сердце? Тогда при чём тут удача? Или сначала удача, а сердце потом, на закуску? Как это вообще понять можно? Она невезучей станет, что ли?
Карам нарисовала много вопросительных знаков на листке возле слова "Хаос". Сердце вызывало сомнения, а удачливой она никогда не была. Пожалуй, тут ей просто нечем платить вовсе.
Бедствие кормился мыслями и снами. То есть Карам не сможет спать и... думать? Или её мыслями будет управлять Бедствие? В любом случае, не лучший вариант.
Ритуал и чувства, ещё там про боль было что-то. Если он "питается" чувствами, не значит ли это, что Карам перестанет чувствовать вовсе? С другой стороны, о боли и отчаянии она знала всё и даже больше. Пока это ― лучший вариант.
Воина кормить кровью. Выглядит просто. В чём же тут подвох? В стишке было про жизнь, кровь и душу, а на коже ― только кровь на ценнике. Просто раз в сорок дней разрешать попить крови... Всё ещё просто ― смешная цена на фоне всех остальных.
Токсин? Этому рассудок подавай, а значит, Карам будет тихо сходить с ума. Жаль, что рассудок нельзя посчитать в годах и определить, как долго она сможет платить. Что-то подсказывало, что недолго.
Карам полюбовалась на листок и вновь задержалась взглядом на строке с Воином. Всего лишь кровь раз в сорок дней. Всю точно за раз не выпьет, даже если пьёт много. Вроде бы, лучше выбрать его. Но тогда почему "А Воина пуще всего берегись" сказано? Бессмысленно же.
И ещё этой ораве надо дать имена...
Карам направилась в гостиную, сняла с полки первую попавшуюся книгу и посмотрела на смуглого Змея, раскрыла книгу и ткнула пальцем наугад. Получилось "Эн".
― Надеюсь, такое странное имя тебе по душе, Эн.
Карам полистала страницы, взяла другую книгу и опять выбрала наугад. Хаос получил имя Лео, а Бедствие ― Кен. Она вновь поменяла книгу и выбрала для Ритуала имя Рави, после чего томик Верлена вернулся на полку. Когда же она потянулась за новой книгой, столкнулась с Воином. Он вручил ей книгу в потёртой обложке.
Карам смотрела на него и бездумно листала страницы, остановилась на "Хон". Странно называть его так, ведь можно это понять как просто "красивый". Она полистала ещё и уткнулась в "Пин". Ещё хуже. Хон и Пин, Хон и... Хонбин? А вот это уже...
― Хонбин, ― тихо повторила она и ткнула пальцем в новую страницу. Токсин превратился в Хёка.
Карам нерешительно обвела взглядом всех шестерых. Теперь она понимала, чего именно они ждут, ― её выбора. Но как же выбрать так, чтобы последствия... Глупая надежда, ведь сказано же было, что "душу потом отдать придётся ещё". Такие заклинания не могут стоить дёшево. У каждого выбора есть свои плюсы и минусы. Кого бы она ни выбрала, результат всё равно будет тот же. Она бы отказалась, но слова про срок в сорок дней не походили на шутку. Либо она принимает правила игры и играет, либо умирает.
Умирать ей не хотелось совершенно.
Карам повернулась к Хонбину, помолчала, собираясь с духом, и едва слышно произнесла через минуту:
― Выбираю тебя.
И она поспешила убраться на кухню, чтобы присесть, а то ноги подкашивались. Она не слышала, как он подошёл, а, скорее, почуяла его присутствие, резко поднялась со стула и обернулась. Запрокинув голову, посмотрела на него.
― Я должна заплатить, знаю. И я готова. Но как?..
Карам умолкла, потому что не представляла, как уточнить, будет ли он кусать её, словно вампир, или забирать кровь мистическим образом, или нужна капельница и...
Он просто повёл перед её лицом посохом, и у неё тут же закружилась голова. Она собиралась упасть, но не упала. А после ― закрыла глаза, провалившись во тьму.
Очнулась будто бы всего через минуту в собственной кровати. Голова всё ещё кружилась немного. Карам провела ладонью по лицу и заметила тонкий порез на правом предплечье, над запястьем. Сантиметра три в длину, ровный, и он уже затянулся бурой корочкой. Руку там немного жгло, почти неощутимо, если не сосредотачиваться на порезе. Странно, она не ожидала, что платить придётся так мало ― из подобного пореза много крови не вытечет.
Карам вздохнула и повернула голову налево. На подушке лежала кукла, и именно на неё Карам уставилась сначала, только потом различила левую половину лица Хонбина и встретила его взгляд. Кажется, он шепнул: "Спи", и она послушно заснула.
Проснувшись, Карам первым делом обошла весь дом, но не нашла и следа недавних гостей. Все шестеро будто расточились в воздухе. С одной стороны, это означало, что она не наткнётся внезапно на кого-нибудь из них, с другой ― всё случившееся казалось сном, нереальным и бредовым. Только тонкий след от пореза на руке и кукла на подушке доказывали, что никакой это не сон.
Карам быстро собралась и вылетела из дома пулей, чтобы успеть на лекции, по привычке остановилась у фургона-закусочной на углу. Роясь в сумке, скороговоркой бросила:
― Двойной кофе и плитку шоколада.
Выудив из бумажника нужную сумму, она вскинула голову и едва не села прямо там, где стояла. Кофе и шоколад ей протягивал Лео ― он выглядел совсем иначе в синей униформе. Слишком серьёзный, пожалуй, но вполне себе человек.
― С-спасибо... ― пробормотала Карам, вручив ему деньги и получив заказ. Она всё ещё неприлично пялилась на Лео и пыталась сообразить, насколько это вообще реально. Если он не настоящий человек, то у него нет документов. Зачем они ему? Но его как-то взяли на работу. Или работа тоже фикция? Но эта закусочная существовала задолго до появления Лео.
Карам помотала головой и беспомощно вздохнула ― она ничего не понимала. Немного неловко улыбнулась Лео и поспешила к пешеходному переходу, на ходу делая маленькие глотки кофе из стаканчика. И едва не подавилась, когда на середине перехода мимо неё прошёл Хонбин. Она даже остановилась и обернулась, чтобы убедиться. В самом деле, Хонбин. Чёрный костюм, белоснежная рубашка, знакомая длинная чёлка, разве что посоха нет в левой руке.
Со всех сторон забибикали машины, и Карам пришлось пробежаться до тротуара. Она допила кофе и забралась в салон автобуса, а потом увидела из окна торчавшего на мосту Эна. Он смотрел прямо на неё, словно для него не существовало расстояния и бликов на стекле. Сама Карам тоже не могла так детально рассмотреть его лицо, просто знала, что это именно Эн и ощущала его взгляд кожей.
На выходе из автобуса, на остановке возле университета, Карам столкнулась с Кеном, тот как раз заходил в автобус. Он широко улыбнулся и шутливым жестом предложил ей спуститься по ступеням, а после сам исчез в глубине салона.
В аудитории Карам полюбовалась на Хёка, который оказался новым студентом в её группе, а Рави внезапно записался в преподаватели древней истории.
Через час у Карам окончательно сложилось чувство нереальности происходящего. Она не представляла, как это возможно вообще. Или это сон такой?
Судя по злобным взглядам пары одногруппниц, вряд ли это сон. Хорошо ещё, что самый "ярый поклонник" Карам решил прогулять занятия сегодня.
Она косилась на Хёка время от времени, тот теперь выглядел совершенно нормально и симпатично, без всяких язв на коже, но выбросить из головы то, что он Токсин, Карам не могла. Рави, впрочем, тоже расхаживал без узоров на лице. Хотя чего уж там, все шестеро казались обычными людьми. Быть может, чересчур эффектными и запоминающимися, яркими, но людьми. Чёрта с два скажешь, что гомункулы или куклы.
Карам иногда ёжилась от внимательных взглядов своих то ли телохранителей, то ли слуг. Она не привыкла быть на виду и в центре чьего-либо внимания. Чаще её игнорировали, да и сама она привыкла держаться в тени ― проблем меньше.
После занятий она поспешила в студию, опять встретив по дороге всю шестёрку. Каждый из них просто проходил мимо неё, словно обычный прохожий, как будто они друг друга прежде не встречали. Они появлялись всего на миг, позволяли увидеть себя и пропадали с глаз, но Карам по-прежнему чувствовала себя под неусыпным надзором. Или охраной.
На двенадцатый этаж она поднималась одна. Почти. В зеркале торчал Хёк. Именно в зеркале, но не в кабине. Давненько она не испытывала столь острых и незабываемых ощущений от простой поездки в лифте. Прошлое приключение не в счёт ― тогда это казалось бредом, а сейчас она точно знала, что всё по-настоящему.
Вылетев из лифта, Карам свернула в кафе, сделала небольшой заказ и посмотрела на часы. До передачи ещё целый час оставался, поэтому она могла себе позволить посидеть в кафе подольше и собраться с мыслями.
В блокноте друг за другом появлялись записи, где слова плохо сочетались, а смысл фраз терялся. Сложно было смириться с нынешним положением дел, ведь отчасти это походило на сказку. Есть человек, у которого всё плохо, и внезапно он получает какую-то тёмную власть над другими. Просто так. Ладно, не просто так ― за это нужно платить, но всё же. Мир вокруг не похож на сказку, а чудеса давным-давно вышли из моды ― даже те, за которые надо платить. Рай и ад тоже уже не актуальны. Вроде бы можно всё принять и особо не ломать голову, а пользоваться властью на всю катушку, но в глубине души скользкой змеёй притаился страх. А что, если куклы решат, что им не нужен хозяин? Какова роль платы и так ли она важна? Довольно ли колдовским куклам нескольких капель крови раз в сорок дней?
Карам закрыла блокнот и сунула его в сумку. Хватит переводить бумагу, если толковых мыслей всё равно нет. Вывод тут лишь один ― ей страшно, вот и всё. Она не знала, как сильно изменится её жизнь, надолго ли, и стоило ли идти на это вообще.
Пальцы помнили тепло кожи Хонбина, но он не человек, как ни крути. Можно ли заменить куклами людей? Можно ли... Ведь даже эти куклы не рядом с ней, а изображают посторонних, которые с ней вроде как не знакомы.
Карам допила кофе, прихватила сумку и отправилась в студию. У двери её перехватил помощник.
― Там к тебе пришли. Список композиций уже готов. Нужно что-то ещё?
― Нет, всё как обычно. А кто ко мне пришёл?
― Тип какой-то. Говорил что-то про перекупку прав на передачу. Возможно, будет нашим новым боссом, если руководство согласится...
― Ясно, ― отмахнулась от продолжения Карам. Она решительно повернула ручку и зашла в студию, привычно оставила сумку в аппаратной и перешагнула через порог.
Он встал со стула и слегка поклонился. Длинная чёлка качнулась, приоткрыв на миг уголок правого глаза.
― Рад видеть вас, госпожа Сон.
Низкий голос, глубокий, мягкий и тёплый. Она ни разу не задумывалась прежде, как звучал бы его голос, но теперь, услышав внезапно, думать не могла вовсе. Просто стояла и смотрела на него. Он протянул ей визитку. Ли Хонбин, генеральный директор чего-то там. Чего именно, она не дочитала. Какая разница? Это же не по-настоящему. Наверное.
Сжав пальцами визитку, она обошла вокруг стола и опустилась на стул, потом спохватилась и жестом предложила ему тоже сесть. В тишине они смотрели друг на друга. И хотя между ними располагался стол, отчего-то казалось, что они сидят близко, очень близко.
― Как... То есть...
― Так удобнее.
Как мило. Он понимает её с полуслова?
― Ты следишь за мной?
― Мы всегда рядом. Просто скажи, что тебе угодно, любому из нас.
― Любому? Но я выбрала тебя.
― Со мной ― Шесть, ― пустым голосом напомнил он. ― Я буду смотреть глазами каждого из нас, так ты решила.
― Значит, я всего лишь выбрала способ оплаты?
Пустой взгляд, пустой голос:
― Можно и так сказать.
― А ты мог отказаться?
― Смысл моего существования в том, чтобы выполнять твою волю. Чего ты желаешь?
― Чтобы ты никогда больше этого не произносил. Того, что смысл твоего существования... Ты понял?
― Да.
Она поставила локти на стол и сплела пальцы, посмотрела на лист с позавчерашним сценарием. Увы, подсказок там не нашлось.
Как быть, если кукла вдруг становится интереснее, чем живые люди? Скорее всего, у Карам было не всё в порядке с головой, но она честно пыталась угадать, о чём думает Хонбин, что чувствует и чувствует ли вообще.
Его взгляд менялся, и Карам сама это видела. То ярость, то пустота, то холод... Раз есть такие эмоции, должны быть и другие. Нельзя чувствовать наполовину. Но достаточно ли умения чувствовать, чтобы быть полностью живым? И каково ему тогда осознавать, что он вынужден подчиняться ей и исполнять любые её прихоти?
К слову, а любые ли?
― Как далеко я могу зайти в своих желаниях?
― Так далеко, как захочешь.
― И звёзды с неба достать?
― Если тебя не смутит то, что Земля перестанет существовать вместе с тобой.
Карам ошарашенно уставилась на него. Она разглядывала каждую черту его лица, доступную её взгляду, и пыталась понять, серьёзно он это ляпнул, или это у него чувство юмора проснулось.
― И всё-таки я не понимаю, какова граница. Желания могут касаться чего-то материального? Или речь только о человеческих жизнях?
― Например?
― Если я захочу получить сто тысяч долларов?
― Ты их получишь.
― Эйфелеву башню?
― Сложно. Но я могу сделать так, что ты проснёшься в Париже. С видом на Эйфелеву башню.
― Спасибо, не стоит. Убить кого-то?
― И не только.
― А лимит желаний?
― Его нет. До тех пор, пока ты жива.
― Но если ты меня убьёшь?
― Я не намерен этого делать.
― А если это будет моим желанием?
Вот тут он промолчал. И Карам не смогла понять: растерянность это или молчание в знак согласия.
― Значит, любое моё желание будет учтено?
― Тебе нужно лишь приказать.
Карам откинулась на спинку стула, вновь всмотрелась в левую половину его лица. Невозмутим, собран, немного равнодушен. Невольно она задержала взгляд на его губах. Интересно, какая у него улыбка? И способен ли он улыбаться вообще?
― Ты можешь вести себя как мой друг, а не как слуга, ― наконец, высказалась она. Хонбин говорил о приказах, но у неё не получалось формулировать желания в приказном виде ― для него. ― У меня передача начнётся через пятнадцать минут. Ты хочешь ещё что-то мне сказать?
Он молча поднялся, отвесил лёгкий полупоклон и ушёл, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Автор: Корейский Песец (Шу-кун)
Пейринг/Персонаж: ОТ6, ОЖП
Рейтинг: 18+
Жанр: мистика, экшн, АУ
Размер: пока миди
Размещение: запрещено
Предупреждения: wip
Примечания: История на основе концепта Voodoo Doll. "Вот они, Шесть, ты взгляни. Сейчас ― выбирай. После ― плати". И да, таки гет.
Глава 1
Глава 1
Вот они, Шесть, ты взгляни.
Сейчас ― выбирай.
После ― плати.
Сейчас ― выбирай.
После ― плати.
Карам свернула не туда только потому, что навстречу по той же стороне улицы двигались ребята из её группы. Свернула настолько "не туда", как она и представить была не в силах, но в тот миг испытала исключительно чувство облегчения ― рядом нашлась открытая дверь.
Она юркнула в тёмный проём, не озаботившись поглядеть под ноги, и едва не свалилась с лестницы. Ухватилась за деревянные перила и чудом сохранила равновесие. В самом деле, чудом, потому что ремешок на туфельке лопнул. Жаль до слёз, Карам только неделю назад купила эти туфли. Хорошо ещё, что обувь не норовила соскочить со ступни, так что и с порванным ремешком можно ходить.
Спускалась вниз она осторожно и медленно, глядя под ноги, и лишь после спуска осмотрелась, чтобы понять, куда же её занесло.
Вокруг красовались деревянные статуи, громоздились полки со всяким барахлом непонятного назначения, плетёные коврики и игрушки, подставки с оружием, баночки с травами... Сначала Карам решила, что это антикварная лавка, потом подумала, что это какой-то склад, а в итоге в замешательстве признала, что это нечто совершенно странное и дивное.
Она склонилась над веером, тот лежал на низком столике. Определённо древняя работа, ведь сейчас никто не вставляет в веер тонкие лезвия. Этой штукой так же легко убить, как острым ножом. На полке рядом стояли баночки с ароматическими "карандашами". Карам перенюхала их из любопытства.
Громкие голоса, долетевшие от раскрытой двери, через которую Карам сюда и попала, заставили её встревоженно оглядеться и спрятаться за полку. Она медленно пятилась назад по мере увеличения громкости этих голосов ― знакомых голосов. И меньше всего она хотела, чтобы её увидели, заметили, стали поддразнивать, насмехаться или оскорблять. Не обязательно это, в общем-то, иногда обладатели этих голосов пытались привлечь её внимание или добиться её расположения. Другое дело, что она не радовалась такой компании и не собиралась дарить никому внимание и ― уж тем более ― расположение. Карам ощущала бесконечную усталость и печаль, потому что изменить существующее положение дел она не могла. Никак и никогда.
Сон Карам ― корейское имя не могло дать ей корейское лицо, точнее, сделать её кореянкой на все сто процентов. Это имя даже полпроцента не добавляло к тем пятидесяти, что достались ей от отца. Другие пятьдесят отказывались идентифицироваться ― Карам не знала, какой национальности была её мать, сбежавшая почти сразу после её рождения. Хотя её отец тоже не мог похвастать глубокими познаниями в вопросе происхождения собственной супруги. Её называли цыганкой из-за смешанной крови ― вот и всё, что знали Карам и её отец о сбежавшей женщине, не успевшей стать для них родной и близкой.
Наверное, Карам с каждым годом всё больше походила на свою мать, потому что не раз она ловила на себе задумчивый и испытывающий взгляд отца. Нет, он никогда не говорил ей подобного, но эти взгляды время от времени...
Слишком изысканные черты лица, выразительные глаза, казавшиеся чересчур светлыми, бледная матовая кожа, крепкое сложение и каштановые волосы ― всё в её внешности выдавало чужую кровь. И хорошо бы, если б чужого в её внешности было очень много, чтобы легко сойти за иностранку, но словно в насмешку судьба смягчила её облик так, что люди сразу понимали ― смешанная кровь. Смешанная кровь ― это когда ни там и ни здесь, когда чужая всем, когда не понять, кто она есть, зачем и какая, когда она такая одна ― никого нет за её спиной. Если человек одинок, ни там и ни здесь, кто вступится за него? Верно, никто, поэтому обидеть легко и безопасно.
Когда Карам исполнилось восемь, она попросила отца отдать её в школу боевых искусств. В любую. Она училась бы прилежно всё равно, потому что желание защитить себя ― нет, отомстить ― полностью занимало её разум. Отец отказал ей. Не к лицу девочке синяки набивать и кулаками махать. Это против традиций и порядка. Может быть, но что-то традиции и порядок не спешили защитить её от нападок сверстников. Тем не менее, изменить решение отца ей не удалось. Радовало хотя бы то, что из-за крепкого сложения Карам была намного сильнее других девочек, а часто ― сильнее мальчишек. Для неё не составляло труда поднять что-то тяжёлое и швырнуть в обидчика. Или толкнуть так, что пострадавший летел долго и красиво. Или сильно ударить ногой куда придётся, но с нужными последствиями.
Вот только одной силы в её случае явно маловато. Сила внушала опасения всем вокруг, но не давала полной защиты и, уж тем более, сила плохо защищала от оскорблений словесных...
― Эй, мне показалось, или я видел нашу недотрогу?
Карам вздрогнула, чётко различив скрипучий голос, которым произнесли эту фразу у двери, сделала быстрый шаг назад, запнулась о ковёр на полу и упала на спину. Она замерла на минуту, потом завозилась, встала на колени, прижав к груди сумку. Некоторое время она не шевелилась, вслушиваясь, но голос вроде бы отдалился. Значит, никто не успел заметить, как она сюда зашла?
Карам вновь вздрогнула, но уже не от звуков, а потому, что краем глаза заметила какое-то движение рядом с собой. Она резко повернула голову и почти сразу отшатнулась. Моргнула. Рядом на полке валялась кукла. То ли ветошь, обшитая грубой тканью, то ли солома, то ли ещё какая пакость. Нелепая кукла с глазом-пуговкой, заметными стежками и аккуратно нашитым на грудь ярким сердечком. Сердечко и общий вид куклы настолько не сочетались, что оставалось лишь поражаться: какому психу могла прийти в голову мысль нашить на "это" миленькую аппликацию.
― Да точно вам говорю, я видел её собственными глазами! Куда она могла деться?
Карам сжала сумку обеими руками и затаила дыхание. Её взгляд невольно остановился на тряпичной кукле. Одна нога той свешивалась с полки.
― Куда? Тут и идти-то некуда. Спряталась где-то здесь, точно вам говорю...
Карам зажмурилась и обхватила сумку ещё крепче. В мыслях она повторяла лишь одно: "Только бы не нашли..."
― Да ну её к чёрту...
― Ещё чего! С места не сдвинусь, пока не выволоку из убежища за волосы. Умная какая, решила спрятаться, как будто это ей поможет...
Карам почти сжалась в комочек, подалась чуть вперёд и беззвучно прошептала:
― Уходите же... Просто оставьте меня в покое.
Как было бы замечательно, если бы её хотя бы не замечали, делали вид, что её просто не существует. Мечты...
― Да где же она?
К глазам подступили слёзы отчаяния, хорошо настоявшегося за все эти годы, поэтому Карам зажала себе рот ладонью, чтобы не выдать себя всхлипом или иным звуком.
― Вот чёртова же сучка... Я ещё и бегать за ней должен, чтобы она...
Карам закрыла руками уши, чтобы не слышать ничего, а слёзы всё же хлынули. Они лились по щекам, и плотно сомкнутые веки не могли их удержать. Она склонила голову и закусила губу, но всё-таки всхлипнула, испуганно зажмурилась ещё сильнее.
Время шло, и ничего не происходило. В конце концов, Карам открыла глаза и убрала ладони с ушей, смахнула слёзы с подбородка. Она смотрела на лежащую перед ней нелепую грязную куклу, та в ответ равнодушно смотрела на неё одним глазом-пуговкой. Вздохнув, Карам опёрлась рукой о полку, чуть приподнялась на коленях и огляделась, потом ахнула, когда внезапно палец кольнуло чем-то острым. Машинально она бросила указательный палец к губам и слизнула с него капельку крови.
Тряпичная кукла всё так же лежала на полке. Карам осмотрела её и решила, что укололась о кончик соломинки. Скорее всего. Хотя никаких торчащих соломинок разглядеть не смогла. Стоило бы взять куклу в руки и внимательно изучить, но Карам не смогла заставить себя. Кукла как кукла: старая, грязная и пошитая не слишком умело, ещё и с миленьким сердечком, но при взгляде на неё становилось зябко.
На улицу Карам выбралась спустя полчаса: осторожно высунулась, убедилась, что мимо идут только незнакомые люди, переступила через порог и побрела по тротуару к пешеходному переходу ― там горел красный. Она обернулась, чтобы проверить, есть ли вывеска над тем местом, где она пряталась.
Вывески над распахнутой дверью не оказалось, зато в тёмном проёме на миг промелькнуло лицо. Чьё-то. Или нет, но это походило именно на лицо, хотя она и различить ничего толком не смогла. У Карам мороз прошёл по коже, потому что этот кто-то совершенно точно посмотрел на неё. Именно на неё ― она буквально почувствовала взгляд кожей, хоть это и звучало дико.
Она отвернулась, уставилась на поток машин, но через миг обернулась опять, чтобы увидеть тёмного человека, покачивавшегося на широко расставленных ногах в десяти шагах от неё. Он сильно наклонился вперёд, безвольно свесив руки почти до земли, медленно поднял голову, но лицо спрятала завеса спутанных длинноватых волос. И он смотрел на Карам.
Она шарахнулась назад и едва не ступила на дорогу, бросила взгляд себе под ноги и уставилась на светофор. Попыталась. Потому что светофор заслонил то ли тот же самый тёмный человек, то ли другой. Длинная чёлка оставляла на виду лишь губы и подбородок.
Через миг по дороге промчался фургон, не оставив ничего от незнакомца, никаких следов.
Карам с силой сжала пальцами ремень сумки и сделала глубокий вдох, осторожно оглянулась. Дверь кто-то закрыл, никакой вывески над крыльцом, никаких подозрительных типов на полусогнутых за спиной. И впереди ни следов крови, ни торчащего посередь дороги тёмного парня. Зато вокруг полно либо спешащих куда-то людей, либо усталых и неторопливых, но все обычные и вовсе не напуганные. Достаточно для вывода, что странности видела лишь Карам, то есть, это её персональные странности или галлюцинации, например. Трусихой она никогда не была, но испугалась всерьёз, когда увидела... то, что увидела.
В студию она пришла, не убившись по дороге. Больше ничего странного с ней не приключилось, но от этого явления тёмных людей казались ещё более зловещими.
― Лист с треками готов, ― с порога порадовал её помощник. ― Сценарий тоже принесли, лежит на столе.
Формальность всего лишь, ведь он прекрасно знал, что Карам импровизирует. Когда рассуждаешь о людских проблемах и принимаешь в прямом эфире звонки от слушателей, никакой сценарий не в силах всё предусмотреть. Карам вела вечернюю программу уже пятый месяц ― ей нравилось, несмотря на проблемы со сценарием. Руководству нравилось тоже, раз они давали теперь целых два часа эфирного времени вместо одного.
― Добрый вечер, с вами сегодня снова я... ― начала передачу стандартным приветствием Карам, повернулась в кресле и устремила взгляд в окно, за которым сгущались сумерки. Дальше слова полились сами собой. Она говорила что-то о вечерах вообще, о звёздах и ночи, потом выслушала первого позвонившего и углубилась в дискуссию о способах избавления от накопившейся усталости, привычно шутила, язвила, блистала остроумием ― это она умела. Когда речь шла о телефоне и радио. Но если бы она оказалась с собеседником лицом к лицу, всё её красноречие тут же испарилось бы.
Ближе к концу передачи, когда за окном окончательно сгустилась тьма, Карам приняла предпоследний звонок.
― Я слушаю вас. Чем вы хотите поделиться?
Тишина в ответ. Хотя нет. Помощник Карам выпрямился за стеклом и отступил на шаг от аппаратуры ― динамики "дышали", хрипло, с трудом.
― Говорите, пожалуйста, ― невозмутимо попросила Карам и перевернула страницу журнала. Журнал соскользнул на пол от резкого движения руки, потому что теперь динамики затрещали, и где-то далеко на фоне сухого треска раздавалось тихое рычание. Мороз прошёл по коже. Невозможно было поверить, что подобные звуки издавал живой человек.
Карам и помощник переглянулись, после чего помощник отключил звонившего.
― Просим прощения за небольшие технические неполадки. Я вернусь к вам ровно через четыре минуты, а пока насладитесь, пожалуйста, композицией...
Она откинулась на спинку кресла под первые аккорды фортепиано и устало прикрыла глаза. Ещё и неполадки с оборудованием! Что за день такой?
― Вроде всё нормально, ― сообщил помощник, высунувшись на миг из аппаратной. Она кивнула, взяла стаканчик с кофе и повернулась к окну. Кофе выплеснулся ей на блузку безобразным коричневым пятном, но Карам даже не заметила этого, зато заметила прижатую к стеклу снаружи ладонь. На двенадцатом этаже. Затаив дыхание, она смотрела на ладонь до тех пор, пора рядом не проступило миловидное лицо. Аккуратные черты, смуглая кожа и пристальный тяжёлый взгляд. Кем бы ни был этот смуглый парень, он медленно сжал ладонь в кулак, оставив на стекле пять глубоких царапин. Причём поцарапал он стекло беззвучно.
Карам моргнула, и парень за стеклом пропал. Царапины ― тоже.
― Какого чёрта?.. ― беспомощно прошептала она, отставила стаканчик и потёрла глаза ладонями. Зря, потому что теперь сквозь стекло на неё смотрел другой парень: он прижался к стеклу чётко очерченными пухлыми губами, словно послал ей поцелуй, и исчез. На стекле остался алый отпечаток губ.
Карам резко выдохнула и отвернулась от окна. Лучше уж туда не смотреть вовсе ― полезнее для нервов. Она безупречно довела передачу до конца, попрощалась со слушателями и лишь тогда заметила пятно от кофе на блузке. Хорошо, хоть можно замаскировать шарфом.
Собиралась она спиной к окну. Обернуться очень хотелось, но выдержать характер удалось. Потом её ждало испытание в виде лифта. Одна она ехать боялась, спускаться по лестнице ― боялась ещё больше. Она мялась у лифта до тех пор, пока, наконец, не появилась группка сотрудников из технического отдела. Вместе с ними Карам зашла в кабину и притихла в уголке, опустив голову, чтобы не смотреть в зеркальную стену.
― Госпожа Сон что-то тихая сегодня. Передача прошла хорошо?
― Да, спасибо, ― тихо отозвалась она, продолжая разглядывать собственные туфли.
― Ещё немного ― и госпожа Сон совсем зазнается, перестанет с нами разговаривать, ― недовольно отметила одна из сотрудниц, стоявшая у двери.
Карам покосилась на её лодыжки и промолчала. А что она могла сказать? Опровергать заведомую ложь ― занятие глупое и бессмысленное, но законное возмущение привело бы к ссоре.
"Высокомерная", "холодная", "будто не от мира сего" шелестело в лифте. Карам закусила губу и продолжила взглядом сверлить лодыжки недовольной сотрудницы, пока на левой ноге болтушки не сомкнулись тёмные пальцы, покрытые язвами. От неожиданности Карам едва не вскрикнула, но успела зажать себе рот ладонью. Сотрудница продолжала изливать недовольство, не замечая прикосновения к ноге. Пальцы разжались и спрятались в тени, а на лодыжке остался зеленоватый отпечаток, словно браслет.
Карам невольно взглянула на зеркальную стену и облизнула враз пересохшие губы. В блестящей поверхности отражались люди, ехавшие в лифте, а перед ними стоял на полусогнутых ногах парень в тёмной рваной одежде. Опущенные руки, изъеденные язвами, безвольно болтались. Он чуть приподнял голову и посмотрел на Карам исподлобья. Взгляд, преисполненный боли и неизбывной тоски, заставил её отшатнуться и прислониться спиной к стене. Парень неловко вытянул руку и шагнул из зеркала в кабину, чтобы в один миг оказаться прямо перед Карам. Скрюченные пальцы схватили воздух у её лица, но к коже не прикоснулись. А когда она выдохнула и посмотрела вперёд, то уже не увидела этого странного парня, только спины сотрудников.
Из кабины она выскочила опрометью, пронеслась по холлу и выметнулась на улицу. Замерев на ступеньках, тяжело дышала и стискивала пальцами шарф так, будто он душил её.
Один на тротуаре, второй на переходе, третий за стеклом, четвёртый с кровавым поцелуем и пятый в лифте... Что это? Её персональный конец света? Или она окончательно спятила от отчаяния?
Она боялась ехать домой на автобусе, а метро она никогда не пользовалась, поэтому села такси. В машине обнимала сумку и никуда не смотрела, просто закрыла глаза. Открыла их тогда лишь, когда такси остановилось у её дома. Она снимала небольшую двухэтажную виллу уже три года, поэтому ни о каких лифтах речь уже не шла. В доме повсюду горел свет, а зеркал было мало, да и окна занавешены. Карам выронила сумку из рук, едва перешагнула через порог, и обессиленно опустилась на пол. Понадобилась пара минут, чтобы прийти в себя, но дома даже стены помогали.
Сварив себе кофе и слегка перекусив, Карам придвинула ноутбук поближе и попыталась найти что-нибудь похожее на то, что видела сегодня. Запищал телефон. Она сразу ответила, не взглянув на дисплей:
― Слушаю вас?
Ухо обжигало тяжёлое и хриплое дыхание, на фоне которого слышались звуки, какие обычно порождают шаркающие шаги.
― Кто это? Почему вы преследуете меня? Скажите хоть что-нибудь.
Зря она попросила об этом, потому что услышала тихое утробное рычание. Тут она невольно нажала на кнопку, сбросив звонок. Стиснув телефон в руке, забралась на стул с ногами и испуганно огляделась, только потом нашла в себе силы проверить, с какого номера ей позвонили. Широко раскрытыми глазами уставилась на пустую строку. Не "номер неизвестен", не "номер скрыт", не набор цифр, а просто пустая строка. Никогда прежде она не видела подобного. Поёжилась от расплескавшегося под кожей призрачного холода, опять огляделась и постаралась сосредоточиться на поисках информации.
Через час Карам полностью успокоилась и взяла себя в руки. В конце концов, над ней могли подшутить. Кто угодно. Это объясняло далеко не всё, но было ближе к истине, чем что-то иное. А может, она и впрямь спятила, но от безумия умирают не всегда. Порой это даже лечится.
Она заглянула в ванную, пустила воду и сходила в спальню за шёлковым халатом, заодно отнесла туда ноутбук и пристроила рядом с подушкой.
Понежившись в ванне с час, Карам вытерлась полотенцем, накинула халат и завязала пояс. Перебросив длинные влажные волосы через плечо, повернулась к зеркалу и едва не заорала во всю мощь лёгких, увидев там шестого тёмного гостя то ли разрисованного странными узорами, то ли в тату. Он тоже потянулся к ней рукой. Карам всё-таки вскрикнула испуганно, споткнулась и плюхнулась на пол, попыталась отползти, однако чьи-то пальцы крепко сжали её лодыжку. Она обернулась и увидела того самого типа с миловидным лицом, что торчал на двенадцатом этаже за окном. Из угла на неё смотрел любитель оставлять кровавые отпечатки своих губ на стекле... Наверное, где-то рядом были и другие, но их, к счастью, она уже не заметила, потому что нашла замечательный выход из сложившейся ситуации ― она потеряла сознание.
Глава 2
Глава 2
Карам шевельнула рукой и почувствовала под кончиками пальцев гладкую ткань. Она с опаской приоткрыла глаза. Вверху ― знакомый потолок спальни, приглушённый свет. Она лежала в собственной постели и...
Но сознание она потеряла в ванной!
Карам резким движением поднялась и села, провела ладонью по лицу.
Он взялся из ниоткуда, тот человек, которого она видела на переходе. Просто вдруг появился у стены напротив кровати, прямо перед её глазами. Он походил на сломанную куклу, сжимавшую в руке что-то вроде посоха. Тёмные волосы завесили половину лица, оставив на виду лишь подбородок и губы. И ещё ― левый глаз. Если у парня в лифте взгляд переполняла тоска, то у этого ― мрачная ярость.
Карам сдвинулась к изголовью, чтобы увеличить разделявшее их расстояние. Не помогло. С каждым ударом бешено колотившегося сердца незваный гость умудрялся оказываться всё ближе. Какие-то рваные, бесконтрольные, но одновременно стремительные движения.
Карам закрыла глаза, свернувшись клубком на подушке. Она обхватила себя руками и постаралась стать незаметной, но продолжала с ужасом ждать. Ждала чего-то вроде боли: вонзятся в шею когти или зубы, обрушится на голову навершие посоха в виде черепа или ещё нечто в таком духе. Ждала, затаив дыхание, и испуганно вскрикнула, в самом деле ощутив прикосновение к шее. Прикосновение пальцев, тёплых, как у живого человека.
Она не выдержала и повернула голову. Гость сидел рядом и прикасался к её шее, затем тронул её щеку. Лёгкие касания, даже нежные, но ярость в его взгляде плохо сочеталась с ними. Он отнял руку, пальцы мелькнули перед лицом Карам, заставив её вновь зажмуриться. И вновь вместо удара и боли мягкое прикосновение. Её всего лишь погладили по голове, словно ребёнка, словно пытались успокоить и образумить.
Карам удивлённо посмотрела на пугающего человека и сделала судорожный вдох, обнаружив у кровати ещё пятерых.
Шестой, с посохом, поднялся и отступил назад ― к пятёрке, остановился в центре, немного развёл в стороны руки и отвесил старомодный поклон.
Карам глупо пялилась на шесть тёмных фигур у своей кровати и не представляла, что же происходит. Они, в свою очередь, не сводили с неё глаз, даже, кажется, не моргали. Смущённая столь пристальным вниманием, Карам опустила голову и обнаружила на простыне тряпичную куклу, ту самую куклу, которую видела днём. Растерянно взяла, тронула кривой шов, повела левой ручонкой и вздрогнула, различив движение краем глаза. Вскинув голову, она ошеломлённо посмотрела на шестёрку. Их левые руки были в том же положении, что и рука куклы. Карам прикоснулась к правой руке куклы и приподняла её. Шестёрка в точности повторила это.
Карам торопливо положила куклу перед собой и уставилась на неё. Бессмысленно, ведь никаких надписей на грязной ткани не имелось. Ни надписей, ни подсказок. Просто аляповатая кукла и шесть почти одинаково высоких парней, повторявших за куклой всё. Карам поглядела на шестёрку, убедилась, что они ждут чего-то неведомого ей, и вновь взяла куклу в руки, медленно повернула, осмотрев со всех сторон, но так ничего и не нашла. Хотя нет, нашла кое-что ― следы, словно куклу прокалывали иглой или спицей, и пятнышки крови. Она на миг задумалась, потом с сомнением покосилась на шестёрку. Если они повторяли всё за куклой, то как же... То есть, они наверняка же чувствовали...
Карам, немного успокоившись, положила куклу на подушку, сползла с кровати и добралась до столика с зеркалом. Порывшись в коробке, нашла самую длинную швейную иглу и приблизилась к шестёрке. Растерянно скользнула взглядом по их лицам, неподвижным и отстранённым, шагнула к парню с посохом и неуверенно подняла руку. Он просто смотрел на неё и ждал, и не пытался прикончить на месте. Поколебавшись с минуту, Карам дотронулась до его щеки. Тёплая, настоящая и живая ― на ощупь. Она прикоснулась к его шее, но пульс уловить не смогла. Смотрела на него долго, прежде чем осмелилась взять за правую руку и повернуть ладонь. Сначала она уколола иглой, потом усилила нажим. Он по-прежнему смотрел на неё и хранил неподвижность, словно не чувствовал боли. Карам стало не по себе, когда игла пронзила ладонь насквозь. Убрав иглу, она пялилась на кожу, где не проступило ни капельки крови.
Чёрт возьми, он выглядел живым, был тёплым, но не чувствовал боли, а из ран не шла кровь. Это что вообще такое?
Карам скрестила руки на груди и прошлась вдоль шеренги из шести подозрительных типов. Она постаралась думать последовательно и логично.
Итак, она увидела куклу, порыдала над ней, ей укололо палец, после чего начала мерещиться всякая чертовщина, звонки ещё пугающие, а затем шесть подозрительных типов торчали в её спальне, у её кровати и чего-то от неё хотели. Вряд ли убить или отпущения грехов, но чего-то же они хотели! И смотрели на неё так вопросительно...
Кстати...
― Вы кто? ― слабым голосом поинтересовалась Карам. Тишина в ответ, только вопросительные взгляды со всех сторон. ― Что вам нужно от меня?
Никакой реакции ― ничего, одно лишь молчаливое ожидание.
Прихватив ноутбук, Карам обосновалась в кухне и включила кофеварку. Потом ногам стало холодно, и она выскочила в гостиную за пушистыми тапочками, но тут же налетела на смуглого типа, который неуверенно держался на ногах. Карам вздохнула, взяла его за руку и усадила в кресло. Столкнулась с разрисованным синими узорами парнем, отправила на диван, пристроила рядом типа с пронзительным взглядом. Изъеденного язвами и любителя поцелуев запихнула на другой диван. Полюбовавшись на результат, повернулась к кухонной двери и вспомнила про шестого с посохом, но вот как раз его нигде не оказалось. Карам пожала плечами, на всякий случай громко попросила гостей не ползать по дому, а тихо сидеть там, куда их посадили.
Вооружившись чашкой кофе и ноутбуком, Карам взялась за разгадывание загадок. Примерно час она пыталась сформулировать запрос, искала изображения кукол, хоть немного похожих на ту, что покоилась сейчас на подушке в спальне.
Карам настолько увлеклась поисками, что не сразу заметила, как выпила весь кофе. Идти за новой порцией в тот миг было не с руки, а когда она вновь потянулась за чашкой, вспомнила, что там пусто. Однако, вопреки всему, чашка согрела её ладонь теплом, и Карам ошарашенно уставилась на кофе. Повернув голову, увидела рядом с собой шестого, с длинной чёлкой. В левой руке он по-прежнему сжимал посох. Вокруг хватало стульев, но он стоял. Ей пришлось усадить его, опустив ладонь ему на плечо.
Она смотрела на ту часть его лица, которую не прятала длинная чёлка, а затем потянулась пальцами к тёмным прядям, чтобы отвести их в сторону. Он твёрдо сжал её запястье, не позволив сделать это, едва заметно качнул головой и мягко отстранил её руку. Тогда Карам пожелала взглянуть на посох, и ей опять не позволили это сделать.
― Я не собираюсь забирать его, просто хочу посмотреть поближе.
В конце концов, хотя бы на посохе должны же быть какие-то подсказки. Её не услышали и посох ей не отдали.
Карам сердито уткнулась в монитор и решила поискать что-то похожее на короткий посох с черепом вместо набалдашника. Нашла кучу всевозможных вариантов и принялась последовательно изучать их. Изучала до девяти утра, полдесятого позвонила на работу и предупредила, что выйти не сможет, то же самое сообщила куратору. Выйти из дома она пока не могла, поскольку вся эта подозрительная шестёрка наверняка потащилась бы следом за ней. Глупо шляться в такой компании, если ни черта о ней не знаешь.
Через час позвонила одна из сотрудниц с радио и сообщила скорбную весть: умерла та самая дамочка, что накануне в лифте выражала недовольство, ― что-то с сердцем, спасти не смогли. Прямо с телефоном у уха Карам метнулась в гостиную и уставилась на изъеденного язвами парня: большая часть этих язв пропала, и он выглядел теперь намного лучше остальных ― не идеально, но лучше.
Сообразить, что к чему, труда не составило. В общих чертах.
Эти шестеро как-то чуяли, кто причиняет боль Карам, и наказывали виновных. Радикально наказывали ― посредством смертной казни. Неужели они прямо всех без разбора убивают? Такими темпами через месяц в городе никого не останется.
Карам вернулась к ноутбуку и продолжила поиски. И не заметила, как уснула.
Проснулась она на кушетке у окна, заботливо закутанная в покрывало. Она потянулась и приподнялась на локте, чтобы потом шарахнуться назад. У кушетки на полу сидел парень с посохом и пристально смотрел на неё. Карам вздрогнула, оценив его взгляд на сей раз как голодный. Подумала про печенье в вазочке рядом, но решила, что вряд ли он удовлетворится печеньем, если вообще есть будет такое.
― Ты вовсе не говоришь?
Зато он рычал, как настоящий волк: тихо и низко ― душа уходила в пятки. Поначалу.
Карам выпуталась из одеяла, направилась к кофеварке, по пути скользнув по темноволосой голове ладонью в мимолётной ласке. Всё-таки он торчал у кушетки, пока она спала. Наверное, охранял. Или решал, кусать или не стоит. Раз не укусил, значит, можно погладить.
Карам забралась на стул с ногами и вновь уткнулась в монитор.
Через несколько минут запищала кофеварка, и Карам дёрнулась, чтобы сбегать за чашкой. Не потребовалось ― ей принесли кофе и подали с едва заметным изысканным поклоном. Интересно, как чудак с посохом умудрился не пролить напиток на пол, если двигался странно и неуверенно, пошатываясь? Загадка.
Сесть на стул сам он не мог, вероятно. Чтобы он сел, нужно было положить ладонь ему на плечо и легонько нажать, что Карам и проделала. Правда, сверлящий взгляд в спину не способствовал остроте её ума, поэтому она пересела так, чтобы между ними оказался монитор ― пусть и символическое, но прикрытие.
Иногда Карам смотрела на странного парня поверх монитора, а он неизменно продолжал смотреть на неё, только на неё. Все шестеро смотрели только на неё, когда же она уходила в другую комнату, их глаза становились пустыми, словно у настоящих кукол. Пожалуй, Карам именно это назвала бы самым пугающим. Страшно, когда нечто выглядит живым человеком, а ведёт себя как кукла.
Она просмотрела ещё несколько файлов, выглянула из-за монитора и принялась изучать левую сторону лица шестого с посохом.
Черты трудно назвать правильными и безупречными, да и рот великоват... В воображении она дорисовала то, что скрывала чёлка. Всё вместе смотрелось очень даже впечатляюще. Почему-то. Карам даже сказала бы, что он красивый, странно красивый, несмотря на неправильные черты. А может, как раз благодаря им?
Она оценила линию подбородка, добралась до скулы и наткнулась на неподвижный взгляд. Смутилась и спряталась за монитором. Вовремя, потому что в следующем файле оказалась картинка с коротким посохом подчинения вуду, очень похожим на тот, что держал в руке шестой. Упоминалась и кукла, более того, именно кукла являлась ключом для заклинания. И кукла отличалась от обычного вольта.
Карам растерянно потёрла висок. Что ещё за заклинание? Она никакого заклинания не произносила. Она вообще ничего не сделала, чтобы заполучить в подарок куклу, полдюжины странных и убийственных ― в прямом смысле слова ― парней и посох вуду.
Итак, куклу делали на основе уникальных рецептов, и эти рецепты у каждого колдуна были свои. Проще говоря, куклу делали из того, что оказалось под рукой, так решила для себя Карам. И кукла представляла собой исходный материал. Чтобы заклинание начало работать, нужны слеза, слюна или кровь.
Тут всё ясно, слеза в тот день вполне могла попасть на куклу, и именно так Карам влипла в историю. Нечего над подозрительными куклами рыдать, хотя предупреждение несколько запоздало.
Слеза, слюна или кровь, попавшие на куклу, порождали гомункулов ― искусственных людей, тех же кукол, только идентичных людям. При некотором сходстве с зомби и вольтами эти гомункулы были более совершенными. У них нет крови, им не нужно есть и пить, они не спят и не устают. И они воплощают семь грехов.
Минуту! Почему семь, если их шесть?
Дальше шло пояснение, что седьмой грех выпадает тому, кто призвал гомункулов, и самой кукле. То есть, шесть гомункулов и один призвавший с куклой. Вместе ― семь. Срок жизни всех семерых ― сорок дней, а кукла, как и заклинание, бессмертна.
Что?!
Карам чуть не свалилась со стула и придвинула ноутбук ближе.
Почему это сорок дней?
Потому что ей следовало выбрать из шестерых одного и заплатить. Плата зависела от её выбора. Если не платить сорок дней, все умрут, включая её. Если платить исправно, все будут жить припеваючи и выполнять её приказы. В общем-то, платить она будет лишь одному, но получит всех шестерых, просто остальных обеспечивает силой тот, кого она выберет.
Гомункулы умеют говорить, но тогда лишь, когда сыты. Если не кормить, они будут саморазрушаться и всё больше походить на кукол. У них есть ранги, но нет имён. Имена гомункулам должен дать хозяин. Какова плата, сказано в посохе.
Карам закрыла глаза ладонью и вздохнула. Выходит, выбора особого и нет у неё. Если она ничего не сделает, через сорок дней просто умрёт. Сомневаться тут как-то не с руки, ведь вот они, шесть, заявились сами к ней в дом.
Что ж...
Она вернулась к файлу и полюбовалась на первый ранг.
"Чтоб воля настигла виновных везде,
выбирай Змея, парящего в небе,
он суд свой вершит свысока".
Парящий в небе Змей? Двенадцатый этаж и смуглый чудак за стеклом, наверное, речь шла о нём.
"Коль выберешь Хаос, что так
застенчив и грозен одновременно, -
заплатишь за выбор вдвойне".
Хаос... Может быть, тот, кого она увидела первым? Он тогда стоял в нескольких шагах от неё, а потом исчез. Застенчив и грозен, ведь так?
"Бедствие пламенем дышит
и руку тебе может обжечь,
коль выберешь, сон позабудешь".
Тут она задумалась надолго, потому что не видела, чтобы хоть один из гомункулов дышал пламенем. Разве что тот кадр, который оставил отпечаток своих губ на стекле, красный отпечаток. Красный ― пламя. Ну, может же так быть? Значит, это он Бедствие.
"Всё ты узнаешь, коль позовёшь
Ритуал, раскрашенный синим,
но знание будет болью тебе".
С этим просто ― узорами на коже щеголял всего один.
"А Воина пуще всего берегись -
Он души забирает, Шесть ― с ним, -
кровью и жизнью плати".
Невольно Карам вновь глянула поверх монитора. Он или нет? Скорее всего, ведь именно он с посохом.
"Коль Токсин решишь ты выбрать,
болезни подкосят виновных, цена -
свой рассудок навеки отдать".
Токсин ― тот, что с язвами, больше некому.
"Вот они, Шесть, ты взгляни.
Сейчас ― выбирай.
После ― плати".
Многообещающе... И плата скрыта в посохе, а посох Воин отдать отказался, даже прикоснуться не позволил. И как быть тогда? Не выбирать же на глазок или с помощью подбрасывания монетки. И не заставлять играть всех шестерых в "камень, ножницы, бумага".
Карам встала и прогулялась к окну, постояла там немного, обошла вокруг стула, где сидел Воин.
Нет, не отдаст он посох, и пытаться не стоит. И где же там о плате говорится? На самом посохе? Или где-то внутри?
Карам снова прошлась вокруг стула, затем всё же приблизилась.
― Можешь показать мне посох? Так, чтобы я не прикасалась, но смогла рассмотреть?
Он молча вытянул перед собой левую руку, и тёмный череп замер перед глазами Карам. Сработало. Она склонилась над древком, повернула голову, чтобы лучше разглядеть. На тёмной поверхности ни букв, ни значков, на черепе тоже ничего. Судя по всему, череп не снимался. Зато потом она различила едва заметную трещину у другого конца, не сразу, но сообразила, что нечто вроде острия можно открутить. Именно это она попросила сделать. Воин послушно свинтил остриё, уронив на пол свёрнутый в трубочку лист. Нет, не лист. Карам осторожно подняла кусок кожи, который использовали вместо бумаги. И ей совершенно не хотелось строить догадки, кому эта кожа принадлежала прежде.
Она развернула послание, уставилась на неведомые значки и моргнула, когда они слились в сплошное пятно, чтобы после превратиться в понятные ей слова.
"Змею плати жизни годами,
Хаосу плата двойная ― сердцем и удачей,
Безумие мысли и сон заберёт,
Ритуал питается чувствами,
Воина кровью корми точно в срок,
Токсин ― в обмен на рассудок.
Но помни, что душу потом
Отдать придётся ещё".
Карам сверилась с записями на ноутбуке и задумалась. Если мыслить логично, то, получается, Змею она должна платить временем, если выберет его. Срок жизни ― сорок дней, вероятно, платить она должна каждые сорок дней, то есть, каждые сорок дней она будет отдавать Змею год своей жизни...
Карам открыла калькулятор и задумалась. Допустим, ей осталось жить лет пятьдесят, по году раз в сорок дней... Это она протянет при таком раскладе лет пять, а потом платить будет уже нечем. Печально.
Хаосу ― сердце и удача. Это как? Вот прямо сразу вырвет сердце? Тогда при чём тут удача? Или сначала удача, а сердце потом, на закуску? Как это вообще понять можно? Она невезучей станет, что ли?
Карам нарисовала много вопросительных знаков на листке возле слова "Хаос". Сердце вызывало сомнения, а удачливой она никогда не была. Пожалуй, тут ей просто нечем платить вовсе.
Бедствие кормился мыслями и снами. То есть Карам не сможет спать и... думать? Или её мыслями будет управлять Бедствие? В любом случае, не лучший вариант.
Ритуал и чувства, ещё там про боль было что-то. Если он "питается" чувствами, не значит ли это, что Карам перестанет чувствовать вовсе? С другой стороны, о боли и отчаянии она знала всё и даже больше. Пока это ― лучший вариант.
Воина кормить кровью. Выглядит просто. В чём же тут подвох? В стишке было про жизнь, кровь и душу, а на коже ― только кровь на ценнике. Просто раз в сорок дней разрешать попить крови... Всё ещё просто ― смешная цена на фоне всех остальных.
Токсин? Этому рассудок подавай, а значит, Карам будет тихо сходить с ума. Жаль, что рассудок нельзя посчитать в годах и определить, как долго она сможет платить. Что-то подсказывало, что недолго.
Карам полюбовалась на листок и вновь задержалась взглядом на строке с Воином. Всего лишь кровь раз в сорок дней. Всю точно за раз не выпьет, даже если пьёт много. Вроде бы, лучше выбрать его. Но тогда почему "А Воина пуще всего берегись" сказано? Бессмысленно же.
И ещё этой ораве надо дать имена...
Карам направилась в гостиную, сняла с полки первую попавшуюся книгу и посмотрела на смуглого Змея, раскрыла книгу и ткнула пальцем наугад. Получилось "Эн".
― Надеюсь, такое странное имя тебе по душе, Эн.
Карам полистала страницы, взяла другую книгу и опять выбрала наугад. Хаос получил имя Лео, а Бедствие ― Кен. Она вновь поменяла книгу и выбрала для Ритуала имя Рави, после чего томик Верлена вернулся на полку. Когда же она потянулась за новой книгой, столкнулась с Воином. Он вручил ей книгу в потёртой обложке.
Карам смотрела на него и бездумно листала страницы, остановилась на "Хон". Странно называть его так, ведь можно это понять как просто "красивый". Она полистала ещё и уткнулась в "Пин". Ещё хуже. Хон и Пин, Хон и... Хонбин? А вот это уже...
― Хонбин, ― тихо повторила она и ткнула пальцем в новую страницу. Токсин превратился в Хёка.
Карам нерешительно обвела взглядом всех шестерых. Теперь она понимала, чего именно они ждут, ― её выбора. Но как же выбрать так, чтобы последствия... Глупая надежда, ведь сказано же было, что "душу потом отдать придётся ещё". Такие заклинания не могут стоить дёшево. У каждого выбора есть свои плюсы и минусы. Кого бы она ни выбрала, результат всё равно будет тот же. Она бы отказалась, но слова про срок в сорок дней не походили на шутку. Либо она принимает правила игры и играет, либо умирает.
Умирать ей не хотелось совершенно.
Карам повернулась к Хонбину, помолчала, собираясь с духом, и едва слышно произнесла через минуту:
― Выбираю тебя.
И она поспешила убраться на кухню, чтобы присесть, а то ноги подкашивались. Она не слышала, как он подошёл, а, скорее, почуяла его присутствие, резко поднялась со стула и обернулась. Запрокинув голову, посмотрела на него.
― Я должна заплатить, знаю. И я готова. Но как?..
Карам умолкла, потому что не представляла, как уточнить, будет ли он кусать её, словно вампир, или забирать кровь мистическим образом, или нужна капельница и...
Он просто повёл перед её лицом посохом, и у неё тут же закружилась голова. Она собиралась упасть, но не упала. А после ― закрыла глаза, провалившись во тьму.
Очнулась будто бы всего через минуту в собственной кровати. Голова всё ещё кружилась немного. Карам провела ладонью по лицу и заметила тонкий порез на правом предплечье, над запястьем. Сантиметра три в длину, ровный, и он уже затянулся бурой корочкой. Руку там немного жгло, почти неощутимо, если не сосредотачиваться на порезе. Странно, она не ожидала, что платить придётся так мало ― из подобного пореза много крови не вытечет.
Карам вздохнула и повернула голову налево. На подушке лежала кукла, и именно на неё Карам уставилась сначала, только потом различила левую половину лица Хонбина и встретила его взгляд. Кажется, он шепнул: "Спи", и она послушно заснула.
Проснувшись, Карам первым делом обошла весь дом, но не нашла и следа недавних гостей. Все шестеро будто расточились в воздухе. С одной стороны, это означало, что она не наткнётся внезапно на кого-нибудь из них, с другой ― всё случившееся казалось сном, нереальным и бредовым. Только тонкий след от пореза на руке и кукла на подушке доказывали, что никакой это не сон.
Карам быстро собралась и вылетела из дома пулей, чтобы успеть на лекции, по привычке остановилась у фургона-закусочной на углу. Роясь в сумке, скороговоркой бросила:
― Двойной кофе и плитку шоколада.
Выудив из бумажника нужную сумму, она вскинула голову и едва не села прямо там, где стояла. Кофе и шоколад ей протягивал Лео ― он выглядел совсем иначе в синей униформе. Слишком серьёзный, пожалуй, но вполне себе человек.
― С-спасибо... ― пробормотала Карам, вручив ему деньги и получив заказ. Она всё ещё неприлично пялилась на Лео и пыталась сообразить, насколько это вообще реально. Если он не настоящий человек, то у него нет документов. Зачем они ему? Но его как-то взяли на работу. Или работа тоже фикция? Но эта закусочная существовала задолго до появления Лео.
Карам помотала головой и беспомощно вздохнула ― она ничего не понимала. Немного неловко улыбнулась Лео и поспешила к пешеходному переходу, на ходу делая маленькие глотки кофе из стаканчика. И едва не подавилась, когда на середине перехода мимо неё прошёл Хонбин. Она даже остановилась и обернулась, чтобы убедиться. В самом деле, Хонбин. Чёрный костюм, белоснежная рубашка, знакомая длинная чёлка, разве что посоха нет в левой руке.
Со всех сторон забибикали машины, и Карам пришлось пробежаться до тротуара. Она допила кофе и забралась в салон автобуса, а потом увидела из окна торчавшего на мосту Эна. Он смотрел прямо на неё, словно для него не существовало расстояния и бликов на стекле. Сама Карам тоже не могла так детально рассмотреть его лицо, просто знала, что это именно Эн и ощущала его взгляд кожей.
На выходе из автобуса, на остановке возле университета, Карам столкнулась с Кеном, тот как раз заходил в автобус. Он широко улыбнулся и шутливым жестом предложил ей спуститься по ступеням, а после сам исчез в глубине салона.
В аудитории Карам полюбовалась на Хёка, который оказался новым студентом в её группе, а Рави внезапно записался в преподаватели древней истории.
Через час у Карам окончательно сложилось чувство нереальности происходящего. Она не представляла, как это возможно вообще. Или это сон такой?
Судя по злобным взглядам пары одногруппниц, вряд ли это сон. Хорошо ещё, что самый "ярый поклонник" Карам решил прогулять занятия сегодня.
Она косилась на Хёка время от времени, тот теперь выглядел совершенно нормально и симпатично, без всяких язв на коже, но выбросить из головы то, что он Токсин, Карам не могла. Рави, впрочем, тоже расхаживал без узоров на лице. Хотя чего уж там, все шестеро казались обычными людьми. Быть может, чересчур эффектными и запоминающимися, яркими, но людьми. Чёрта с два скажешь, что гомункулы или куклы.
Карам иногда ёжилась от внимательных взглядов своих то ли телохранителей, то ли слуг. Она не привыкла быть на виду и в центре чьего-либо внимания. Чаще её игнорировали, да и сама она привыкла держаться в тени ― проблем меньше.
После занятий она поспешила в студию, опять встретив по дороге всю шестёрку. Каждый из них просто проходил мимо неё, словно обычный прохожий, как будто они друг друга прежде не встречали. Они появлялись всего на миг, позволяли увидеть себя и пропадали с глаз, но Карам по-прежнему чувствовала себя под неусыпным надзором. Или охраной.
На двенадцатый этаж она поднималась одна. Почти. В зеркале торчал Хёк. Именно в зеркале, но не в кабине. Давненько она не испытывала столь острых и незабываемых ощущений от простой поездки в лифте. Прошлое приключение не в счёт ― тогда это казалось бредом, а сейчас она точно знала, что всё по-настоящему.
Вылетев из лифта, Карам свернула в кафе, сделала небольшой заказ и посмотрела на часы. До передачи ещё целый час оставался, поэтому она могла себе позволить посидеть в кафе подольше и собраться с мыслями.
В блокноте друг за другом появлялись записи, где слова плохо сочетались, а смысл фраз терялся. Сложно было смириться с нынешним положением дел, ведь отчасти это походило на сказку. Есть человек, у которого всё плохо, и внезапно он получает какую-то тёмную власть над другими. Просто так. Ладно, не просто так ― за это нужно платить, но всё же. Мир вокруг не похож на сказку, а чудеса давным-давно вышли из моды ― даже те, за которые надо платить. Рай и ад тоже уже не актуальны. Вроде бы можно всё принять и особо не ломать голову, а пользоваться властью на всю катушку, но в глубине души скользкой змеёй притаился страх. А что, если куклы решат, что им не нужен хозяин? Какова роль платы и так ли она важна? Довольно ли колдовским куклам нескольких капель крови раз в сорок дней?
Карам закрыла блокнот и сунула его в сумку. Хватит переводить бумагу, если толковых мыслей всё равно нет. Вывод тут лишь один ― ей страшно, вот и всё. Она не знала, как сильно изменится её жизнь, надолго ли, и стоило ли идти на это вообще.
Пальцы помнили тепло кожи Хонбина, но он не человек, как ни крути. Можно ли заменить куклами людей? Можно ли... Ведь даже эти куклы не рядом с ней, а изображают посторонних, которые с ней вроде как не знакомы.
Карам допила кофе, прихватила сумку и отправилась в студию. У двери её перехватил помощник.
― Там к тебе пришли. Список композиций уже готов. Нужно что-то ещё?
― Нет, всё как обычно. А кто ко мне пришёл?
― Тип какой-то. Говорил что-то про перекупку прав на передачу. Возможно, будет нашим новым боссом, если руководство согласится...
― Ясно, ― отмахнулась от продолжения Карам. Она решительно повернула ручку и зашла в студию, привычно оставила сумку в аппаратной и перешагнула через порог.
Он встал со стула и слегка поклонился. Длинная чёлка качнулась, приоткрыв на миг уголок правого глаза.
― Рад видеть вас, госпожа Сон.
Низкий голос, глубокий, мягкий и тёплый. Она ни разу не задумывалась прежде, как звучал бы его голос, но теперь, услышав внезапно, думать не могла вовсе. Просто стояла и смотрела на него. Он протянул ей визитку. Ли Хонбин, генеральный директор чего-то там. Чего именно, она не дочитала. Какая разница? Это же не по-настоящему. Наверное.
Сжав пальцами визитку, она обошла вокруг стола и опустилась на стул, потом спохватилась и жестом предложила ему тоже сесть. В тишине они смотрели друг на друга. И хотя между ними располагался стол, отчего-то казалось, что они сидят близко, очень близко.
― Как... То есть...
― Так удобнее.
Как мило. Он понимает её с полуслова?
― Ты следишь за мной?
― Мы всегда рядом. Просто скажи, что тебе угодно, любому из нас.
― Любому? Но я выбрала тебя.
― Со мной ― Шесть, ― пустым голосом напомнил он. ― Я буду смотреть глазами каждого из нас, так ты решила.
― Значит, я всего лишь выбрала способ оплаты?
Пустой взгляд, пустой голос:
― Можно и так сказать.
― А ты мог отказаться?
― Смысл моего существования в том, чтобы выполнять твою волю. Чего ты желаешь?
― Чтобы ты никогда больше этого не произносил. Того, что смысл твоего существования... Ты понял?
― Да.
Она поставила локти на стол и сплела пальцы, посмотрела на лист с позавчерашним сценарием. Увы, подсказок там не нашлось.
Как быть, если кукла вдруг становится интереснее, чем живые люди? Скорее всего, у Карам было не всё в порядке с головой, но она честно пыталась угадать, о чём думает Хонбин, что чувствует и чувствует ли вообще.
Его взгляд менялся, и Карам сама это видела. То ярость, то пустота, то холод... Раз есть такие эмоции, должны быть и другие. Нельзя чувствовать наполовину. Но достаточно ли умения чувствовать, чтобы быть полностью живым? И каково ему тогда осознавать, что он вынужден подчиняться ей и исполнять любые её прихоти?
К слову, а любые ли?
― Как далеко я могу зайти в своих желаниях?
― Так далеко, как захочешь.
― И звёзды с неба достать?
― Если тебя не смутит то, что Земля перестанет существовать вместе с тобой.
Карам ошарашенно уставилась на него. Она разглядывала каждую черту его лица, доступную её взгляду, и пыталась понять, серьёзно он это ляпнул, или это у него чувство юмора проснулось.
― И всё-таки я не понимаю, какова граница. Желания могут касаться чего-то материального? Или речь только о человеческих жизнях?
― Например?
― Если я захочу получить сто тысяч долларов?
― Ты их получишь.
― Эйфелеву башню?
― Сложно. Но я могу сделать так, что ты проснёшься в Париже. С видом на Эйфелеву башню.
― Спасибо, не стоит. Убить кого-то?
― И не только.
― А лимит желаний?
― Его нет. До тех пор, пока ты жива.
― Но если ты меня убьёшь?
― Я не намерен этого делать.
― А если это будет моим желанием?
Вот тут он промолчал. И Карам не смогла понять: растерянность это или молчание в знак согласия.
― Значит, любое моё желание будет учтено?
― Тебе нужно лишь приказать.
Карам откинулась на спинку стула, вновь всмотрелась в левую половину его лица. Невозмутим, собран, немного равнодушен. Невольно она задержала взгляд на его губах. Интересно, какая у него улыбка? И способен ли он улыбаться вообще?
― Ты можешь вести себя как мой друг, а не как слуга, ― наконец, высказалась она. Хонбин говорил о приказах, но у неё не получалось формулировать желания в приказном виде ― для него. ― У меня передача начнётся через пятнадцать минут. Ты хочешь ещё что-то мне сказать?
Он молча поднялся, отвесил лёгкий полупоклон и ушёл, бесшумно прикрыв за собой дверь.
@темы: VIXX, fanfiction, K-pop
понедельник, 09 июня 2014
I have another wind to ride ©
06.06.2014 в 13:39
Пишет EXO-KaiLu:Фанфик. Взято с разрешения: Десять лет тишины
Название: Десять лет тишины
Автор: Шу-кун
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань)
Рейтинг: 18+
Жанр: романс с явным привкусом юста, АУ
Размер: 5500
Размещение: запрещено
Примечания: этот фанфик is not my style, но мне всегда непросто устоять перед экспериментом. Степень АУ весьма условна.
Ссылка: взято отсюда
URL записиНазвание: Десять лет тишины
Автор: Шу-кун
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань)
Рейтинг: 18+
Жанр: романс с явным привкусом юста, АУ
Размер: 5500
Размещение: запрещено
Примечания: этот фанфик is not my style, но мне всегда непросто устоять перед экспериментом. Степень АУ весьма условна.
Ссылка: взято отсюда
@темы: EXO, fanfiction, K-pop
I have another wind to ride ©
*подумал и решил - фтопку голосовалку, можно сделать проще*
В общем, так - "один жираф влюбился в антилопу" (с) В смысле, после всей тучи фестов, где я был (и даже не был), немного замотался и уже не знаю, куда мне бросаться и где убиваться
На данный момент:
- DBSK
- EXO
- B.A.P
Ребята, выбираете один из и в комментах пишете, что бы вы хотели, идёт? Не нужно пространных заявок и заявок как таковых вообще, просто высказываете собственное желание - чуть больше, чем просто фандом и пейринг, в свободной - совершенно свободной - форме. Ономненадо! *грустно смотрит* Ничего страшного, если что-то будет повторяться, пускай. Мимокрокодилы сожжению не подлежат, да)
пы сы спешиал для B.A.P: вообще ни разу не писал ничего по ним, поэтому тут прошу покидать мне реков на действительно хорошие вещи (любые пейринги пока что)
В общем, так - "один жираф влюбился в антилопу" (с) В смысле, после всей тучи фестов, где я был (и даже не был), немного замотался и уже не знаю, куда мне бросаться и где убиваться
На данный момент:
- DBSK
- EXO
- B.A.P
Ребята, выбираете один из и в комментах пишете, что бы вы хотели, идёт? Не нужно пространных заявок и заявок как таковых вообще, просто высказываете собственное желание - чуть больше, чем просто фандом и пейринг, в свободной - совершенно свободной - форме. Ономненадо! *грустно смотрит* Ничего страшного, если что-то будет повторяться, пускай. Мимокрокодилы сожжению не подлежат, да)
пы сы спешиал для B.A.P: вообще ни разу не писал ничего по ним, поэтому тут прошу покидать мне реков на действительно хорошие вещи (любые пейринги пока что)
@темы: fanfiction, K-pop
I have another wind to ride ©
Название: 開晗
Автор: Шу-кун
Персонажи: ОТ12 (Кай х Лухан, Тао х Сэхун, Лэй х Бэкхён, Крис х Чанёль, Дио х Чен, Сухо х Сюмин)
Жанр: нф, экшн, ау, броманс, + вбоквелы разных жанров по мере авторской/читательской распущенности
Размер: крупный
Предупреждения: своеобразная структура; за основу взят концепт ЕХО (на данный момент времени), в котором автор соизволил что-то уточнить, что-то несколько вольно трактовать, дабы уложить в цельную теорию, ну и поскольку всё может двести пятьдесят раз поменяться... посему - АУ
Размещение: запрещено
tbc
Общий тэг для фика 開晗
Комментарии в этот пост, коль будут.
Фанфик в архиве, для тех, кому удобнее там, или скачать одним файлом
Или на фикбук тут вот
Автор: Шу-кун
Персонажи: ОТ12 (Кай х Лухан, Тао х Сэхун, Лэй х Бэкхён, Крис х Чанёль, Дио х Чен, Сухо х Сюмин)
Жанр: нф, экшн, ау, броманс, + вбоквелы разных жанров по мере авторской/читательской распущенности
Размер: крупный
Предупреждения: своеобразная структура; за основу взят концепт ЕХО (на данный момент времени), в котором автор соизволил что-то уточнить, что-то несколько вольно трактовать, дабы уложить в цельную теорию, ну и поскольку всё может двести пятьдесят раз поменяться... посему - АУ
Размещение: запрещено
tbc
Общий тэг для фика 開晗
Комментарии в этот пост, коль будут.
Фанфик в архиве, для тех, кому удобнее там, или скачать одним файлом
Или на фикбук тут вот
@темы: 12, мастерпост, EXO, fanfiction, K-pop
I have another wind to ride ©
Название: 開晗
Автор: Шу-кун
Персонажи: ОТ12 (Кай х Лухан, Тао х Сэхун, Лэй х Бэкхён, Крис х Чанёль, Дио х Чен, Сухо х Сюмин)
Рейтинг: пока неведом верхний предел, предположительно ― R
Жанр: нф, экшн, ау, броманс, + вбоквелы разных жанров по мере авторской/читательской распущенности
Размер: макси
Предупреждения: своеобразная структура; за основу взят концепт ЕХО (на данный момент времени), в котором автор соизволил что-то уточнить, что-то несколько вольно трактовать, дабы уложить в цельную теорию, ну и поскольку всё может двести пятьдесят раз поменяться... посему ― АУ
Размещение: запрещено
Авторские примечания: по концепту
Сэхун удивлённо озирался по сторонам и не понимал, как такое возможно. Он одновременно узнавал и не узнавал окрестности города. Всё то же самое, но совершенно иное. Необъяснимое ощущение. Тут же вспомнилась проклятая Алиса, которая могла бы понять его чувства ― наверное, попав в Зазеркалье, она испытывала примерно ту же гамму эмоций.
Всё, что Сэхун видел вокруг, настолько выбило его из колеи, что он покорно сел в салон серебристой машины. Пока они ехали, Сэхун пялился на вывески и рекламные щиты. Что-то узнавал, что-то оставалось незнакомым.
― Вот... ― Странный незнакомец сунул ему пластиковую бутылку. ― Попей, вдруг полегчает.
― Мне нормально, ― буркнул Сэхун, но бутылку взял и глотнул обычной чистой воды. Не полегчало. ― Ты кто?
― Хань. ― Поймав озадаченный взгляд, парнишка тут же добавил: ― Лухан.
Это имя в голове Сэхуна с отчётливым щелчком встало на место, словно кусочек мозаики. Оно не было знакомым и ни о чём ему не говорило, но оно было... правильным. Как ни странно, именно это и помогло Сэхуну немного успокоиться и взять себя в руки.
Чёрт, где он? А как же... как же Мину? Это навсегда или...
― Не волнуйся, ― негромко произнёс Лухан и плавно повернул руль. Машина остановилась у какого-то придорожного кафе. Лухан повернул голову, посмотрел на Сэхуна очень внимательно, а потом тепло улыбнулся: ― Мы поговорим немного, и ты сможешь вернуться.
В кафе вряд ли бы набрался и десяток посетителей. Они взяли себе лёгкий перекус на двоих, кофе и устроились у окна за удобным столиком. Платил Лухан, разумеется. Сэхун смог бы заплатить при желании ― те деньги, что лежали у него в кармане, ничем от местных не отличались.
Уставившись на него искристыми глазами, Лухан поднёс к губам чашку и сделал маленький глоток горячего кофе.
― Знаешь, наверное, я мог бы рассказать тебе всё по порядку, но ты непременно счёл бы меня психом и ничему не поверил. Поэтому... лучше я сначала кое-что тебе покажу. Для убедительности.
Лухан отставил чашку, порылся в рюкзаке и выволок оттуда тёмную тряпку, оказавшуюся скомканной футболкой, потом развернул. И Сэхун зачарованно замер на месте, забыв обо всём на свете.
На тёмной футболке сиял диск с двенадцатью символами, а в центре... То, что было в центре диска, не поддавалось описанию. Сэхун и слов таких не знал. Или не помнил.
― Что это? ― вопросил он почему-то шёпотом.
― Это я, Лухан, ― тонкий палец тронул один из знаков, и тот мягко засиял, словно живой светлячок; палец коснулся символа рядом ― уже без спецэффекта с подсветкой, ― это Кай.
В голове снова отчётливо щёлкнуло, наверное, даже громче, чем в случае с Луханом.
― А вот это... ― палец плавно проскользил по дуге и остановился на новом символе, ― это ты. Прикоснись.
Сэхун помедлил, но всё же неуверенно тронул нужный знак. Тот отреагировал на прикосновение знакомым сиянием. И не только сиянием. Сэхун испытывал странное ощущение раздвоенности, то есть, скорее уж, воссоединения. Как будто кто-то когда-то поделил его на два, а теперь вот вторая часть его неторопливо к нему возвращается вместе с чувством цельности.
― Ветер, ― вновь улыбнулся ему Лухан. ― Смотри, тут вот рядом с твоим знаком, это Тао. Возможно, или даже вероятнее всего, ты с ним встретишься. Потом. А это...
Сэхун помотал головой.
― Я не могу запомнить сразу всё.
― Можешь. Но я напишу тебе, сейчас... ― Лухан нашарил блокнот, торопливо записал двенадцать имён, вырвал страницу и протянул её Сэхуну. ― Выучи их, а листок сожги. Это должен знать только ты. И никогда ― никогда и никому ― не называй все двенадцать. Только остальным одиннадцати.
Сэхун смотрел на имена на листке и пытался соображать. Честно пытался. Но пока он не понимал ровным счётом ничего. Диск, символы, спецэффекты, странное место, странный Лухан... Это бред сумасшедшего? Или "сон продолжается"?
― Здесь сказано: "Мир, который был в начале, хранили двенадцать сил, но однажды против них выступило алое воинство, и изначальный мир был обречён на увядание в сумраке войны. Чтобы спасти наследие изначального мира, его сущность разделили пополам и спрятали. И настало безвременье и безвластие. Двенадцать стражей разделились, чтобы оказаться под двумя солнцами в разных мирах и стать пророчеством. Будучи в разных мирах, они видят одно небо. И будучи в одном мире, смотрят на разные небеса. И в тот день, когда миры и небеса станут едины, они вновь встретятся друг с другом. И двенадцать принесут мир новый, когда алое воинство лишится своей мощи". Смотри, здесь двенадцать знаков. Ты можешь видеть меня, потому что мой знак на правой половине. Ты сможешь увидеть любого из этих шести, но не сможешь увидеть вот этих, с левой стороны. Это работает и наоборот. Те, кто справа, видят тех, кто слева. Я вижу тебя. И я вижу его, ― Лухан прикоснулся к символу Кая. ― Ты увидеть его не сможешь. То есть, сможешь, но лишь тогда, когда мы все ― двенадцать ― встретимся.
― Всё равно не понимаю. ― История становилась всё бредовее.
― Поймёшь. И скоро. В твоих снах достаточно ответов. Только помни ― алое воинство всё ещё ищет нас всех, поэтому будь осторожен и не пользуйся своей силой часто и понапрасну.
― Какой силой? ― беспомощно вопросил Сэхун. Не было у него никакой силы никогда.
― Ветер. Ветер ― это твоя сила. ― Лухан положил руки перед собой и сплёл пальцы. ― Поверь, я понимаю, как именно всё это звучит, поэтому и начал с самого материального и убедительного. Но всё это ― правда. Ты сам скоро поймёшь это. Оглядись вокруг. Мы с тобой под одним небом, но на разной земле, ведь ты пришёл из иного места, правильно? И у нас не так много времени. Я не знаю, заметно ли было, что ты перешёл рубеж. Мы могли привлечь чужое внимание, а это плохо.
― Я понимаю, что здесь... всё иначе. Но не понимаю, насколько всё реально, ― осторожно поделился впечатлениями Сэхун.
― Я знаю. Можешь не объяснять. Это не сон. И не бред. Мы оба реальны. ― Лухан вытянул руку и накрыл ладонь Сэхуна собственной. ― Видишь? И твой знак тебя тоже признал.
Он завернул диск обратно в тёмную ткань и запихнул в рюкзак.
― Сейчас я отвезу тебя обратно. И ты сможешь перед переходом испробовать свою силу в действии. Заодно и убедишься, насколько это реально. Только переходить снова в том месте ты уже никогда не станешь. На всякий случай.
Лухан вскочил со стула и потянул Сэхуна за собой.
― Погоди... В том месте? Стой, что это значит? Как же я смогу...
― Просто позовёшь меня. Хотя бы во сне. Я услышу. Даже увидеть смогу, если ты мне поможешь.
― Как?
― Здесь... ― Лухан остановился, повернулся к нему и тронул пальцем его висок. ― Достаточно просто мыслей. Просто думать обо мне. Позовёшь ― я услышу.
― Это... ― Сэхун потёр висок там, где его недавно касался палец Лухана. ― Это твоя сила, что ли?
― Именно. Идём скорее.
Сэхун по-прежнему мало что понимал. Не потому, что не мог сложить в уме два и два, а потому что не мог поверить ни в то, что требовалось складывать, ни в результат. Он, чёрт возьми, был простым студентом. Без всякой силы. И у него есть Мину, практическая работа, задания, которые необходимо выполнить ― ведь он обещал.
А, да, ещё ему снились странные сны, но это ведь просто сны.
Лухан же взялся из ниоткуда и собирался в это никуда уйти. Остальных Сэхун вообще не видел. И плевать, что их имена разум воспринимал легко и естественно, мало ли.
Сэхун не мог объяснить лишь, что это за непривычно яркое место, и как он сюда попал.
― Я сказал тебе...
― Не сказал.
― Ладно. Ты попал сюда потому, что я тебя встретил. ― Лухан закрыл дверцу машины и завёл мотор, аккуратно выехал со стоянки и погнал в обратном направлении. ― Понимаешь, это как... Чёрт, трудно объяснить. Я сам не до конца всё понимаю. Каю было бы проще, наверное, он сам может ходить куда угодно, но ты не можешь его увидеть. Позже я расскажу ему о тебе, и он будет за тобой присматривать. Хотя кто бы присмотрел за ним самим... Он твоего возраста и тот ещё упрямец.
― Как он будет за мной присматривать, если ты сам сказал, что мы не можем видеть друг друга? ― задал вполне логичный вопрос Сэхун, вновь принявшись изучать вывески и рекламные щиты.
― Не знаю. Но я в любом случае попрошу его навестить тебя. Чтобы лишний раз убедиться ― действительно ли вы совсем друг друга не видите. В конце концов, когда мы с Каем встретились... это было странно.
― Почему же ты решил, что я встречу этого... Тао?
― Потому что моя сила и сила Кая похожи. Как твоя и сила Тао. Помнишь историю, которую я рассказал? Двенадцать сил. По сути, их шесть, просто каждая разделена пополам.
― Угу, и этот Тао...
― Сейчас в Китае века эдак третьего, но это не значит, что он там останется, потому что его сила ― контроль времени. Если он ускорит время, то легко сможет оказаться в любой иной эпохе. Мне кажется, вас обоих рано или поздно притянет друг к другу. Почти приехали...
Лухан остановил машину точно на том же самом месте, где она была во время их встречи. Выбравшись из салона, они отошли от дороги.
― И дальше что? ― проворчал Сэхун, намертво увязнув в попытках примириться с реальностью, которая на реальность походила точно так же, как ворона на собаку.
― Попробуй использовать силу, ― пожал плечами Лухан.
Легко сказать "попробуй"! А где инструкция? Показания к применению? Побочные эффекты? Куда нажимать-то надо, чтобы врубить эту загадочную силу?
― Нет никакой кнопки. Просто настройся. Ветер, воздушные потоки... Думай о чём-то подобном. Попробуй что-то изменить. Ну или вот меня поднять в воздух... Хотя нет, меня не надо. Вон, смотри, там листья валяются. Попробуй их убрать куда-нибудь.
― Как? ― с невозмутимым лицом вопросил Сэхун.
― Как-нибудь. Как ты это себе представляешь?
― Тебе соврать или сказать правду?
― Не стоит. Тем более, в таких выражениях. ― Лухан с досадой поморщился. Видимо, и впрямь мысли читать умел. ― Порыв ветра... Хотя... Слушай, ты ведь предсказывал погоду, так?
― И что? Есть куча примет, по которым эту самую погоду предсказать кто угодно сможет.
― Но твои прогнозы расходились с официальными, верно?
― И что?
― Ну и всё! Это было проявлением твоей силы. Вспоминай, как это работало. Как вспомнишь, так и поймёшь, как управлять силой.
― Ты тоже с полтычка научился управляться со своей силой?
― Э... ― Лухан притормозил. Вовремя. Не то чтобы Сэхун ощущал раздражение, но всё же неприятно, когда на тебя давят, да ещё и в голове копаются.
― Я не подумал об этом, извини, ― пробормотал Лухан, нахохлился и сунул руки в карманы. ― Просто времени мало, а мне бы хотелось убедиться, что ты сможешь себя защитить, если вдруг что.
Сэхун вздохнул, прокрутил в голове странную историю вместе с пояснениями Лухана и попробовал сделать крошечное торнадо. Получился грандиозный пшик, когда не получилось вообще ничего. Вокруг всё так же гулял лёгкий ветерок, пели птички, стоял печальный Лухан ― и всё. Сэхун почувствовал себя идиотом, но всё же пробормотал "абракадабра" и эффектно взмахнул рукой, будто бы сметая листья с травы. Не зря почувствовал себя идиотом, видимо, выходка действительно была идиотской ― листья не шелохнулись. Зато Лухан прыснул в кулак и торопливо отвернулся, дабы спрятать смех.
Весело, уж конечно, обхохочешься...
Сэхун стиснул кулаки и нахмурился. Он пытался и так, и эдак, но ничего ― совершенно ничего ― не выходило.
― Постой! ― Лухан пальцами стиснул его рукав и уставился куда-то вверх. ― Вот чёрт...
Сэхун тоже полюбовался на небо. Однако. Над их головами сгустились тучи и будто бы скрутились воронкой.
― Это как?
― Ты меня спрашиваешь? ― возмутился Лухан. ― Делаем вывод ― тебя не стоит сердить. Теперь тебе надо скорее уходить ― такую штуку точно кто-нибудь заметил. И сколько она уже тут висит? И почему мне не пришло в голову смотреть вверх... Скорее же!
Пихая Сэхуна в спину, Лухан отбуксировал его к тому самому месту, где они встретились.
― Иди обратно, давай же.
― Да что...
― Не время! Уходи скорее и как можно дальше от этого места. И не возвращайся. Ну!
― Но...
― Просто позови меня, если вдруг что. Иди же.
Сэхун неуверенно отступил назад, потом развернулся и пошёл. Сделав шагов двадцать, обернулся. Лухана он уже не увидел, зато различил цветную границу. С каждым новым шагом мир привычно терял краски и становился серым, знакомым и даже уютным. Ещё несколько шагов ― и Сэхун окончательно узнал и местность, и погоду, и запахи. Невольно он побежал, потому что в спину ударило волной страха. Чужого страха.
Он не знал, как долго бежал и не оглядывался, но скоро различил впереди фургон, вокруг которого ходили люди в рабочей одежде, судя по логотипу, они работали на ферме.
Сэхун помахал им и двинулся к фургону. Он сунул руку в карман и сжал скомканный листок с именами в кулаке ― единственное доказательство того, что встреча с Луханом ему не приснилась.
Пока фургон выкатывали из ямы, Сэхун то и дело посматривал на небо, но здесь ― в его мире ― небо оставалось чистым, ни облачка. И ничто не напоминало о той громаде из туч, которую он ― а он ли? ― сотворил в мире Лухана.
Двенадцать. Это число так и осталось с ним. Похоже, навсегда.
И встретит ли он в самом деле человека по имени Тао?
А других? Когда? И для чего?
Хань смотрел вслед Сэхуну, но недолго. Он волновался и сам не понимал, почему. Волнение очень быстро превращалось в нечто такое... В то, что больше всего походило на страх. Наверное, он поддался панике, потому что вдруг сорвался с места, подбежал к машине, торопливо сел за руль и погнал по дороге, не обращая внимания на показания приборов и дорожные знаки, требовавшие не превышать заданную скорость.
Поначалу он просто мчался, нервно вцепившись в руль, потом бросил взгляд в зеркало заднего вида и получил вполне реальную причину для паники. За ним следовали два тёмных автомобиля. По идее, волноваться стоило только после того, как Хань убедился бы, что они едут именно за ним и именно преследуют. Но Хань решил начать паниковать заранее ― и хорошо сделал, поскольку автомобили ехали за ним, как привязанные. Он запетлял ещё на окраине города, и преследователи повторяли каждый его маневр. Сомнений не оставалось. Никаких.
Хань влип.
Он мог бы позвать Кая ― тот наверняка услышал бы его, но тогда пришлось бы объяснять, что, как, почему и из-за чего. И рассказывать, как Хань умудрился выцепить Сэхуна, как из дурости решил провести полевые испытания, как... Пришлось бы рассказать всё. И интуиция подсказывала, что реакция Кая будет... мягко говоря, бурной и отнюдь не милой. Добавка в виде Сэхуна точно пока противопоказана. А значит...
Значит, Хань должен выпутаться сам. Как-нибудь.
Водитель он неплохой, конечно, но далеко не Шумахер. И преследователи явно смыслили в этом куда больше, потому что легко разгадывали все его хитрости и отставать отказывались.
И что же делать?
На перекрёстке Хань притормозил и подумал, что можно попытаться использовать силу и снести преследователей с дороги. Остановило его то, что вокруг полно свидетелей, да и пределы своих возможностей он пока не знает.
Думать надо.
Придумал он в последний миг. То есть тогда, когда загорелся зелёный сигнал.
Хань выскочил из машины и сломя голову помчался к спуску в метро. Рюкзак больно бил по спине, но он не останавливался. Бежал и надеялся, что машину украдут. Глупо вышло, конечно. Если у преследователей есть возможность пробить номер, то они легко узнают имя владельца автомобиля. И им тогда не нужно будет носиться за Ханем по всему городу...
Или нужно?
Дом, где жил Хань, ему не принадлежал. Его снимала одна из компаний, занимавшаяся обеспечением контрактов с работниками из Китая. И компания снимала не один дом, а много. Договоры аренды оформлялись на корейских представителей компании ― так выходило проще и дешевле. Но Хань понятия не имел, насколько строга в компании отчётность, и есть ли какие-нибудь списки с именами и адресами. Обычно дома распределялись между контрактниками наугад, а вот они между собой менялись в зависимости от места работы, чтобы жить поближе и добираться быстрее. Хань тоже менялся, но по иному принципу. У него была своя машина, да и работал он чаще дома, поэтому для него расположение дома не имело значения. И он махнулся пару лет назад с Ли. Тот теперь жил ближе к центру в квартире на семнадцатом этаже высотки, а вот Хань перебрался на окраину, забрав себе небольшую виллу.
Проще говоря, если преследователи и смогут пробить номер, то у них всё равно уйдёт время на поиски жилья Ханя. С другой стороны, могут и на работе подкараулить, но это сложнее. Наверное.
Хань мчался дальше, заскакивал в вагоны, тут же выскакивал, ехал то в одну сторону, то в другую, пока не понял, что заблудился. Метро он почти не пользовался и толком не знал, где какие линии.
Однако Хань продолжал метаться и ездить то туда, то сюда, потому что продолжал ощущать страх, угрозу. Необъяснимое чувство не оставляло его, и он старался убежать, оказаться подальше, чтобы вновь обрести привычные покой и равновесие.
Во время очередного забега Хань врезался в человека в тёмном пальто с капюшоном, накинутом на голову. Капюшон был настолько просторным, что закрывал большую часть лица. Но не это заставило Ханя забеспокоиться ещё больше, а то, что он различил под краем капюшона матовый блеск. Лицо не могло так блестеть, как и очки.
Инстинктивно Хань шарахнулся назад и побежал в другом направлении. Когда оглянулся, то с ужасом заметил, что странный тип в пальто следует за ним по пятам. Хань прибавил скорость, влетел в вагон, вылетел через другую дверь и рванул на противоположную сторону платформы, но не успел. Скоростной поезд как раз тронулся с места и скрылся в тоннеле.
Хань хотел кинуться бегом вдоль платформы, однако сильный удар в спину заставил его вскрикнуть и упасть вниз. К счастью, приземлился он более или менее удачно, не зацепив ничего опасного, но больно ударился левым коленом о металлический выступ. Вскочив на ноги, захромал прочь. Оставаться на месте опасно, оставаться внизу ― тоже. Надо либо найти подходящую выемку и спрятаться как от поездов, так и от преследователей, либо забраться обратно на платформу и удирать опять.
За спиной глухо бухнуло что-то тяжёлое. Хань оглянулся и сглотнул. С платформы вниз спрыгнули два типа в одинаковых пальто, и они совершенно определённо хотели чего-то именно от Ханя. И уж точно не чашечкой кофе его угостить.
Хань наклонился и помассировал ушибленное колено, оно предсказуемо отозвалось болью. Стиснув зубы, он похромал дальше. Хватит ли ему силы, чтобы приложить двух типов о стену? Хорошенько так? А если типов больше двух? Что тогда? Забалтывать до смерти? Кстати...
Хань попытался почувствовать преследователей, поймать их мысли, но не смог. Ощущение отличалось от того, что возникало при попытках увидеть мысли Кая. Если Кай походил на "слепое пятно", то тут... Словно экран на пути? Да, что-то вроде. Какая-то защита? Но если это защита, то, выходит, типы знали, с кем имеют дело? Как же так?
Хань зажмурился от внезапно вспыхнувшего впереди яркого света. Только через пару секунд он различил характерный звук стремительно движущегося поезда, да и под ногами всё завибрировало.
Час от часу...
Свет приближался слишком быстро. И Хань не смог толком разглядеть Кая, просто позволил схватить себя за руку и выдернуть куда-то. Всё равно, куда. А потом колени окончательно ослабли от усталости и безумной беготни, и он рухнул вниз ― в темноту.
Нет, сознание не потерял, просто было темно. И снова ударился многострадальным коленом обо что-то твёрдое.
― Вот чёрт...
― Именно, ― сердито зарычал над головой у Ханя Кай. ― Какого чёрта? Я же говорил тебе, чтобы ты осторожнее обращался с силой!
― Но это не... ― Хань прикусил язык, сообразив, что едва не выдал Сэхуна. Осторожнее надо быть, Кай прав. О Сэхуне он в любом случае собирался Каю рассказать, но аккуратно. И пока не придумал достаточно правдоподобную историю, дабы скрыть проявленное им рвение.
― Замечательно, теперь они знают, что нас, как минимум, двое. Ты счастлив?
― А если нет? Может, их поезд переехал? ― Слабая надежда, конечно, Хань сам прекрасно это понимал, но всё же.
― Держи карман пошире!
― Не рычи.
― Полагаю, у меня полно оснований для "порычать" в собственное удовольствие.
― Чему ты, несомненно, очень рад, ― обиженно отозвался Хань, с трудом поднялся на ноги, ощупал колено и вздохнул. ― Здесь свет включить можно?
― Нельзя, ― немедленно обрычал его опять Кай, но через пару секунд слева тихо щёлкнуло, над головой мигнула лампочка и залила тусклым светом квадратное помещение, набитое картонными коробками.
― Где это мы?
― Подсобка в компании. Дальше по коридору раздевалка для охраны. А ты где планировал оказаться? В Запретном Городе?
― Не язви, лучше рычи дальше, ― смиренно попросил Хань. Он осознавал свою вину и всячески старался разрядить обстановку.
Кай подошёл к нему вплотную, смерил тяжёлым взглядом и перешёл к плану по моральному уничтожению собеседника.
― Тебе сколько лет вообще? Состоятельный господин с хорошей работой, приличным состоянием, большим домом, тачкой... Кстати, где тачка?
Какой прекрасный, а главное, своевременный вопрос, чтоб его...
― Ну...
― Где?
― Ну... осталась где-то... Я не мог оторваться от хвоста, бросил машину и побежал в метро.
Кай вздохнул, потёр лоб ладонью и посмотрел куда-то вверх. Хань тоже туда посмотрел. Обшарпанный потолок, ничего интересного, ― сплошная безысходность.
― Ты соображаешь вообще, что делаешь?
― Представь себе.
― Пытаюсь изо всех сил ― получается тихий ужас. Во-первых, ты привлёк их внимание. Во-вторых, ты оставил им тачку, по которой тебя найти ― раз плюнуть. В-третьих... ― Кай сбился, подумал немного и с подозрением осмотрел Ханя с головы до ног и обратно. ― Что ты ещё успел отмочить?
― Ничего такого, ― поспешил заверить его Хань.
Кай сделал ещё шаг, оказавшись настолько близко, что Хань замер, ощутив на щеке тёплое дыхание. Ему даже показалось, что Кай решил его обнюхать. В самом деле показалось, потому что Кай вдруг отобрал у него рюкзак, пошарил там и выудил проклятый диск. Медленно поднял голову и посмотрел так, что Хань страстно возжелал получить силу самого Кая, дабы уметь уносить ноги в мгновение ока.
― Это что?
― А ты сам не видишь? ― мрачно огрызнулся Хань.
― И ты додумался потащить это с собой?
― И что тут такого?
― Что такого?! Неужели так трудно подумать и сообразить, что эта штука явно не тут сделана. А если она сделана не тут, то... ― Кай выразительно вскинул брови.
― То она может привлекать их не хуже, чем проявления силы? ― упавшим голосом уточнил Хань. Ладно, ерунда. Это оправданный риск, потому что Сэхуну необходимо было увидеть диск и потрогать его.
― Если б ты раньше соизволил пошевелить мозгами, мы бы избежали кучи проблем.
― Я пошевелил. По машине мой дом найти они не смогут. Скорее всего.
― Предполагай худшее.
― Да ладно тебе, не найдут они меня.
― Отлично. А то, что тебя едва поезд не размазал по рельсам, это тоже ничего не значит?
― Ну ты же...
― Я. Да. А если бы не успел?
― Но ты же...
― Я так понимаю, ты бегал от них какое-то время. Проще говоря, ты даже не счёл нужным меня позвать, верно? Только из-за поезда и сподобился. Причём, я более чем уверен, непроизвольно позвал. Ну, так?
Возразить Ханю было нечего, поэтому он просто смотрел на Кая и ждал.
Дождался.
Кай сунул диск себе под куртку, швырнул рюкзак Ханю под ноги, резко развернулся и направился к двери.
― Кай...
― Держись от меня подальше. И не смей пользоваться силой вообще. Больше ― ни разу.
― У меня была причина. Сэхун...
― Поговорим тогда, когда я перестану испытывать непреодолимое желание открутить тебе голову.
― Но... Да подожди ты! У них была защита от... ― Хань кинулся следом за Каем, но поймал в ладонь лишь тёмную дымку. Кай ускользнул тем способом, который был надёжнее всего на свете, ― телепортировался неизвестно куда. И чёрт его знает, надолго ли.
Обиднее всего, что Хань действительно накосячил как следует и от души. Но он ведь просто хотел помочь. И вообще, первый раз всегда получается так себе, а вот потом... потом Хань уже так не накосячит. Если это "потом" будет, конечно.
Он уселся на ближайшую коробку, аккуратно потёр колено и вздохнул. Если уж говорить честно, то Хань не чувствовал себя виноватым. Нравилось это Каю или нет, но собрать всех надо в любом случае. И чем раньше начать, тем лучше. Может быть, проблема именно в том, что начал всё Хань? С другой стороны, Кай не казался таким уж амбициозным человеком, но лидерские замашки у него, конечно, имелись. Неужели обиделся из-за того, что Хань проявил инициативу?
Нет, вряд ли. Лидерские замашки ― это одно, а мелочность ― совершенно другое. И Кай мелочностью явно не страдал.
Хань в очередной раз подумал, что им было бы намного проще, если бы они жили вместе. Но эта упрямая скотина...
Кстати, да. Никуда не денется, будет жить дома у Ханя.
Он резво соскочил с коробки, недобрым словом помянул того олуха, что столкнул его с платформы, и бодро заковылял к выходу. Хань придумал отличный план, как заполучить себе домой одну упрямую скотину с даром телепортации. При всех своих талантах эта упрямая скотина не сможет...
― Твою мать! ― с чувством высказался Хань по-китайски и обречённо прислонился лбом к двери.
Запертой снаружи двери подсобки.
Через минуту он активно дёргал за ручку и громко требовал выпустить его на волю.
В тридцати метрах дальше по коридору пустовала раздевалка, а ещё в десяти метрах от раздевалки в комнате отдыха с плотно прикрытой дверью пили чай два охранника в блаженной тишине.
― Ты что-нибудь слышал? ― спросил один.
― Нет, а что? Нам до смены ещё полчаса.
― Нет, ничего, показалось, наверное...
tbc
next - Пролог 0.5. 療 (Лэй)
Автор: Шу-кун
Персонажи: ОТ12 (Кай х Лухан, Тао х Сэхун, Лэй х Бэкхён, Крис х Чанёль, Дио х Чен, Сухо х Сюмин)
Рейтинг: пока неведом верхний предел, предположительно ― R
Жанр: нф, экшн, ау, броманс, + вбоквелы разных жанров по мере авторской/читательской распущенности
Размер: макси
Предупреждения: своеобразная структура; за основу взят концепт ЕХО (на данный момент времени), в котором автор соизволил что-то уточнить, что-то несколько вольно трактовать, дабы уложить в цельную теорию, ну и поскольку всё может двести пятьдесят раз поменяться... посему ― АУ
Размещение: запрещено
Авторские примечания: по концепту
Глава 5.4
Глава 5.4
Сэхун удивлённо озирался по сторонам и не понимал, как такое возможно. Он одновременно узнавал и не узнавал окрестности города. Всё то же самое, но совершенно иное. Необъяснимое ощущение. Тут же вспомнилась проклятая Алиса, которая могла бы понять его чувства ― наверное, попав в Зазеркалье, она испытывала примерно ту же гамму эмоций.
Всё, что Сэхун видел вокруг, настолько выбило его из колеи, что он покорно сел в салон серебристой машины. Пока они ехали, Сэхун пялился на вывески и рекламные щиты. Что-то узнавал, что-то оставалось незнакомым.
― Вот... ― Странный незнакомец сунул ему пластиковую бутылку. ― Попей, вдруг полегчает.
― Мне нормально, ― буркнул Сэхун, но бутылку взял и глотнул обычной чистой воды. Не полегчало. ― Ты кто?
― Хань. ― Поймав озадаченный взгляд, парнишка тут же добавил: ― Лухан.
Это имя в голове Сэхуна с отчётливым щелчком встало на место, словно кусочек мозаики. Оно не было знакомым и ни о чём ему не говорило, но оно было... правильным. Как ни странно, именно это и помогло Сэхуну немного успокоиться и взять себя в руки.
Чёрт, где он? А как же... как же Мину? Это навсегда или...
― Не волнуйся, ― негромко произнёс Лухан и плавно повернул руль. Машина остановилась у какого-то придорожного кафе. Лухан повернул голову, посмотрел на Сэхуна очень внимательно, а потом тепло улыбнулся: ― Мы поговорим немного, и ты сможешь вернуться.
В кафе вряд ли бы набрался и десяток посетителей. Они взяли себе лёгкий перекус на двоих, кофе и устроились у окна за удобным столиком. Платил Лухан, разумеется. Сэхун смог бы заплатить при желании ― те деньги, что лежали у него в кармане, ничем от местных не отличались.
Уставившись на него искристыми глазами, Лухан поднёс к губам чашку и сделал маленький глоток горячего кофе.
― Знаешь, наверное, я мог бы рассказать тебе всё по порядку, но ты непременно счёл бы меня психом и ничему не поверил. Поэтому... лучше я сначала кое-что тебе покажу. Для убедительности.
Лухан отставил чашку, порылся в рюкзаке и выволок оттуда тёмную тряпку, оказавшуюся скомканной футболкой, потом развернул. И Сэхун зачарованно замер на месте, забыв обо всём на свете.
На тёмной футболке сиял диск с двенадцатью символами, а в центре... То, что было в центре диска, не поддавалось описанию. Сэхун и слов таких не знал. Или не помнил.
― Что это? ― вопросил он почему-то шёпотом.
― Это я, Лухан, ― тонкий палец тронул один из знаков, и тот мягко засиял, словно живой светлячок; палец коснулся символа рядом ― уже без спецэффекта с подсветкой, ― это Кай.
В голове снова отчётливо щёлкнуло, наверное, даже громче, чем в случае с Луханом.
― А вот это... ― палец плавно проскользил по дуге и остановился на новом символе, ― это ты. Прикоснись.
Сэхун помедлил, но всё же неуверенно тронул нужный знак. Тот отреагировал на прикосновение знакомым сиянием. И не только сиянием. Сэхун испытывал странное ощущение раздвоенности, то есть, скорее уж, воссоединения. Как будто кто-то когда-то поделил его на два, а теперь вот вторая часть его неторопливо к нему возвращается вместе с чувством цельности.
― Ветер, ― вновь улыбнулся ему Лухан. ― Смотри, тут вот рядом с твоим знаком, это Тао. Возможно, или даже вероятнее всего, ты с ним встретишься. Потом. А это...
Сэхун помотал головой.
― Я не могу запомнить сразу всё.
― Можешь. Но я напишу тебе, сейчас... ― Лухан нашарил блокнот, торопливо записал двенадцать имён, вырвал страницу и протянул её Сэхуну. ― Выучи их, а листок сожги. Это должен знать только ты. И никогда ― никогда и никому ― не называй все двенадцать. Только остальным одиннадцати.
Сэхун смотрел на имена на листке и пытался соображать. Честно пытался. Но пока он не понимал ровным счётом ничего. Диск, символы, спецэффекты, странное место, странный Лухан... Это бред сумасшедшего? Или "сон продолжается"?
― Здесь сказано: "Мир, который был в начале, хранили двенадцать сил, но однажды против них выступило алое воинство, и изначальный мир был обречён на увядание в сумраке войны. Чтобы спасти наследие изначального мира, его сущность разделили пополам и спрятали. И настало безвременье и безвластие. Двенадцать стражей разделились, чтобы оказаться под двумя солнцами в разных мирах и стать пророчеством. Будучи в разных мирах, они видят одно небо. И будучи в одном мире, смотрят на разные небеса. И в тот день, когда миры и небеса станут едины, они вновь встретятся друг с другом. И двенадцать принесут мир новый, когда алое воинство лишится своей мощи". Смотри, здесь двенадцать знаков. Ты можешь видеть меня, потому что мой знак на правой половине. Ты сможешь увидеть любого из этих шести, но не сможешь увидеть вот этих, с левой стороны. Это работает и наоборот. Те, кто справа, видят тех, кто слева. Я вижу тебя. И я вижу его, ― Лухан прикоснулся к символу Кая. ― Ты увидеть его не сможешь. То есть, сможешь, но лишь тогда, когда мы все ― двенадцать ― встретимся.
― Всё равно не понимаю. ― История становилась всё бредовее.
― Поймёшь. И скоро. В твоих снах достаточно ответов. Только помни ― алое воинство всё ещё ищет нас всех, поэтому будь осторожен и не пользуйся своей силой часто и понапрасну.
― Какой силой? ― беспомощно вопросил Сэхун. Не было у него никакой силы никогда.
― Ветер. Ветер ― это твоя сила. ― Лухан положил руки перед собой и сплёл пальцы. ― Поверь, я понимаю, как именно всё это звучит, поэтому и начал с самого материального и убедительного. Но всё это ― правда. Ты сам скоро поймёшь это. Оглядись вокруг. Мы с тобой под одним небом, но на разной земле, ведь ты пришёл из иного места, правильно? И у нас не так много времени. Я не знаю, заметно ли было, что ты перешёл рубеж. Мы могли привлечь чужое внимание, а это плохо.
― Я понимаю, что здесь... всё иначе. Но не понимаю, насколько всё реально, ― осторожно поделился впечатлениями Сэхун.
― Я знаю. Можешь не объяснять. Это не сон. И не бред. Мы оба реальны. ― Лухан вытянул руку и накрыл ладонь Сэхуна собственной. ― Видишь? И твой знак тебя тоже признал.
Он завернул диск обратно в тёмную ткань и запихнул в рюкзак.
― Сейчас я отвезу тебя обратно. И ты сможешь перед переходом испробовать свою силу в действии. Заодно и убедишься, насколько это реально. Только переходить снова в том месте ты уже никогда не станешь. На всякий случай.
Лухан вскочил со стула и потянул Сэхуна за собой.
― Погоди... В том месте? Стой, что это значит? Как же я смогу...
― Просто позовёшь меня. Хотя бы во сне. Я услышу. Даже увидеть смогу, если ты мне поможешь.
― Как?
― Здесь... ― Лухан остановился, повернулся к нему и тронул пальцем его висок. ― Достаточно просто мыслей. Просто думать обо мне. Позовёшь ― я услышу.
― Это... ― Сэхун потёр висок там, где его недавно касался палец Лухана. ― Это твоя сила, что ли?
― Именно. Идём скорее.
Сэхун по-прежнему мало что понимал. Не потому, что не мог сложить в уме два и два, а потому что не мог поверить ни в то, что требовалось складывать, ни в результат. Он, чёрт возьми, был простым студентом. Без всякой силы. И у него есть Мину, практическая работа, задания, которые необходимо выполнить ― ведь он обещал.
А, да, ещё ему снились странные сны, но это ведь просто сны.
Лухан же взялся из ниоткуда и собирался в это никуда уйти. Остальных Сэхун вообще не видел. И плевать, что их имена разум воспринимал легко и естественно, мало ли.
Сэхун не мог объяснить лишь, что это за непривычно яркое место, и как он сюда попал.
― Я сказал тебе...
― Не сказал.
― Ладно. Ты попал сюда потому, что я тебя встретил. ― Лухан закрыл дверцу машины и завёл мотор, аккуратно выехал со стоянки и погнал в обратном направлении. ― Понимаешь, это как... Чёрт, трудно объяснить. Я сам не до конца всё понимаю. Каю было бы проще, наверное, он сам может ходить куда угодно, но ты не можешь его увидеть. Позже я расскажу ему о тебе, и он будет за тобой присматривать. Хотя кто бы присмотрел за ним самим... Он твоего возраста и тот ещё упрямец.
― Как он будет за мной присматривать, если ты сам сказал, что мы не можем видеть друг друга? ― задал вполне логичный вопрос Сэхун, вновь принявшись изучать вывески и рекламные щиты.
― Не знаю. Но я в любом случае попрошу его навестить тебя. Чтобы лишний раз убедиться ― действительно ли вы совсем друг друга не видите. В конце концов, когда мы с Каем встретились... это было странно.
― Почему же ты решил, что я встречу этого... Тао?
― Потому что моя сила и сила Кая похожи. Как твоя и сила Тао. Помнишь историю, которую я рассказал? Двенадцать сил. По сути, их шесть, просто каждая разделена пополам.
― Угу, и этот Тао...
― Сейчас в Китае века эдак третьего, но это не значит, что он там останется, потому что его сила ― контроль времени. Если он ускорит время, то легко сможет оказаться в любой иной эпохе. Мне кажется, вас обоих рано или поздно притянет друг к другу. Почти приехали...
Лухан остановил машину точно на том же самом месте, где она была во время их встречи. Выбравшись из салона, они отошли от дороги.
― И дальше что? ― проворчал Сэхун, намертво увязнув в попытках примириться с реальностью, которая на реальность походила точно так же, как ворона на собаку.
― Попробуй использовать силу, ― пожал плечами Лухан.
Легко сказать "попробуй"! А где инструкция? Показания к применению? Побочные эффекты? Куда нажимать-то надо, чтобы врубить эту загадочную силу?
― Нет никакой кнопки. Просто настройся. Ветер, воздушные потоки... Думай о чём-то подобном. Попробуй что-то изменить. Ну или вот меня поднять в воздух... Хотя нет, меня не надо. Вон, смотри, там листья валяются. Попробуй их убрать куда-нибудь.
― Как? ― с невозмутимым лицом вопросил Сэхун.
― Как-нибудь. Как ты это себе представляешь?
― Тебе соврать или сказать правду?
― Не стоит. Тем более, в таких выражениях. ― Лухан с досадой поморщился. Видимо, и впрямь мысли читать умел. ― Порыв ветра... Хотя... Слушай, ты ведь предсказывал погоду, так?
― И что? Есть куча примет, по которым эту самую погоду предсказать кто угодно сможет.
― Но твои прогнозы расходились с официальными, верно?
― И что?
― Ну и всё! Это было проявлением твоей силы. Вспоминай, как это работало. Как вспомнишь, так и поймёшь, как управлять силой.
― Ты тоже с полтычка научился управляться со своей силой?
― Э... ― Лухан притормозил. Вовремя. Не то чтобы Сэхун ощущал раздражение, но всё же неприятно, когда на тебя давят, да ещё и в голове копаются.
― Я не подумал об этом, извини, ― пробормотал Лухан, нахохлился и сунул руки в карманы. ― Просто времени мало, а мне бы хотелось убедиться, что ты сможешь себя защитить, если вдруг что.
Сэхун вздохнул, прокрутил в голове странную историю вместе с пояснениями Лухана и попробовал сделать крошечное торнадо. Получился грандиозный пшик, когда не получилось вообще ничего. Вокруг всё так же гулял лёгкий ветерок, пели птички, стоял печальный Лухан ― и всё. Сэхун почувствовал себя идиотом, но всё же пробормотал "абракадабра" и эффектно взмахнул рукой, будто бы сметая листья с травы. Не зря почувствовал себя идиотом, видимо, выходка действительно была идиотской ― листья не шелохнулись. Зато Лухан прыснул в кулак и торопливо отвернулся, дабы спрятать смех.
Весело, уж конечно, обхохочешься...
Сэхун стиснул кулаки и нахмурился. Он пытался и так, и эдак, но ничего ― совершенно ничего ― не выходило.
― Постой! ― Лухан пальцами стиснул его рукав и уставился куда-то вверх. ― Вот чёрт...
Сэхун тоже полюбовался на небо. Однако. Над их головами сгустились тучи и будто бы скрутились воронкой.
― Это как?
― Ты меня спрашиваешь? ― возмутился Лухан. ― Делаем вывод ― тебя не стоит сердить. Теперь тебе надо скорее уходить ― такую штуку точно кто-нибудь заметил. И сколько она уже тут висит? И почему мне не пришло в голову смотреть вверх... Скорее же!
Пихая Сэхуна в спину, Лухан отбуксировал его к тому самому месту, где они встретились.
― Иди обратно, давай же.
― Да что...
― Не время! Уходи скорее и как можно дальше от этого места. И не возвращайся. Ну!
― Но...
― Просто позови меня, если вдруг что. Иди же.
Сэхун неуверенно отступил назад, потом развернулся и пошёл. Сделав шагов двадцать, обернулся. Лухана он уже не увидел, зато различил цветную границу. С каждым новым шагом мир привычно терял краски и становился серым, знакомым и даже уютным. Ещё несколько шагов ― и Сэхун окончательно узнал и местность, и погоду, и запахи. Невольно он побежал, потому что в спину ударило волной страха. Чужого страха.
Он не знал, как долго бежал и не оглядывался, но скоро различил впереди фургон, вокруг которого ходили люди в рабочей одежде, судя по логотипу, они работали на ферме.
Сэхун помахал им и двинулся к фургону. Он сунул руку в карман и сжал скомканный листок с именами в кулаке ― единственное доказательство того, что встреча с Луханом ему не приснилась.
Пока фургон выкатывали из ямы, Сэхун то и дело посматривал на небо, но здесь ― в его мире ― небо оставалось чистым, ни облачка. И ничто не напоминало о той громаде из туч, которую он ― а он ли? ― сотворил в мире Лухана.
Двенадцать. Это число так и осталось с ним. Похоже, навсегда.
И встретит ли он в самом деле человека по имени Тао?
А других? Когда? И для чего?
Глава 6
Глава 6
Хань смотрел вслед Сэхуну, но недолго. Он волновался и сам не понимал, почему. Волнение очень быстро превращалось в нечто такое... В то, что больше всего походило на страх. Наверное, он поддался панике, потому что вдруг сорвался с места, подбежал к машине, торопливо сел за руль и погнал по дороге, не обращая внимания на показания приборов и дорожные знаки, требовавшие не превышать заданную скорость.
Поначалу он просто мчался, нервно вцепившись в руль, потом бросил взгляд в зеркало заднего вида и получил вполне реальную причину для паники. За ним следовали два тёмных автомобиля. По идее, волноваться стоило только после того, как Хань убедился бы, что они едут именно за ним и именно преследуют. Но Хань решил начать паниковать заранее ― и хорошо сделал, поскольку автомобили ехали за ним, как привязанные. Он запетлял ещё на окраине города, и преследователи повторяли каждый его маневр. Сомнений не оставалось. Никаких.
Хань влип.
Он мог бы позвать Кая ― тот наверняка услышал бы его, но тогда пришлось бы объяснять, что, как, почему и из-за чего. И рассказывать, как Хань умудрился выцепить Сэхуна, как из дурости решил провести полевые испытания, как... Пришлось бы рассказать всё. И интуиция подсказывала, что реакция Кая будет... мягко говоря, бурной и отнюдь не милой. Добавка в виде Сэхуна точно пока противопоказана. А значит...
Значит, Хань должен выпутаться сам. Как-нибудь.
Водитель он неплохой, конечно, но далеко не Шумахер. И преследователи явно смыслили в этом куда больше, потому что легко разгадывали все его хитрости и отставать отказывались.
И что же делать?
На перекрёстке Хань притормозил и подумал, что можно попытаться использовать силу и снести преследователей с дороги. Остановило его то, что вокруг полно свидетелей, да и пределы своих возможностей он пока не знает.
Думать надо.
Придумал он в последний миг. То есть тогда, когда загорелся зелёный сигнал.
Хань выскочил из машины и сломя голову помчался к спуску в метро. Рюкзак больно бил по спине, но он не останавливался. Бежал и надеялся, что машину украдут. Глупо вышло, конечно. Если у преследователей есть возможность пробить номер, то они легко узнают имя владельца автомобиля. И им тогда не нужно будет носиться за Ханем по всему городу...
Или нужно?
Дом, где жил Хань, ему не принадлежал. Его снимала одна из компаний, занимавшаяся обеспечением контрактов с работниками из Китая. И компания снимала не один дом, а много. Договоры аренды оформлялись на корейских представителей компании ― так выходило проще и дешевле. Но Хань понятия не имел, насколько строга в компании отчётность, и есть ли какие-нибудь списки с именами и адресами. Обычно дома распределялись между контрактниками наугад, а вот они между собой менялись в зависимости от места работы, чтобы жить поближе и добираться быстрее. Хань тоже менялся, но по иному принципу. У него была своя машина, да и работал он чаще дома, поэтому для него расположение дома не имело значения. И он махнулся пару лет назад с Ли. Тот теперь жил ближе к центру в квартире на семнадцатом этаже высотки, а вот Хань перебрался на окраину, забрав себе небольшую виллу.
Проще говоря, если преследователи и смогут пробить номер, то у них всё равно уйдёт время на поиски жилья Ханя. С другой стороны, могут и на работе подкараулить, но это сложнее. Наверное.
Хань мчался дальше, заскакивал в вагоны, тут же выскакивал, ехал то в одну сторону, то в другую, пока не понял, что заблудился. Метро он почти не пользовался и толком не знал, где какие линии.
Однако Хань продолжал метаться и ездить то туда, то сюда, потому что продолжал ощущать страх, угрозу. Необъяснимое чувство не оставляло его, и он старался убежать, оказаться подальше, чтобы вновь обрести привычные покой и равновесие.
Во время очередного забега Хань врезался в человека в тёмном пальто с капюшоном, накинутом на голову. Капюшон был настолько просторным, что закрывал большую часть лица. Но не это заставило Ханя забеспокоиться ещё больше, а то, что он различил под краем капюшона матовый блеск. Лицо не могло так блестеть, как и очки.
Инстинктивно Хань шарахнулся назад и побежал в другом направлении. Когда оглянулся, то с ужасом заметил, что странный тип в пальто следует за ним по пятам. Хань прибавил скорость, влетел в вагон, вылетел через другую дверь и рванул на противоположную сторону платформы, но не успел. Скоростной поезд как раз тронулся с места и скрылся в тоннеле.
Хань хотел кинуться бегом вдоль платформы, однако сильный удар в спину заставил его вскрикнуть и упасть вниз. К счастью, приземлился он более или менее удачно, не зацепив ничего опасного, но больно ударился левым коленом о металлический выступ. Вскочив на ноги, захромал прочь. Оставаться на месте опасно, оставаться внизу ― тоже. Надо либо найти подходящую выемку и спрятаться как от поездов, так и от преследователей, либо забраться обратно на платформу и удирать опять.
За спиной глухо бухнуло что-то тяжёлое. Хань оглянулся и сглотнул. С платформы вниз спрыгнули два типа в одинаковых пальто, и они совершенно определённо хотели чего-то именно от Ханя. И уж точно не чашечкой кофе его угостить.
Хань наклонился и помассировал ушибленное колено, оно предсказуемо отозвалось болью. Стиснув зубы, он похромал дальше. Хватит ли ему силы, чтобы приложить двух типов о стену? Хорошенько так? А если типов больше двух? Что тогда? Забалтывать до смерти? Кстати...
Хань попытался почувствовать преследователей, поймать их мысли, но не смог. Ощущение отличалось от того, что возникало при попытках увидеть мысли Кая. Если Кай походил на "слепое пятно", то тут... Словно экран на пути? Да, что-то вроде. Какая-то защита? Но если это защита, то, выходит, типы знали, с кем имеют дело? Как же так?
Хань зажмурился от внезапно вспыхнувшего впереди яркого света. Только через пару секунд он различил характерный звук стремительно движущегося поезда, да и под ногами всё завибрировало.
Час от часу...
Свет приближался слишком быстро. И Хань не смог толком разглядеть Кая, просто позволил схватить себя за руку и выдернуть куда-то. Всё равно, куда. А потом колени окончательно ослабли от усталости и безумной беготни, и он рухнул вниз ― в темноту.
Нет, сознание не потерял, просто было темно. И снова ударился многострадальным коленом обо что-то твёрдое.
― Вот чёрт...
― Именно, ― сердито зарычал над головой у Ханя Кай. ― Какого чёрта? Я же говорил тебе, чтобы ты осторожнее обращался с силой!
― Но это не... ― Хань прикусил язык, сообразив, что едва не выдал Сэхуна. Осторожнее надо быть, Кай прав. О Сэхуне он в любом случае собирался Каю рассказать, но аккуратно. И пока не придумал достаточно правдоподобную историю, дабы скрыть проявленное им рвение.
― Замечательно, теперь они знают, что нас, как минимум, двое. Ты счастлив?
― А если нет? Может, их поезд переехал? ― Слабая надежда, конечно, Хань сам прекрасно это понимал, но всё же.
― Держи карман пошире!
― Не рычи.
― Полагаю, у меня полно оснований для "порычать" в собственное удовольствие.
― Чему ты, несомненно, очень рад, ― обиженно отозвался Хань, с трудом поднялся на ноги, ощупал колено и вздохнул. ― Здесь свет включить можно?
― Нельзя, ― немедленно обрычал его опять Кай, но через пару секунд слева тихо щёлкнуло, над головой мигнула лампочка и залила тусклым светом квадратное помещение, набитое картонными коробками.
― Где это мы?
― Подсобка в компании. Дальше по коридору раздевалка для охраны. А ты где планировал оказаться? В Запретном Городе?
― Не язви, лучше рычи дальше, ― смиренно попросил Хань. Он осознавал свою вину и всячески старался разрядить обстановку.
Кай подошёл к нему вплотную, смерил тяжёлым взглядом и перешёл к плану по моральному уничтожению собеседника.
― Тебе сколько лет вообще? Состоятельный господин с хорошей работой, приличным состоянием, большим домом, тачкой... Кстати, где тачка?
Какой прекрасный, а главное, своевременный вопрос, чтоб его...
― Ну...
― Где?
― Ну... осталась где-то... Я не мог оторваться от хвоста, бросил машину и побежал в метро.
Кай вздохнул, потёр лоб ладонью и посмотрел куда-то вверх. Хань тоже туда посмотрел. Обшарпанный потолок, ничего интересного, ― сплошная безысходность.
― Ты соображаешь вообще, что делаешь?
― Представь себе.
― Пытаюсь изо всех сил ― получается тихий ужас. Во-первых, ты привлёк их внимание. Во-вторых, ты оставил им тачку, по которой тебя найти ― раз плюнуть. В-третьих... ― Кай сбился, подумал немного и с подозрением осмотрел Ханя с головы до ног и обратно. ― Что ты ещё успел отмочить?
― Ничего такого, ― поспешил заверить его Хань.
Кай сделал ещё шаг, оказавшись настолько близко, что Хань замер, ощутив на щеке тёплое дыхание. Ему даже показалось, что Кай решил его обнюхать. В самом деле показалось, потому что Кай вдруг отобрал у него рюкзак, пошарил там и выудил проклятый диск. Медленно поднял голову и посмотрел так, что Хань страстно возжелал получить силу самого Кая, дабы уметь уносить ноги в мгновение ока.
― Это что?
― А ты сам не видишь? ― мрачно огрызнулся Хань.
― И ты додумался потащить это с собой?
― И что тут такого?
― Что такого?! Неужели так трудно подумать и сообразить, что эта штука явно не тут сделана. А если она сделана не тут, то... ― Кай выразительно вскинул брови.
― То она может привлекать их не хуже, чем проявления силы? ― упавшим голосом уточнил Хань. Ладно, ерунда. Это оправданный риск, потому что Сэхуну необходимо было увидеть диск и потрогать его.
― Если б ты раньше соизволил пошевелить мозгами, мы бы избежали кучи проблем.
― Я пошевелил. По машине мой дом найти они не смогут. Скорее всего.
― Предполагай худшее.
― Да ладно тебе, не найдут они меня.
― Отлично. А то, что тебя едва поезд не размазал по рельсам, это тоже ничего не значит?
― Ну ты же...
― Я. Да. А если бы не успел?
― Но ты же...
― Я так понимаю, ты бегал от них какое-то время. Проще говоря, ты даже не счёл нужным меня позвать, верно? Только из-за поезда и сподобился. Причём, я более чем уверен, непроизвольно позвал. Ну, так?
Возразить Ханю было нечего, поэтому он просто смотрел на Кая и ждал.
Дождался.
Кай сунул диск себе под куртку, швырнул рюкзак Ханю под ноги, резко развернулся и направился к двери.
― Кай...
― Держись от меня подальше. И не смей пользоваться силой вообще. Больше ― ни разу.
― У меня была причина. Сэхун...
― Поговорим тогда, когда я перестану испытывать непреодолимое желание открутить тебе голову.
― Но... Да подожди ты! У них была защита от... ― Хань кинулся следом за Каем, но поймал в ладонь лишь тёмную дымку. Кай ускользнул тем способом, который был надёжнее всего на свете, ― телепортировался неизвестно куда. И чёрт его знает, надолго ли.
Обиднее всего, что Хань действительно накосячил как следует и от души. Но он ведь просто хотел помочь. И вообще, первый раз всегда получается так себе, а вот потом... потом Хань уже так не накосячит. Если это "потом" будет, конечно.
Он уселся на ближайшую коробку, аккуратно потёр колено и вздохнул. Если уж говорить честно, то Хань не чувствовал себя виноватым. Нравилось это Каю или нет, но собрать всех надо в любом случае. И чем раньше начать, тем лучше. Может быть, проблема именно в том, что начал всё Хань? С другой стороны, Кай не казался таким уж амбициозным человеком, но лидерские замашки у него, конечно, имелись. Неужели обиделся из-за того, что Хань проявил инициативу?
Нет, вряд ли. Лидерские замашки ― это одно, а мелочность ― совершенно другое. И Кай мелочностью явно не страдал.
Хань в очередной раз подумал, что им было бы намного проще, если бы они жили вместе. Но эта упрямая скотина...
Кстати, да. Никуда не денется, будет жить дома у Ханя.
Он резво соскочил с коробки, недобрым словом помянул того олуха, что столкнул его с платформы, и бодро заковылял к выходу. Хань придумал отличный план, как заполучить себе домой одну упрямую скотину с даром телепортации. При всех своих талантах эта упрямая скотина не сможет...
― Твою мать! ― с чувством высказался Хань по-китайски и обречённо прислонился лбом к двери.
Запертой снаружи двери подсобки.
Через минуту он активно дёргал за ручку и громко требовал выпустить его на волю.
В тридцати метрах дальше по коридору пустовала раздевалка, а ещё в десяти метрах от раздевалки в комнате отдыха с плотно прикрытой дверью пили чай два охранника в блаженной тишине.
― Ты что-нибудь слышал? ― спросил один.
― Нет, а что? Нам до смены ещё полчаса.
― Нет, ничего, показалось, наверное...
tbc
next - Пролог 0.5. 療 (Лэй)
@темы: 12, EXO, fanfiction, K-pop
вторник, 29 апреля 2014
I have another wind to ride ©
Название: Билет в рай
Автор: Корейский Песец
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Ли Тэмин
Рейтинг: NC17
Жанр: романс, юмор, ангст, аушный бэнд-фик (ну не знаю я, как это безобразие обозвать)
Размер: 3500
Размещение: запрещено
Примечания: не та поездка в Японию, вероятная, но и не АУ в обычном смысле слова.3,5к слов ни о чём
Билет в рай
Бутылка шампанского стала последним штрихом. Или последней каплей. Тут как посмотреть. Тэмину нравился первый вариант, Кай же явно выбрал второй, судя по вспыхнувшему в тёмных глазах опасному огоньку. Даже его движения стали более резкими и откровенно раздражёнными.
― Можно автограф? ― нагло попросил лакей, несмотря на попытки Тэмина аккуратно выдворить его из номера.
― Чей именно? ― обманчиво сладко улыбнулся ему Тэмин, мысленно прикидывая пределы терпения Кая. Стабильно получалась отрицательная величина. Хорошо хоть, что по-японски Кай толком не говорил, а то такое бы сказал...
― Оба, ― не растерялся лакей и жестом фокусника выудил из-за спины два диска и маркер.
Ну и что ты с ним будешь делать?
Кай бы запер дверь у лакея перед носом немедленно, наплевав на всё, но у него на пути стоял Тэмин, здорово мешавший крайним мерам. Мурлыча под нос строчки из Everybody, Тэмин нарисовал автограф счастливцу на внутренней стороне коробки от диска и протянул маркер Каю. Тот смерил Тэмина убийственным взглядом, но маркер взял. Через минуту Тэмин наконец запер дверь в номер, повесив снаружи табличку "не беспокоить".
Он плавно развернулся, провёл пальцами по напряжённой шее Кая и заставил его наклонить голову. Долгий поцелуй отлично гасил огонь раздражения и усмирял разъярённого тигра, затаившегося под внешним лоском, дорогим костюмом и смуглой кожей.
― Шесть дней свободы и только нас двоих. Ты рад? ― прошептал Тэмин после короткого курса лечения поцелуем. Он знал, что Кай не слишком любит Японию, но это было неважно, пока они вдвоём. Пока они вдвоём, им хорошо в любом месте на этой планете.
Вместо ответа Кай осторожно положил ладони на поясницу Тэмина и мягко притянул его к себе. Тихое дыхание возле уха, лёгкое прикосновение губ к шее...
Кай просто обнимал его, согревая теплом своего тела, а Тэмину уже хотелось тихо смеяться, от души и без причины. Потому что было слишком хорошо, словно не на самом деле, а в мечтах. Им и раньше удавалось побыть вместе, но этого всегда казалось мало. Жалкие огрызки времени от двух минут до получаса ― в лучшем случае, тайные встречи, которые быстро переставали быть таковыми с новыми порциями фото и видео в сети, намёки, недосказанность, игры на грани, когда это то ли фансервис, то ли нечто большее, но наверняка не сказать. А ещё совместные тренировки, где танец зачастую превращался в нечто большее, чем просто разучиваемые движения и связки.
Тэмин в последнее время жил в двух режимах.
Первый ― Чонин, который друг и коллега; притворяться не было нужды, этот режим такой же правдивый и честный, как смена дня и ночи, но он предназначался для окружающих ― открытый и естественный, доступный всем.
Второй ― Кай, который... который только для Тэмина. Кай не друг и не коллега, Кай ― это желание и мечта сразу. Этот режим ― закрытый и недоступный, тот самый режим, на который уходили короткие тайные встречи ― урывками, намёки, недосказанность, игры на грани и всё остальное.
Оба режима Тэмина устраивали, беда в том, что в последнее время он всё больше и больше путался в них, поэтому поездка в Японию всего на шесть дней в качестве отпуска от компании в подарок ― это огромная удача, жизненно необходимая Тэмину передышка.
― По бокалу шампанского? ― тихо предложил он, удобно устроившись в кольце рук Кая. Тот недовольно фыркнул. Ну да, Кай не любил спиртное, охотно променял бы бутылку шампанского на пару дополнительных часов тренировок под музыку и перед зеркалом. Тэмин невольно улыбнулся и медленно провёл ладонями по спине Кая, обтянутой гладкой тканью пиджака. И даже через слои ткани ощутил почти что звенящие от напряжения мышцы, будто сведённые судорогой.
― Что будем делать? ― пробормотал ему на ухо Кай.
― В душ и спать, ― твёрдо решил Тэмин.
Кай немного отстранился и удивлённо посмотрел на него.
― Да-да, и не возражать. У нас целых шесть дней, успеем всё, а пока тебе не мешает выспаться. Да и мне тоже.
Тэмин всегда умел говорить нужные слова, и сейчас его это обстоятельство очень радовало. Он не мог прямо заявить, что Кай отнюдь не в порядке и устал, как собака, после дня тренировок и перелёта, потому что это возымело бы совершенно не тот эффект. Иногда его вообще до смерти пугала одержимость Кая танцами. Он сам любил танцевать, но не до такой степени, чтобы превращаться в неутомимую машину, обходиться практически без еды и отдыха и доводить себя до состояния, когда мышцы во всём теле ноют и становятся подобными камню или металлу от постоянных нагрузок. Или выходить на сцену, преодолевая боль, которую до конца не устранить даже тонной обезболивающего.
― Ты устал? ― Искренняя забота в низком голосе заставляла сердце биться чаще. Ещё бы Кай сам о себе так же заботился.
― Я просто труп, ― с чистой совестью солгал Тэмин. Разумеется, он устал, но не так, как Кай. Только, в отличие от Кая, Тэмин всегда мог с лёгкостью признаться в чём угодно, потому что не видел в этом ничего зазорного.
После душа Тэмин заставил Кая сесть на кровати и принялся аккуратно и терпеливо гладить ладонями смуглую кожу на шее и плечах. По-хорошему если, то Каю не мешало бы ходить на сеансы массажа после каждой тренировки. Только ему не любой массаж подходил.
Прямо сейчас под ладонями Тэмина неподвижно застыли почти деревянные или стальные мышцы. Когда-то ради смеха Тэмин даже постучал по ним кулаком ― звук получился соответствующий. В подобном случае нельзя разминать мышцы пальцами, нажимать или использовать иные стандартные методы массажа ― будет очень больно. В подобном случае требуется для начала согреть. И Тэмин занимался именно этим, когда терпеливо гладил ладонями шею и плечи. Время от времени он тёр собственные ладони друг о друга, чтобы они были горячими, после продолжал гладить смуглую кожу и согревать её. Согревал до тех пор, пока "дерево" под пальцами не стало смягчаться. Узлы мышц обрели подвижность и ощутимо сокращались под ладонями Тэмина сами по себе, оживая и постепенно расслабляясь.
― Получше? ― тронув губами левое плечо Кая, спросил он. Услышал в ответ приглушённое неразборчивое мычание и улыбнулся, взялся смелее за плечи и начал легонько разминать, добрался до шеи, где влажные тёмные волосы липли к коже.
Когда Кай с глубоким довольным вздохом чуть запрокинул голову, Тэмин свалил его на простыни и взялся за спину. Он снова потёр ладони, чтобы нагреть их как можно сильнее, и прижал к пояснице Кая. И Тэмин чувствовал собственную беспомощность в эту минуту особенно отчётливо и остро, потому что не мог сделать большего. Травмы спины всегда непредсказуемы, и делать что-то большее просто-напросто опасно, поэтому он мог лишь согревать поясницу Кая теплом собственных рук в надежде, что это подарит хоть каплю облегчения. Он терпеливо грел руками до тех пор, пока тёмную кожу не украсили красные отпечатки его ладоней, а дыхание Кая не стало ровным и размеренным. Уснул...
Тэмин закутал Кая в одеяло и вытянулся рядом, разглядывая в мягком свете единственной включенной лампы резкие черты лица. Пальцем повторил рисунок брови, провёл линию от переносицы до кончика носа, прикоснулся к губам и легонько тронул выступающий вперёд упрямый подбородок. Всё это принадлежало зрителям, когда Кай выходил на сцену, но Тэмин эгоистично хотел бы оставить Кая только себе. Конечно, это невозможно. Слишком ценный дар, чтобы им обладал кто-то один. Нужно или смириться и делиться, или сойти с ума и умереть.
Кто бы мог подумать, что однажды гадкий утёнок Чонин превратится в танцора-демона, который...
Тэмин придвинулся ближе и запустил пальцы в ещё влажные тёмные волосы, погладил и грустно улыбнулся. Он выбрал "смириться и делиться", потому что жизнь без Кая походила бы на сущий ад, а так... Так оставалась иллюзия рая. Точнее, в аду выдавали иногда путёвки на ту сторону, вот как сейчас, когда были лишь Кай и Тэмин ― и никого больше. Лучше, чем вовсе ничего, верно?
***
Кай спал беспокойно и подрывался каждые два часа ― слишком привык к плотному расписанию. На третий раз Тэмин не выдержал, притянул сонного Кая к себе и нашёл губами его губы, провёл ладонью по гладкой груди, "случайно" задев ногтем сосок, не менее "случайно" потёрся бедром. Достаточно, чтобы высечь искру при горячем темпераменте Кая. Кай вообще легко заводился, буквально с пол-оборота. Тэмин не раз позволял себе шутить на эту тему: "Я могу тебя завести, всего лишь поманив пальчиком". Кай постоянно дулся из-за таких шуточек, но изменить свою натуру не мог.
Вот и сейчас Тэмин тихо застонал, когда Кай крепко прижал его к себе, оставляя на шее и груди пылающие следы от поцелуев. Как будто выжигал клеймо со своей обычной одержимостью. То есть... одержимым Кай был только по отношению к танцам. И по отношению к Тэмину, что не могло не радовать. Это даже льстило, ведь Тэмин прекрасно знал, что для Кая весь мир заключён лишь в танце. И если самого Тэмина приравнивали к танцу, это значило очень многое. За это Тэмин готов был отдать гораздо больше, чем просто самого себя.
Он привычно закусывал губы, глуша стоны, или впивался зубами в ребро ладони. Обычно они оказывались в том положении, когда лишние звуки грозили крупными неприятностями. В номере можно было расслабиться, но Тэмин забыл об этом, поглощённый сосредоточенностью на движениях внутри своего тела и снаружи. Он таял, когда ощущал, как Кай прижимается к нему, одновременно раздвигая плоть и наполняя Тэмина собой. И немного приходил в себя, когда Кай отстранялся, даря иллюзию освобождения и пустоты. Жадно оглаживал ладонями влажную от пота спину и бёдра, тянул к себе, чтобы побыстрее ощутить наполненность вновь.
Все ранее выстроенные схемы на тему "медленно, красиво и эротично" летели к чёрту каждый раз, как только дело доходило до близости. Либо они просто не работали с Каем, либо оба сразу ― Кай и Тэмин ― виноваты, потому что получалось всё слишком бурно и исступлённо. Всегда. Даже нежные и невинные игры непременно заканчивались именно всплеском неудержимой страсти, когда два тела так яростно пытались стать одним, что в итоге оба превращались в пепел. Потом Кай без сил падал на Тэмина, а Тэмин никогда не пытался сдержать слёзы, проступавшие после изматывающей пытки удовольствием. Говоря по правде, он не плакал в обычном смысле этого слова, ничего подобного, но после оргазма каждый раз по его щеке скатывалась прозрачная слеза, сама по себе. Необъяснимая особенность, но Каю нравилось. Он ловил слезу губами, обжигая щеку Тэмина неровным тяжёлым дыханием.
Тэмин прижал голову Кая к своей груди и накинул на них обоих одеяло. Вот теперь оба должны уснуть и спать как убитые, пусть даже в постели сейчас творилось чёрт знает что.
― Что ты хочешь делать, когда мы проснёмся? ― сонно поинтересовался Кай и провёл губами по коже на груди Тэмина.
― Сходим погулять. И купим много еды.
― Зачем?
― Я буду тебя кормить.
― Большим количеством еды? ― хмыкнул Кай.
― Именно. Ты себя в зеркале видел? Кожа да кости. Буду откармливать.
― Напрасный перевод продуктов.
― Нет уж. Ты же не думаешь, что я позволю тебе в течение этих шести дней заниматься тренировками? Мы отдыхаем или как? Заодно тебя откормим.
Кай фыркнул, устроился удобнее и натянул одеяло на голову.
― Это ещё зачем?
― Чтобы никто не видел, что я буду делать.
Тэмин зашёлся в приступе беззвучного смеха, когда вслед за этими словами по его коже под одеялом скользнули горячие губы.
― Чудак, тут нет зрителей. Только я.
― Вот именно.
― Спи лучше, ― попросил Тэмин, прикрыв глаза от приятного тепла лёгких поцелуев. Впрочем, он и так точно знал, что скоро они оба уснут, так что пускай Кай наиграется вволю, раз ему так хочется.
***
К полудню они успели побывать в десятке разных мест с непроизносимыми названиями и изрядно вымотаться, а потом ещё и заморосил слабый дождик. Они как раз добрались до какого-то храма со стеной из табличек. На табличках полагалось писать желания, насколько помнил Тэмин. Кай не проявил интереса к достопримечательности, но Тэмин взбунтовался и потребовал изъявить желание и увековечить его.
― Но я не знаю, что написать. Да и зачем? Предпочитаю хранить свои желания здесь, ― Кай тронул пальцем собственный висок, ― нет места надёжнее.
― Ты просто параноик, помешанный на скрытности, ― упёрся Тэмин. ― Нет уж. Изволь придумать желание и записать вот сюда. Я проверю.
― Ещё лучше! ― возмутился грядущим нетактичным "досмотром" Кай.
― Не волнуйся, зато ты проверишь моё, ― подмигнул ему Тэмин и сосредоточенно принялся писать желание под прикрытием узкого козырька над головой. Кай пристроился рядом, сначала вертел в пальцах табличку и смотрел куда-то вдаль, потом тоже начал писать что-то. Тэмин дождался, когда он закончит, и перешёл в наступление:
― Ты прочитаешь моё желание после того, как покажешь эгё.
― Что?!
― Что слышал. Давай-давай.
― Иди к чёрту, ― предсказуемо отреагировал Кай, никогда не блиставший на этом поприще.
― Нет уж. Желание прочитать хочешь? По глазам вижу, что хочешь. Показывай эгё. Всё равно никто не видит, только я.
― Телефон тебе зачем? ― нехорошо прищурился Кай. ― Увековечить этот ужас?
― Какой догадливый.
― Убирай.
― И упустить такую возможность...
― Убирай. ― Кай был непреклонен.
Тэмин поразмыслил и сунул-таки телефон в карман. Увидеть эгё Кая он очень хотел, потом, в случае чего, всегда сможет наплести небылиц на эту тему и без доказательств в виде снимков и записи.
― Ну?
― Дай мне морально подготовиться, ― мрачно проворчал Кай.
― Господи, это всего лишь эгё, а не операция по удалению миндалин. Просто побудь немного милым.
― Таким? ― Кай хищно улыбнулся, медленно облизнул губы и выразительно поманил Тэмина пальцем. Пришлось демонстративно схватиться за грудь, словно в попытке удержать выпрыгивающее из неё сердце. И подавить желание поцеловать хмурого упрямца.
― Ты безнадёжен, знаешь? Я попросил эгё, а не залп сексуальности со всех бортов. На случай, если ты не в курсе: милота и сексуальность ― это слегка... несколько... совершенно разные вещи. После эгё я должен тебя затискать в приступе умиления, а не прыгать в ближайшую кровать, ― ядовито комментировал Тэмин, наслаждаясь слабым румянцем смущения на высоких скулах.
― Желание затискать в приступе умиления у меня вызывают только щенки, ― глядя себе под ноги, буркнул Кай.
― Изобрази щенка, ― тут же предложил Тэмин, изо всех сил стараясь удержаться от смеха.
― И как же, интересно? Встать на четвереньки и помахать хвостом?
Тэмин сложился пополам от приступа хохота, когда попытался представить себе эту дивную картину.
― Поэтому я и сказал ― иди к чёрту, ― обиженно произнёс над его головой Кай.
― Погоди... ― Отсмеявшись, Тэмин перевёл дух и выпрямился. ― Просто попробуй, ладно? Не обязательно щенка. Просто попробуй выглядеть мило.
Кай посмотрел на него так, словно он в рассудке повредился, но всё же сложил из пальцев жест "победа", наклонил голову к правому плечу и немного робко улыбнулся, прикусив кончик языка зубами. Выглядело, скорее уж, забавно, чем мило, но Тэмин кинулся к Каю и принялся добросовестно его обнимать.
― Отлично! Вот, держи!
Кай осторожно взял табличку, покрутил в руках, потом прочёл желание Тэмина. На его губах заиграла мягкая улыбка.
― Что? ― заволновался Тэмин.
― Нет, ничего. Дай придумаю, что тебе сделать, чтобы прочесть моё желание...
― Ой, уже боюсь!
― Не мешай думать.
― Пока думаешь, попробуй ещё раз эгё сделать, ― предложил Тэмин и вооружился телефоном, чтобы заснять этот примечательный момент.
― Не дождёшься.
― Ну что тебе стоит? Покорчи рожицы хотя бы...
Это Тэмин зря, потому что получил в ответ на своё предложение истинно волчий оскал. Такое фотографировать не рекомендовалось, дабы сердечный приступ ни у кого не случился.
― Придумал.
― Не прошло и года...
― Тебе понравится.
― Правда, что ли? ― усомнился Тэмин.
― Угу. Представь, что ты фанатка и просишь у меня автограф, но у тебя нет ничего, на чём можно писать...
― Как это? У меня есть я! Ты поставишь на мне автограф?
Кай закрыл глаза ладонью и обречённо вздохнул.
― Я не это имел в виду, но так тоже сойдёт. Куда тебе?
― Желательно везде ― на каждый сантиметр кожи, ― просиял улыбкой Тэмин.
― Боюсь, тебя неправильно поймут, если ты сейчас начнёшь раздеваться.
― Ты думаешь, меня волнует реакция кого-то там на мой стриптиз, когда тут стоишь ты и пялишься с предвкушением? Мелкий извращенец. ― Тэмин стянул с плеча куртку и сдвинул тонкую ткань футболки, открыв ключицу. ― Сюда давай. Для начала.
― Зачем тебе много автографов? ― спросил Кай и закусил губу, когда провёл маркером первую линию под ключицей Тэмина.
― Затем, что мне всегда мало тебя? Пусть хоть автографов будет побольше. Ещё рисуй. Вот тут. И здесь. И сюда вот можно... И...
― Перестань, ― тихо попросил Кай, поправив на нём куртку и застегнув её наглухо. Голодный взгляд из-под ресниц был лучшей наградой за все старания Тэмина. ― Вот табличка, читай уже.
Тэмин шустро схватил табличку и уставился на ровные строки. Теперь понял, почему Кай улыбался, когда читал его желание. Они написали одно и то же, оба. Пожелали, чтобы в скором времени отпуск длиной в шесть дней повторился, и чтобы они провели его вместе вдали от всех, как сейчас.
― Давай повесим их, как положено, и вернёмся в отель.
Кай кивнул, согласившись с новой программой.
Когда они повесили таблички и собрались уходить, Кай вдруг резко развернулся, прогулялся к козырьку, под которым они прятались от дождя, и тут же вернулся.
― Что?
― Ты опять его забыл.
В ладони Тэмина оказался его телефон. Тэмин часто его терял, в самом деле. Хорошо, что Кай вовремя вспоминал об этом и спасал беднягу.
***
Ужин в номер доставил другой лакей, не менее наглый, чем тот, что был в прошлый раз. Но едва он вознамерился попросить автографы, как Кай ловко выставил его за дверь.
― Жестоко, ― прокомментировал Тэмин, обняв Кая за шею и коснувшись его губ лёгким поцелуем.
― У меня отпуск, перебьётся. Автографы даю исключительно в рабочее время.
― Злой какой... ― Тэмин снова поцеловал его и немного отстранился, разглядывая смуглое лицо. ― Знаешь, если бы ты всегда смотрел так, как смотришь сейчас на меня, тебе было бы намного проще и легче с людьми. Не то чтобы у тебя сейчас мягкий взгляд ― коленки у меня всё равно слегка трясутся, но это лучше, чем всегда.
― Да, я только и мечтал услышать подобное от тебя, ― помрачнел Кай.
― Я тебе как друг говорю, ― хмыкнул Тэмин и опять потянулся губами к губам Кая.
― С друзьями так не поступают, ― намекая на поцелуй, пробормотал чуть позднее тот.
― Я неправильный друг. Но взгляд у тебя всё равно убийственный.
― Тебя это не особенно испугало, раз до сих пор друг.
― Ну это же я ― меня вообще трудно испугать. Кстати, ты должен мне уйму автографов.
― Погоди, мы же собирались поесть, ― запротестовал Кай.
― Всегда успеем... И да, ты же помнишь, что я могу тебя завести, всего лишь поманив пальчиком? ― Тэмин продемонстрировал мановение, и его палец немедленно оказался в плену: Кай наклонил голову, сжал палец губами и чуть прикусил. Тэмин со смехом прислонился щекой к склонённой голове, тронул губами тёмные волосы. Он позволил себе забыть об обычной жизни, что ждала их по ту сторону пролива. В конце концов, они получили свой билет в рай на шесть дней и могли проводить это время так, как им хотелось.
― Знаешь, я передумал...
― Ты о чём? ― отпустив его палец, уточнил Кай.
― О взгляде. Не хочу, чтобы ты смотрел так на кого-то ещё.
Теперь рассмеялся Кай, уткнувшись носом в шею Тэмина.
― И я вовсе не ревную, просто...
― Да-да, я знаю, ― продолжая умирать от смеха, отозвался Кай.
Тэмин с горечью подумал, что слишком много лжёт. Он ревновал. Он смотрел выступления EXO, видел Кая на сцене точно так же, как его видели многие другие люди. И он прекрасно знал, какие сильные желания вызывает Кай, слышал и читал немало на эту тему. А ещё он знал, что далеко не все задумывались о таланте Кая, его мастерстве, о цене, заплаченной за каждое отточенное движение на сцене. Были те, кто искренне восхищался его возлюбленным и другом, но хватало и других, чьи мысли казались ему грязными и недостойными. И он ревновал, потому что не хотел знать этого, не хотел думать об этом, но не мог, потому что сам был таким же, как Кай, жил точно так же ― по тем же законам ― и выступал на сцене.
Интересно, ревнует ли Кай? Не удержался и всё же спросил.
― Ты мой, ― услышал в ответ. ― Мне наплевать, кто и что там себе думает или хочет, потому что ты только мой. И это ― реальность. С фантазиями никто ничего не может поделать, но фантазии ― это ведь не реальность.
Идеальный ответ. И мудрый. Впрочем, Кай лишь выглядел мальчишкой, но это никогда не могло обмануть тех людей, что оказывались рядом с ним, потому что он говорил так, словно ему лет на десять больше, чем указано в документах. Ещё одна черта, которая Тэмину в нём безумно нравилась.
― Мне всегда хотелось задать тебе один вопрос, ― признался Тэмин, коснувшись губ Кая пальцами, чтобы не позволить ему прервать себя, ― но я, наверное, никогда не отважусь сделать это, потому что боюсь услышать ответ.
― Такой страшный вопрос?
― Такой страшный предполагаемый ответ. Неважно. Сейчас ты явно хочешь кое-что иное, поэтому просто возьми и забудь об остальном. У нас осталось пять дней, а я всё ещё хочу тебя.
― Ты думаешь, через пять дней хотеть перестанешь? ― развеселился Кай.
― Я надеюсь на тебя. Ты же постараешься лишить мне желаний? Да и себя заодно...
Но они оба знали, что это невозможно.
"Если бы тебе пришлось выбирать между мной и танцем, что бы ты выбрал, Кай? Прости, но я всё ещё до чёртиков боюсь услышать твой ответ на этот вопрос... Поэтому пусть всё пока идёт так, как сейчас.
До следующего билета в рай".
Автор: Корейский Песец
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Ли Тэмин
Рейтинг: NC17
Жанр: романс, юмор, ангст, аушный бэнд-фик (ну не знаю я, как это безобразие обозвать)
Размер: 3500
Размещение: запрещено
Примечания: не та поездка в Японию, вероятная, но и не АУ в обычном смысле слова.
Билет в рай
Билет в рай
Бутылка шампанского стала последним штрихом. Или последней каплей. Тут как посмотреть. Тэмину нравился первый вариант, Кай же явно выбрал второй, судя по вспыхнувшему в тёмных глазах опасному огоньку. Даже его движения стали более резкими и откровенно раздражёнными.
― Можно автограф? ― нагло попросил лакей, несмотря на попытки Тэмина аккуратно выдворить его из номера.
― Чей именно? ― обманчиво сладко улыбнулся ему Тэмин, мысленно прикидывая пределы терпения Кая. Стабильно получалась отрицательная величина. Хорошо хоть, что по-японски Кай толком не говорил, а то такое бы сказал...
― Оба, ― не растерялся лакей и жестом фокусника выудил из-за спины два диска и маркер.
Ну и что ты с ним будешь делать?
Кай бы запер дверь у лакея перед носом немедленно, наплевав на всё, но у него на пути стоял Тэмин, здорово мешавший крайним мерам. Мурлыча под нос строчки из Everybody, Тэмин нарисовал автограф счастливцу на внутренней стороне коробки от диска и протянул маркер Каю. Тот смерил Тэмина убийственным взглядом, но маркер взял. Через минуту Тэмин наконец запер дверь в номер, повесив снаружи табличку "не беспокоить".
Он плавно развернулся, провёл пальцами по напряжённой шее Кая и заставил его наклонить голову. Долгий поцелуй отлично гасил огонь раздражения и усмирял разъярённого тигра, затаившегося под внешним лоском, дорогим костюмом и смуглой кожей.
― Шесть дней свободы и только нас двоих. Ты рад? ― прошептал Тэмин после короткого курса лечения поцелуем. Он знал, что Кай не слишком любит Японию, но это было неважно, пока они вдвоём. Пока они вдвоём, им хорошо в любом месте на этой планете.
Вместо ответа Кай осторожно положил ладони на поясницу Тэмина и мягко притянул его к себе. Тихое дыхание возле уха, лёгкое прикосновение губ к шее...
Кай просто обнимал его, согревая теплом своего тела, а Тэмину уже хотелось тихо смеяться, от души и без причины. Потому что было слишком хорошо, словно не на самом деле, а в мечтах. Им и раньше удавалось побыть вместе, но этого всегда казалось мало. Жалкие огрызки времени от двух минут до получаса ― в лучшем случае, тайные встречи, которые быстро переставали быть таковыми с новыми порциями фото и видео в сети, намёки, недосказанность, игры на грани, когда это то ли фансервис, то ли нечто большее, но наверняка не сказать. А ещё совместные тренировки, где танец зачастую превращался в нечто большее, чем просто разучиваемые движения и связки.
Тэмин в последнее время жил в двух режимах.
Первый ― Чонин, который друг и коллега; притворяться не было нужды, этот режим такой же правдивый и честный, как смена дня и ночи, но он предназначался для окружающих ― открытый и естественный, доступный всем.
Второй ― Кай, который... который только для Тэмина. Кай не друг и не коллега, Кай ― это желание и мечта сразу. Этот режим ― закрытый и недоступный, тот самый режим, на который уходили короткие тайные встречи ― урывками, намёки, недосказанность, игры на грани и всё остальное.
Оба режима Тэмина устраивали, беда в том, что в последнее время он всё больше и больше путался в них, поэтому поездка в Японию всего на шесть дней в качестве отпуска от компании в подарок ― это огромная удача, жизненно необходимая Тэмину передышка.
― По бокалу шампанского? ― тихо предложил он, удобно устроившись в кольце рук Кая. Тот недовольно фыркнул. Ну да, Кай не любил спиртное, охотно променял бы бутылку шампанского на пару дополнительных часов тренировок под музыку и перед зеркалом. Тэмин невольно улыбнулся и медленно провёл ладонями по спине Кая, обтянутой гладкой тканью пиджака. И даже через слои ткани ощутил почти что звенящие от напряжения мышцы, будто сведённые судорогой.
― Что будем делать? ― пробормотал ему на ухо Кай.
― В душ и спать, ― твёрдо решил Тэмин.
Кай немного отстранился и удивлённо посмотрел на него.
― Да-да, и не возражать. У нас целых шесть дней, успеем всё, а пока тебе не мешает выспаться. Да и мне тоже.
Тэмин всегда умел говорить нужные слова, и сейчас его это обстоятельство очень радовало. Он не мог прямо заявить, что Кай отнюдь не в порядке и устал, как собака, после дня тренировок и перелёта, потому что это возымело бы совершенно не тот эффект. Иногда его вообще до смерти пугала одержимость Кая танцами. Он сам любил танцевать, но не до такой степени, чтобы превращаться в неутомимую машину, обходиться практически без еды и отдыха и доводить себя до состояния, когда мышцы во всём теле ноют и становятся подобными камню или металлу от постоянных нагрузок. Или выходить на сцену, преодолевая боль, которую до конца не устранить даже тонной обезболивающего.
― Ты устал? ― Искренняя забота в низком голосе заставляла сердце биться чаще. Ещё бы Кай сам о себе так же заботился.
― Я просто труп, ― с чистой совестью солгал Тэмин. Разумеется, он устал, но не так, как Кай. Только, в отличие от Кая, Тэмин всегда мог с лёгкостью признаться в чём угодно, потому что не видел в этом ничего зазорного.
После душа Тэмин заставил Кая сесть на кровати и принялся аккуратно и терпеливо гладить ладонями смуглую кожу на шее и плечах. По-хорошему если, то Каю не мешало бы ходить на сеансы массажа после каждой тренировки. Только ему не любой массаж подходил.
Прямо сейчас под ладонями Тэмина неподвижно застыли почти деревянные или стальные мышцы. Когда-то ради смеха Тэмин даже постучал по ним кулаком ― звук получился соответствующий. В подобном случае нельзя разминать мышцы пальцами, нажимать или использовать иные стандартные методы массажа ― будет очень больно. В подобном случае требуется для начала согреть. И Тэмин занимался именно этим, когда терпеливо гладил ладонями шею и плечи. Время от времени он тёр собственные ладони друг о друга, чтобы они были горячими, после продолжал гладить смуглую кожу и согревать её. Согревал до тех пор, пока "дерево" под пальцами не стало смягчаться. Узлы мышц обрели подвижность и ощутимо сокращались под ладонями Тэмина сами по себе, оживая и постепенно расслабляясь.
― Получше? ― тронув губами левое плечо Кая, спросил он. Услышал в ответ приглушённое неразборчивое мычание и улыбнулся, взялся смелее за плечи и начал легонько разминать, добрался до шеи, где влажные тёмные волосы липли к коже.
Когда Кай с глубоким довольным вздохом чуть запрокинул голову, Тэмин свалил его на простыни и взялся за спину. Он снова потёр ладони, чтобы нагреть их как можно сильнее, и прижал к пояснице Кая. И Тэмин чувствовал собственную беспомощность в эту минуту особенно отчётливо и остро, потому что не мог сделать большего. Травмы спины всегда непредсказуемы, и делать что-то большее просто-напросто опасно, поэтому он мог лишь согревать поясницу Кая теплом собственных рук в надежде, что это подарит хоть каплю облегчения. Он терпеливо грел руками до тех пор, пока тёмную кожу не украсили красные отпечатки его ладоней, а дыхание Кая не стало ровным и размеренным. Уснул...
Тэмин закутал Кая в одеяло и вытянулся рядом, разглядывая в мягком свете единственной включенной лампы резкие черты лица. Пальцем повторил рисунок брови, провёл линию от переносицы до кончика носа, прикоснулся к губам и легонько тронул выступающий вперёд упрямый подбородок. Всё это принадлежало зрителям, когда Кай выходил на сцену, но Тэмин эгоистично хотел бы оставить Кая только себе. Конечно, это невозможно. Слишком ценный дар, чтобы им обладал кто-то один. Нужно или смириться и делиться, или сойти с ума и умереть.
Кто бы мог подумать, что однажды гадкий утёнок Чонин превратится в танцора-демона, который...
Тэмин придвинулся ближе и запустил пальцы в ещё влажные тёмные волосы, погладил и грустно улыбнулся. Он выбрал "смириться и делиться", потому что жизнь без Кая походила бы на сущий ад, а так... Так оставалась иллюзия рая. Точнее, в аду выдавали иногда путёвки на ту сторону, вот как сейчас, когда были лишь Кай и Тэмин ― и никого больше. Лучше, чем вовсе ничего, верно?
***
Кай спал беспокойно и подрывался каждые два часа ― слишком привык к плотному расписанию. На третий раз Тэмин не выдержал, притянул сонного Кая к себе и нашёл губами его губы, провёл ладонью по гладкой груди, "случайно" задев ногтем сосок, не менее "случайно" потёрся бедром. Достаточно, чтобы высечь искру при горячем темпераменте Кая. Кай вообще легко заводился, буквально с пол-оборота. Тэмин не раз позволял себе шутить на эту тему: "Я могу тебя завести, всего лишь поманив пальчиком". Кай постоянно дулся из-за таких шуточек, но изменить свою натуру не мог.
Вот и сейчас Тэмин тихо застонал, когда Кай крепко прижал его к себе, оставляя на шее и груди пылающие следы от поцелуев. Как будто выжигал клеймо со своей обычной одержимостью. То есть... одержимым Кай был только по отношению к танцам. И по отношению к Тэмину, что не могло не радовать. Это даже льстило, ведь Тэмин прекрасно знал, что для Кая весь мир заключён лишь в танце. И если самого Тэмина приравнивали к танцу, это значило очень многое. За это Тэмин готов был отдать гораздо больше, чем просто самого себя.
Он привычно закусывал губы, глуша стоны, или впивался зубами в ребро ладони. Обычно они оказывались в том положении, когда лишние звуки грозили крупными неприятностями. В номере можно было расслабиться, но Тэмин забыл об этом, поглощённый сосредоточенностью на движениях внутри своего тела и снаружи. Он таял, когда ощущал, как Кай прижимается к нему, одновременно раздвигая плоть и наполняя Тэмина собой. И немного приходил в себя, когда Кай отстранялся, даря иллюзию освобождения и пустоты. Жадно оглаживал ладонями влажную от пота спину и бёдра, тянул к себе, чтобы побыстрее ощутить наполненность вновь.
Все ранее выстроенные схемы на тему "медленно, красиво и эротично" летели к чёрту каждый раз, как только дело доходило до близости. Либо они просто не работали с Каем, либо оба сразу ― Кай и Тэмин ― виноваты, потому что получалось всё слишком бурно и исступлённо. Всегда. Даже нежные и невинные игры непременно заканчивались именно всплеском неудержимой страсти, когда два тела так яростно пытались стать одним, что в итоге оба превращались в пепел. Потом Кай без сил падал на Тэмина, а Тэмин никогда не пытался сдержать слёзы, проступавшие после изматывающей пытки удовольствием. Говоря по правде, он не плакал в обычном смысле этого слова, ничего подобного, но после оргазма каждый раз по его щеке скатывалась прозрачная слеза, сама по себе. Необъяснимая особенность, но Каю нравилось. Он ловил слезу губами, обжигая щеку Тэмина неровным тяжёлым дыханием.
Тэмин прижал голову Кая к своей груди и накинул на них обоих одеяло. Вот теперь оба должны уснуть и спать как убитые, пусть даже в постели сейчас творилось чёрт знает что.
― Что ты хочешь делать, когда мы проснёмся? ― сонно поинтересовался Кай и провёл губами по коже на груди Тэмина.
― Сходим погулять. И купим много еды.
― Зачем?
― Я буду тебя кормить.
― Большим количеством еды? ― хмыкнул Кай.
― Именно. Ты себя в зеркале видел? Кожа да кости. Буду откармливать.
― Напрасный перевод продуктов.
― Нет уж. Ты же не думаешь, что я позволю тебе в течение этих шести дней заниматься тренировками? Мы отдыхаем или как? Заодно тебя откормим.
Кай фыркнул, устроился удобнее и натянул одеяло на голову.
― Это ещё зачем?
― Чтобы никто не видел, что я буду делать.
Тэмин зашёлся в приступе беззвучного смеха, когда вслед за этими словами по его коже под одеялом скользнули горячие губы.
― Чудак, тут нет зрителей. Только я.
― Вот именно.
― Спи лучше, ― попросил Тэмин, прикрыв глаза от приятного тепла лёгких поцелуев. Впрочем, он и так точно знал, что скоро они оба уснут, так что пускай Кай наиграется вволю, раз ему так хочется.
***
К полудню они успели побывать в десятке разных мест с непроизносимыми названиями и изрядно вымотаться, а потом ещё и заморосил слабый дождик. Они как раз добрались до какого-то храма со стеной из табличек. На табличках полагалось писать желания, насколько помнил Тэмин. Кай не проявил интереса к достопримечательности, но Тэмин взбунтовался и потребовал изъявить желание и увековечить его.
― Но я не знаю, что написать. Да и зачем? Предпочитаю хранить свои желания здесь, ― Кай тронул пальцем собственный висок, ― нет места надёжнее.
― Ты просто параноик, помешанный на скрытности, ― упёрся Тэмин. ― Нет уж. Изволь придумать желание и записать вот сюда. Я проверю.
― Ещё лучше! ― возмутился грядущим нетактичным "досмотром" Кай.
― Не волнуйся, зато ты проверишь моё, ― подмигнул ему Тэмин и сосредоточенно принялся писать желание под прикрытием узкого козырька над головой. Кай пристроился рядом, сначала вертел в пальцах табличку и смотрел куда-то вдаль, потом тоже начал писать что-то. Тэмин дождался, когда он закончит, и перешёл в наступление:
― Ты прочитаешь моё желание после того, как покажешь эгё.
― Что?!
― Что слышал. Давай-давай.
― Иди к чёрту, ― предсказуемо отреагировал Кай, никогда не блиставший на этом поприще.
― Нет уж. Желание прочитать хочешь? По глазам вижу, что хочешь. Показывай эгё. Всё равно никто не видит, только я.
― Телефон тебе зачем? ― нехорошо прищурился Кай. ― Увековечить этот ужас?
― Какой догадливый.
― Убирай.
― И упустить такую возможность...
― Убирай. ― Кай был непреклонен.
Тэмин поразмыслил и сунул-таки телефон в карман. Увидеть эгё Кая он очень хотел, потом, в случае чего, всегда сможет наплести небылиц на эту тему и без доказательств в виде снимков и записи.
― Ну?
― Дай мне морально подготовиться, ― мрачно проворчал Кай.
― Господи, это всего лишь эгё, а не операция по удалению миндалин. Просто побудь немного милым.
― Таким? ― Кай хищно улыбнулся, медленно облизнул губы и выразительно поманил Тэмина пальцем. Пришлось демонстративно схватиться за грудь, словно в попытке удержать выпрыгивающее из неё сердце. И подавить желание поцеловать хмурого упрямца.
― Ты безнадёжен, знаешь? Я попросил эгё, а не залп сексуальности со всех бортов. На случай, если ты не в курсе: милота и сексуальность ― это слегка... несколько... совершенно разные вещи. После эгё я должен тебя затискать в приступе умиления, а не прыгать в ближайшую кровать, ― ядовито комментировал Тэмин, наслаждаясь слабым румянцем смущения на высоких скулах.
― Желание затискать в приступе умиления у меня вызывают только щенки, ― глядя себе под ноги, буркнул Кай.
― Изобрази щенка, ― тут же предложил Тэмин, изо всех сил стараясь удержаться от смеха.
― И как же, интересно? Встать на четвереньки и помахать хвостом?
Тэмин сложился пополам от приступа хохота, когда попытался представить себе эту дивную картину.
― Поэтому я и сказал ― иди к чёрту, ― обиженно произнёс над его головой Кай.
― Погоди... ― Отсмеявшись, Тэмин перевёл дух и выпрямился. ― Просто попробуй, ладно? Не обязательно щенка. Просто попробуй выглядеть мило.
Кай посмотрел на него так, словно он в рассудке повредился, но всё же сложил из пальцев жест "победа", наклонил голову к правому плечу и немного робко улыбнулся, прикусив кончик языка зубами. Выглядело, скорее уж, забавно, чем мило, но Тэмин кинулся к Каю и принялся добросовестно его обнимать.
― Отлично! Вот, держи!
Кай осторожно взял табличку, покрутил в руках, потом прочёл желание Тэмина. На его губах заиграла мягкая улыбка.
― Что? ― заволновался Тэмин.
― Нет, ничего. Дай придумаю, что тебе сделать, чтобы прочесть моё желание...
― Ой, уже боюсь!
― Не мешай думать.
― Пока думаешь, попробуй ещё раз эгё сделать, ― предложил Тэмин и вооружился телефоном, чтобы заснять этот примечательный момент.
― Не дождёшься.
― Ну что тебе стоит? Покорчи рожицы хотя бы...
Это Тэмин зря, потому что получил в ответ на своё предложение истинно волчий оскал. Такое фотографировать не рекомендовалось, дабы сердечный приступ ни у кого не случился.
― Придумал.
― Не прошло и года...
― Тебе понравится.
― Правда, что ли? ― усомнился Тэмин.
― Угу. Представь, что ты фанатка и просишь у меня автограф, но у тебя нет ничего, на чём можно писать...
― Как это? У меня есть я! Ты поставишь на мне автограф?
Кай закрыл глаза ладонью и обречённо вздохнул.
― Я не это имел в виду, но так тоже сойдёт. Куда тебе?
― Желательно везде ― на каждый сантиметр кожи, ― просиял улыбкой Тэмин.
― Боюсь, тебя неправильно поймут, если ты сейчас начнёшь раздеваться.
― Ты думаешь, меня волнует реакция кого-то там на мой стриптиз, когда тут стоишь ты и пялишься с предвкушением? Мелкий извращенец. ― Тэмин стянул с плеча куртку и сдвинул тонкую ткань футболки, открыв ключицу. ― Сюда давай. Для начала.
― Зачем тебе много автографов? ― спросил Кай и закусил губу, когда провёл маркером первую линию под ключицей Тэмина.
― Затем, что мне всегда мало тебя? Пусть хоть автографов будет побольше. Ещё рисуй. Вот тут. И здесь. И сюда вот можно... И...
― Перестань, ― тихо попросил Кай, поправив на нём куртку и застегнув её наглухо. Голодный взгляд из-под ресниц был лучшей наградой за все старания Тэмина. ― Вот табличка, читай уже.
Тэмин шустро схватил табличку и уставился на ровные строки. Теперь понял, почему Кай улыбался, когда читал его желание. Они написали одно и то же, оба. Пожелали, чтобы в скором времени отпуск длиной в шесть дней повторился, и чтобы они провели его вместе вдали от всех, как сейчас.
― Давай повесим их, как положено, и вернёмся в отель.
Кай кивнул, согласившись с новой программой.
Когда они повесили таблички и собрались уходить, Кай вдруг резко развернулся, прогулялся к козырьку, под которым они прятались от дождя, и тут же вернулся.
― Что?
― Ты опять его забыл.
В ладони Тэмина оказался его телефон. Тэмин часто его терял, в самом деле. Хорошо, что Кай вовремя вспоминал об этом и спасал беднягу.
***
Ужин в номер доставил другой лакей, не менее наглый, чем тот, что был в прошлый раз. Но едва он вознамерился попросить автографы, как Кай ловко выставил его за дверь.
― Жестоко, ― прокомментировал Тэмин, обняв Кая за шею и коснувшись его губ лёгким поцелуем.
― У меня отпуск, перебьётся. Автографы даю исключительно в рабочее время.
― Злой какой... ― Тэмин снова поцеловал его и немного отстранился, разглядывая смуглое лицо. ― Знаешь, если бы ты всегда смотрел так, как смотришь сейчас на меня, тебе было бы намного проще и легче с людьми. Не то чтобы у тебя сейчас мягкий взгляд ― коленки у меня всё равно слегка трясутся, но это лучше, чем всегда.
― Да, я только и мечтал услышать подобное от тебя, ― помрачнел Кай.
― Я тебе как друг говорю, ― хмыкнул Тэмин и опять потянулся губами к губам Кая.
― С друзьями так не поступают, ― намекая на поцелуй, пробормотал чуть позднее тот.
― Я неправильный друг. Но взгляд у тебя всё равно убийственный.
― Тебя это не особенно испугало, раз до сих пор друг.
― Ну это же я ― меня вообще трудно испугать. Кстати, ты должен мне уйму автографов.
― Погоди, мы же собирались поесть, ― запротестовал Кай.
― Всегда успеем... И да, ты же помнишь, что я могу тебя завести, всего лишь поманив пальчиком? ― Тэмин продемонстрировал мановение, и его палец немедленно оказался в плену: Кай наклонил голову, сжал палец губами и чуть прикусил. Тэмин со смехом прислонился щекой к склонённой голове, тронул губами тёмные волосы. Он позволил себе забыть об обычной жизни, что ждала их по ту сторону пролива. В конце концов, они получили свой билет в рай на шесть дней и могли проводить это время так, как им хотелось.
― Знаешь, я передумал...
― Ты о чём? ― отпустив его палец, уточнил Кай.
― О взгляде. Не хочу, чтобы ты смотрел так на кого-то ещё.
Теперь рассмеялся Кай, уткнувшись носом в шею Тэмина.
― И я вовсе не ревную, просто...
― Да-да, я знаю, ― продолжая умирать от смеха, отозвался Кай.
Тэмин с горечью подумал, что слишком много лжёт. Он ревновал. Он смотрел выступления EXO, видел Кая на сцене точно так же, как его видели многие другие люди. И он прекрасно знал, какие сильные желания вызывает Кай, слышал и читал немало на эту тему. А ещё он знал, что далеко не все задумывались о таланте Кая, его мастерстве, о цене, заплаченной за каждое отточенное движение на сцене. Были те, кто искренне восхищался его возлюбленным и другом, но хватало и других, чьи мысли казались ему грязными и недостойными. И он ревновал, потому что не хотел знать этого, не хотел думать об этом, но не мог, потому что сам был таким же, как Кай, жил точно так же ― по тем же законам ― и выступал на сцене.
Интересно, ревнует ли Кай? Не удержался и всё же спросил.
― Ты мой, ― услышал в ответ. ― Мне наплевать, кто и что там себе думает или хочет, потому что ты только мой. И это ― реальность. С фантазиями никто ничего не может поделать, но фантазии ― это ведь не реальность.
Идеальный ответ. И мудрый. Впрочем, Кай лишь выглядел мальчишкой, но это никогда не могло обмануть тех людей, что оказывались рядом с ним, потому что он говорил так, словно ему лет на десять больше, чем указано в документах. Ещё одна черта, которая Тэмину в нём безумно нравилась.
― Мне всегда хотелось задать тебе один вопрос, ― признался Тэмин, коснувшись губ Кая пальцами, чтобы не позволить ему прервать себя, ― но я, наверное, никогда не отважусь сделать это, потому что боюсь услышать ответ.
― Такой страшный вопрос?
― Такой страшный предполагаемый ответ. Неважно. Сейчас ты явно хочешь кое-что иное, поэтому просто возьми и забудь об остальном. У нас осталось пять дней, а я всё ещё хочу тебя.
― Ты думаешь, через пять дней хотеть перестанешь? ― развеселился Кай.
― Я надеюсь на тебя. Ты же постараешься лишить мне желаний? Да и себя заодно...
Но они оба знали, что это невозможно.
"Если бы тебе пришлось выбирать между мной и танцем, что бы ты выбрал, Кай? Прости, но я всё ещё до чёртиков боюсь услышать твой ответ на этот вопрос... Поэтому пусть всё пока идёт так, как сейчас.
До следующего билета в рай".
@темы: EXO, SHINee, fanfiction, K-pop