I have another wind to ride ©
Название: Хикиваки
Автор: Корейский Песец
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань), Бён Бэкхён, Пак Чанёль, фоном - Ким Минсок, Хуан Цзытао, Чжан Исин
Рейтинг: !18+
Жанр: псевдо-бэндфик или бэнд-АУ, романс
Размер: 25000 слов
Размещение: запрещено
Примечания: просили чистую романтику - получите "песцовую романтику", потому что без дополнительных элементов я, кажется, попросту не бываю и не умею. И вообще, романтика - это не ко мне, поэтому...
Я люблю шоколадный коктейль, хотя мне его нельзя. Нельзя точно так же, как уйму прочих вещей. Но сюда я прихожу именно из-за коктейля, только из-за него.
― Ваш коктейль! ― Улыбчивый высокий парень привычно поставил передо мной высокий стакан. ― Если вам долго ждать, могу повторить чуть позже.
Давным-давно знаю, что на его бэйджике написано "Чанёль", точно так же, как он давным-давно знает, кто я такой и как меня зовут, но мы оба продолжаем играть в незнакомцев. Так проще и спокойнее, например, мне. И мы продолжаем улыбаться друг другу уже второй год.
Чанёль дождался моего кивка и занялся своими делами. Я медленно пил коктейль и рассеянно скользил взглядом по прятавшимся в мягком полумраке людям. Узнавал многих звёзд или влиятельных персон ― всё же это место обладало определённой репутацией, но некоторых либо видел впервые, либо не узнавал ― такое тоже случалось.
Опять...
Почти два года я натыкался на этих двоих: один чуть повыше, другой ― пониже и поплотнее, красивые и живые. Первый слишком много говорил, второй так же много молчал. Один похож на ангела, но только внешне, другой ― на лисицу, однако к ангелу точно ближе, чем первый. Странные.
С тех пор, как увидел их во второй раз, привык находить их взглядом и наблюдать за тем, что напоминал ангела. Когда изо дня в день большую часть времени пялишься в зеркала, начинаешь острее чувствовать красоту. И когда я смотрел на этого парня, испытывал те самые ощущения ― красиво. Полностью красиво. Редко такое попадается.
Мне самому приходилось из кожи вон лезть, чтобы добиться красоты в движениях и эмоциях, потому что сам по себе я обычный. На сцене грим ещё может что-то поправить, но не в жизни, как сейчас, например. Поэтому я никогда не полагался ни на своё лицо ― "будто резцом оставили чёткие линии на граните", ни на фигуру ― "кости, вкривь и вкось обмотанные мышцами-"верёвками" и обтянутые кожей". И мне не нужно было слышать подобное ворчание со стороны коллег, гримёров, костюмеров и прочего персонала ― я и сам прекрасно знал о себе правду. Потому-то и лез из кожи вон, оттачивая каждый жест, взгляд, движение, поворот, выражение лица. Не вышло в одном, можно попробовать в другом. Это трудно, но возможно.
Тому же парню-ангелу вряд ли доводилось так напрягаться. Тонкие черты, выразительные глаза, изящный нос, волна мягких волос надо лбом, молочная кожа. И двигался он именно так, как выглядел. Он как будто дышал красотой, пропитавшей весь его облик. И эта красота искристо переливалась в смене эмоций на его лице или в глазах, в звуках его голоса, в его жестах и тысяче оттенков улыбки. Мне не приходило в голову завидовать, скорее, я немного сожалел и просто позволял себе помечтать о том, что я мог бы сделать, обладая всем этим богатством.
Рассеянно уставился на собственные пальцы, обхватившие стакан, и едва заметно усмехнулся. Цвет моей кожи мало отличался от цвета коктейля.
― Приглянулись?
Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что я едва не вывернул содержимое стакана себе на рубашку. Чанёль привычно улыбался с той стороны стойки.
― Те двое, ― он кивнул в сторону парочки, за которой я наблюдал.
― Просто любопытно. Часто вижу их. ― Обтекаемо и нейтрально, и не особенно интересно. Интересным я предпочитал быть на сцене, за её пределами чужое внимание мне не требовалось. Принимать правила игры и любить их ― разные вещи. Сейчас на мне не осталось и следа грима, на одежде не сверкали блёстки, и я не танцевал. Серая тень обычной жизни ― я даже двигался небрежно и неуклюже, и мне очень хотелось побыть этой тенью подольше, чтобы запастись силами к следующему рывку и опять сгореть на сцене, сгореть до пепельного цвета обычной тени. Кто знает, сколько мне ещё осталось? Учить других ― это тоже интересно, но по призванию я никогда не был наставником, я создан именно для сцены.
― А мне на миг показалось, что они приглянулись. Ну или один из них, ― примирительно протянул Чанёль, забрал у меня опустевший стакан и вручил новый. Наверное, он надеялся закинуть удочку с подходящим крючком, чтобы "поймать рыбку" и продолжить беседу, но я не отличался особой разговорчивостью, поэтому промолчал, порушив все его планы. Не то чтобы я не хотел с ним разговаривать... Дело не в нём. И не во мне. Я просто не хотел разговаривать вовсе. Ни с кем.
"От твоей доступности просто тошнит. S". Новое сообщение по поводу последней фотосессии. Всё как всегда. Мой личный то ли ненавистник, то ли сталкер напомнил о своём существовании в очередной раз. Пустяк, не стоящий внимания. Я просто уже привык к его или её выпадам, меня это забавляло в достаточной степени, чтобы сохранять эти сообщения.
Когда я вновь посмотрел на ту парочку, наткнулся на взгляд "ангела", прямой и вопросительный. Я не стал торопливо отворачиваться или смущённо отводить глаза, в конце концов, я действительно восхищался его красотой и ничего плохого не делал. Слабая улыбка, лёгкий наклон головы и опять шоколадный коктейль ― сама невозмутимость и сдержанность. Кажется, он удивился, но я не поручился бы головой, утверждая подобное. В нём сплеталось множество эмоций, выражения на его лице менялись с головокружительной быстротой ― наблюдать за этим было в удовольствие, но понять и разобраться ― сложновато.
Второй стакан опустел как раз к той минуте, когда за мной явился администратор. Уютный коридор в багровых тонах, пышный салон, душ, мягкие полотенца с ванильным запахом, удобная софа. Я вытянулся на животе и крепко закрыл глаза, чтобы после ощутить на своём напряжённом теле сильные руки с проворными пальцами. Мои мышцы одеревенели в предвкушении пытки. Поэтому я приходил сюда только ради шоколадного коктейля ― единственной приятной вещи. Всё остальное... всего лишь необходимость.
Необходимость могла длиться от часа до двух: всё зависело от того, насколько быстро я смогу расслабиться и позволить мастеру выполнить свою работу. Здесь и начинались проблемы. Я и сам рад бы уйти поскорее, но от меня мало что зависело. Ну, если бы я распределял физическую нагрузку так, как это делают многие люди, всё упростилось бы. Но я этого не делал, и всё усложнялось.
― Опять у вас шея, плечи и спина задубели, ― укорил меня мастер.
На ответ меня не хватило, потому что я уже знал, что не выйду отсюда в течение двух часов. Силы мне понадобятся, чтобы эти два часа выдержать. И я почти прокусил себе нижнюю губу от досады. Мне хотелось вернуться куда-нибудь поближе к сцене, включить музыку, а потом свалиться без сил после танца и уснуть на месте. И чтобы никто не мучил меня и моё скованное напряжением тело. Моему телу нравилось быть напряжённым, в таком состоянии оно с лёгкостью выносило боль и нагрузки. Когда же его пытались привести в порядок ― с точки зрения специалистов и медиков, оно всегда подводило меня и начинало сбоить. Но я понимал, что медики тоже в чём-то правы, просто выбранный ими вариант мне не подходил. Наверное, мне требовалось что-то иное для полноценного отдыха и восстановления. Или же я не умел отдыхать вовсе.
Вернуться к стойке я смог через два часа, как и предполагал. После массажа мне стало ещё хуже, чем было до.
― Шоколадный коктейль? ― с едва заметным сочувствием спросил Чанёль. Выходит, я не только паршиво себя чувствовал, но ещё и выглядел соответствующе?
Получив высокий стакан, привычно поискал взглядом приметную парочку. Нашёл только "ангела", тот обеими ладонями держал чашку с кофе, словно руки у него замёрзли, и он пытался их согреть. Не знаю, как он умудрился так быстро почувствовать мой взгляд, тем не менее, спустя миг он чуть поднял голову и уставился на меня.
― Познакомить? ― предложил помощь Чанёль.
― Спасибо, нет. Если захочу, сделаю это сам. И он уже занят, как я понимаю.
― Но не пускать же слюни всё время, так и от обезвоживания можно умереть.
― Я не пускаю. Просто любуюсь. Никому от этого плохо не станет.
"Иногда ты просто жалок. За пределами сцены. S". Ты прав, мой анонимный недруг, за пределами сцены я иной, но какой именно, ты никогда не узнаешь. И спасибо за сообщение.
Расправившись с коктейлем, я поднялся с высокого табурета, накинул куртку и оставил тонущий в полумраке зал вместе с "ангелом" за спиной. Сегодня стандартная порция боли уже получена, до следующей ― сорок восемь часов. И эти сорок восемь часов я намеревался использовать с выгодой и удовольствием, ведь потом придётся платить за всё это новой болью.
Пока ждал своей очереди, разглядывал людей опять, но теперь из парочки высмотрел лишь "лисицу".
― Как настроение? ― Наверное, улыбка никогда не сходила с лица Чанёля.
― Прекрасно, спасибо. ― Хуже некуда, но признаваться в этом не хотелось. Зверски ныли левая лодыжка и правое плечо. И я прекрасно знал, почему. Слишком много разворотов на правой ноге с толчковой левой и стоек с опорой на правую руку, а чувство меры во время тренировок и репетиций у меня атрофировалось давно и, похоже, навсегда. Кажется, я ещё умудрился немного простыть или просто устал, потому что болела голова. Обычно головную боль я снимал акупрессурой ― одно из преимуществ изучения тэквондо, но сейчас не работало даже это.
"Сколько ты стоишь? У тебя ведь наверняка есть цена. S". На миг возникло искушение спросить: "А ты так хочешь купить того, кто, по твоему мнению, и так доступен?" Я криво улыбнулся и сохранил сообщение. Сначала это раздражало, но теперь больше походило на развлечение. Мой неведомый преследователь пока ни разу не угодил в цель, все его выпады уходили в "молоко". Трудно злиться на чужие промахи, ведь это всего лишь промахи.
Вот и моя очередь. Оставив стакан на стойке и куртку на вешалке, я проследовал знакомым путём в салон, ополоснулся под душем и, обернув бёдра полотенцем, вытянулся на софе. Болезненные ощущения и ожидание грядущей пытки превратили меня в каменную статую. По крайней мере, в том, что касалось твёрдости мышц.
― Сегодня я подменяю мастера Чуна.
"Отличная" новость, но хотя бы произнесли её изумительно красивым голосом.
― Меня зовут Лу Хань. Мастер Чун сказал, что вам требуется сеанс лечебного массажа, только нужно быть аккуратнее с позвоночником. ― Лу Хань зашуршал бумагой. Наверное, открыл журнал с записями мастера Чуна. Я догадывался, что там написано напротив моего имени.
― О, вы почти два года приходите к мастеру. Любите массаж?
― Нет. Но буду рад, если мы поскорее с этим покончим.
― Да, конечно.
В красивом голосе прозвучали нотки лёгкой растерянности, но этот Лу Хань быстро вымыл руки, вооружился всем необходимым и начал сеанс точно так же, как это делал мастер Чун. Сильные руки, хотя пальцы могли бы быть и жёстче, но... Лу Хань делал всё то же самое и точно так же, как мастер Чун, и мне пришлось потратить несколько минут на анализ ощущений, чтобы разобраться. Мягкие ладони ― вот в чём было дело. Сильные и тренированные руки, как у мастера Чуна, но ладони сами по себе от природы мягкие. Редко, но такое встречается. Внешне разница почти неуловима, определить можно лишь с помощью прикосновения. Мастер Чун говорил как-то, что мечтал бы обладать такими руками ― они идеальны для массажиста.
Примерно через полчаса мне на спину упала обжигающе горячая капелька пота.
― Господин Ким, может, вы попробуете немного расслабиться? ― с тщательно скрываемым, но всё равно заметным укором попросил Лу Хань.
― Лёгкая форма миалгии, вы должны были прочесть об этом в журнале. ― Я невольно улыбнулся. ― Это невозможно, мастер Лу. Очень редко мастер Чун укладывался в час, чаще ― в два. Иногда ничего не получается и за два часа.
― Вы каскадёр, что ли? ― сердито уточнил Лу Хань и без предупреждения вцепился в мышцы с правой стороны, растревожив немного успокоившееся плечо. Захотелось влепить ему кулаком в челюсть, с трудом сдержался.
― Если бы. Хотя что-то общее, наверное, есть. Это неважно. Просто продолжайте и не отвлекайтесь.
Я мечтал, чтобы пытка закончилась как можно скорее, чтобы уйти туда, где мне будет хорошо, где будет звучать музыка. Пусть я и не умел расслабляться так, как все, зато я умел жить в движении и черпать в нём силы. Сеансы массажа не были пустой тратой времени ― я понимал это, но как же я их ненавидел... Уже просто лежать на софе неподвижно час или больше ― пытка. И ведь даже не уснёшь из-за боли.
Когда пришло время перевернуться на спину, я обнаружил, что, во-первых, мастер Лу Хань такой же мокрый от пота, как я сам; во-вторых, я его знал, то есть, видел с "лисицей". Прямо сейчас аккуратная нижняя губа его оказалась недовольно закушена, а искристые глаза потеряли градусов десять от обычной теплоты. И он немедленно вцепился клещом в левую лодыжку, заставив меня поморщиться от острой боли и зажмуриться. Впрочем, дальше лучше не становилось. Будь моя лодыжка в порядке, это тоже погоды бы не сделало.
Не знаю, намеренно он гнал кровь вверх, к бёдрам, или просто сердился, но результат его всё равно озадачил. Точнее, отсутствие результата. Только тогда он соизволил заметить, какое именно впечатление на меня производят все его манипуляции.
― Вас что-то беспокоит?
― Вряд ли.
― Я хотел спросить, не болит ли у вас что-нибудь, ― чуть нахмурившись, исправил он формулировку.
― Это не имеет значения.
― Имеет. ― Твёрдости и упрямства ему не занимать. Как и мне, кстати.
― Никакого значения это не имеет, поверьте. Даже если у меня ничего не болит, массаж всё равно сам по себе весьма болезненный.
― Массаж обычно по воздействию не превышает болевого порога, ― возразил Лу Хань.
― Обычно. Если помните, я к "обычно" не отношусь. При миалгии даже пальпация вызывает острые болезненные ощущения.
Он нахмурился ещё сильнее и окинул меня внимательным взглядом. Задумавшись, смахнул пот со лба тыльной стороной ладони. В конце концов, он же мастер, должен сообразить, что до сих пор пытается массировать деревянные от напряжения мышцы, а это всегда больно. До конца сеанса оставалось приблизительно полчаса, а у него так ни черта и не вышло. Я не собирался его упрекать, ведь он впервые работал со мной. Быть может, мастер Чун и опытнее, но даже мастеру Чуну не всегда удавалось со мной сладить, поэтому подвигов от мастера Лу в первое время я и не ждал.
Пока Лу Хань занимался плечами и руками, я наблюдал за ним. Наблюдал за прикосновениями светлых пальцев к моей смуглой коже. Рядом со мной Лу Хань казался ещё более светлым, даже сияющим. И мне совершенно не хотелось думать, насколько темнее кажусь рядом с ним я.
― Хотите меня ударить?
Я непонимающе уставился на него, потом перевёл взгляд на руки. Его пальцы аккуратно держались за моё запястье. Выдохнув, я медленно разжал кулак и криво улыбнулся. Подумаешь, замечтался...
Лу Хань принялся сосредоточенно разминать кисть. Если он надеялся похрустеть там чем-нибудь, то напрасно. Через несколько минут он развернул мою кисть внутренней стороной вверх и продолжил ощупывать и нажимать пальцами в нужных местах. Что ж, даже мои руки не шли ни в какое сравнение с его руками: намёк на изысканность портили узловатые пальцы с твёрдыми и угловатыми пластинками ногтей. Мои руки выглядели хоть сколько-нибудь пристойно только на фотографиях и исключительно благодаря неустанным заботам мастера по маникюру. Она обычно коршуном высматривала меня и безжалостно накидывалась, чтобы сделать с руками то, на что "можно взглянуть без громких рыданий и истерик, но с тихим плачем".
Могу лишь предположить, что отблеск иронии в моём взгляде Лу Хань решил записать на свой счёт, иначе с чего бы ему обижаться и смотреть на меня неприязненно. Тем не менее, он постарался закончить со мной к сроку, чтобы я успел принять душ и смыть с себя масло и пот. Ему, кстати, душ тоже не помешал бы. Немного забавно, конечно, вряд ли ему доводилось так мучиться ещё с кем-нибудь, кроме меня.
Когда я уходил, он стоял у раковины и тщательно мыл руки. И он не счёл нужным повернуться ко мне лицом и попрощаться. Мне оставалось лишь пожать плечами в недоумении и тут же поморщиться от боли в мышцах. Ничего не изменилось ― последствия те же. Ладно, час-полтора качественных нагрузок ― и я снова буду в форме. Правда, через сорок восемь часов я приду опять в этот салон, чтобы подвергнуть себя пытке, которая, наверное, никогда не кончится.
― Тебе нужен секс, ― авторитетно сообщил тем же вечером Бэкхён, заявившийся ко мне в танцзал. Он честно пытался повторять перед зеркалами то, что делал я, но неизменно выдыхался и практически в виде горки желе растекался по полу. ― Найди девицу, которая будет за, и... мне вот даже любопытно, на сколько раз тебя хватит?
― Если я подхожу к какой-нибудь девице, у менеджера случается сердечный приступ. Условия контракта, то и это, ты сам знаешь не хуже меня.
― Так ты подходи так, чтоб менеджер не видел. Или подойди к мальчику ― об этом в контракте точно ни слова не сказано.
С Бэкхёном не соскучишься, вечно он ухитрится перевернуть всё с ног на голову и обратно. Чего стоит хотя бы его привычка на людях звать меня хёном и вводить всех в заблуждение. И ещё его шуточки на тему "ошибки" в документах, где мне указали год рождения лет на десять меньше, чем нужно.
― Я не думаю, что...
― Ой, я тебя умоляю! ― Бэкхён замахал руками. ― Ну вот скажи мне, душа моя, ты когда последний раз этим занимался? И я сейчас не имею в виду выступления на сцене, учти. Поиметь всех на сцене и вне её ― разные вещи.
― Можно подумать...
― Но-но! ― Бэкхён выразительно поводил у меня перед носом указательным пальцем. ― Ты сам можешь думать что угодно о том, что ты любишь и что вытворяешь, но падающие в обмороки во время выступлений нимфетки ― жестокая реальность, а не досужий вымысел бульварной прессы. Возьми себя в руки и... Кстати, а это тоже неплохая идея! И контракту ни в чём не противоречит! Я про "взять в руки"! Как друг могу тебе даже с этим помочь!
― Что-о-о?!
Потребовалось минут пять, чтобы до меня дошло ― Бэкхён предложил мне скромно подрочить в одиночестве. Или не в одиночестве.
― Ну я же тебя знаю! Ты сейчас вот тут будешь выжимать из себя все силы по капле, а потом отключишься на пару часов, чтобы вскочить и заново себя помучить. И у тебя нет даже минутки на удовлетворение нормальных потребностей организма или самоудовлетворение хотя бы. Напоминаю тебе, что душ нужен не только для того, чтобы мыться. Там можно ещё и пошалить с пользой.
― Ты плохо на меня влияешь, ― пробормотал я, но невольно задумался. Не то чтобы я тут же и сразу ему поверил, потому что секс явно ближе к "активному отдыху", чем к расслабляющим занятиям, однако... Однако мне ни разу не приходилось уговаривать себя расслабиться после секса, само получалось прекрасно, так что...
― Так тебе помочь?
― Спасибо, сам справлюсь, ― благоразумно отказался я от предложенной помощи. И, разумеется, у меня всё вылетело из головы к тому часу, когда я закончил заниматься в зале. В душ сходил, едва там не уснул и вырубился на матах в углу.
Мы ещё обсуждали с Бэкхёном этот вопрос, вот только всё было куда сложнее, чем казалось поначалу. Я никогда не относился к людям, одобряющим беспорядочные связи, стало быть, мне требовался постоянный партнёр. Но постоянная связь тянула за собой новые проблемы. Вряд ли кто-то согласился бы поддерживать отношения только для того, чтобы быть... использованным. И я не тешил себя иллюзиями ― со мной трудно. Замкнутый, неразговорчивый, постоянно погружённый в музыку и тренировки ― у меня просто не оставалось времени на что-то ещё, на предполагаемого партнёра ― тем более. Так кто бы согласился быть со мной, зная, что нужен лишь для одного? Вот именно, никто.
"Ты прекрасен только на сцене и больше нигде. S". Спасибо за добивание, хотя ирония судьбы тут была как никогда уместна.
В следующий свой визит я узнал, что мастер Чун задерживается, поэтому пока со мной будет работать Лу Хань. Оказалось, Лу Хань ― единственный ученик мастера, завершивший обучение должным образом. Хоть что-то...
Во второй раз Лу Хань мучился со мной снова два часа. И я заметил, что он внёс небольшие изменения в обычную процедуру, правда, эффекта от них я не ощутил. Когда уходил, обратил внимание, что Лу Хань выглядел расстроенным и недовольным сразу. Любопытно даже, это он так отреагировал на меня или на то, что не добился желаемого результата?
― Впервые вижу, чтобы после сеанса у Лу кто-то выглядел не ахти, ― заметил Чанёль, привычно вручив мне стакан с коктейлем.
― Всё бывает в первый раз, ― пожал плечами я. В конце концов, тут уж я сам ничем не мог помочь ни Лу Ханю, ни мастеру Чуну. Наоборот ― это я рассчитывал на их помощь.
"Получше замазывай шрамы кремом, а то их видно при съёмках крупным планом. Если уж не красавец, то хоть выгляди аккуратно. S". Золотые слова, мой преданный аноним, но кремом меня мажут другие. Мне же на грим наплевать ― не за грим же ты меня любишь, верно?
Днём в компании неизбежного Бэкхёна мы повели меня "в люди". Бэкхёну это казалось забавным и увлекательным, я же его восторгов не разделял, только всё равно в его присутствии так и тянуло улыбаться хотя бы чуточку, незаметно, хотя бы уголком рта. Что ж, спасибо уже за то, что он говорил за двоих, а то и за троих. Несмотря на шумность, с ним было уютно и тепло. И ведь чёрта с два скажешь, что этот непримечательный на первый взгляд, шумный и вертлявый парень способен проникновенно петь на сцене, способен достучаться до сердца всего лишь с помощью голоса. Быть с ним даже приятно, наверное, потому что мы с ним похожи: кроме таланта за душой ничего нет у обоих. Как там писали в одном крупном журнале? "Внешность под вопросом, зато это компенсируется выдающимся мастерством..." У Бэкхёна ― мастерство вокала, у меня ― танцевальное. И всё. Но агентству не впервой лепить из гадких утят подобия прекрасных лебедей и красиво подавать их "к столу". Остальную часть работы отлично выполнят фанаты. Особенно если им помочь и позволить увидеть то, как мы с Бэкхёном меняемся на сцене, превращаясь на время выступления в самых настоящих лебедей без всяких дополнительных ухищрений. Быть может, это и называется "показать истинных себя"?
― О чём задумался?
― О том, над чем ты будешь смеяться. Неважно. Уйдём отсюда?
― Не нравится?
― Народа... многовато.
― Так в этом же весь смысл! ― возмутился Бэкхён.
― Знаю, но я уже устал.
"Красивое тело не заменит красивого лица. В других людях ты сам видишь раньше лицо или характер? S". Однозначного ответа на такой вопрос не существует, а если он и прозвучит, то будет самой настоящей ложью.
С неба падали редкие капли, когда мы только вышли из кафе, а вот основательно припустило минут через двадцать. Мы с Бэкхёном мчались по улице, высматривая подходящее укрытие. Я сунулся под козырёк антикварной лавки, а вот Бэкхён мой оклик не расслышал из-за гудка машины. Он растерянно застыл на дороге и едва не угодил под колёса. Поймав его за рукав, я дёрнул от души, прижал его к себе и затащил под козырёк. Бэкхён притих, немного покопошился, покосился на меня, потом в сторону. Бровь у него выразительно поехала вверх. Проследив за его взглядом, я уставился на хорошо мне знакомую парочку ― ангел и лисица. Эти двое пялились на нас с Бэкхёном и молчали.
Как воспитанный человек я приветливо кивнул Лу Ханю и выразил надежду, что он вместе с другом не сильно промок под дождём, а хлещущая с их одежды вода ― это так, спецэффекты. Лу Хань, к счастью, понял, что это была обычная вежливость, а не сарказм, поэтому кивнул мне в ответ и покосился на Бэкхёна. Бэкхён продолжал греться об меня и менять положение явно не собирался. Я коротко познакомил его с Лу Ханем, пояснив, что мы друзья, в свою очередь Лу Хань представил своего друга и коллегу ― Ким Минсока. На этом беседа благополучно заглохла. Не то чтобы я жаждал продолжить её, молчать мне нравилось куда больше, но в данном конкретном случае молчание казалось тяжёлым, неловким и обременительным. Только я всё равно не представлял, как можно нарушить шум дождя уместными словами, да и не шли на ум такие слова.
― Я придумал, как можно решить твою проблему, ― порадовал меня час спустя Бэкхён. Я даже перестал сушить волосы полотенцем и вопросительно посмотрел на него. Продолжение последовало тут же, но убойное: ― Ты ему нравишься.
― Чего?
― Ты ему нравишься! Ну! Тому китайцу. Неужели ты не замечал, как он на тебя смотрит?
― Нет. Да и с чего бы? У него Минсок есть с глазами, как у персонажей из японских мультиков. На месте Лу Ханя я б даже не посмотрел на себя. И благодаря тебе он теперь думает, что у меня ты есть. Спасибо, кстати.
― Всегда пожалуйста. Капелька ревности ещё никому не вредила. Но ты мог бы поощрить его и приятно провести время. ― Нет, определённо! Заткнуть Бэкхёна попросту невозможно! Уж не знаю, что он там себе нафантазировал, зато знаю, что отношения с Лу Ханем ― даже профессиональные ― у нас не сложились. Пожаловаться на мастерство Лу я не мог ― он был достойным учеником мастера Чуна, но и чувства, что попал в надёжные и заботливые руки, вот как с Чуном, я не испытывал. Лу Хань вёл себя именно так: подчёркнуто предупредительно и нейтрально, позволяя отчётливо понять, что он лишь временная замена мастера, к которому я привык. Разве что его попытки поэкспериментировать с процессом массажа намекали на что-то большее, но, скорее всего, это просто профессиональный интерес.
"Действительно думаешь, что сможешь соблазнить хоть кого-то, глядя на всех свысока? S". Я обязательно подумаю об этом. Когда-нибудь. Тогда, когда у меня появится свободное время для чьего-нибудь соблазнения.
Хань позвонил мне накануне традиционного сеанса. Это было внезапно. Я пялился на дисплей телефона минут пять, не меньше, пытаясь опознать номер, затем соизволил ответить.
― Господин Ким? ― Его голос я узнал бы всегда и везде. Чистый, как горный поток. И такой же холодно-нейтральный ― по отношению ко мне.
― Слушаю вас, мастер Лу.
― У меня несколько отличается расписание от расписания мастера Чуна. Я надеялся решить этот вопрос, но не вышло. Если вам удобно только старое время, я подыщу замену. Если же вы не хотите этого, то... Если я вас приму на час позже, вам это подойдёт?
На час позже и ещё два часа на сеанс... Что ж, терпимо и не так уж обременительно. Я переживу, если начну тренировку на час позже. В конце концов, я могу часок и вздремнуть до визита к Лу Ханю, а возвращаться поздним вечером или даже ночью... мне не привыкать.
― На час позже, хорошо. Спасибо, что предупредили.
― Вам спасибо, что приняли во внимание мои затруднения. Всего доброго.
Я отключился раньше, чем он, хоть и не сразу. Чего же он ждал? Что я попрощаюсь с ним словами? Наверное, стоило, но мне и в голову в тот миг не пришло, ведь я же ещё увижу его сегодня. Глупо вышло.
"Твоя надменность отвратительна. S". Я всё-таки не понимал своего преследователя. Если его или её тошнит от меня, то зачем так стараться привлечь к себе моё внимание? Я никогда не отвечал на эти сообщения, но всегда читал их, искал взглядом среди множества других и сохранял. Но это всё. Ничего больше. Потому что это забавляло.
Чанёль вечером уже поджидал меня с шоколадным коктейлем наготове.
― Спасибо, ― сухо поблагодарил я, приняв стакан.
― Вы же наш постоянный клиент, ― подмигнул мне Чанёль. ― Говорят, вы танцуете. Это правда?
― Может быть. ― Сегодня я был лаконичен, как и всегда. Точнее, большую часть времени. Если бы вокруг толпилось народа поменьше, быть может, я позволил бы себе говорить чуть обстоятельнее и приветливее, но толпа действовала на меня угнетающе. И в мыслях не держал, что могу кого-то обидеть короткими фразами, но, похоже, всё-таки обидел: Чанёль помрачнел и отступил к другому клиенту. Мне осталось лишь вздохнуть и заняться коктейлем.
Лу Хань пришёл за мной сам, жестом предложил следовать за собой и отвёл в хорошо знакомый салон. Пока он мыл руки и готовил всё необходимое для массажа, я привычно ополоснулся под душем и, завернувшись в полотенце, устроился на софе.
Лу Хань начал с нанесения на кожу подогретого масла ― от поясницы вверх и обратно. Делал он это не в стандартной манере, а легко и ненавязчиво, наверное, потому и нагрел масло чуть сильнее. Кажется, эффект был тот же, то есть, никакого. Я даже различил его разочарованный вздох. Он провёл пальцами по пояснице и осторожно потянул за полотенце.
Это ещё что?
Мне хватило одного взгляда поверх плеча, чтобы он забыл о полотенце. Или же его остановила реакция моего тела ― напряжение усилилось, а он явно рассчитывал на иное.
― Господин Ким, ― бесконечно усталым голосом спросил он, ― вы вообще хоть когда-нибудь бываете расслабленным?
― Нет. Наверное.
― Ну хоть когда-нибудь? А когда спите?
― Я активно сплю. Одеяло порхает в воздухе. Вряд ли это смахивает на расслабленность, да?
― Вы из тех, кто не умеет и минуту спокойно посидеть на месте? ― предположил он.
― В точку. Я вообще люблю нагрузки и движение. Бездействие меня убивает. И мне говорили, что я попросту не умею отдыхать и расслабляться. Может быть, так оно и есть. Я не знаю.
― Вечный двигатель, ― подытожил безрадостно Лу Хань. ― То есть ― гипотетически ― вы расслабляетесь только тогда, когда загоняете себя до смерти?
― Гипотетически. Я, правда, не знаю. Знал бы, не приходил бы сюда целых два года и не тратил бы по два часа из каждых сорока восьми.
― У вас боль и онемение в мышцах из-за чрезмерных нагрузок. Вы понимаете это?
― Лучше, чем вы можете себе вообразить, ― уже огрызнулся я.
― И вам требуется помощь, чтобы снять этот эффект. Как думаете, достаточно ли серьёзно это?
Любопытно, к чему Лу Хань клонил?
― Намекаете, что это полноценная болезнь и уже не в лёгкой форме?
― Намекаю, что большинство людей умеют самостоятельно с этим справляться. Вы ― не умеете. Ещё и не пытаетесь хоть немного помочь другим. Мне, например. С любым человеком трудно работать, приходится прилагать много сил, чтобы размять мышцы. Это не так просто, как вам кажется. С вами же это в разы сложнее.
― Понимаю, ― возразил я. ― Только толку? Если бы я мог помочь вам, я бы помог. Но мне нечем. И я не уверен... не уверен, что это вообще нужно. Я терпеть не могу массаж ― после него мне хуже. Я привык к боли, к напряжению, а после массажа всё это сбивается к чертям. Приходится привыкать обратно.
Лу Хань молчал. Молчал довольно долго, потом тронул меня за плечо.
― Переворачивайтесь, начнём с другой стороны.
Я рассеянно наблюдал, как он массирует ступни, лодыжки, икры, колени, постепенно забирается всё выше, разгоняя кровь и направляя её к бёдрам. Неужели он так и не понял, что это бесполезно? Жар в крови и возбуждение гасила боль. И боль же притупляла чувствительность. Снова вспомнилось: "Кости, которые вкривь и вкось обмотаны мышцами, как верёвками, и обтянуты кожей". Даже мастер Чун говорил, что тела подобного типа трудно массировать. Да, а ещё там сияли сбитые колени и синяки почти повсеместно. И Лу Хань отлично попадал на них пальцами, что тоже расслабленности не способствовало.
Лу Хань закусил нижнюю губу, упрямо продолжая разминать мышцы. Маленький шрам под губой стал отчётливее. И я вздрогнул, когда его пальцы оказались под полотенцем. Они по-прежнему не давали покоя мышцам, но ещё и задевали то, что задевать им, вроде как, не полагалось. Действия Лу Ханя отзывались болью в ногах. И кое-чем иным. Не в ногах. Что ж, если он вознамерился поставить полотенце на моих бёдрах вигвамом, то, определённо, достиг успеха, пусть и не с помощью массажа.
Лу Хань не смотрел на меня, только на свои руки, зато я не сводил глаз с его лица ― сосредоточенно-серьёзного и неправдоподобно красивого лица. И лениво пытался понять, на кой чёрт ему всё это понадобилось? Или он пришёл к тому же выводу, что и Бэкхён?
Скорее всего.
Лу Хань невозмутимо распахнул полотенце, полюбовался на результат непосредственно и продолжил. Теперь закусить губу пришлось мне, потому что ощущать гладкие сильные пальцы на себе было невыносимо приятно. А он точно знал, что делать и как. Через минуту я закрыл глаза и постарался совладать с дыханием. Мне это почти удалось, но тут Лу Хань пальцами другой руки провёл по коже в паховой складке и прикоснулся к яичкам. Все мои старания пошли прахом. Я тихо сходил с ума, пока он водил рукой по всей длине, дразня точными касаниями головку. И окончательно забыл о реальности, когда он позволил мне оказаться в жаркой и влажной тесноте его рта. Сильные пальцы и проворный язык ― что ещё нужно для счастья?
Я чувствовал его дыхание низом живота, бёдрами и всей длиной напряжённой плоти. И это дыхание, тревожившее кожу, было не менее эффективным, чем его пальцы, губы или язык. Вцепившись в софу, я изо всех сил сохранял неподвижность, хотя безумно хотелось послать всё к чёрту и податься навстречу его губам, рту, рывком заполнить и достичь желанного освобождения. Но я терпел. Я привык терпеть. Боль и наслаждение чем-то похожи, ведь так? Вот и сейчас я терпел, испытывая наслаждение и убеждая себя, что это боль.
Лу Хань упрямо продолжал сводить меня с ума. Сжимал пальцами у основания набухшего ствола, обводил языком головку и гладил свободной рукой живот. Настойчиво, чувственно, с железной уверенностью в том, что рано или поздно, но терпение мне изменит. Чуть отстранившись, лизнул головку, потёрся щекой и спустился ниже, чтобы добраться губами и языком до яичек. Именно на этом меня не стало. Разумное и мыслящее существо? Простите, никого нет дома.
Закусив губу и запрокинув голову, я зажмурился. Мышцы напряглись ещё сильнее, чем до этого, хотя куда уж больше-то? Мне казалось, что я стал вибрирующей струной. Нет, даже леской. Тонкой леской, которая могла лопнуть в любой миг, не выдержав груза невыносимого удовольствия.
Вновь оказавшись в плену жаркого влажного рта, я непроизвольно качнул бёдрами, словно стремясь стать с Лу Ханем единым целым. Просто сил не осталось терпеть и сдерживаться. Его ладони на моём теле только подстёгивали возбуждение.
Потом леска всё-таки лопнула. Меня выгнуло, все мышцы разом будто бы дёрнуло изнутри. Я даже остро ощутил внутренность рта Лу Ханя, походившую в тот миг в моём воображении на шёлк и бархат. Одно мгновение безумия сменилось небытием, окутав меня непривычной и сладкой слабостью. Я уже почти забыл это ощущение и радовался, что смог вспомнить.
Пока я разбирался в ощущениях и приходил в себя, Лу Хань спокойно занялся тем, чем ему и полагалось заниматься ― массажем. Кажется, он даже довольно мурлыкал себе под нос какую-то песенку, хотя я бы не поручился, что это было на самом деле.
Когда он закончил сеанс, я почувствовал себя так, словно родился заново. Даже странно, что мышцы не болели и не ныли, а звенели от желания перевернуть мир, можно и парочку миров. И моё чутьё подсказывало, что сегодня я буду танцевать сутки без перерывов и сна.
Как ни обидно, но Бэкхён оказался прав ― лучшим лекарством оказался всё-таки секс. Но я не обольщался. Лу Хань сделал это сегодня, только вряд ли он станет делать это всегда. А ещё я не понимал его: неужели он сделал это только для того, чтобы выполнить свою работу? Примерил ситуацию на себя и пришёл к выводу, что я на его месте не стал бы делать ничего подобного. И дело не только в том, что я не умел, но и в том, что мне было бы неловко. Но это полбеды. Я вообще не мог представить подобную ситуацию с моим участием.
Слова Лу Ханя прошли мимо моего сознания. Я даже не помнил, как оказался в душе, как смывал пот с тела, вытирался и одевался. И, толкнув дверь, встретился с Лу Ханем. Не представляю, что отражалось на моём лице, он же сохранял спокойствие и невозмутимость.
― Как самочувствие, господин Ким? ― Официальное обращение прозвучало нелепо после того, как губы, произнёсшие его, побывали не только на моём животе, но и познали вкус моей спермы.
Я молчал, потому что не представлял, что и как ответить, не знал, какие слова могут обидеть Лу Ханя, а какие ― выразить искреннюю благодарность. И, чёрт возьми, я не испытывал уверенности, что поступил правильно, позволив ему всё это провернуть. Быть может, он гей. Ладно, ничего страшного. Но я сам? Кто тогда я? И хочу ли я его?
Я не знал ответов на эти вопросы. Я вообще сейчас не мог думать связно и логично. Даже просто ответить на вопрос о самочувствии... Глухой ступор. Физически мне было хорошо как никогда, но в мыслях царила сумятица, и я больше всего боялся, что Лу Хань это поймёт. Я быстро соображаю ― на сцене, за пределами сцены мне требуется время для адаптации. И сейчас я точно не готов отвечать на вопросы и принимать решения.
Он чуть отступил, освобождая мне путь к выходу.
― Буду ждать вас через день. В это же время, если вам удобно.
― Спасибо. Мастер Лу. ― Ответы у меня получались на зависть лаконичные и отрывистые.
― Хань.
Я как раз сделал шаг к двери и едва не споткнулся. Его явно позабавило изумление в моих глазах, он мягко улыбнулся и пояснил:
― Мне так удобнее, если вы будете называть меня просто по имени. Когда я слышу в свой адрес "мастер", мне хочется оглянуться и проверить, не стоит ли за моей спиной мастер Чун.
Я оторопело кивнул и всё-таки поспешил убраться подальше, пока Хань ещё что-нибудь не отмочил. Мне и так хватило впечатлений на сегодня. Я даже промчался мимо стойки, позабыв о традиционном шоколадном коктейле. И забыл попрощаться с Чанёлем.
Новых сообщений от S не приходило. Жаль, ведь я уже привык получать дозу забавности ежедневно.
Сначала я решил отменить следующий сеанс массажа, набрал номер Ханя, даже нажал кнопку вызова, но через миг вызов отменил. Это походило на бегство ― вот что пришло мне в голову. И это совершенно не в моём характере. Если убежать один раз, то там и второй, третий, десятый, пока однажды бегство не станет привычкой. Когда-то я это уже проходил и знал, что бороться с этим трудно. Мне бы не хотелось снова заниматься чем-то подобным, поэтому бегство отпадало сразу же.
Я прогнал пару раз несколько кусков танца без музыки, кое-что исправил и вернулся к мыслям о Лу Хане. Хане. Пожалуй, самым умным стал бы откровенный разговор с ним. Просто прийти на сеанс и с самого начала спросить, чем он руководствовался. Если это просто работа, и ему так нравится, то ладно. Достаточно будет воспринимать это как часть сеанса и не рассчитывать на что-то большее.
"Рассчитывать на что-то большее", да? Я криво улыбнулся собственному отражению в зеркале и чуть сдвинул левую ступню, добившись лучшей устойчивости. То, что я вообще допускал подобную мысль ― о большем, говорило явно не в мою пользу. Но я никогда не пытался умалить красоту Ханя, оспорить или сделать вид, что её не существует. Хуже того, я порой представлял себя им, словно был им на самом деле или играл его роль, влезал в его шкуру. Интересно, что бы на это сказал психолог? Или меня отправили бы сразу к психиатру?
Поворот в замедлении, лёгкий наклон, шаг влево и медленно подтянуть правую ногу в испанском стиле. Сюда бы ещё шальной взгляд, но это позже, пока такой подвиг не в моих силах.
Так вот, если Хань сделал это только из профессионального интереса и пренебрежения моралью, что ж, я это приму и с этим смирюсь. Но что, если Бэкхён прав? Мало ли, в жизни всякое случается ― даже бред Бэкхёна порой сбывается. Что, если я в самом деле нравлюсь Ханю?
Ответа я не знал. Настолько не знал, что забыл о танце и просто остановился. Мне и так непросто с людьми во всех отношениях, что уж о симпатии говорить. Показывать эмоции на сцене легко, но в реальности это превращалось для меня в невыполнимую задачу. На сцене эмоции порождали музыка и танец, и эти эмоции принадлежали к конкретному временному отрезку. Я мог бы поклясться головой, что больше никогда в жизни не испытаю именно такого букета эмоций, поэтому не существовало ни одной причины, чтобы скрывать их от людей. Эти эмоции на самом деле принадлежали не мне, а тому образу, что я создавал в момент своего появления на сцене. Часть меня, но не весь я. Лишь одна из миллиона граней. И именно поэтому я никогда не испытывал боязни сцены, потому что недостаточно увидеть часть меня и узнать меня настоящего. Во мне таких кусочков из граней и образов гораздо больше, чем будет выходов на сцену, которые я смогу совершить за всю свою жизнь. Собрать их воедино и сложить мозаикой истинный портрет не сможет никто и никогда.
Хотя мне порой хотелось, чтобы у кого-нибудь получилось меня разгадать. На секунду всего лишь и очень редко, но такое желание иногда появлялось. И оно меня пугало.
Новых сообщений от S по-прежнему не приходило.
В нормальном состоянии и вне сцены я всегда оставался замкнутым, казался людям вокруг холодным и неприветливым, непроницаемым. Но так было лучше для всех. А при необходимости я всегда мог отыграть образ, который создал для камер и прессы. Когда знаешь, чего люди ждут и что им нравится, это так же просто изобразить, как щёлкнуть пальцами.
Главная проблема в случае с Ханем заключалась именно в том, что мне трудно было подпустить ближе к себе нового человека. Честно говоря, я вообще не умел этого делать и не представлял, как остальные решают подобные вопросы. Своих друзей я мог пересчитать по пальцам, и друзьями они стали сами по себе и без моего участия в процессе, как бы забавно это ни звучало. Бэкхён однажды сказал, что меня надо просто принимать таким, какой я есть. Что ж, он это умел, что бы это ни значило. Наверное, другие мои друзья умели тоже. Но я понятия не имел, способен ли на это Хань. Даже если я ему нравился ― мечтать не вредно ― буду ли я ему нравиться по-прежнему, когда он поймёт, как со мной трудно?
― Гляди, это твой двойник! ― Бэкхён потыкал в стекло, за которым лениво ползала черепаха. ― Наглядная демонстрация! Та-ра-ра-рам!
Он деловито вытянул руку над кромкой стекла и постучал кончиком пальца по панцирю. Черепаха немедленно убрала голову и конечности внутрь, превратившись в подобие булыжника.
― Не смешно.
― Вот именно! А выглядит мило, как считаешь?
Милым выглядел Бэкхён, потому что мне хотелось открутить ему голову, но рука не поднималась.
― Это твоя нормальная реакция на любого незнакомого человека и попытки стать к тебе ближе. Такое впечатление, будто ты носишь в себе невиданное сокровище и не собираешься никому его показывать. Попахивает высокомерием и самоуверенностью, верно?
― Ты действительно так думаешь?
― Неа, но только потому, что мне хватило терпения наблюдать за тобой и за твоими играми в прятки. И принимать это как данность. Ну и вообще, мне нравятся черепашки.
Что на это можно ответить? Я не представлял.
― И мне нравится сокровище, которое я всё-таки увидел, ― тихо добавил Бэкхён. ― Знаешь, часть меня хочет, чтобы ты был более открытым и простым, умел подстраиваться под окружающих, но другая часть понимает, что это неправильно, ведь тогда ты станешь уже кем-то другим, а не тем Ким Чонином, которого я знаю. И ведь я всё-таки сумел тебя разглядеть, значит, сможет и ещё кто-то.
Слабое утешение, но Бэкхён прав ― я не хотел ничего менять, меня и так всё устраивало. И меня никогда не смущало количество моих друзей, потому что не в количестве дело, а в качестве. С качеством был полный порядок.
Я пришёл на следующий сеанс ― за пятнадцать минут до начала, как и всегда. Улыбающийся Чанёль придвинул ко мне стакан и попытался пошутить в своём стиле. Я привычно ограничился кивком и слабым намёком на улыбку, обойдясь без слов. Чанёля хватило на пару попыток завязать беседу, после чего он переключился на другого клиента. Интересно, он тоже наблюдает и учится принимать меня таким, какой я есть, или банально подбирает ключ?
В назначенный срок меня пригласили в салон, где ждал Хань. Я хотел поговорить с ним сразу, но передумал и решил сначала сходить в душ. Разговор разговором, но сеанс вполне официален, как и отчётность. До чего бы мы ни договорились, и он, и я обязаны следовать порядку и расписанию. Мне бы не хотелось отнимать у него время или создавать ему проблемы на работе.
― Вы не против, если я тоже разденусь? С вами тяжело работать, не хочется потом возиться с промокшей от пота одеждой.
Этот человек определённо умел выбивать меня из колеи и вводить в состояние ступора. Из головы мгновенно вылетели все заготовки для разговора, когда он потянул вверх жёлтую футболку. Я вообще забыл напрочь, о чём собирался с ним разговаривать. Стоял себе столбом и пялился на него, разглядывая шею со спадавшими на неё мягкими завитками волос, плечи, спину, руки... и поражался тому, какой он светлый и аккуратный.
Внутренний голос ехидно сообщил, что не в моих привычках так пристально смотреть на парней, но тут же задушенно захрипел, когда я бесцеремонно скрутил его и отправил пинком в самый дальний угол сознания. Какая разница? Это просто красиво, а красота ― аксиома, которая не нуждается в пояснениях или доказательствах. Либо она есть, либо её нет.
Мне пришлось крепко ― до боли ― сжать кулаки, чтобы подавить почти непреодолимое желание прикоснуться к Ханю. Стараясь не смотреть больше в его сторону, я кое-как добрался до софы и неуклюже плюхнулся на неё, привычно растянулся на животе и уткнулся лбом в скрещенные руки.
К чёрту. Желание обладать красотой никого ещё не оправдывало, как и желание стать этой красотой хотя бы на пару секунд. Но меня пугала собственная одержимость, которую я вдруг осознал. Я смотрел на Ханя минуту назад и отчётливо понимал, что хочу забрать всё это себе вопреки здравому смыслу и всем существующим правилам. Потому что он был таким, каким мне, наверное, никогда не стать. Моей противоположностью? Возможно, но это неважно. Пускай в этом разбираются психологи вместе с психиатрами, если хотят. Куда больше меня заботили собственные желания, чем анализ причинно-следственных связей и метаморфоз восприятия.
Сейчас я видел в нём себя. Того себя, каким мне хотелось бы стать когда-нибудь. Я знал, что это совсем не идеальное отражение моих стремлений, да и не отражение вовсе, потому что Хань ― это другой человек с собственными мечтами и характером, но это сходство и совпадения... Мне никогда не попадалось ничего подобного, ничего, что настолько точно отражало бы мою мечту.
Боль от уверенного прикосновения немного меня отрезвила. Проклятый массаж, о котором я успел забыть. Всё правильно, я же тут только ради этого. Вроде как. И Хань сейчас сражался с моими окончательно одеревеневшими мышцами. Причём в их твёрдости были виноваты не только нагрузки, но и те мысли, что кишмя кишели в моей голове.
Шумный вздох и лёгкое прикосновение к плечу.
― Кажется, сегодня опять нужно начать с другой стороны, ― пробормотал Хань.
Нет уж, сегодня с другой стороны начинать точно не стоило. Я же не смогу смотреть на него, когда он остался без защиты в виде бесформенной и мешковатой одежды, прятавшей обычно его тело.
― Может, не нужно? ― спросил я, отчаянно стараясь совладать с тихой паникой.
― По-другому никак, ― отрезал Хань. И мне пришлось перевернуться на спину. Предсказателям следовало бы пересмотреть свои прогнозы по поводу конца света ― он уже настал. Даже беглого взгляда на Ханя в одном жёлтом полотенце на бёдрах хватило за глаза, чтобы ощутить подозрительную активность в районе полотенца собственного. Я не хотел этого, не думал об этом, но мои впечатления стремились показать себя во всей красе против моей воли.
Хань спрятал улыбку, закусив губу. Но я увидел эту улыбку, и это лишь усилило моё смущение.
Просто здорово! Ещё никогда я не оказывался в такой идиотской ситуации. Глупо притворяться, что всё в порядке, лучше уж честно признаться, что я ни черта не готов к сеансу массажа.
― Наверное, мне лучше уйти, ― сжав волю в кулак, подытожил я.
Хань повёл плечами и неожиданно поставил колено на софу. Через миг он сидел на мне, сжимая ногами мои бёдра.
― В этом нет необходимости. В большинстве случаев возбуждение является частью массажа. Это нормально и естественно. ― Пока он задумчиво рассказывал мне всё это, его пальцы легко перебирали мышцы у меня на правом боку. Приятно, но немного щекотно. ― В вашем конкретном случае это даже хорошо, поскольку тело постепенно обретает пластичность. Видите?
Ни черта я не видел, кроме него. И перестал что-либо воспринимать, потому что ощущал лёгкое ненавязчивое трение о его тело сквозь сомнительную преграду в виде полотенца. А он вёл себя так, словно ничего странного не происходит. Как будто вообще не чувствовал чужой стояк в опасной близости от своей задницы. Ему наплевать? Или он жаждет огрести кучу неприятностей на свою пятую точку? Или ему нравится?
Пока я мучительно искал ответ, он поёрзал на мне. Как будто специально... Именно. Поймав его взгляд, я убедился окончательно, что он сделал всё намеренно. И он прекрасно знал, что я это понял.
― Если вы не против, я продолжу. Не беспокойтесь, я всё сделаю сам.
Я был очень даже против, но язык будто прилип к гортани намертво. А потом не осталось вовсе ничего осмысленного в голове, потому что Хань стянул как своё полотенце, так и моё, и оба полотенца свалились на пол. Внезапно его лицо оказалось у меня перед глазами, тихий выдох долетел до моих губ. Хань не собирался меня поцеловать ― он уже целовал. Его пальцы до боли впивались мне в плечи, а вот губы были нежными и даже немного робкими. От этого контраста прикосновений голова шла кругом. Я потерялся в ощущениях и не сразу понял, что уже сам целую его, ловлю его губы, покусываю и провожу по ним языком, словно так лучше и чётче смогу разобрать его вкус. Мягкие волосы под моими пальцами, гладкая кожа, изысканные черты лица, маленькое уплотнение под нижней губой, безупречные линии шеи... Он просто потёрся кончиком носа о мой подбородок, а отозвалось всё моё тело, заставив его осторожно поёрзать и чуть сильнее наклониться ко мне.
Хань потянулся за глиняной чашкой для масла и наклонил её надо мной. Отставив чашку, принялся медленно распределять масло по коже. Ему вскоре пришлось пересесть ближе к моим коленям, чтобы нанести масло на живот и на бёдра. Глупо было думать, что он обделит вниманием напряжённую плоть, которая минуту назад тёрлась о его ягодицы. Его руки напоминали сейчас благословение и проклятие одновременно. Хорошо ещё, что он довольно быстро вернулся на место и потребовал поцелуй.
Хань перехватил мои руки, когда я прикоснулся к его бёдрам. Он аккуратно прижал запястья к софе, заставив меня выпрямить руки вдоль тела, отпустил и после быстрого поцелуя тихо напомнил:
― Во время сеанса прикасаться может только мастер.
Как чудно, но мне необходимо было потрогать его, коснуться, изучить на ощупь. И это желание было сильнее, чем любое иное. Подумав, я поднял руку и протянул ему. Он непонимающе уставился на мою ладонь.
― Возьми и прикоснись сам. ― Кажется, я улыбнулся, когда произнёс его имя. ― Хань?
Он понял, хоть и не сразу, осторожно взял мою ладонь и притянул к собственной груди, нарочито медленно повёл моей рукой по коже сверху вниз. Прикрыв глаза, я упивался ощущениями. Гладкое на твёрдом, выпуклая вершинка соска, чуть выступающие рёбра, потом ― едва заметно подрагивающие мышцы живота. Неторопливое путешествие обратно вверх ― вот ключица, напряжённая шея, аккуратный подбородок, губы... Он губами поймал мои пальцы, облизнул и чуть сжал зубами, поставив точку в этом незабываемом путешествии.
Я хотел его, но всё ещё не мог признаться в этом. Ему, не себе. С собой я буду разбираться позже. Но когда он прильнул к моим губам и позволил поцеловать его, кончиком языка провести по кромке зубов, задеть нёбо и прикусить его язык, вновь проникнуть глубже, чтобы после мы оба смогли судорожно втянуть в себя воздух, чуть отстранившись, я сказал то, что говорить не собирался, да и не ожидал от себя самого. Хань на миг замер, но в следующую секунду зажал мне рот ладонью и согрел мягким поцелуем шею. Не одним поцелуем. Он целеустремлённо спускался вниз по шее, добрался до груди, где перестал осторожничать и проявил страстность. Затем уже обе его ладони гладили мой живот. Он выпрямился, чуть приподнялся и тонко улыбнулся, когда я невольно потёрся ноющим от усилившегося возбуждения стволом о ложбинку меж его ягодиц. Его проворные пальцы пробежались по всей длине от основания к головке, и он уверенно направил мой член в себя. Медленно опускался, опасаясь сделать то ли вдох, то ли выдох. А я плавился от чувства единения с ним: мягкий трепет его тела, сладкое давление, острое ощущение движения в гладкой тесноте... Это было лучше, чем я мог себе представить.
Не знаю, что забыли мои руки на его бёдрах. Они прикасались к коже на внутренней стороне, гладили низ живота и чутко улавливали дрожь его мышц. Хотя больше всего меня поразила реакция его тела на моё проникновение в него. Хань и так испытывал возбуждение раньше, но в тот миг, когда я полностью его заполнил, он отреагировал так, словно почти достиг предела.
Кажется, Ханю не очень понравилось то, что я всё ещё могу связно мыслить. Знал бы он, чего мне это стоило. И я не хотел навредить ему, поэтому безжалостно глушил удовольствие, старался не замечать его. Хань сам всё испортил, принявшись двигаться на мне. Темп, который он выбрал, никто не рискнул бы назвать осторожным. Он сходил с ума сам и делал со мной то же самое. Я умел терпеть боль, а удовольствие немного на боль похоже, но я не железный. Мы вместе скользили ладонями по влажным от масла и пота телам, сплетали пальцы, пытаясь замедлить друг друга, но ничего не получалось.
Едва меня догнала мысль, что сейчас всё закончится, Хань отпрянул, лишив меня своего внутреннего жара. Он вытянулся на софе рядом, тяжело дыша и кусая губы, затем почти неслышно позвал:
― Иди ко мне...
Наверное, я ждал именно этих слов всё время. Не знаю. Просто это походило на переключатель. Щёлк ― и всё встало на свои места, исключив сомнения и путаницу. И я прикасался к его лицу руками и губами, изучая изысканные черты, упивался совершенством его шеи, измерял поцелуями плечи и грудь, прижимал его к себе так сильно, что он почти задыхался. Но мне было необходимо ощущать его желание всем телом, чувствовать, как доказательство его возбуждения прижимается к моему животу, как напрягаются выпуклые мышцы на его бёдрах, как подрагивают ступни, задевая мои лодыжки. Я прихватывал губами кожу на его шее, не стесняясь прикусывать её зубами, делал то же самое с сосками, сравнивая их цвет с цветом его кожи, и пытался осознать, что моё желание осуществимо. Быть может, я никогда не смогу стать Ханем, но быть с ним ― могу вполне, и это ― равноценно.
Я вошёл в него, сорвав с его губ тихий стон. Ещё лучше, потому что его голос я мог бы слушать вечно. Бедная софа не выдержала нашей страсти и вскоре принялась поскрипывать, как ни странно, это совершенно не раздражало. Я сжимал ладонями его бёдра, а он ловил руками мою голову, перебирал влажные от пота волосы и тянул к себе, чтобы красть поцелуи время от времени. А ещё он не закрывал глаза, и мне казалось, что это гипноз или что-то в этом духе, потому что я никак не мог выбраться из блестящей тёплой глубины, окружённой длинными ресницами и усыпанной лукавыми искорками.
Когда огонь, так сказать, угас, я свалился на софу, утянув за собой Ханя. Просто лежал, ощущая на себе его горячее тело, и гладил по спине. Мы даже толком не отдышались, а он вновь искал мои губы, чтобы после отстраниться и напомнить, зачем я сюда пришёл. Не знаю, где он черпал силы, чтобы мять и ощупывать все мышцы на моём теле, нажимать пальцами и тянуть, прогоняя напряжение и усталость и наполняя новой силой. И в душ со мной Хань не пошёл, хотя, скорее всего, это было самым благоразумным решением.
Из душа я выбрался и застал его за заполнением журнала. Он сидел на стуле, завернувшись в полотенце, и даже не обернулся, когда я приблизился к нему. Я стоял и смотрел на его склонённую голову и не знал, что должен сказать. Пригласить его куда-нибудь? Просто поблагодарить? Спросить, сможем ли мы... Вот в такие минуты я как никогда отчётливо понимал все преимущества старомодных способов знакомства, когда отношения точно начинались не с секса, а с чего-то более многозначного, оставлявшего простор для двусмысленности. Секс простора для двусмысленности не оставлял. Никакого.
"Я тебя трахнул, мне понравилось. Повторим?" Я, скорее, откусил бы себе язык, чем сказал бы нечто подобное Ханю. Но прямо сейчас я знал слова, какие никогда ему не скажу, и не знал, что сказать бы хотел. Звуки в слова отказывались складываться, как и чувства. Поэтому я продолжал стоять и смотреть. Бэкхён прав, я совершенно не умел подстраиваться под людей и находить с ними общий язык.
― Господин Ким, я буду ждать вас... ― отстранённо начал Хань.
― Чонин.
Он вскинул голову и посмотрел на меня, потом едва заметно улыбнулся и кивнул.
― Чонин, буду ждать тебя послезавтра в это же время. Постарайся сбалансировать свои нагрузки. Всего доброго. ― Хань снова улыбнулся, но по-другому ― ярко и лучисто, словно солнце проблеском из-за туч показалось. Прихватив свою одежду, он ушёл в душ, оставив меня одного. Вот и поговорили...
Прислонившись плечом к двери, я терпеливо ждал, пока он выйдет. По-прежнему не знал, что должен говорить ему, но мне необходимо было прояснить, что же между нами происходит.
Хань удивился, обнаружив, что я ещё не ушёл. Он одёрнул футболку и вопросительно посмотрел на меня.
― Я хотел спросить.
― О чём?
― То... что было... это... ― Да уж, образчик красноречия, нечего сказать, но связные фразы не получались.
― Это просто было, раз уж мы оба этого хотели. Прости, мне действительно нужно идти, к тому же, мы ещё увидимся, верно? ― Он прихватил куртку и сумку и проскользнул в дверь раньше, чем я успел найти нужные слова, чтобы задержать его.
Автор: Корейский Песец
Пейринг/Персонаж: Кай (Ким Чонин)/Лухан (Лу Хань), Бён Бэкхён, Пак Чанёль, фоном - Ким Минсок, Хуан Цзытао, Чжан Исин
Рейтинг: !18+
Жанр: псевдо-бэндфик или бэнд-АУ, романс
Размер: 25000 слов
Размещение: запрещено
Примечания: просили чистую романтику - получите "песцовую романтику", потому что без дополнительных элементов я, кажется, попросту не бываю и не умею. И вообще, романтика - это не ко мне, поэтому...
Хикиваки
Хикиваки
- 1 -
Я люблю шоколадный коктейль, хотя мне его нельзя. Нельзя точно так же, как уйму прочих вещей. Но сюда я прихожу именно из-за коктейля, только из-за него.
― Ваш коктейль! ― Улыбчивый высокий парень привычно поставил передо мной высокий стакан. ― Если вам долго ждать, могу повторить чуть позже.
Давным-давно знаю, что на его бэйджике написано "Чанёль", точно так же, как он давным-давно знает, кто я такой и как меня зовут, но мы оба продолжаем играть в незнакомцев. Так проще и спокойнее, например, мне. И мы продолжаем улыбаться друг другу уже второй год.
Чанёль дождался моего кивка и занялся своими делами. Я медленно пил коктейль и рассеянно скользил взглядом по прятавшимся в мягком полумраке людям. Узнавал многих звёзд или влиятельных персон ― всё же это место обладало определённой репутацией, но некоторых либо видел впервые, либо не узнавал ― такое тоже случалось.
Опять...
Почти два года я натыкался на этих двоих: один чуть повыше, другой ― пониже и поплотнее, красивые и живые. Первый слишком много говорил, второй так же много молчал. Один похож на ангела, но только внешне, другой ― на лисицу, однако к ангелу точно ближе, чем первый. Странные.
С тех пор, как увидел их во второй раз, привык находить их взглядом и наблюдать за тем, что напоминал ангела. Когда изо дня в день большую часть времени пялишься в зеркала, начинаешь острее чувствовать красоту. И когда я смотрел на этого парня, испытывал те самые ощущения ― красиво. Полностью красиво. Редко такое попадается.
Мне самому приходилось из кожи вон лезть, чтобы добиться красоты в движениях и эмоциях, потому что сам по себе я обычный. На сцене грим ещё может что-то поправить, но не в жизни, как сейчас, например. Поэтому я никогда не полагался ни на своё лицо ― "будто резцом оставили чёткие линии на граните", ни на фигуру ― "кости, вкривь и вкось обмотанные мышцами-"верёвками" и обтянутые кожей". И мне не нужно было слышать подобное ворчание со стороны коллег, гримёров, костюмеров и прочего персонала ― я и сам прекрасно знал о себе правду. Потому-то и лез из кожи вон, оттачивая каждый жест, взгляд, движение, поворот, выражение лица. Не вышло в одном, можно попробовать в другом. Это трудно, но возможно.
Тому же парню-ангелу вряд ли доводилось так напрягаться. Тонкие черты, выразительные глаза, изящный нос, волна мягких волос надо лбом, молочная кожа. И двигался он именно так, как выглядел. Он как будто дышал красотой, пропитавшей весь его облик. И эта красота искристо переливалась в смене эмоций на его лице или в глазах, в звуках его голоса, в его жестах и тысяче оттенков улыбки. Мне не приходило в голову завидовать, скорее, я немного сожалел и просто позволял себе помечтать о том, что я мог бы сделать, обладая всем этим богатством.
Рассеянно уставился на собственные пальцы, обхватившие стакан, и едва заметно усмехнулся. Цвет моей кожи мало отличался от цвета коктейля.
― Приглянулись?
Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что я едва не вывернул содержимое стакана себе на рубашку. Чанёль привычно улыбался с той стороны стойки.
― Те двое, ― он кивнул в сторону парочки, за которой я наблюдал.
― Просто любопытно. Часто вижу их. ― Обтекаемо и нейтрально, и не особенно интересно. Интересным я предпочитал быть на сцене, за её пределами чужое внимание мне не требовалось. Принимать правила игры и любить их ― разные вещи. Сейчас на мне не осталось и следа грима, на одежде не сверкали блёстки, и я не танцевал. Серая тень обычной жизни ― я даже двигался небрежно и неуклюже, и мне очень хотелось побыть этой тенью подольше, чтобы запастись силами к следующему рывку и опять сгореть на сцене, сгореть до пепельного цвета обычной тени. Кто знает, сколько мне ещё осталось? Учить других ― это тоже интересно, но по призванию я никогда не был наставником, я создан именно для сцены.
― А мне на миг показалось, что они приглянулись. Ну или один из них, ― примирительно протянул Чанёль, забрал у меня опустевший стакан и вручил новый. Наверное, он надеялся закинуть удочку с подходящим крючком, чтобы "поймать рыбку" и продолжить беседу, но я не отличался особой разговорчивостью, поэтому промолчал, порушив все его планы. Не то чтобы я не хотел с ним разговаривать... Дело не в нём. И не во мне. Я просто не хотел разговаривать вовсе. Ни с кем.
"От твоей доступности просто тошнит. S". Новое сообщение по поводу последней фотосессии. Всё как всегда. Мой личный то ли ненавистник, то ли сталкер напомнил о своём существовании в очередной раз. Пустяк, не стоящий внимания. Я просто уже привык к его или её выпадам, меня это забавляло в достаточной степени, чтобы сохранять эти сообщения.
Когда я вновь посмотрел на ту парочку, наткнулся на взгляд "ангела", прямой и вопросительный. Я не стал торопливо отворачиваться или смущённо отводить глаза, в конце концов, я действительно восхищался его красотой и ничего плохого не делал. Слабая улыбка, лёгкий наклон головы и опять шоколадный коктейль ― сама невозмутимость и сдержанность. Кажется, он удивился, но я не поручился бы головой, утверждая подобное. В нём сплеталось множество эмоций, выражения на его лице менялись с головокружительной быстротой ― наблюдать за этим было в удовольствие, но понять и разобраться ― сложновато.
Второй стакан опустел как раз к той минуте, когда за мной явился администратор. Уютный коридор в багровых тонах, пышный салон, душ, мягкие полотенца с ванильным запахом, удобная софа. Я вытянулся на животе и крепко закрыл глаза, чтобы после ощутить на своём напряжённом теле сильные руки с проворными пальцами. Мои мышцы одеревенели в предвкушении пытки. Поэтому я приходил сюда только ради шоколадного коктейля ― единственной приятной вещи. Всё остальное... всего лишь необходимость.
Необходимость могла длиться от часа до двух: всё зависело от того, насколько быстро я смогу расслабиться и позволить мастеру выполнить свою работу. Здесь и начинались проблемы. Я и сам рад бы уйти поскорее, но от меня мало что зависело. Ну, если бы я распределял физическую нагрузку так, как это делают многие люди, всё упростилось бы. Но я этого не делал, и всё усложнялось.
― Опять у вас шея, плечи и спина задубели, ― укорил меня мастер.
На ответ меня не хватило, потому что я уже знал, что не выйду отсюда в течение двух часов. Силы мне понадобятся, чтобы эти два часа выдержать. И я почти прокусил себе нижнюю губу от досады. Мне хотелось вернуться куда-нибудь поближе к сцене, включить музыку, а потом свалиться без сил после танца и уснуть на месте. И чтобы никто не мучил меня и моё скованное напряжением тело. Моему телу нравилось быть напряжённым, в таком состоянии оно с лёгкостью выносило боль и нагрузки. Когда же его пытались привести в порядок ― с точки зрения специалистов и медиков, оно всегда подводило меня и начинало сбоить. Но я понимал, что медики тоже в чём-то правы, просто выбранный ими вариант мне не подходил. Наверное, мне требовалось что-то иное для полноценного отдыха и восстановления. Или же я не умел отдыхать вовсе.
Вернуться к стойке я смог через два часа, как и предполагал. После массажа мне стало ещё хуже, чем было до.
― Шоколадный коктейль? ― с едва заметным сочувствием спросил Чанёль. Выходит, я не только паршиво себя чувствовал, но ещё и выглядел соответствующе?
Получив высокий стакан, привычно поискал взглядом приметную парочку. Нашёл только "ангела", тот обеими ладонями держал чашку с кофе, словно руки у него замёрзли, и он пытался их согреть. Не знаю, как он умудрился так быстро почувствовать мой взгляд, тем не менее, спустя миг он чуть поднял голову и уставился на меня.
― Познакомить? ― предложил помощь Чанёль.
― Спасибо, нет. Если захочу, сделаю это сам. И он уже занят, как я понимаю.
― Но не пускать же слюни всё время, так и от обезвоживания можно умереть.
― Я не пускаю. Просто любуюсь. Никому от этого плохо не станет.
"Иногда ты просто жалок. За пределами сцены. S". Ты прав, мой анонимный недруг, за пределами сцены я иной, но какой именно, ты никогда не узнаешь. И спасибо за сообщение.
Расправившись с коктейлем, я поднялся с высокого табурета, накинул куртку и оставил тонущий в полумраке зал вместе с "ангелом" за спиной. Сегодня стандартная порция боли уже получена, до следующей ― сорок восемь часов. И эти сорок восемь часов я намеревался использовать с выгодой и удовольствием, ведь потом придётся платить за всё это новой болью.
- 2 -
Пока ждал своей очереди, разглядывал людей опять, но теперь из парочки высмотрел лишь "лисицу".
― Как настроение? ― Наверное, улыбка никогда не сходила с лица Чанёля.
― Прекрасно, спасибо. ― Хуже некуда, но признаваться в этом не хотелось. Зверски ныли левая лодыжка и правое плечо. И я прекрасно знал, почему. Слишком много разворотов на правой ноге с толчковой левой и стоек с опорой на правую руку, а чувство меры во время тренировок и репетиций у меня атрофировалось давно и, похоже, навсегда. Кажется, я ещё умудрился немного простыть или просто устал, потому что болела голова. Обычно головную боль я снимал акупрессурой ― одно из преимуществ изучения тэквондо, но сейчас не работало даже это.
"Сколько ты стоишь? У тебя ведь наверняка есть цена. S". На миг возникло искушение спросить: "А ты так хочешь купить того, кто, по твоему мнению, и так доступен?" Я криво улыбнулся и сохранил сообщение. Сначала это раздражало, но теперь больше походило на развлечение. Мой неведомый преследователь пока ни разу не угодил в цель, все его выпады уходили в "молоко". Трудно злиться на чужие промахи, ведь это всего лишь промахи.
Вот и моя очередь. Оставив стакан на стойке и куртку на вешалке, я проследовал знакомым путём в салон, ополоснулся под душем и, обернув бёдра полотенцем, вытянулся на софе. Болезненные ощущения и ожидание грядущей пытки превратили меня в каменную статую. По крайней мере, в том, что касалось твёрдости мышц.
― Сегодня я подменяю мастера Чуна.
"Отличная" новость, но хотя бы произнесли её изумительно красивым голосом.
― Меня зовут Лу Хань. Мастер Чун сказал, что вам требуется сеанс лечебного массажа, только нужно быть аккуратнее с позвоночником. ― Лу Хань зашуршал бумагой. Наверное, открыл журнал с записями мастера Чуна. Я догадывался, что там написано напротив моего имени.
― О, вы почти два года приходите к мастеру. Любите массаж?
― Нет. Но буду рад, если мы поскорее с этим покончим.
― Да, конечно.
В красивом голосе прозвучали нотки лёгкой растерянности, но этот Лу Хань быстро вымыл руки, вооружился всем необходимым и начал сеанс точно так же, как это делал мастер Чун. Сильные руки, хотя пальцы могли бы быть и жёстче, но... Лу Хань делал всё то же самое и точно так же, как мастер Чун, и мне пришлось потратить несколько минут на анализ ощущений, чтобы разобраться. Мягкие ладони ― вот в чём было дело. Сильные и тренированные руки, как у мастера Чуна, но ладони сами по себе от природы мягкие. Редко, но такое встречается. Внешне разница почти неуловима, определить можно лишь с помощью прикосновения. Мастер Чун говорил как-то, что мечтал бы обладать такими руками ― они идеальны для массажиста.
Примерно через полчаса мне на спину упала обжигающе горячая капелька пота.
― Господин Ким, может, вы попробуете немного расслабиться? ― с тщательно скрываемым, но всё равно заметным укором попросил Лу Хань.
― Лёгкая форма миалгии, вы должны были прочесть об этом в журнале. ― Я невольно улыбнулся. ― Это невозможно, мастер Лу. Очень редко мастер Чун укладывался в час, чаще ― в два. Иногда ничего не получается и за два часа.
― Вы каскадёр, что ли? ― сердито уточнил Лу Хань и без предупреждения вцепился в мышцы с правой стороны, растревожив немного успокоившееся плечо. Захотелось влепить ему кулаком в челюсть, с трудом сдержался.
― Если бы. Хотя что-то общее, наверное, есть. Это неважно. Просто продолжайте и не отвлекайтесь.
Я мечтал, чтобы пытка закончилась как можно скорее, чтобы уйти туда, где мне будет хорошо, где будет звучать музыка. Пусть я и не умел расслабляться так, как все, зато я умел жить в движении и черпать в нём силы. Сеансы массажа не были пустой тратой времени ― я понимал это, но как же я их ненавидел... Уже просто лежать на софе неподвижно час или больше ― пытка. И ведь даже не уснёшь из-за боли.
Когда пришло время перевернуться на спину, я обнаружил, что, во-первых, мастер Лу Хань такой же мокрый от пота, как я сам; во-вторых, я его знал, то есть, видел с "лисицей". Прямо сейчас аккуратная нижняя губа его оказалась недовольно закушена, а искристые глаза потеряли градусов десять от обычной теплоты. И он немедленно вцепился клещом в левую лодыжку, заставив меня поморщиться от острой боли и зажмуриться. Впрочем, дальше лучше не становилось. Будь моя лодыжка в порядке, это тоже погоды бы не сделало.
Не знаю, намеренно он гнал кровь вверх, к бёдрам, или просто сердился, но результат его всё равно озадачил. Точнее, отсутствие результата. Только тогда он соизволил заметить, какое именно впечатление на меня производят все его манипуляции.
― Вас что-то беспокоит?
― Вряд ли.
― Я хотел спросить, не болит ли у вас что-нибудь, ― чуть нахмурившись, исправил он формулировку.
― Это не имеет значения.
― Имеет. ― Твёрдости и упрямства ему не занимать. Как и мне, кстати.
― Никакого значения это не имеет, поверьте. Даже если у меня ничего не болит, массаж всё равно сам по себе весьма болезненный.
― Массаж обычно по воздействию не превышает болевого порога, ― возразил Лу Хань.
― Обычно. Если помните, я к "обычно" не отношусь. При миалгии даже пальпация вызывает острые болезненные ощущения.
Он нахмурился ещё сильнее и окинул меня внимательным взглядом. Задумавшись, смахнул пот со лба тыльной стороной ладони. В конце концов, он же мастер, должен сообразить, что до сих пор пытается массировать деревянные от напряжения мышцы, а это всегда больно. До конца сеанса оставалось приблизительно полчаса, а у него так ни черта и не вышло. Я не собирался его упрекать, ведь он впервые работал со мной. Быть может, мастер Чун и опытнее, но даже мастеру Чуну не всегда удавалось со мной сладить, поэтому подвигов от мастера Лу в первое время я и не ждал.
Пока Лу Хань занимался плечами и руками, я наблюдал за ним. Наблюдал за прикосновениями светлых пальцев к моей смуглой коже. Рядом со мной Лу Хань казался ещё более светлым, даже сияющим. И мне совершенно не хотелось думать, насколько темнее кажусь рядом с ним я.
― Хотите меня ударить?
Я непонимающе уставился на него, потом перевёл взгляд на руки. Его пальцы аккуратно держались за моё запястье. Выдохнув, я медленно разжал кулак и криво улыбнулся. Подумаешь, замечтался...
Лу Хань принялся сосредоточенно разминать кисть. Если он надеялся похрустеть там чем-нибудь, то напрасно. Через несколько минут он развернул мою кисть внутренней стороной вверх и продолжил ощупывать и нажимать пальцами в нужных местах. Что ж, даже мои руки не шли ни в какое сравнение с его руками: намёк на изысканность портили узловатые пальцы с твёрдыми и угловатыми пластинками ногтей. Мои руки выглядели хоть сколько-нибудь пристойно только на фотографиях и исключительно благодаря неустанным заботам мастера по маникюру. Она обычно коршуном высматривала меня и безжалостно накидывалась, чтобы сделать с руками то, на что "можно взглянуть без громких рыданий и истерик, но с тихим плачем".
Могу лишь предположить, что отблеск иронии в моём взгляде Лу Хань решил записать на свой счёт, иначе с чего бы ему обижаться и смотреть на меня неприязненно. Тем не менее, он постарался закончить со мной к сроку, чтобы я успел принять душ и смыть с себя масло и пот. Ему, кстати, душ тоже не помешал бы. Немного забавно, конечно, вряд ли ему доводилось так мучиться ещё с кем-нибудь, кроме меня.
Когда я уходил, он стоял у раковины и тщательно мыл руки. И он не счёл нужным повернуться ко мне лицом и попрощаться. Мне оставалось лишь пожать плечами в недоумении и тут же поморщиться от боли в мышцах. Ничего не изменилось ― последствия те же. Ладно, час-полтора качественных нагрузок ― и я снова буду в форме. Правда, через сорок восемь часов я приду опять в этот салон, чтобы подвергнуть себя пытке, которая, наверное, никогда не кончится.
― Тебе нужен секс, ― авторитетно сообщил тем же вечером Бэкхён, заявившийся ко мне в танцзал. Он честно пытался повторять перед зеркалами то, что делал я, но неизменно выдыхался и практически в виде горки желе растекался по полу. ― Найди девицу, которая будет за, и... мне вот даже любопытно, на сколько раз тебя хватит?
― Если я подхожу к какой-нибудь девице, у менеджера случается сердечный приступ. Условия контракта, то и это, ты сам знаешь не хуже меня.
― Так ты подходи так, чтоб менеджер не видел. Или подойди к мальчику ― об этом в контракте точно ни слова не сказано.
С Бэкхёном не соскучишься, вечно он ухитрится перевернуть всё с ног на голову и обратно. Чего стоит хотя бы его привычка на людях звать меня хёном и вводить всех в заблуждение. И ещё его шуточки на тему "ошибки" в документах, где мне указали год рождения лет на десять меньше, чем нужно.
― Я не думаю, что...
― Ой, я тебя умоляю! ― Бэкхён замахал руками. ― Ну вот скажи мне, душа моя, ты когда последний раз этим занимался? И я сейчас не имею в виду выступления на сцене, учти. Поиметь всех на сцене и вне её ― разные вещи.
― Можно подумать...
― Но-но! ― Бэкхён выразительно поводил у меня перед носом указательным пальцем. ― Ты сам можешь думать что угодно о том, что ты любишь и что вытворяешь, но падающие в обмороки во время выступлений нимфетки ― жестокая реальность, а не досужий вымысел бульварной прессы. Возьми себя в руки и... Кстати, а это тоже неплохая идея! И контракту ни в чём не противоречит! Я про "взять в руки"! Как друг могу тебе даже с этим помочь!
― Что-о-о?!
Потребовалось минут пять, чтобы до меня дошло ― Бэкхён предложил мне скромно подрочить в одиночестве. Или не в одиночестве.
― Ну я же тебя знаю! Ты сейчас вот тут будешь выжимать из себя все силы по капле, а потом отключишься на пару часов, чтобы вскочить и заново себя помучить. И у тебя нет даже минутки на удовлетворение нормальных потребностей организма или самоудовлетворение хотя бы. Напоминаю тебе, что душ нужен не только для того, чтобы мыться. Там можно ещё и пошалить с пользой.
― Ты плохо на меня влияешь, ― пробормотал я, но невольно задумался. Не то чтобы я тут же и сразу ему поверил, потому что секс явно ближе к "активному отдыху", чем к расслабляющим занятиям, однако... Однако мне ни разу не приходилось уговаривать себя расслабиться после секса, само получалось прекрасно, так что...
― Так тебе помочь?
― Спасибо, сам справлюсь, ― благоразумно отказался я от предложенной помощи. И, разумеется, у меня всё вылетело из головы к тому часу, когда я закончил заниматься в зале. В душ сходил, едва там не уснул и вырубился на матах в углу.
Мы ещё обсуждали с Бэкхёном этот вопрос, вот только всё было куда сложнее, чем казалось поначалу. Я никогда не относился к людям, одобряющим беспорядочные связи, стало быть, мне требовался постоянный партнёр. Но постоянная связь тянула за собой новые проблемы. Вряд ли кто-то согласился бы поддерживать отношения только для того, чтобы быть... использованным. И я не тешил себя иллюзиями ― со мной трудно. Замкнутый, неразговорчивый, постоянно погружённый в музыку и тренировки ― у меня просто не оставалось времени на что-то ещё, на предполагаемого партнёра ― тем более. Так кто бы согласился быть со мной, зная, что нужен лишь для одного? Вот именно, никто.
"Ты прекрасен только на сцене и больше нигде. S". Спасибо за добивание, хотя ирония судьбы тут была как никогда уместна.
- 3 -
В следующий свой визит я узнал, что мастер Чун задерживается, поэтому пока со мной будет работать Лу Хань. Оказалось, Лу Хань ― единственный ученик мастера, завершивший обучение должным образом. Хоть что-то...
Во второй раз Лу Хань мучился со мной снова два часа. И я заметил, что он внёс небольшие изменения в обычную процедуру, правда, эффекта от них я не ощутил. Когда уходил, обратил внимание, что Лу Хань выглядел расстроенным и недовольным сразу. Любопытно даже, это он так отреагировал на меня или на то, что не добился желаемого результата?
― Впервые вижу, чтобы после сеанса у Лу кто-то выглядел не ахти, ― заметил Чанёль, привычно вручив мне стакан с коктейлем.
― Всё бывает в первый раз, ― пожал плечами я. В конце концов, тут уж я сам ничем не мог помочь ни Лу Ханю, ни мастеру Чуну. Наоборот ― это я рассчитывал на их помощь.
"Получше замазывай шрамы кремом, а то их видно при съёмках крупным планом. Если уж не красавец, то хоть выгляди аккуратно. S". Золотые слова, мой преданный аноним, но кремом меня мажут другие. Мне же на грим наплевать ― не за грим же ты меня любишь, верно?
Днём в компании неизбежного Бэкхёна мы повели меня "в люди". Бэкхёну это казалось забавным и увлекательным, я же его восторгов не разделял, только всё равно в его присутствии так и тянуло улыбаться хотя бы чуточку, незаметно, хотя бы уголком рта. Что ж, спасибо уже за то, что он говорил за двоих, а то и за троих. Несмотря на шумность, с ним было уютно и тепло. И ведь чёрта с два скажешь, что этот непримечательный на первый взгляд, шумный и вертлявый парень способен проникновенно петь на сцене, способен достучаться до сердца всего лишь с помощью голоса. Быть с ним даже приятно, наверное, потому что мы с ним похожи: кроме таланта за душой ничего нет у обоих. Как там писали в одном крупном журнале? "Внешность под вопросом, зато это компенсируется выдающимся мастерством..." У Бэкхёна ― мастерство вокала, у меня ― танцевальное. И всё. Но агентству не впервой лепить из гадких утят подобия прекрасных лебедей и красиво подавать их "к столу". Остальную часть работы отлично выполнят фанаты. Особенно если им помочь и позволить увидеть то, как мы с Бэкхёном меняемся на сцене, превращаясь на время выступления в самых настоящих лебедей без всяких дополнительных ухищрений. Быть может, это и называется "показать истинных себя"?
― О чём задумался?
― О том, над чем ты будешь смеяться. Неважно. Уйдём отсюда?
― Не нравится?
― Народа... многовато.
― Так в этом же весь смысл! ― возмутился Бэкхён.
― Знаю, но я уже устал.
"Красивое тело не заменит красивого лица. В других людях ты сам видишь раньше лицо или характер? S". Однозначного ответа на такой вопрос не существует, а если он и прозвучит, то будет самой настоящей ложью.
С неба падали редкие капли, когда мы только вышли из кафе, а вот основательно припустило минут через двадцать. Мы с Бэкхёном мчались по улице, высматривая подходящее укрытие. Я сунулся под козырёк антикварной лавки, а вот Бэкхён мой оклик не расслышал из-за гудка машины. Он растерянно застыл на дороге и едва не угодил под колёса. Поймав его за рукав, я дёрнул от души, прижал его к себе и затащил под козырёк. Бэкхён притих, немного покопошился, покосился на меня, потом в сторону. Бровь у него выразительно поехала вверх. Проследив за его взглядом, я уставился на хорошо мне знакомую парочку ― ангел и лисица. Эти двое пялились на нас с Бэкхёном и молчали.
Как воспитанный человек я приветливо кивнул Лу Ханю и выразил надежду, что он вместе с другом не сильно промок под дождём, а хлещущая с их одежды вода ― это так, спецэффекты. Лу Хань, к счастью, понял, что это была обычная вежливость, а не сарказм, поэтому кивнул мне в ответ и покосился на Бэкхёна. Бэкхён продолжал греться об меня и менять положение явно не собирался. Я коротко познакомил его с Лу Ханем, пояснив, что мы друзья, в свою очередь Лу Хань представил своего друга и коллегу ― Ким Минсока. На этом беседа благополучно заглохла. Не то чтобы я жаждал продолжить её, молчать мне нравилось куда больше, но в данном конкретном случае молчание казалось тяжёлым, неловким и обременительным. Только я всё равно не представлял, как можно нарушить шум дождя уместными словами, да и не шли на ум такие слова.
― Я придумал, как можно решить твою проблему, ― порадовал меня час спустя Бэкхён. Я даже перестал сушить волосы полотенцем и вопросительно посмотрел на него. Продолжение последовало тут же, но убойное: ― Ты ему нравишься.
― Чего?
― Ты ему нравишься! Ну! Тому китайцу. Неужели ты не замечал, как он на тебя смотрит?
― Нет. Да и с чего бы? У него Минсок есть с глазами, как у персонажей из японских мультиков. На месте Лу Ханя я б даже не посмотрел на себя. И благодаря тебе он теперь думает, что у меня ты есть. Спасибо, кстати.
― Всегда пожалуйста. Капелька ревности ещё никому не вредила. Но ты мог бы поощрить его и приятно провести время. ― Нет, определённо! Заткнуть Бэкхёна попросту невозможно! Уж не знаю, что он там себе нафантазировал, зато знаю, что отношения с Лу Ханем ― даже профессиональные ― у нас не сложились. Пожаловаться на мастерство Лу я не мог ― он был достойным учеником мастера Чуна, но и чувства, что попал в надёжные и заботливые руки, вот как с Чуном, я не испытывал. Лу Хань вёл себя именно так: подчёркнуто предупредительно и нейтрально, позволяя отчётливо понять, что он лишь временная замена мастера, к которому я привык. Разве что его попытки поэкспериментировать с процессом массажа намекали на что-то большее, но, скорее всего, это просто профессиональный интерес.
"Действительно думаешь, что сможешь соблазнить хоть кого-то, глядя на всех свысока? S". Я обязательно подумаю об этом. Когда-нибудь. Тогда, когда у меня появится свободное время для чьего-нибудь соблазнения.
Хань позвонил мне накануне традиционного сеанса. Это было внезапно. Я пялился на дисплей телефона минут пять, не меньше, пытаясь опознать номер, затем соизволил ответить.
― Господин Ким? ― Его голос я узнал бы всегда и везде. Чистый, как горный поток. И такой же холодно-нейтральный ― по отношению ко мне.
― Слушаю вас, мастер Лу.
― У меня несколько отличается расписание от расписания мастера Чуна. Я надеялся решить этот вопрос, но не вышло. Если вам удобно только старое время, я подыщу замену. Если же вы не хотите этого, то... Если я вас приму на час позже, вам это подойдёт?
На час позже и ещё два часа на сеанс... Что ж, терпимо и не так уж обременительно. Я переживу, если начну тренировку на час позже. В конце концов, я могу часок и вздремнуть до визита к Лу Ханю, а возвращаться поздним вечером или даже ночью... мне не привыкать.
― На час позже, хорошо. Спасибо, что предупредили.
― Вам спасибо, что приняли во внимание мои затруднения. Всего доброго.
Я отключился раньше, чем он, хоть и не сразу. Чего же он ждал? Что я попрощаюсь с ним словами? Наверное, стоило, но мне и в голову в тот миг не пришло, ведь я же ещё увижу его сегодня. Глупо вышло.
"Твоя надменность отвратительна. S". Я всё-таки не понимал своего преследователя. Если его или её тошнит от меня, то зачем так стараться привлечь к себе моё внимание? Я никогда не отвечал на эти сообщения, но всегда читал их, искал взглядом среди множества других и сохранял. Но это всё. Ничего больше. Потому что это забавляло.
Чанёль вечером уже поджидал меня с шоколадным коктейлем наготове.
― Спасибо, ― сухо поблагодарил я, приняв стакан.
― Вы же наш постоянный клиент, ― подмигнул мне Чанёль. ― Говорят, вы танцуете. Это правда?
― Может быть. ― Сегодня я был лаконичен, как и всегда. Точнее, большую часть времени. Если бы вокруг толпилось народа поменьше, быть может, я позволил бы себе говорить чуть обстоятельнее и приветливее, но толпа действовала на меня угнетающе. И в мыслях не держал, что могу кого-то обидеть короткими фразами, но, похоже, всё-таки обидел: Чанёль помрачнел и отступил к другому клиенту. Мне осталось лишь вздохнуть и заняться коктейлем.
Лу Хань пришёл за мной сам, жестом предложил следовать за собой и отвёл в хорошо знакомый салон. Пока он мыл руки и готовил всё необходимое для массажа, я привычно ополоснулся под душем и, завернувшись в полотенце, устроился на софе.
Лу Хань начал с нанесения на кожу подогретого масла ― от поясницы вверх и обратно. Делал он это не в стандартной манере, а легко и ненавязчиво, наверное, потому и нагрел масло чуть сильнее. Кажется, эффект был тот же, то есть, никакого. Я даже различил его разочарованный вздох. Он провёл пальцами по пояснице и осторожно потянул за полотенце.
Это ещё что?
Мне хватило одного взгляда поверх плеча, чтобы он забыл о полотенце. Или же его остановила реакция моего тела ― напряжение усилилось, а он явно рассчитывал на иное.
― Господин Ким, ― бесконечно усталым голосом спросил он, ― вы вообще хоть когда-нибудь бываете расслабленным?
― Нет. Наверное.
― Ну хоть когда-нибудь? А когда спите?
― Я активно сплю. Одеяло порхает в воздухе. Вряд ли это смахивает на расслабленность, да?
― Вы из тех, кто не умеет и минуту спокойно посидеть на месте? ― предположил он.
― В точку. Я вообще люблю нагрузки и движение. Бездействие меня убивает. И мне говорили, что я попросту не умею отдыхать и расслабляться. Может быть, так оно и есть. Я не знаю.
― Вечный двигатель, ― подытожил безрадостно Лу Хань. ― То есть ― гипотетически ― вы расслабляетесь только тогда, когда загоняете себя до смерти?
― Гипотетически. Я, правда, не знаю. Знал бы, не приходил бы сюда целых два года и не тратил бы по два часа из каждых сорока восьми.
― У вас боль и онемение в мышцах из-за чрезмерных нагрузок. Вы понимаете это?
― Лучше, чем вы можете себе вообразить, ― уже огрызнулся я.
― И вам требуется помощь, чтобы снять этот эффект. Как думаете, достаточно ли серьёзно это?
Любопытно, к чему Лу Хань клонил?
― Намекаете, что это полноценная болезнь и уже не в лёгкой форме?
― Намекаю, что большинство людей умеют самостоятельно с этим справляться. Вы ― не умеете. Ещё и не пытаетесь хоть немного помочь другим. Мне, например. С любым человеком трудно работать, приходится прилагать много сил, чтобы размять мышцы. Это не так просто, как вам кажется. С вами же это в разы сложнее.
― Понимаю, ― возразил я. ― Только толку? Если бы я мог помочь вам, я бы помог. Но мне нечем. И я не уверен... не уверен, что это вообще нужно. Я терпеть не могу массаж ― после него мне хуже. Я привык к боли, к напряжению, а после массажа всё это сбивается к чертям. Приходится привыкать обратно.
Лу Хань молчал. Молчал довольно долго, потом тронул меня за плечо.
― Переворачивайтесь, начнём с другой стороны.
Я рассеянно наблюдал, как он массирует ступни, лодыжки, икры, колени, постепенно забирается всё выше, разгоняя кровь и направляя её к бёдрам. Неужели он так и не понял, что это бесполезно? Жар в крови и возбуждение гасила боль. И боль же притупляла чувствительность. Снова вспомнилось: "Кости, которые вкривь и вкось обмотаны мышцами, как верёвками, и обтянуты кожей". Даже мастер Чун говорил, что тела подобного типа трудно массировать. Да, а ещё там сияли сбитые колени и синяки почти повсеместно. И Лу Хань отлично попадал на них пальцами, что тоже расслабленности не способствовало.
Лу Хань закусил нижнюю губу, упрямо продолжая разминать мышцы. Маленький шрам под губой стал отчётливее. И я вздрогнул, когда его пальцы оказались под полотенцем. Они по-прежнему не давали покоя мышцам, но ещё и задевали то, что задевать им, вроде как, не полагалось. Действия Лу Ханя отзывались болью в ногах. И кое-чем иным. Не в ногах. Что ж, если он вознамерился поставить полотенце на моих бёдрах вигвамом, то, определённо, достиг успеха, пусть и не с помощью массажа.
Лу Хань не смотрел на меня, только на свои руки, зато я не сводил глаз с его лица ― сосредоточенно-серьёзного и неправдоподобно красивого лица. И лениво пытался понять, на кой чёрт ему всё это понадобилось? Или он пришёл к тому же выводу, что и Бэкхён?
Скорее всего.
Лу Хань невозмутимо распахнул полотенце, полюбовался на результат непосредственно и продолжил. Теперь закусить губу пришлось мне, потому что ощущать гладкие сильные пальцы на себе было невыносимо приятно. А он точно знал, что делать и как. Через минуту я закрыл глаза и постарался совладать с дыханием. Мне это почти удалось, но тут Лу Хань пальцами другой руки провёл по коже в паховой складке и прикоснулся к яичкам. Все мои старания пошли прахом. Я тихо сходил с ума, пока он водил рукой по всей длине, дразня точными касаниями головку. И окончательно забыл о реальности, когда он позволил мне оказаться в жаркой и влажной тесноте его рта. Сильные пальцы и проворный язык ― что ещё нужно для счастья?
Я чувствовал его дыхание низом живота, бёдрами и всей длиной напряжённой плоти. И это дыхание, тревожившее кожу, было не менее эффективным, чем его пальцы, губы или язык. Вцепившись в софу, я изо всех сил сохранял неподвижность, хотя безумно хотелось послать всё к чёрту и податься навстречу его губам, рту, рывком заполнить и достичь желанного освобождения. Но я терпел. Я привык терпеть. Боль и наслаждение чем-то похожи, ведь так? Вот и сейчас я терпел, испытывая наслаждение и убеждая себя, что это боль.
Лу Хань упрямо продолжал сводить меня с ума. Сжимал пальцами у основания набухшего ствола, обводил языком головку и гладил свободной рукой живот. Настойчиво, чувственно, с железной уверенностью в том, что рано или поздно, но терпение мне изменит. Чуть отстранившись, лизнул головку, потёрся щекой и спустился ниже, чтобы добраться губами и языком до яичек. Именно на этом меня не стало. Разумное и мыслящее существо? Простите, никого нет дома.
Закусив губу и запрокинув голову, я зажмурился. Мышцы напряглись ещё сильнее, чем до этого, хотя куда уж больше-то? Мне казалось, что я стал вибрирующей струной. Нет, даже леской. Тонкой леской, которая могла лопнуть в любой миг, не выдержав груза невыносимого удовольствия.
Вновь оказавшись в плену жаркого влажного рта, я непроизвольно качнул бёдрами, словно стремясь стать с Лу Ханем единым целым. Просто сил не осталось терпеть и сдерживаться. Его ладони на моём теле только подстёгивали возбуждение.
Потом леска всё-таки лопнула. Меня выгнуло, все мышцы разом будто бы дёрнуло изнутри. Я даже остро ощутил внутренность рта Лу Ханя, походившую в тот миг в моём воображении на шёлк и бархат. Одно мгновение безумия сменилось небытием, окутав меня непривычной и сладкой слабостью. Я уже почти забыл это ощущение и радовался, что смог вспомнить.
Пока я разбирался в ощущениях и приходил в себя, Лу Хань спокойно занялся тем, чем ему и полагалось заниматься ― массажем. Кажется, он даже довольно мурлыкал себе под нос какую-то песенку, хотя я бы не поручился, что это было на самом деле.
Когда он закончил сеанс, я почувствовал себя так, словно родился заново. Даже странно, что мышцы не болели и не ныли, а звенели от желания перевернуть мир, можно и парочку миров. И моё чутьё подсказывало, что сегодня я буду танцевать сутки без перерывов и сна.
Как ни обидно, но Бэкхён оказался прав ― лучшим лекарством оказался всё-таки секс. Но я не обольщался. Лу Хань сделал это сегодня, только вряд ли он станет делать это всегда. А ещё я не понимал его: неужели он сделал это только для того, чтобы выполнить свою работу? Примерил ситуацию на себя и пришёл к выводу, что я на его месте не стал бы делать ничего подобного. И дело не только в том, что я не умел, но и в том, что мне было бы неловко. Но это полбеды. Я вообще не мог представить подобную ситуацию с моим участием.
Слова Лу Ханя прошли мимо моего сознания. Я даже не помнил, как оказался в душе, как смывал пот с тела, вытирался и одевался. И, толкнув дверь, встретился с Лу Ханем. Не представляю, что отражалось на моём лице, он же сохранял спокойствие и невозмутимость.
― Как самочувствие, господин Ким? ― Официальное обращение прозвучало нелепо после того, как губы, произнёсшие его, побывали не только на моём животе, но и познали вкус моей спермы.
Я молчал, потому что не представлял, что и как ответить, не знал, какие слова могут обидеть Лу Ханя, а какие ― выразить искреннюю благодарность. И, чёрт возьми, я не испытывал уверенности, что поступил правильно, позволив ему всё это провернуть. Быть может, он гей. Ладно, ничего страшного. Но я сам? Кто тогда я? И хочу ли я его?
Я не знал ответов на эти вопросы. Я вообще сейчас не мог думать связно и логично. Даже просто ответить на вопрос о самочувствии... Глухой ступор. Физически мне было хорошо как никогда, но в мыслях царила сумятица, и я больше всего боялся, что Лу Хань это поймёт. Я быстро соображаю ― на сцене, за пределами сцены мне требуется время для адаптации. И сейчас я точно не готов отвечать на вопросы и принимать решения.
Он чуть отступил, освобождая мне путь к выходу.
― Буду ждать вас через день. В это же время, если вам удобно.
― Спасибо. Мастер Лу. ― Ответы у меня получались на зависть лаконичные и отрывистые.
― Хань.
Я как раз сделал шаг к двери и едва не споткнулся. Его явно позабавило изумление в моих глазах, он мягко улыбнулся и пояснил:
― Мне так удобнее, если вы будете называть меня просто по имени. Когда я слышу в свой адрес "мастер", мне хочется оглянуться и проверить, не стоит ли за моей спиной мастер Чун.
Я оторопело кивнул и всё-таки поспешил убраться подальше, пока Хань ещё что-нибудь не отмочил. Мне и так хватило впечатлений на сегодня. Я даже промчался мимо стойки, позабыв о традиционном шоколадном коктейле. И забыл попрощаться с Чанёлем.
Новых сообщений от S не приходило. Жаль, ведь я уже привык получать дозу забавности ежедневно.
- 4 -
Сначала я решил отменить следующий сеанс массажа, набрал номер Ханя, даже нажал кнопку вызова, но через миг вызов отменил. Это походило на бегство ― вот что пришло мне в голову. И это совершенно не в моём характере. Если убежать один раз, то там и второй, третий, десятый, пока однажды бегство не станет привычкой. Когда-то я это уже проходил и знал, что бороться с этим трудно. Мне бы не хотелось снова заниматься чем-то подобным, поэтому бегство отпадало сразу же.
Я прогнал пару раз несколько кусков танца без музыки, кое-что исправил и вернулся к мыслям о Лу Хане. Хане. Пожалуй, самым умным стал бы откровенный разговор с ним. Просто прийти на сеанс и с самого начала спросить, чем он руководствовался. Если это просто работа, и ему так нравится, то ладно. Достаточно будет воспринимать это как часть сеанса и не рассчитывать на что-то большее.
"Рассчитывать на что-то большее", да? Я криво улыбнулся собственному отражению в зеркале и чуть сдвинул левую ступню, добившись лучшей устойчивости. То, что я вообще допускал подобную мысль ― о большем, говорило явно не в мою пользу. Но я никогда не пытался умалить красоту Ханя, оспорить или сделать вид, что её не существует. Хуже того, я порой представлял себя им, словно был им на самом деле или играл его роль, влезал в его шкуру. Интересно, что бы на это сказал психолог? Или меня отправили бы сразу к психиатру?
Поворот в замедлении, лёгкий наклон, шаг влево и медленно подтянуть правую ногу в испанском стиле. Сюда бы ещё шальной взгляд, но это позже, пока такой подвиг не в моих силах.
Так вот, если Хань сделал это только из профессионального интереса и пренебрежения моралью, что ж, я это приму и с этим смирюсь. Но что, если Бэкхён прав? Мало ли, в жизни всякое случается ― даже бред Бэкхёна порой сбывается. Что, если я в самом деле нравлюсь Ханю?
Ответа я не знал. Настолько не знал, что забыл о танце и просто остановился. Мне и так непросто с людьми во всех отношениях, что уж о симпатии говорить. Показывать эмоции на сцене легко, но в реальности это превращалось для меня в невыполнимую задачу. На сцене эмоции порождали музыка и танец, и эти эмоции принадлежали к конкретному временному отрезку. Я мог бы поклясться головой, что больше никогда в жизни не испытаю именно такого букета эмоций, поэтому не существовало ни одной причины, чтобы скрывать их от людей. Эти эмоции на самом деле принадлежали не мне, а тому образу, что я создавал в момент своего появления на сцене. Часть меня, но не весь я. Лишь одна из миллиона граней. И именно поэтому я никогда не испытывал боязни сцены, потому что недостаточно увидеть часть меня и узнать меня настоящего. Во мне таких кусочков из граней и образов гораздо больше, чем будет выходов на сцену, которые я смогу совершить за всю свою жизнь. Собрать их воедино и сложить мозаикой истинный портрет не сможет никто и никогда.
Хотя мне порой хотелось, чтобы у кого-нибудь получилось меня разгадать. На секунду всего лишь и очень редко, но такое желание иногда появлялось. И оно меня пугало.
Новых сообщений от S по-прежнему не приходило.
В нормальном состоянии и вне сцены я всегда оставался замкнутым, казался людям вокруг холодным и неприветливым, непроницаемым. Но так было лучше для всех. А при необходимости я всегда мог отыграть образ, который создал для камер и прессы. Когда знаешь, чего люди ждут и что им нравится, это так же просто изобразить, как щёлкнуть пальцами.
Главная проблема в случае с Ханем заключалась именно в том, что мне трудно было подпустить ближе к себе нового человека. Честно говоря, я вообще не умел этого делать и не представлял, как остальные решают подобные вопросы. Своих друзей я мог пересчитать по пальцам, и друзьями они стали сами по себе и без моего участия в процессе, как бы забавно это ни звучало. Бэкхён однажды сказал, что меня надо просто принимать таким, какой я есть. Что ж, он это умел, что бы это ни значило. Наверное, другие мои друзья умели тоже. Но я понятия не имел, способен ли на это Хань. Даже если я ему нравился ― мечтать не вредно ― буду ли я ему нравиться по-прежнему, когда он поймёт, как со мной трудно?
― Гляди, это твой двойник! ― Бэкхён потыкал в стекло, за которым лениво ползала черепаха. ― Наглядная демонстрация! Та-ра-ра-рам!
Он деловито вытянул руку над кромкой стекла и постучал кончиком пальца по панцирю. Черепаха немедленно убрала голову и конечности внутрь, превратившись в подобие булыжника.
― Не смешно.
― Вот именно! А выглядит мило, как считаешь?
Милым выглядел Бэкхён, потому что мне хотелось открутить ему голову, но рука не поднималась.
― Это твоя нормальная реакция на любого незнакомого человека и попытки стать к тебе ближе. Такое впечатление, будто ты носишь в себе невиданное сокровище и не собираешься никому его показывать. Попахивает высокомерием и самоуверенностью, верно?
― Ты действительно так думаешь?
― Неа, но только потому, что мне хватило терпения наблюдать за тобой и за твоими играми в прятки. И принимать это как данность. Ну и вообще, мне нравятся черепашки.
Что на это можно ответить? Я не представлял.
― И мне нравится сокровище, которое я всё-таки увидел, ― тихо добавил Бэкхён. ― Знаешь, часть меня хочет, чтобы ты был более открытым и простым, умел подстраиваться под окружающих, но другая часть понимает, что это неправильно, ведь тогда ты станешь уже кем-то другим, а не тем Ким Чонином, которого я знаю. И ведь я всё-таки сумел тебя разглядеть, значит, сможет и ещё кто-то.
Слабое утешение, но Бэкхён прав ― я не хотел ничего менять, меня и так всё устраивало. И меня никогда не смущало количество моих друзей, потому что не в количестве дело, а в качестве. С качеством был полный порядок.
Я пришёл на следующий сеанс ― за пятнадцать минут до начала, как и всегда. Улыбающийся Чанёль придвинул ко мне стакан и попытался пошутить в своём стиле. Я привычно ограничился кивком и слабым намёком на улыбку, обойдясь без слов. Чанёля хватило на пару попыток завязать беседу, после чего он переключился на другого клиента. Интересно, он тоже наблюдает и учится принимать меня таким, какой я есть, или банально подбирает ключ?
В назначенный срок меня пригласили в салон, где ждал Хань. Я хотел поговорить с ним сразу, но передумал и решил сначала сходить в душ. Разговор разговором, но сеанс вполне официален, как и отчётность. До чего бы мы ни договорились, и он, и я обязаны следовать порядку и расписанию. Мне бы не хотелось отнимать у него время или создавать ему проблемы на работе.
― Вы не против, если я тоже разденусь? С вами тяжело работать, не хочется потом возиться с промокшей от пота одеждой.
Этот человек определённо умел выбивать меня из колеи и вводить в состояние ступора. Из головы мгновенно вылетели все заготовки для разговора, когда он потянул вверх жёлтую футболку. Я вообще забыл напрочь, о чём собирался с ним разговаривать. Стоял себе столбом и пялился на него, разглядывая шею со спадавшими на неё мягкими завитками волос, плечи, спину, руки... и поражался тому, какой он светлый и аккуратный.
Внутренний голос ехидно сообщил, что не в моих привычках так пристально смотреть на парней, но тут же задушенно захрипел, когда я бесцеремонно скрутил его и отправил пинком в самый дальний угол сознания. Какая разница? Это просто красиво, а красота ― аксиома, которая не нуждается в пояснениях или доказательствах. Либо она есть, либо её нет.
Мне пришлось крепко ― до боли ― сжать кулаки, чтобы подавить почти непреодолимое желание прикоснуться к Ханю. Стараясь не смотреть больше в его сторону, я кое-как добрался до софы и неуклюже плюхнулся на неё, привычно растянулся на животе и уткнулся лбом в скрещенные руки.
К чёрту. Желание обладать красотой никого ещё не оправдывало, как и желание стать этой красотой хотя бы на пару секунд. Но меня пугала собственная одержимость, которую я вдруг осознал. Я смотрел на Ханя минуту назад и отчётливо понимал, что хочу забрать всё это себе вопреки здравому смыслу и всем существующим правилам. Потому что он был таким, каким мне, наверное, никогда не стать. Моей противоположностью? Возможно, но это неважно. Пускай в этом разбираются психологи вместе с психиатрами, если хотят. Куда больше меня заботили собственные желания, чем анализ причинно-следственных связей и метаморфоз восприятия.
Сейчас я видел в нём себя. Того себя, каким мне хотелось бы стать когда-нибудь. Я знал, что это совсем не идеальное отражение моих стремлений, да и не отражение вовсе, потому что Хань ― это другой человек с собственными мечтами и характером, но это сходство и совпадения... Мне никогда не попадалось ничего подобного, ничего, что настолько точно отражало бы мою мечту.
Боль от уверенного прикосновения немного меня отрезвила. Проклятый массаж, о котором я успел забыть. Всё правильно, я же тут только ради этого. Вроде как. И Хань сейчас сражался с моими окончательно одеревеневшими мышцами. Причём в их твёрдости были виноваты не только нагрузки, но и те мысли, что кишмя кишели в моей голове.
Шумный вздох и лёгкое прикосновение к плечу.
― Кажется, сегодня опять нужно начать с другой стороны, ― пробормотал Хань.
Нет уж, сегодня с другой стороны начинать точно не стоило. Я же не смогу смотреть на него, когда он остался без защиты в виде бесформенной и мешковатой одежды, прятавшей обычно его тело.
― Может, не нужно? ― спросил я, отчаянно стараясь совладать с тихой паникой.
― По-другому никак, ― отрезал Хань. И мне пришлось перевернуться на спину. Предсказателям следовало бы пересмотреть свои прогнозы по поводу конца света ― он уже настал. Даже беглого взгляда на Ханя в одном жёлтом полотенце на бёдрах хватило за глаза, чтобы ощутить подозрительную активность в районе полотенца собственного. Я не хотел этого, не думал об этом, но мои впечатления стремились показать себя во всей красе против моей воли.
Хань спрятал улыбку, закусив губу. Но я увидел эту улыбку, и это лишь усилило моё смущение.
Просто здорово! Ещё никогда я не оказывался в такой идиотской ситуации. Глупо притворяться, что всё в порядке, лучше уж честно признаться, что я ни черта не готов к сеансу массажа.
― Наверное, мне лучше уйти, ― сжав волю в кулак, подытожил я.
Хань повёл плечами и неожиданно поставил колено на софу. Через миг он сидел на мне, сжимая ногами мои бёдра.
― В этом нет необходимости. В большинстве случаев возбуждение является частью массажа. Это нормально и естественно. ― Пока он задумчиво рассказывал мне всё это, его пальцы легко перебирали мышцы у меня на правом боку. Приятно, но немного щекотно. ― В вашем конкретном случае это даже хорошо, поскольку тело постепенно обретает пластичность. Видите?
Ни черта я не видел, кроме него. И перестал что-либо воспринимать, потому что ощущал лёгкое ненавязчивое трение о его тело сквозь сомнительную преграду в виде полотенца. А он вёл себя так, словно ничего странного не происходит. Как будто вообще не чувствовал чужой стояк в опасной близости от своей задницы. Ему наплевать? Или он жаждет огрести кучу неприятностей на свою пятую точку? Или ему нравится?
Пока я мучительно искал ответ, он поёрзал на мне. Как будто специально... Именно. Поймав его взгляд, я убедился окончательно, что он сделал всё намеренно. И он прекрасно знал, что я это понял.
― Если вы не против, я продолжу. Не беспокойтесь, я всё сделаю сам.
Я был очень даже против, но язык будто прилип к гортани намертво. А потом не осталось вовсе ничего осмысленного в голове, потому что Хань стянул как своё полотенце, так и моё, и оба полотенца свалились на пол. Внезапно его лицо оказалось у меня перед глазами, тихий выдох долетел до моих губ. Хань не собирался меня поцеловать ― он уже целовал. Его пальцы до боли впивались мне в плечи, а вот губы были нежными и даже немного робкими. От этого контраста прикосновений голова шла кругом. Я потерялся в ощущениях и не сразу понял, что уже сам целую его, ловлю его губы, покусываю и провожу по ним языком, словно так лучше и чётче смогу разобрать его вкус. Мягкие волосы под моими пальцами, гладкая кожа, изысканные черты лица, маленькое уплотнение под нижней губой, безупречные линии шеи... Он просто потёрся кончиком носа о мой подбородок, а отозвалось всё моё тело, заставив его осторожно поёрзать и чуть сильнее наклониться ко мне.
Хань потянулся за глиняной чашкой для масла и наклонил её надо мной. Отставив чашку, принялся медленно распределять масло по коже. Ему вскоре пришлось пересесть ближе к моим коленям, чтобы нанести масло на живот и на бёдра. Глупо было думать, что он обделит вниманием напряжённую плоть, которая минуту назад тёрлась о его ягодицы. Его руки напоминали сейчас благословение и проклятие одновременно. Хорошо ещё, что он довольно быстро вернулся на место и потребовал поцелуй.
Хань перехватил мои руки, когда я прикоснулся к его бёдрам. Он аккуратно прижал запястья к софе, заставив меня выпрямить руки вдоль тела, отпустил и после быстрого поцелуя тихо напомнил:
― Во время сеанса прикасаться может только мастер.
Как чудно, но мне необходимо было потрогать его, коснуться, изучить на ощупь. И это желание было сильнее, чем любое иное. Подумав, я поднял руку и протянул ему. Он непонимающе уставился на мою ладонь.
― Возьми и прикоснись сам. ― Кажется, я улыбнулся, когда произнёс его имя. ― Хань?
Он понял, хоть и не сразу, осторожно взял мою ладонь и притянул к собственной груди, нарочито медленно повёл моей рукой по коже сверху вниз. Прикрыв глаза, я упивался ощущениями. Гладкое на твёрдом, выпуклая вершинка соска, чуть выступающие рёбра, потом ― едва заметно подрагивающие мышцы живота. Неторопливое путешествие обратно вверх ― вот ключица, напряжённая шея, аккуратный подбородок, губы... Он губами поймал мои пальцы, облизнул и чуть сжал зубами, поставив точку в этом незабываемом путешествии.
Я хотел его, но всё ещё не мог признаться в этом. Ему, не себе. С собой я буду разбираться позже. Но когда он прильнул к моим губам и позволил поцеловать его, кончиком языка провести по кромке зубов, задеть нёбо и прикусить его язык, вновь проникнуть глубже, чтобы после мы оба смогли судорожно втянуть в себя воздух, чуть отстранившись, я сказал то, что говорить не собирался, да и не ожидал от себя самого. Хань на миг замер, но в следующую секунду зажал мне рот ладонью и согрел мягким поцелуем шею. Не одним поцелуем. Он целеустремлённо спускался вниз по шее, добрался до груди, где перестал осторожничать и проявил страстность. Затем уже обе его ладони гладили мой живот. Он выпрямился, чуть приподнялся и тонко улыбнулся, когда я невольно потёрся ноющим от усилившегося возбуждения стволом о ложбинку меж его ягодиц. Его проворные пальцы пробежались по всей длине от основания к головке, и он уверенно направил мой член в себя. Медленно опускался, опасаясь сделать то ли вдох, то ли выдох. А я плавился от чувства единения с ним: мягкий трепет его тела, сладкое давление, острое ощущение движения в гладкой тесноте... Это было лучше, чем я мог себе представить.
Не знаю, что забыли мои руки на его бёдрах. Они прикасались к коже на внутренней стороне, гладили низ живота и чутко улавливали дрожь его мышц. Хотя больше всего меня поразила реакция его тела на моё проникновение в него. Хань и так испытывал возбуждение раньше, но в тот миг, когда я полностью его заполнил, он отреагировал так, словно почти достиг предела.
Кажется, Ханю не очень понравилось то, что я всё ещё могу связно мыслить. Знал бы он, чего мне это стоило. И я не хотел навредить ему, поэтому безжалостно глушил удовольствие, старался не замечать его. Хань сам всё испортил, принявшись двигаться на мне. Темп, который он выбрал, никто не рискнул бы назвать осторожным. Он сходил с ума сам и делал со мной то же самое. Я умел терпеть боль, а удовольствие немного на боль похоже, но я не железный. Мы вместе скользили ладонями по влажным от масла и пота телам, сплетали пальцы, пытаясь замедлить друг друга, но ничего не получалось.
Едва меня догнала мысль, что сейчас всё закончится, Хань отпрянул, лишив меня своего внутреннего жара. Он вытянулся на софе рядом, тяжело дыша и кусая губы, затем почти неслышно позвал:
― Иди ко мне...
Наверное, я ждал именно этих слов всё время. Не знаю. Просто это походило на переключатель. Щёлк ― и всё встало на свои места, исключив сомнения и путаницу. И я прикасался к его лицу руками и губами, изучая изысканные черты, упивался совершенством его шеи, измерял поцелуями плечи и грудь, прижимал его к себе так сильно, что он почти задыхался. Но мне было необходимо ощущать его желание всем телом, чувствовать, как доказательство его возбуждения прижимается к моему животу, как напрягаются выпуклые мышцы на его бёдрах, как подрагивают ступни, задевая мои лодыжки. Я прихватывал губами кожу на его шее, не стесняясь прикусывать её зубами, делал то же самое с сосками, сравнивая их цвет с цветом его кожи, и пытался осознать, что моё желание осуществимо. Быть может, я никогда не смогу стать Ханем, но быть с ним ― могу вполне, и это ― равноценно.
Я вошёл в него, сорвав с его губ тихий стон. Ещё лучше, потому что его голос я мог бы слушать вечно. Бедная софа не выдержала нашей страсти и вскоре принялась поскрипывать, как ни странно, это совершенно не раздражало. Я сжимал ладонями его бёдра, а он ловил руками мою голову, перебирал влажные от пота волосы и тянул к себе, чтобы красть поцелуи время от времени. А ещё он не закрывал глаза, и мне казалось, что это гипноз или что-то в этом духе, потому что я никак не мог выбраться из блестящей тёплой глубины, окружённой длинными ресницами и усыпанной лукавыми искорками.
Когда огонь, так сказать, угас, я свалился на софу, утянув за собой Ханя. Просто лежал, ощущая на себе его горячее тело, и гладил по спине. Мы даже толком не отдышались, а он вновь искал мои губы, чтобы после отстраниться и напомнить, зачем я сюда пришёл. Не знаю, где он черпал силы, чтобы мять и ощупывать все мышцы на моём теле, нажимать пальцами и тянуть, прогоняя напряжение и усталость и наполняя новой силой. И в душ со мной Хань не пошёл, хотя, скорее всего, это было самым благоразумным решением.
Из душа я выбрался и застал его за заполнением журнала. Он сидел на стуле, завернувшись в полотенце, и даже не обернулся, когда я приблизился к нему. Я стоял и смотрел на его склонённую голову и не знал, что должен сказать. Пригласить его куда-нибудь? Просто поблагодарить? Спросить, сможем ли мы... Вот в такие минуты я как никогда отчётливо понимал все преимущества старомодных способов знакомства, когда отношения точно начинались не с секса, а с чего-то более многозначного, оставлявшего простор для двусмысленности. Секс простора для двусмысленности не оставлял. Никакого.
"Я тебя трахнул, мне понравилось. Повторим?" Я, скорее, откусил бы себе язык, чем сказал бы нечто подобное Ханю. Но прямо сейчас я знал слова, какие никогда ему не скажу, и не знал, что сказать бы хотел. Звуки в слова отказывались складываться, как и чувства. Поэтому я продолжал стоять и смотреть. Бэкхён прав, я совершенно не умел подстраиваться под людей и находить с ними общий язык.
― Господин Ким, я буду ждать вас... ― отстранённо начал Хань.
― Чонин.
Он вскинул голову и посмотрел на меня, потом едва заметно улыбнулся и кивнул.
― Чонин, буду ждать тебя послезавтра в это же время. Постарайся сбалансировать свои нагрузки. Всего доброго. ― Хань снова улыбнулся, но по-другому ― ярко и лучисто, словно солнце проблеском из-за туч показалось. Прихватив свою одежду, он ушёл в душ, оставив меня одного. Вот и поговорили...
Прислонившись плечом к двери, я терпеливо ждал, пока он выйдет. По-прежнему не знал, что должен говорить ему, но мне необходимо было прояснить, что же между нами происходит.
Хань удивился, обнаружив, что я ещё не ушёл. Он одёрнул футболку и вопросительно посмотрел на меня.
― Я хотел спросить.
― О чём?
― То... что было... это... ― Да уж, образчик красноречия, нечего сказать, но связные фразы не получались.
― Это просто было, раз уж мы оба этого хотели. Прости, мне действительно нужно идти, к тому же, мы ещё увидимся, верно? ― Он прихватил куртку и сумку и проскользнул в дверь раньше, чем я успел найти нужные слова, чтобы задержать его.
@темы: EXO, Хикиваки, fanfiction, K-pop