Автор: Корейский Песец (Шу-кун)
Пейринг/Персонаж: ОТ6, ОЖП
Рейтинг: 18+
Жанр: мистика, экшн, АУ
Размер: пока миди
Размещение: запрещено
Предупреждения: wip
Примечания: История на основе концепта Voodoo Doll. "Вот они, Шесть, ты взгляни. Сейчас ― выбирай. После ― плати". И да, таки гет.
Глава 1
Глава 1
Вот они, Шесть, ты взгляни.
Сейчас ― выбирай.
После ― плати.
Сейчас ― выбирай.
После ― плати.
Карам свернула не туда только потому, что навстречу по той же стороне улицы двигались ребята из её группы. Свернула настолько "не туда", как она и представить была не в силах, но в тот миг испытала исключительно чувство облегчения ― рядом нашлась открытая дверь.
Она юркнула в тёмный проём, не озаботившись поглядеть под ноги, и едва не свалилась с лестницы. Ухватилась за деревянные перила и чудом сохранила равновесие. В самом деле, чудом, потому что ремешок на туфельке лопнул. Жаль до слёз, Карам только неделю назад купила эти туфли. Хорошо ещё, что обувь не норовила соскочить со ступни, так что и с порванным ремешком можно ходить.
Спускалась вниз она осторожно и медленно, глядя под ноги, и лишь после спуска осмотрелась, чтобы понять, куда же её занесло.
Вокруг красовались деревянные статуи, громоздились полки со всяким барахлом непонятного назначения, плетёные коврики и игрушки, подставки с оружием, баночки с травами... Сначала Карам решила, что это антикварная лавка, потом подумала, что это какой-то склад, а в итоге в замешательстве признала, что это нечто совершенно странное и дивное.
Она склонилась над веером, тот лежал на низком столике. Определённо древняя работа, ведь сейчас никто не вставляет в веер тонкие лезвия. Этой штукой так же легко убить, как острым ножом. На полке рядом стояли баночки с ароматическими "карандашами". Карам перенюхала их из любопытства.
Громкие голоса, долетевшие от раскрытой двери, через которую Карам сюда и попала, заставили её встревоженно оглядеться и спрятаться за полку. Она медленно пятилась назад по мере увеличения громкости этих голосов ― знакомых голосов. И меньше всего она хотела, чтобы её увидели, заметили, стали поддразнивать, насмехаться или оскорблять. Не обязательно это, в общем-то, иногда обладатели этих голосов пытались привлечь её внимание или добиться её расположения. Другое дело, что она не радовалась такой компании и не собиралась дарить никому внимание и ― уж тем более ― расположение. Карам ощущала бесконечную усталость и печаль, потому что изменить существующее положение дел она не могла. Никак и никогда.
Сон Карам ― корейское имя не могло дать ей корейское лицо, точнее, сделать её кореянкой на все сто процентов. Это имя даже полпроцента не добавляло к тем пятидесяти, что достались ей от отца. Другие пятьдесят отказывались идентифицироваться ― Карам не знала, какой национальности была её мать, сбежавшая почти сразу после её рождения. Хотя её отец тоже не мог похвастать глубокими познаниями в вопросе происхождения собственной супруги. Её называли цыганкой из-за смешанной крови ― вот и всё, что знали Карам и её отец о сбежавшей женщине, не успевшей стать для них родной и близкой.
Наверное, Карам с каждым годом всё больше походила на свою мать, потому что не раз она ловила на себе задумчивый и испытывающий взгляд отца. Нет, он никогда не говорил ей подобного, но эти взгляды время от времени...
Слишком изысканные черты лица, выразительные глаза, казавшиеся чересчур светлыми, бледная матовая кожа, крепкое сложение и каштановые волосы ― всё в её внешности выдавало чужую кровь. И хорошо бы, если б чужого в её внешности было очень много, чтобы легко сойти за иностранку, но словно в насмешку судьба смягчила её облик так, что люди сразу понимали ― смешанная кровь. Смешанная кровь ― это когда ни там и ни здесь, когда чужая всем, когда не понять, кто она есть, зачем и какая, когда она такая одна ― никого нет за её спиной. Если человек одинок, ни там и ни здесь, кто вступится за него? Верно, никто, поэтому обидеть легко и безопасно.
Когда Карам исполнилось восемь, она попросила отца отдать её в школу боевых искусств. В любую. Она училась бы прилежно всё равно, потому что желание защитить себя ― нет, отомстить ― полностью занимало её разум. Отец отказал ей. Не к лицу девочке синяки набивать и кулаками махать. Это против традиций и порядка. Может быть, но что-то традиции и порядок не спешили защитить её от нападок сверстников. Тем не менее, изменить решение отца ей не удалось. Радовало хотя бы то, что из-за крепкого сложения Карам была намного сильнее других девочек, а часто ― сильнее мальчишек. Для неё не составляло труда поднять что-то тяжёлое и швырнуть в обидчика. Или толкнуть так, что пострадавший летел долго и красиво. Или сильно ударить ногой куда придётся, но с нужными последствиями.
Вот только одной силы в её случае явно маловато. Сила внушала опасения всем вокруг, но не давала полной защиты и, уж тем более, сила плохо защищала от оскорблений словесных...
― Эй, мне показалось, или я видел нашу недотрогу?
Карам вздрогнула, чётко различив скрипучий голос, которым произнесли эту фразу у двери, сделала быстрый шаг назад, запнулась о ковёр на полу и упала на спину. Она замерла на минуту, потом завозилась, встала на колени, прижав к груди сумку. Некоторое время она не шевелилась, вслушиваясь, но голос вроде бы отдалился. Значит, никто не успел заметить, как она сюда зашла?
Карам вновь вздрогнула, но уже не от звуков, а потому, что краем глаза заметила какое-то движение рядом с собой. Она резко повернула голову и почти сразу отшатнулась. Моргнула. Рядом на полке валялась кукла. То ли ветошь, обшитая грубой тканью, то ли солома, то ли ещё какая пакость. Нелепая кукла с глазом-пуговкой, заметными стежками и аккуратно нашитым на грудь ярким сердечком. Сердечко и общий вид куклы настолько не сочетались, что оставалось лишь поражаться: какому психу могла прийти в голову мысль нашить на "это" миленькую аппликацию.
― Да точно вам говорю, я видел её собственными глазами! Куда она могла деться?
Карам сжала сумку обеими руками и затаила дыхание. Её взгляд невольно остановился на тряпичной кукле. Одна нога той свешивалась с полки.
― Куда? Тут и идти-то некуда. Спряталась где-то здесь, точно вам говорю...
Карам зажмурилась и обхватила сумку ещё крепче. В мыслях она повторяла лишь одно: "Только бы не нашли..."
― Да ну её к чёрту...
― Ещё чего! С места не сдвинусь, пока не выволоку из убежища за волосы. Умная какая, решила спрятаться, как будто это ей поможет...
Карам почти сжалась в комочек, подалась чуть вперёд и беззвучно прошептала:
― Уходите же... Просто оставьте меня в покое.
Как было бы замечательно, если бы её хотя бы не замечали, делали вид, что её просто не существует. Мечты...
― Да где же она?
К глазам подступили слёзы отчаяния, хорошо настоявшегося за все эти годы, поэтому Карам зажала себе рот ладонью, чтобы не выдать себя всхлипом или иным звуком.
― Вот чёртова же сучка... Я ещё и бегать за ней должен, чтобы она...
Карам закрыла руками уши, чтобы не слышать ничего, а слёзы всё же хлынули. Они лились по щекам, и плотно сомкнутые веки не могли их удержать. Она склонила голову и закусила губу, но всё-таки всхлипнула, испуганно зажмурилась ещё сильнее.
Время шло, и ничего не происходило. В конце концов, Карам открыла глаза и убрала ладони с ушей, смахнула слёзы с подбородка. Она смотрела на лежащую перед ней нелепую грязную куклу, та в ответ равнодушно смотрела на неё одним глазом-пуговкой. Вздохнув, Карам опёрлась рукой о полку, чуть приподнялась на коленях и огляделась, потом ахнула, когда внезапно палец кольнуло чем-то острым. Машинально она бросила указательный палец к губам и слизнула с него капельку крови.
Тряпичная кукла всё так же лежала на полке. Карам осмотрела её и решила, что укололась о кончик соломинки. Скорее всего. Хотя никаких торчащих соломинок разглядеть не смогла. Стоило бы взять куклу в руки и внимательно изучить, но Карам не смогла заставить себя. Кукла как кукла: старая, грязная и пошитая не слишком умело, ещё и с миленьким сердечком, но при взгляде на неё становилось зябко.
На улицу Карам выбралась спустя полчаса: осторожно высунулась, убедилась, что мимо идут только незнакомые люди, переступила через порог и побрела по тротуару к пешеходному переходу ― там горел красный. Она обернулась, чтобы проверить, есть ли вывеска над тем местом, где она пряталась.
Вывески над распахнутой дверью не оказалось, зато в тёмном проёме на миг промелькнуло лицо. Чьё-то. Или нет, но это походило именно на лицо, хотя она и различить ничего толком не смогла. У Карам мороз прошёл по коже, потому что этот кто-то совершенно точно посмотрел на неё. Именно на неё ― она буквально почувствовала взгляд кожей, хоть это и звучало дико.
Она отвернулась, уставилась на поток машин, но через миг обернулась опять, чтобы увидеть тёмного человека, покачивавшегося на широко расставленных ногах в десяти шагах от неё. Он сильно наклонился вперёд, безвольно свесив руки почти до земли, медленно поднял голову, но лицо спрятала завеса спутанных длинноватых волос. И он смотрел на Карам.
Она шарахнулась назад и едва не ступила на дорогу, бросила взгляд себе под ноги и уставилась на светофор. Попыталась. Потому что светофор заслонил то ли тот же самый тёмный человек, то ли другой. Длинная чёлка оставляла на виду лишь губы и подбородок.
Через миг по дороге промчался фургон, не оставив ничего от незнакомца, никаких следов.
Карам с силой сжала пальцами ремень сумки и сделала глубокий вдох, осторожно оглянулась. Дверь кто-то закрыл, никакой вывески над крыльцом, никаких подозрительных типов на полусогнутых за спиной. И впереди ни следов крови, ни торчащего посередь дороги тёмного парня. Зато вокруг полно либо спешащих куда-то людей, либо усталых и неторопливых, но все обычные и вовсе не напуганные. Достаточно для вывода, что странности видела лишь Карам, то есть, это её персональные странности или галлюцинации, например. Трусихой она никогда не была, но испугалась всерьёз, когда увидела... то, что увидела.
В студию она пришла, не убившись по дороге. Больше ничего странного с ней не приключилось, но от этого явления тёмных людей казались ещё более зловещими.
― Лист с треками готов, ― с порога порадовал её помощник. ― Сценарий тоже принесли, лежит на столе.
Формальность всего лишь, ведь он прекрасно знал, что Карам импровизирует. Когда рассуждаешь о людских проблемах и принимаешь в прямом эфире звонки от слушателей, никакой сценарий не в силах всё предусмотреть. Карам вела вечернюю программу уже пятый месяц ― ей нравилось, несмотря на проблемы со сценарием. Руководству нравилось тоже, раз они давали теперь целых два часа эфирного времени вместо одного.
― Добрый вечер, с вами сегодня снова я... ― начала передачу стандартным приветствием Карам, повернулась в кресле и устремила взгляд в окно, за которым сгущались сумерки. Дальше слова полились сами собой. Она говорила что-то о вечерах вообще, о звёздах и ночи, потом выслушала первого позвонившего и углубилась в дискуссию о способах избавления от накопившейся усталости, привычно шутила, язвила, блистала остроумием ― это она умела. Когда речь шла о телефоне и радио. Но если бы она оказалась с собеседником лицом к лицу, всё её красноречие тут же испарилось бы.
Ближе к концу передачи, когда за окном окончательно сгустилась тьма, Карам приняла предпоследний звонок.
― Я слушаю вас. Чем вы хотите поделиться?
Тишина в ответ. Хотя нет. Помощник Карам выпрямился за стеклом и отступил на шаг от аппаратуры ― динамики "дышали", хрипло, с трудом.
― Говорите, пожалуйста, ― невозмутимо попросила Карам и перевернула страницу журнала. Журнал соскользнул на пол от резкого движения руки, потому что теперь динамики затрещали, и где-то далеко на фоне сухого треска раздавалось тихое рычание. Мороз прошёл по коже. Невозможно было поверить, что подобные звуки издавал живой человек.
Карам и помощник переглянулись, после чего помощник отключил звонившего.
― Просим прощения за небольшие технические неполадки. Я вернусь к вам ровно через четыре минуты, а пока насладитесь, пожалуйста, композицией...
Она откинулась на спинку кресла под первые аккорды фортепиано и устало прикрыла глаза. Ещё и неполадки с оборудованием! Что за день такой?
― Вроде всё нормально, ― сообщил помощник, высунувшись на миг из аппаратной. Она кивнула, взяла стаканчик с кофе и повернулась к окну. Кофе выплеснулся ей на блузку безобразным коричневым пятном, но Карам даже не заметила этого, зато заметила прижатую к стеклу снаружи ладонь. На двенадцатом этаже. Затаив дыхание, она смотрела на ладонь до тех пор, пора рядом не проступило миловидное лицо. Аккуратные черты, смуглая кожа и пристальный тяжёлый взгляд. Кем бы ни был этот смуглый парень, он медленно сжал ладонь в кулак, оставив на стекле пять глубоких царапин. Причём поцарапал он стекло беззвучно.
Карам моргнула, и парень за стеклом пропал. Царапины ― тоже.
― Какого чёрта?.. ― беспомощно прошептала она, отставила стаканчик и потёрла глаза ладонями. Зря, потому что теперь сквозь стекло на неё смотрел другой парень: он прижался к стеклу чётко очерченными пухлыми губами, словно послал ей поцелуй, и исчез. На стекле остался алый отпечаток губ.
Карам резко выдохнула и отвернулась от окна. Лучше уж туда не смотреть вовсе ― полезнее для нервов. Она безупречно довела передачу до конца, попрощалась со слушателями и лишь тогда заметила пятно от кофе на блузке. Хорошо, хоть можно замаскировать шарфом.
Собиралась она спиной к окну. Обернуться очень хотелось, но выдержать характер удалось. Потом её ждало испытание в виде лифта. Одна она ехать боялась, спускаться по лестнице ― боялась ещё больше. Она мялась у лифта до тех пор, пока, наконец, не появилась группка сотрудников из технического отдела. Вместе с ними Карам зашла в кабину и притихла в уголке, опустив голову, чтобы не смотреть в зеркальную стену.
― Госпожа Сон что-то тихая сегодня. Передача прошла хорошо?
― Да, спасибо, ― тихо отозвалась она, продолжая разглядывать собственные туфли.
― Ещё немного ― и госпожа Сон совсем зазнается, перестанет с нами разговаривать, ― недовольно отметила одна из сотрудниц, стоявшая у двери.
Карам покосилась на её лодыжки и промолчала. А что она могла сказать? Опровергать заведомую ложь ― занятие глупое и бессмысленное, но законное возмущение привело бы к ссоре.
"Высокомерная", "холодная", "будто не от мира сего" шелестело в лифте. Карам закусила губу и продолжила взглядом сверлить лодыжки недовольной сотрудницы, пока на левой ноге болтушки не сомкнулись тёмные пальцы, покрытые язвами. От неожиданности Карам едва не вскрикнула, но успела зажать себе рот ладонью. Сотрудница продолжала изливать недовольство, не замечая прикосновения к ноге. Пальцы разжались и спрятались в тени, а на лодыжке остался зеленоватый отпечаток, словно браслет.
Карам невольно взглянула на зеркальную стену и облизнула враз пересохшие губы. В блестящей поверхности отражались люди, ехавшие в лифте, а перед ними стоял на полусогнутых ногах парень в тёмной рваной одежде. Опущенные руки, изъеденные язвами, безвольно болтались. Он чуть приподнял голову и посмотрел на Карам исподлобья. Взгляд, преисполненный боли и неизбывной тоски, заставил её отшатнуться и прислониться спиной к стене. Парень неловко вытянул руку и шагнул из зеркала в кабину, чтобы в один миг оказаться прямо перед Карам. Скрюченные пальцы схватили воздух у её лица, но к коже не прикоснулись. А когда она выдохнула и посмотрела вперёд, то уже не увидела этого странного парня, только спины сотрудников.
Из кабины она выскочила опрометью, пронеслась по холлу и выметнулась на улицу. Замерев на ступеньках, тяжело дышала и стискивала пальцами шарф так, будто он душил её.
Один на тротуаре, второй на переходе, третий за стеклом, четвёртый с кровавым поцелуем и пятый в лифте... Что это? Её персональный конец света? Или она окончательно спятила от отчаяния?
Она боялась ехать домой на автобусе, а метро она никогда не пользовалась, поэтому села такси. В машине обнимала сумку и никуда не смотрела, просто закрыла глаза. Открыла их тогда лишь, когда такси остановилось у её дома. Она снимала небольшую двухэтажную виллу уже три года, поэтому ни о каких лифтах речь уже не шла. В доме повсюду горел свет, а зеркал было мало, да и окна занавешены. Карам выронила сумку из рук, едва перешагнула через порог, и обессиленно опустилась на пол. Понадобилась пара минут, чтобы прийти в себя, но дома даже стены помогали.
Сварив себе кофе и слегка перекусив, Карам придвинула ноутбук поближе и попыталась найти что-нибудь похожее на то, что видела сегодня. Запищал телефон. Она сразу ответила, не взглянув на дисплей:
― Слушаю вас?
Ухо обжигало тяжёлое и хриплое дыхание, на фоне которого слышались звуки, какие обычно порождают шаркающие шаги.
― Кто это? Почему вы преследуете меня? Скажите хоть что-нибудь.
Зря она попросила об этом, потому что услышала тихое утробное рычание. Тут она невольно нажала на кнопку, сбросив звонок. Стиснув телефон в руке, забралась на стул с ногами и испуганно огляделась, только потом нашла в себе силы проверить, с какого номера ей позвонили. Широко раскрытыми глазами уставилась на пустую строку. Не "номер неизвестен", не "номер скрыт", не набор цифр, а просто пустая строка. Никогда прежде она не видела подобного. Поёжилась от расплескавшегося под кожей призрачного холода, опять огляделась и постаралась сосредоточиться на поисках информации.
Через час Карам полностью успокоилась и взяла себя в руки. В конце концов, над ней могли подшутить. Кто угодно. Это объясняло далеко не всё, но было ближе к истине, чем что-то иное. А может, она и впрямь спятила, но от безумия умирают не всегда. Порой это даже лечится.
Она заглянула в ванную, пустила воду и сходила в спальню за шёлковым халатом, заодно отнесла туда ноутбук и пристроила рядом с подушкой.
Понежившись в ванне с час, Карам вытерлась полотенцем, накинула халат и завязала пояс. Перебросив длинные влажные волосы через плечо, повернулась к зеркалу и едва не заорала во всю мощь лёгких, увидев там шестого тёмного гостя то ли разрисованного странными узорами, то ли в тату. Он тоже потянулся к ней рукой. Карам всё-таки вскрикнула испуганно, споткнулась и плюхнулась на пол, попыталась отползти, однако чьи-то пальцы крепко сжали её лодыжку. Она обернулась и увидела того самого типа с миловидным лицом, что торчал на двенадцатом этаже за окном. Из угла на неё смотрел любитель оставлять кровавые отпечатки своих губ на стекле... Наверное, где-то рядом были и другие, но их, к счастью, она уже не заметила, потому что нашла замечательный выход из сложившейся ситуации ― она потеряла сознание.
Глава 2
Глава 2
Карам шевельнула рукой и почувствовала под кончиками пальцев гладкую ткань. Она с опаской приоткрыла глаза. Вверху ― знакомый потолок спальни, приглушённый свет. Она лежала в собственной постели и...
Но сознание она потеряла в ванной!
Карам резким движением поднялась и села, провела ладонью по лицу.
Он взялся из ниоткуда, тот человек, которого она видела на переходе. Просто вдруг появился у стены напротив кровати, прямо перед её глазами. Он походил на сломанную куклу, сжимавшую в руке что-то вроде посоха. Тёмные волосы завесили половину лица, оставив на виду лишь подбородок и губы. И ещё ― левый глаз. Если у парня в лифте взгляд переполняла тоска, то у этого ― мрачная ярость.
Карам сдвинулась к изголовью, чтобы увеличить разделявшее их расстояние. Не помогло. С каждым ударом бешено колотившегося сердца незваный гость умудрялся оказываться всё ближе. Какие-то рваные, бесконтрольные, но одновременно стремительные движения.
Карам закрыла глаза, свернувшись клубком на подушке. Она обхватила себя руками и постаралась стать незаметной, но продолжала с ужасом ждать. Ждала чего-то вроде боли: вонзятся в шею когти или зубы, обрушится на голову навершие посоха в виде черепа или ещё нечто в таком духе. Ждала, затаив дыхание, и испуганно вскрикнула, в самом деле ощутив прикосновение к шее. Прикосновение пальцев, тёплых, как у живого человека.
Она не выдержала и повернула голову. Гость сидел рядом и прикасался к её шее, затем тронул её щеку. Лёгкие касания, даже нежные, но ярость в его взгляде плохо сочеталась с ними. Он отнял руку, пальцы мелькнули перед лицом Карам, заставив её вновь зажмуриться. И вновь вместо удара и боли мягкое прикосновение. Её всего лишь погладили по голове, словно ребёнка, словно пытались успокоить и образумить.
Карам удивлённо посмотрела на пугающего человека и сделала судорожный вдох, обнаружив у кровати ещё пятерых.
Шестой, с посохом, поднялся и отступил назад ― к пятёрке, остановился в центре, немного развёл в стороны руки и отвесил старомодный поклон.
Карам глупо пялилась на шесть тёмных фигур у своей кровати и не представляла, что же происходит. Они, в свою очередь, не сводили с неё глаз, даже, кажется, не моргали. Смущённая столь пристальным вниманием, Карам опустила голову и обнаружила на простыне тряпичную куклу, ту самую куклу, которую видела днём. Растерянно взяла, тронула кривой шов, повела левой ручонкой и вздрогнула, различив движение краем глаза. Вскинув голову, она ошеломлённо посмотрела на шестёрку. Их левые руки были в том же положении, что и рука куклы. Карам прикоснулась к правой руке куклы и приподняла её. Шестёрка в точности повторила это.
Карам торопливо положила куклу перед собой и уставилась на неё. Бессмысленно, ведь никаких надписей на грязной ткани не имелось. Ни надписей, ни подсказок. Просто аляповатая кукла и шесть почти одинаково высоких парней, повторявших за куклой всё. Карам поглядела на шестёрку, убедилась, что они ждут чего-то неведомого ей, и вновь взяла куклу в руки, медленно повернула, осмотрев со всех сторон, но так ничего и не нашла. Хотя нет, нашла кое-что ― следы, словно куклу прокалывали иглой или спицей, и пятнышки крови. Она на миг задумалась, потом с сомнением покосилась на шестёрку. Если они повторяли всё за куклой, то как же... То есть, они наверняка же чувствовали...
Карам, немного успокоившись, положила куклу на подушку, сползла с кровати и добралась до столика с зеркалом. Порывшись в коробке, нашла самую длинную швейную иглу и приблизилась к шестёрке. Растерянно скользнула взглядом по их лицам, неподвижным и отстранённым, шагнула к парню с посохом и неуверенно подняла руку. Он просто смотрел на неё и ждал, и не пытался прикончить на месте. Поколебавшись с минуту, Карам дотронулась до его щеки. Тёплая, настоящая и живая ― на ощупь. Она прикоснулась к его шее, но пульс уловить не смогла. Смотрела на него долго, прежде чем осмелилась взять за правую руку и повернуть ладонь. Сначала она уколола иглой, потом усилила нажим. Он по-прежнему смотрел на неё и хранил неподвижность, словно не чувствовал боли. Карам стало не по себе, когда игла пронзила ладонь насквозь. Убрав иглу, она пялилась на кожу, где не проступило ни капельки крови.
Чёрт возьми, он выглядел живым, был тёплым, но не чувствовал боли, а из ран не шла кровь. Это что вообще такое?
Карам скрестила руки на груди и прошлась вдоль шеренги из шести подозрительных типов. Она постаралась думать последовательно и логично.
Итак, она увидела куклу, порыдала над ней, ей укололо палец, после чего начала мерещиться всякая чертовщина, звонки ещё пугающие, а затем шесть подозрительных типов торчали в её спальне, у её кровати и чего-то от неё хотели. Вряд ли убить или отпущения грехов, но чего-то же они хотели! И смотрели на неё так вопросительно...
Кстати...
― Вы кто? ― слабым голосом поинтересовалась Карам. Тишина в ответ, только вопросительные взгляды со всех сторон. ― Что вам нужно от меня?
Никакой реакции ― ничего, одно лишь молчаливое ожидание.
Прихватив ноутбук, Карам обосновалась в кухне и включила кофеварку. Потом ногам стало холодно, и она выскочила в гостиную за пушистыми тапочками, но тут же налетела на смуглого типа, который неуверенно держался на ногах. Карам вздохнула, взяла его за руку и усадила в кресло. Столкнулась с разрисованным синими узорами парнем, отправила на диван, пристроила рядом типа с пронзительным взглядом. Изъеденного язвами и любителя поцелуев запихнула на другой диван. Полюбовавшись на результат, повернулась к кухонной двери и вспомнила про шестого с посохом, но вот как раз его нигде не оказалось. Карам пожала плечами, на всякий случай громко попросила гостей не ползать по дому, а тихо сидеть там, куда их посадили.
Вооружившись чашкой кофе и ноутбуком, Карам взялась за разгадывание загадок. Примерно час она пыталась сформулировать запрос, искала изображения кукол, хоть немного похожих на ту, что покоилась сейчас на подушке в спальне.
Карам настолько увлеклась поисками, что не сразу заметила, как выпила весь кофе. Идти за новой порцией в тот миг было не с руки, а когда она вновь потянулась за чашкой, вспомнила, что там пусто. Однако, вопреки всему, чашка согрела её ладонь теплом, и Карам ошарашенно уставилась на кофе. Повернув голову, увидела рядом с собой шестого, с длинной чёлкой. В левой руке он по-прежнему сжимал посох. Вокруг хватало стульев, но он стоял. Ей пришлось усадить его, опустив ладонь ему на плечо.
Она смотрела на ту часть его лица, которую не прятала длинная чёлка, а затем потянулась пальцами к тёмным прядям, чтобы отвести их в сторону. Он твёрдо сжал её запястье, не позволив сделать это, едва заметно качнул головой и мягко отстранил её руку. Тогда Карам пожелала взглянуть на посох, и ей опять не позволили это сделать.
― Я не собираюсь забирать его, просто хочу посмотреть поближе.
В конце концов, хотя бы на посохе должны же быть какие-то подсказки. Её не услышали и посох ей не отдали.
Карам сердито уткнулась в монитор и решила поискать что-то похожее на короткий посох с черепом вместо набалдашника. Нашла кучу всевозможных вариантов и принялась последовательно изучать их. Изучала до девяти утра, полдесятого позвонила на работу и предупредила, что выйти не сможет, то же самое сообщила куратору. Выйти из дома она пока не могла, поскольку вся эта подозрительная шестёрка наверняка потащилась бы следом за ней. Глупо шляться в такой компании, если ни черта о ней не знаешь.
Через час позвонила одна из сотрудниц с радио и сообщила скорбную весть: умерла та самая дамочка, что накануне в лифте выражала недовольство, ― что-то с сердцем, спасти не смогли. Прямо с телефоном у уха Карам метнулась в гостиную и уставилась на изъеденного язвами парня: большая часть этих язв пропала, и он выглядел теперь намного лучше остальных ― не идеально, но лучше.
Сообразить, что к чему, труда не составило. В общих чертах.
Эти шестеро как-то чуяли, кто причиняет боль Карам, и наказывали виновных. Радикально наказывали ― посредством смертной казни. Неужели они прямо всех без разбора убивают? Такими темпами через месяц в городе никого не останется.
Карам вернулась к ноутбуку и продолжила поиски. И не заметила, как уснула.
Проснулась она на кушетке у окна, заботливо закутанная в покрывало. Она потянулась и приподнялась на локте, чтобы потом шарахнуться назад. У кушетки на полу сидел парень с посохом и пристально смотрел на неё. Карам вздрогнула, оценив его взгляд на сей раз как голодный. Подумала про печенье в вазочке рядом, но решила, что вряд ли он удовлетворится печеньем, если вообще есть будет такое.
― Ты вовсе не говоришь?
Зато он рычал, как настоящий волк: тихо и низко ― душа уходила в пятки. Поначалу.
Карам выпуталась из одеяла, направилась к кофеварке, по пути скользнув по темноволосой голове ладонью в мимолётной ласке. Всё-таки он торчал у кушетки, пока она спала. Наверное, охранял. Или решал, кусать или не стоит. Раз не укусил, значит, можно погладить.
Карам забралась на стул с ногами и вновь уткнулась в монитор.
Через несколько минут запищала кофеварка, и Карам дёрнулась, чтобы сбегать за чашкой. Не потребовалось ― ей принесли кофе и подали с едва заметным изысканным поклоном. Интересно, как чудак с посохом умудрился не пролить напиток на пол, если двигался странно и неуверенно, пошатываясь? Загадка.
Сесть на стул сам он не мог, вероятно. Чтобы он сел, нужно было положить ладонь ему на плечо и легонько нажать, что Карам и проделала. Правда, сверлящий взгляд в спину не способствовал остроте её ума, поэтому она пересела так, чтобы между ними оказался монитор ― пусть и символическое, но прикрытие.
Иногда Карам смотрела на странного парня поверх монитора, а он неизменно продолжал смотреть на неё, только на неё. Все шестеро смотрели только на неё, когда же она уходила в другую комнату, их глаза становились пустыми, словно у настоящих кукол. Пожалуй, Карам именно это назвала бы самым пугающим. Страшно, когда нечто выглядит живым человеком, а ведёт себя как кукла.
Она просмотрела ещё несколько файлов, выглянула из-за монитора и принялась изучать левую сторону лица шестого с посохом.
Черты трудно назвать правильными и безупречными, да и рот великоват... В воображении она дорисовала то, что скрывала чёлка. Всё вместе смотрелось очень даже впечатляюще. Почему-то. Карам даже сказала бы, что он красивый, странно красивый, несмотря на неправильные черты. А может, как раз благодаря им?
Она оценила линию подбородка, добралась до скулы и наткнулась на неподвижный взгляд. Смутилась и спряталась за монитором. Вовремя, потому что в следующем файле оказалась картинка с коротким посохом подчинения вуду, очень похожим на тот, что держал в руке шестой. Упоминалась и кукла, более того, именно кукла являлась ключом для заклинания. И кукла отличалась от обычного вольта.
Карам растерянно потёрла висок. Что ещё за заклинание? Она никакого заклинания не произносила. Она вообще ничего не сделала, чтобы заполучить в подарок куклу, полдюжины странных и убийственных ― в прямом смысле слова ― парней и посох вуду.
Итак, куклу делали на основе уникальных рецептов, и эти рецепты у каждого колдуна были свои. Проще говоря, куклу делали из того, что оказалось под рукой, так решила для себя Карам. И кукла представляла собой исходный материал. Чтобы заклинание начало работать, нужны слеза, слюна или кровь.
Тут всё ясно, слеза в тот день вполне могла попасть на куклу, и именно так Карам влипла в историю. Нечего над подозрительными куклами рыдать, хотя предупреждение несколько запоздало.
Слеза, слюна или кровь, попавшие на куклу, порождали гомункулов ― искусственных людей, тех же кукол, только идентичных людям. При некотором сходстве с зомби и вольтами эти гомункулы были более совершенными. У них нет крови, им не нужно есть и пить, они не спят и не устают. И они воплощают семь грехов.
Минуту! Почему семь, если их шесть?
Дальше шло пояснение, что седьмой грех выпадает тому, кто призвал гомункулов, и самой кукле. То есть, шесть гомункулов и один призвавший с куклой. Вместе ― семь. Срок жизни всех семерых ― сорок дней, а кукла, как и заклинание, бессмертна.
Что?!
Карам чуть не свалилась со стула и придвинула ноутбук ближе.
Почему это сорок дней?
Потому что ей следовало выбрать из шестерых одного и заплатить. Плата зависела от её выбора. Если не платить сорок дней, все умрут, включая её. Если платить исправно, все будут жить припеваючи и выполнять её приказы. В общем-то, платить она будет лишь одному, но получит всех шестерых, просто остальных обеспечивает силой тот, кого она выберет.
Гомункулы умеют говорить, но тогда лишь, когда сыты. Если не кормить, они будут саморазрушаться и всё больше походить на кукол. У них есть ранги, но нет имён. Имена гомункулам должен дать хозяин. Какова плата, сказано в посохе.
Карам закрыла глаза ладонью и вздохнула. Выходит, выбора особого и нет у неё. Если она ничего не сделает, через сорок дней просто умрёт. Сомневаться тут как-то не с руки, ведь вот они, шесть, заявились сами к ней в дом.
Что ж...
Она вернулась к файлу и полюбовалась на первый ранг.
"Чтоб воля настигла виновных везде,
выбирай Змея, парящего в небе,
он суд свой вершит свысока".
Парящий в небе Змей? Двенадцатый этаж и смуглый чудак за стеклом, наверное, речь шла о нём.
"Коль выберешь Хаос, что так
застенчив и грозен одновременно, -
заплатишь за выбор вдвойне".
Хаос... Может быть, тот, кого она увидела первым? Он тогда стоял в нескольких шагах от неё, а потом исчез. Застенчив и грозен, ведь так?
"Бедствие пламенем дышит
и руку тебе может обжечь,
коль выберешь, сон позабудешь".
Тут она задумалась надолго, потому что не видела, чтобы хоть один из гомункулов дышал пламенем. Разве что тот кадр, который оставил отпечаток своих губ на стекле, красный отпечаток. Красный ― пламя. Ну, может же так быть? Значит, это он Бедствие.
"Всё ты узнаешь, коль позовёшь
Ритуал, раскрашенный синим,
но знание будет болью тебе".
С этим просто ― узорами на коже щеголял всего один.
"А Воина пуще всего берегись -
Он души забирает, Шесть ― с ним, -
кровью и жизнью плати".
Невольно Карам вновь глянула поверх монитора. Он или нет? Скорее всего, ведь именно он с посохом.
"Коль Токсин решишь ты выбрать,
болезни подкосят виновных, цена -
свой рассудок навеки отдать".
Токсин ― тот, что с язвами, больше некому.
"Вот они, Шесть, ты взгляни.
Сейчас ― выбирай.
После ― плати".
Многообещающе... И плата скрыта в посохе, а посох Воин отдать отказался, даже прикоснуться не позволил. И как быть тогда? Не выбирать же на глазок или с помощью подбрасывания монетки. И не заставлять играть всех шестерых в "камень, ножницы, бумага".
Карам встала и прогулялась к окну, постояла там немного, обошла вокруг стула, где сидел Воин.
Нет, не отдаст он посох, и пытаться не стоит. И где же там о плате говорится? На самом посохе? Или где-то внутри?
Карам снова прошлась вокруг стула, затем всё же приблизилась.
― Можешь показать мне посох? Так, чтобы я не прикасалась, но смогла рассмотреть?
Он молча вытянул перед собой левую руку, и тёмный череп замер перед глазами Карам. Сработало. Она склонилась над древком, повернула голову, чтобы лучше разглядеть. На тёмной поверхности ни букв, ни значков, на черепе тоже ничего. Судя по всему, череп не снимался. Зато потом она различила едва заметную трещину у другого конца, не сразу, но сообразила, что нечто вроде острия можно открутить. Именно это она попросила сделать. Воин послушно свинтил остриё, уронив на пол свёрнутый в трубочку лист. Нет, не лист. Карам осторожно подняла кусок кожи, который использовали вместо бумаги. И ей совершенно не хотелось строить догадки, кому эта кожа принадлежала прежде.
Она развернула послание, уставилась на неведомые значки и моргнула, когда они слились в сплошное пятно, чтобы после превратиться в понятные ей слова.
"Змею плати жизни годами,
Хаосу плата двойная ― сердцем и удачей,
Безумие мысли и сон заберёт,
Ритуал питается чувствами,
Воина кровью корми точно в срок,
Токсин ― в обмен на рассудок.
Но помни, что душу потом
Отдать придётся ещё".
Карам сверилась с записями на ноутбуке и задумалась. Если мыслить логично, то, получается, Змею она должна платить временем, если выберет его. Срок жизни ― сорок дней, вероятно, платить она должна каждые сорок дней, то есть, каждые сорок дней она будет отдавать Змею год своей жизни...
Карам открыла калькулятор и задумалась. Допустим, ей осталось жить лет пятьдесят, по году раз в сорок дней... Это она протянет при таком раскладе лет пять, а потом платить будет уже нечем. Печально.
Хаосу ― сердце и удача. Это как? Вот прямо сразу вырвет сердце? Тогда при чём тут удача? Или сначала удача, а сердце потом, на закуску? Как это вообще понять можно? Она невезучей станет, что ли?
Карам нарисовала много вопросительных знаков на листке возле слова "Хаос". Сердце вызывало сомнения, а удачливой она никогда не была. Пожалуй, тут ей просто нечем платить вовсе.
Бедствие кормился мыслями и снами. То есть Карам не сможет спать и... думать? Или её мыслями будет управлять Бедствие? В любом случае, не лучший вариант.
Ритуал и чувства, ещё там про боль было что-то. Если он "питается" чувствами, не значит ли это, что Карам перестанет чувствовать вовсе? С другой стороны, о боли и отчаянии она знала всё и даже больше. Пока это ― лучший вариант.
Воина кормить кровью. Выглядит просто. В чём же тут подвох? В стишке было про жизнь, кровь и душу, а на коже ― только кровь на ценнике. Просто раз в сорок дней разрешать попить крови... Всё ещё просто ― смешная цена на фоне всех остальных.
Токсин? Этому рассудок подавай, а значит, Карам будет тихо сходить с ума. Жаль, что рассудок нельзя посчитать в годах и определить, как долго она сможет платить. Что-то подсказывало, что недолго.
Карам полюбовалась на листок и вновь задержалась взглядом на строке с Воином. Всего лишь кровь раз в сорок дней. Всю точно за раз не выпьет, даже если пьёт много. Вроде бы, лучше выбрать его. Но тогда почему "А Воина пуще всего берегись" сказано? Бессмысленно же.
И ещё этой ораве надо дать имена...
Карам направилась в гостиную, сняла с полки первую попавшуюся книгу и посмотрела на смуглого Змея, раскрыла книгу и ткнула пальцем наугад. Получилось "Эн".
― Надеюсь, такое странное имя тебе по душе, Эн.
Карам полистала страницы, взяла другую книгу и опять выбрала наугад. Хаос получил имя Лео, а Бедствие ― Кен. Она вновь поменяла книгу и выбрала для Ритуала имя Рави, после чего томик Верлена вернулся на полку. Когда же она потянулась за новой книгой, столкнулась с Воином. Он вручил ей книгу в потёртой обложке.
Карам смотрела на него и бездумно листала страницы, остановилась на "Хон". Странно называть его так, ведь можно это понять как просто "красивый". Она полистала ещё и уткнулась в "Пин". Ещё хуже. Хон и Пин, Хон и... Хонбин? А вот это уже...
― Хонбин, ― тихо повторила она и ткнула пальцем в новую страницу. Токсин превратился в Хёка.
Карам нерешительно обвела взглядом всех шестерых. Теперь она понимала, чего именно они ждут, ― её выбора. Но как же выбрать так, чтобы последствия... Глупая надежда, ведь сказано же было, что "душу потом отдать придётся ещё". Такие заклинания не могут стоить дёшево. У каждого выбора есть свои плюсы и минусы. Кого бы она ни выбрала, результат всё равно будет тот же. Она бы отказалась, но слова про срок в сорок дней не походили на шутку. Либо она принимает правила игры и играет, либо умирает.
Умирать ей не хотелось совершенно.
Карам повернулась к Хонбину, помолчала, собираясь с духом, и едва слышно произнесла через минуту:
― Выбираю тебя.
И она поспешила убраться на кухню, чтобы присесть, а то ноги подкашивались. Она не слышала, как он подошёл, а, скорее, почуяла его присутствие, резко поднялась со стула и обернулась. Запрокинув голову, посмотрела на него.
― Я должна заплатить, знаю. И я готова. Но как?..
Карам умолкла, потому что не представляла, как уточнить, будет ли он кусать её, словно вампир, или забирать кровь мистическим образом, или нужна капельница и...
Он просто повёл перед её лицом посохом, и у неё тут же закружилась голова. Она собиралась упасть, но не упала. А после ― закрыла глаза, провалившись во тьму.
Очнулась будто бы всего через минуту в собственной кровати. Голова всё ещё кружилась немного. Карам провела ладонью по лицу и заметила тонкий порез на правом предплечье, над запястьем. Сантиметра три в длину, ровный, и он уже затянулся бурой корочкой. Руку там немного жгло, почти неощутимо, если не сосредотачиваться на порезе. Странно, она не ожидала, что платить придётся так мало ― из подобного пореза много крови не вытечет.
Карам вздохнула и повернула голову налево. На подушке лежала кукла, и именно на неё Карам уставилась сначала, только потом различила левую половину лица Хонбина и встретила его взгляд. Кажется, он шепнул: "Спи", и она послушно заснула.
Проснувшись, Карам первым делом обошла весь дом, но не нашла и следа недавних гостей. Все шестеро будто расточились в воздухе. С одной стороны, это означало, что она не наткнётся внезапно на кого-нибудь из них, с другой ― всё случившееся казалось сном, нереальным и бредовым. Только тонкий след от пореза на руке и кукла на подушке доказывали, что никакой это не сон.
Карам быстро собралась и вылетела из дома пулей, чтобы успеть на лекции, по привычке остановилась у фургона-закусочной на углу. Роясь в сумке, скороговоркой бросила:
― Двойной кофе и плитку шоколада.
Выудив из бумажника нужную сумму, она вскинула голову и едва не села прямо там, где стояла. Кофе и шоколад ей протягивал Лео ― он выглядел совсем иначе в синей униформе. Слишком серьёзный, пожалуй, но вполне себе человек.
― С-спасибо... ― пробормотала Карам, вручив ему деньги и получив заказ. Она всё ещё неприлично пялилась на Лео и пыталась сообразить, насколько это вообще реально. Если он не настоящий человек, то у него нет документов. Зачем они ему? Но его как-то взяли на работу. Или работа тоже фикция? Но эта закусочная существовала задолго до появления Лео.
Карам помотала головой и беспомощно вздохнула ― она ничего не понимала. Немного неловко улыбнулась Лео и поспешила к пешеходному переходу, на ходу делая маленькие глотки кофе из стаканчика. И едва не подавилась, когда на середине перехода мимо неё прошёл Хонбин. Она даже остановилась и обернулась, чтобы убедиться. В самом деле, Хонбин. Чёрный костюм, белоснежная рубашка, знакомая длинная чёлка, разве что посоха нет в левой руке.
Со всех сторон забибикали машины, и Карам пришлось пробежаться до тротуара. Она допила кофе и забралась в салон автобуса, а потом увидела из окна торчавшего на мосту Эна. Он смотрел прямо на неё, словно для него не существовало расстояния и бликов на стекле. Сама Карам тоже не могла так детально рассмотреть его лицо, просто знала, что это именно Эн и ощущала его взгляд кожей.
На выходе из автобуса, на остановке возле университета, Карам столкнулась с Кеном, тот как раз заходил в автобус. Он широко улыбнулся и шутливым жестом предложил ей спуститься по ступеням, а после сам исчез в глубине салона.
В аудитории Карам полюбовалась на Хёка, который оказался новым студентом в её группе, а Рави внезапно записался в преподаватели древней истории.
Через час у Карам окончательно сложилось чувство нереальности происходящего. Она не представляла, как это возможно вообще. Или это сон такой?
Судя по злобным взглядам пары одногруппниц, вряд ли это сон. Хорошо ещё, что самый "ярый поклонник" Карам решил прогулять занятия сегодня.
Она косилась на Хёка время от времени, тот теперь выглядел совершенно нормально и симпатично, без всяких язв на коже, но выбросить из головы то, что он Токсин, Карам не могла. Рави, впрочем, тоже расхаживал без узоров на лице. Хотя чего уж там, все шестеро казались обычными людьми. Быть может, чересчур эффектными и запоминающимися, яркими, но людьми. Чёрта с два скажешь, что гомункулы или куклы.
Карам иногда ёжилась от внимательных взглядов своих то ли телохранителей, то ли слуг. Она не привыкла быть на виду и в центре чьего-либо внимания. Чаще её игнорировали, да и сама она привыкла держаться в тени ― проблем меньше.
После занятий она поспешила в студию, опять встретив по дороге всю шестёрку. Каждый из них просто проходил мимо неё, словно обычный прохожий, как будто они друг друга прежде не встречали. Они появлялись всего на миг, позволяли увидеть себя и пропадали с глаз, но Карам по-прежнему чувствовала себя под неусыпным надзором. Или охраной.
На двенадцатый этаж она поднималась одна. Почти. В зеркале торчал Хёк. Именно в зеркале, но не в кабине. Давненько она не испытывала столь острых и незабываемых ощущений от простой поездки в лифте. Прошлое приключение не в счёт ― тогда это казалось бредом, а сейчас она точно знала, что всё по-настоящему.
Вылетев из лифта, Карам свернула в кафе, сделала небольшой заказ и посмотрела на часы. До передачи ещё целый час оставался, поэтому она могла себе позволить посидеть в кафе подольше и собраться с мыслями.
В блокноте друг за другом появлялись записи, где слова плохо сочетались, а смысл фраз терялся. Сложно было смириться с нынешним положением дел, ведь отчасти это походило на сказку. Есть человек, у которого всё плохо, и внезапно он получает какую-то тёмную власть над другими. Просто так. Ладно, не просто так ― за это нужно платить, но всё же. Мир вокруг не похож на сказку, а чудеса давным-давно вышли из моды ― даже те, за которые надо платить. Рай и ад тоже уже не актуальны. Вроде бы можно всё принять и особо не ломать голову, а пользоваться властью на всю катушку, но в глубине души скользкой змеёй притаился страх. А что, если куклы решат, что им не нужен хозяин? Какова роль платы и так ли она важна? Довольно ли колдовским куклам нескольких капель крови раз в сорок дней?
Карам закрыла блокнот и сунула его в сумку. Хватит переводить бумагу, если толковых мыслей всё равно нет. Вывод тут лишь один ― ей страшно, вот и всё. Она не знала, как сильно изменится её жизнь, надолго ли, и стоило ли идти на это вообще.
Пальцы помнили тепло кожи Хонбина, но он не человек, как ни крути. Можно ли заменить куклами людей? Можно ли... Ведь даже эти куклы не рядом с ней, а изображают посторонних, которые с ней вроде как не знакомы.
Карам допила кофе, прихватила сумку и отправилась в студию. У двери её перехватил помощник.
― Там к тебе пришли. Список композиций уже готов. Нужно что-то ещё?
― Нет, всё как обычно. А кто ко мне пришёл?
― Тип какой-то. Говорил что-то про перекупку прав на передачу. Возможно, будет нашим новым боссом, если руководство согласится...
― Ясно, ― отмахнулась от продолжения Карам. Она решительно повернула ручку и зашла в студию, привычно оставила сумку в аппаратной и перешагнула через порог.
Он встал со стула и слегка поклонился. Длинная чёлка качнулась, приоткрыв на миг уголок правого глаза.
― Рад видеть вас, госпожа Сон.
Низкий голос, глубокий, мягкий и тёплый. Она ни разу не задумывалась прежде, как звучал бы его голос, но теперь, услышав внезапно, думать не могла вовсе. Просто стояла и смотрела на него. Он протянул ей визитку. Ли Хонбин, генеральный директор чего-то там. Чего именно, она не дочитала. Какая разница? Это же не по-настоящему. Наверное.
Сжав пальцами визитку, она обошла вокруг стола и опустилась на стул, потом спохватилась и жестом предложила ему тоже сесть. В тишине они смотрели друг на друга. И хотя между ними располагался стол, отчего-то казалось, что они сидят близко, очень близко.
― Как... То есть...
― Так удобнее.
Как мило. Он понимает её с полуслова?
― Ты следишь за мной?
― Мы всегда рядом. Просто скажи, что тебе угодно, любому из нас.
― Любому? Но я выбрала тебя.
― Со мной ― Шесть, ― пустым голосом напомнил он. ― Я буду смотреть глазами каждого из нас, так ты решила.
― Значит, я всего лишь выбрала способ оплаты?
Пустой взгляд, пустой голос:
― Можно и так сказать.
― А ты мог отказаться?
― Смысл моего существования в том, чтобы выполнять твою волю. Чего ты желаешь?
― Чтобы ты никогда больше этого не произносил. Того, что смысл твоего существования... Ты понял?
― Да.
Она поставила локти на стол и сплела пальцы, посмотрела на лист с позавчерашним сценарием. Увы, подсказок там не нашлось.
Как быть, если кукла вдруг становится интереснее, чем живые люди? Скорее всего, у Карам было не всё в порядке с головой, но она честно пыталась угадать, о чём думает Хонбин, что чувствует и чувствует ли вообще.
Его взгляд менялся, и Карам сама это видела. То ярость, то пустота, то холод... Раз есть такие эмоции, должны быть и другие. Нельзя чувствовать наполовину. Но достаточно ли умения чувствовать, чтобы быть полностью живым? И каково ему тогда осознавать, что он вынужден подчиняться ей и исполнять любые её прихоти?
К слову, а любые ли?
― Как далеко я могу зайти в своих желаниях?
― Так далеко, как захочешь.
― И звёзды с неба достать?
― Если тебя не смутит то, что Земля перестанет существовать вместе с тобой.
Карам ошарашенно уставилась на него. Она разглядывала каждую черту его лица, доступную её взгляду, и пыталась понять, серьёзно он это ляпнул, или это у него чувство юмора проснулось.
― И всё-таки я не понимаю, какова граница. Желания могут касаться чего-то материального? Или речь только о человеческих жизнях?
― Например?
― Если я захочу получить сто тысяч долларов?
― Ты их получишь.
― Эйфелеву башню?
― Сложно. Но я могу сделать так, что ты проснёшься в Париже. С видом на Эйфелеву башню.
― Спасибо, не стоит. Убить кого-то?
― И не только.
― А лимит желаний?
― Его нет. До тех пор, пока ты жива.
― Но если ты меня убьёшь?
― Я не намерен этого делать.
― А если это будет моим желанием?
Вот тут он промолчал. И Карам не смогла понять: растерянность это или молчание в знак согласия.
― Значит, любое моё желание будет учтено?
― Тебе нужно лишь приказать.
Карам откинулась на спинку стула, вновь всмотрелась в левую половину его лица. Невозмутим, собран, немного равнодушен. Невольно она задержала взгляд на его губах. Интересно, какая у него улыбка? И способен ли он улыбаться вообще?
― Ты можешь вести себя как мой друг, а не как слуга, ― наконец, высказалась она. Хонбин говорил о приказах, но у неё не получалось формулировать желания в приказном виде ― для него. ― У меня передача начнётся через пятнадцать минут. Ты хочешь ещё что-то мне сказать?
Он молча поднялся, отвесил лёгкий полупоклон и ушёл, бесшумно прикрыв за собой дверь.